Беседы с батюшкой. Современность и актуальность христианства

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает председатель Отдела по молодежной, миссионерской и катехизаторской работе Гатчинской епархии священник Николай Святченко.

– Тема сегодняшней передачи – «Современность и актуальность христианства». Говоря о современности и актуальности христианства, конечно же, мы сразу отвечаем на многие вопросы, которые задают нам разные люди. В том числе те, кто стоит еще не в церковной ограде, а за ней и, может быть, еще смотрит на Церковь с осуждением. Потому что нас часто обвиняют в том, что Православная Церковь – это Церковь либо фанатиков, либо пожилых людей. И, по изречению одного человека, нужно быть очень наивным, чтобы верить в Бога и ходить в церковь. И еще говорят: зачем нам нужна церковь? «Если я верю в Бога, я могу в Него верить самостоятельно, мне не нужны никакие посредники». И так далее. 

Недавно я общался с молодыми людьми, которые приехали на один из важных и нужных форумов (его проводила Русская Православная Церковь). И человек, участвующий в работе этого форума, сказал: «Я ни за что не пойду в церковь, вы меня не заставите туда пойти». И он прямо злился... Мы знаем, таких позиций много. Мы говорим о современности и актуальности христианства, и, наверное, этот вопрос волнует действительно многих, в том числе и людей, которые постоянно ходят в церковь и считают себя воцерковленными христианами. Поэтому вопрос такой: все же в чем современность христианства? 

– Спасибо, очень интересная тема. С одной стороны, каждый воцерковленный человек, участвующий в таинствах, знает о том, что Христос нужен и Церковь нужна для спасения души и тела, для обретения жизни вечной. Мы это знаем, потому что переживаем это на опыте. Поэтому часто воцерковленный человек, уже много лет участвующий в духовной жизни, в Евхаристии, может это знать на опыте, но не может как-то передать этот опыт другим, поскольку он индивидуальный, внутренний. Это то, чем очень сложно делиться, и в этом есть очень серьезный «стоп» в отношении миссионерской деятельности христианства и православия. 

С другой стороны, есть все те изменения, которые претерпело современное общество и конкретный человек. И человек нам представляет себя как того, которому может быть нужен Христос. Христос становится для него актуальным и необходимым тогда, когда человек начинает искренне задумываться о себе, кто он такой, когда появляются какие-то размышления о самоидентификации, когда человек начинает воспринимать жизнь как дар, как чудо. А чудо прежде всего в том, что есть я как некая потрясающая личность, индивидуальность. Это не просто набор каких-то винтиков и болтиков в этом материальном мире, а что-то неуловимое, уникальное, что мы называем «я», то, что отличает нас друг от друга: наша личность (или, говоря религиозным языком, душа). 

То есть человек в какой-то момент начинает осознавать, что вся его жизнь не сводится к тому, чтобы просто набить живот или совершить определенный механический ряд всем известных действий, что его сознание и индивидуальность не ограничиваются просто работой мозга. Мозг, как и любой другой наш орган, однажды ляжет в могилу и там же исчезнет. Но вот это уникальное самосознание того, что мы имеем какую-то частицу Божественного, то есть переживание жизни как чуда, способно современного человека (как кажется, абсолютно оторванного от религиозной жизни) привлечь к Богу. 

Кроме того, человеку очень тяжело долго оставаться в рамках материализма и неверия, человек имеет различные суждения, ищет справедливости, оценивает ситуации, насколько все вокруг справедливо или несправедливо, красиво – уродливо, хорошо – плохо. Все эти константы мы не найдем в материальном мире, они не имеют никакого отношения к материи, и мы не можем никоим образом их оттуда вычленить. Это то, что, как говорил 

Иммануил Кант, вложено в наше сознание как некие ячейки, Богом данные, которые мы в течение жизни наполняем различной информацией, соизмеряем справедливость и ложь, хороший поступок и плохой, красоту и ужас. И, даже оставаясь подчас внешне неверующим, атеистом, человек ведет такую активную духовную жизнь… 

– Вопрос телезрителя: «Проблема христианства состоит в том, что у христиан нет четкого понимания своей веры. Что Вы об этом думаете?» 

– Христианство среди всех известных религий является самой философски и догматически структурированной религией, верой, которая дошла до предела в своем богословии, писавшемся на протяжении двух тысяч лет (особенно последних полутора тысяч лет). Есть несколько тысяч, как мы бы сейчас сказали, докторских работ. Практически на каждое слово Писания написано по нескольку трактатов отцов, учителей Церкви, современных профессоров, докторов наук. И, конечно, христианство является в этом смысле самым богословски развитым вероучением. Поэтому я считаю, что здесь упрек необоснованный. Может быть, вопрос касался чего-то другого? 

– Может быть. Мы сами иногда не умеем выразить свой личный духовный опыт. С другой стороны, конечно, изучать свою веру мы обязаны. 

– Конечно, это необходимо. Тем более сейчас, поверьте, это делать гораздо проще и легче, чем христианам III, VI или VIII века, поскольку сейчас у нас есть огромные возможности добраться до любого информационного источника, до церковной истории, до различных богословских эпизодов, споров Вселенских Соборов. Сейчас информации просто сотни тысяч или миллионы терабайтов. Другое дело, что нам привычнее и приятнее листать что-то в телефоне, смотреть какие-то вещи, которые нам нравятся больше, нежели познание собственной веры или хотя бы того минимума, который есть у христианина, – Священного Писания. 

– Кстати, я однажды общался с представителями из Америки; они говорили, что у них считается верующим человеком не только тот, кто ходит в церковь, но и тот, кто ежедневно читает Евангелие. 

– Ну, это определенный показатель. 

– Я знаю о той работе, которую Вы ведете в Гатчинской епархии, и о вашем молодежном отделе, в котором сейчас уже подкованные ребята. Но я помню этих ребят еще в то время, когда они только-только начали к Вам приходить. И беседы, которые Вы с ними проводили, были очень простые, Вы говорили о самых простых вещах. Сейчас прошло несколько лет, и ребята уже поднаторели, в том числе и в Священном Писании, они знают церковное пение и изучают литургику. На какие темы Вы сейчас с ними говорите? Это современные ребята, многие из которых были прямо неверующие тогда. 

– Конечно. Сейчас я пытаюсь основное внимание посвящать рассмотрению, глубокому изучению, анализу Божественной литургии, поскольку это богослужение является центральным и необходимым для каждого крещеного человека. Мы должны участвовать в нем регулярно, и этим не только свидетельствовать о собственной вере, но и в Евхаристии сочетаться со Христом. Поэтому изучение, познание литургии, ее частей, тех текстов, которые употребляются, каких-то исторических, богословских аспектов – все это в человеческом сознании образует единую картину, благодаря которой человек может более полноценно, активно участвовать в Божественной литургии. Это самое частое церковное собрание, оно же может носить и миссионерский характер, когда человек может о 

Божественной литургии рассказать другим. Например, что в ней есть, почему она называется Евхаристией, почему эта служба так необходима для жизни каждого крещеного человека… 

– …что такое просительная ектения. 

– Это человек очень легко поймет и усвоит: что надо просить и благодарить. А вот то, почему надо со Христом вступать в отношения через Причастие Его Тела и Крови, почему мы должны в этот момент иметь такое тесное единство и становиться братьями и сестрами и этим актуализировать Церковь, ее реальность в этом мире и присутствие Царства Божьего, остается для некоторых непонятным. 

– Вопрос телезрительницы из Воронежской области: «Я часто разговариваю с молодежью, хотя бы и со внуками. Мне кажется, они просто боятся вечной жизни. Потому что есть все-таки ад и рай; у нас грехи, и они никак не поймут, что нужно только одно желание исправиться – и Господь услышит. Вот в этом, мне кажется, вся проблема. Как Вы думаете?» 

– Один из знакомых мне людей-миссионеров, которые участвовали и сейчас участвуют в миссии в Индии, рассказывал о том, что одна из трудностей проповеди там христианства и православия, в частности, заключается в проповеди о единственной жизни. Потому что индуистское сознание, миросозерцание таково, что душа человека перемещается из одного тела в другое в результате колеса сансары, которое вовлекает его в очередной круг перевоплощений. И мысль о том, что эта жизнь единственная, а твои поступки, совершенные здесь, имеют реальность, которая может разрушить не только эту жизнь или оказать определенное влияние на весь ее ход и судьбу, но и на жизнь вечную, конечно, людям кажется безумной и даже богохульной. Для меня это было даже в определенной мере открытие с миссионерской стороны, что есть такая проблема. 

По поводу вопроса, который сейчас прозвучал… Мне кажется, во-первых, человек с самого детства подсознательно знает, что он живет вечно. Если мы спросим ребенка трех, четырех, пяти лет, будет ли он всегда существовать, он твердо скажет об этом. Он не знает смерти, его опыт пока что не соприкоснулся со смертью. Когда дети начинают видеть то, что люди реально умирают и какие-то родственники уходят в мир иной, тогда детское сознание, не поврежденное грехом, сталкивается с реальностью, что смерть господствует, что она есть. 

С одной стороны, в подростковом возрасте молодые переживают различные кризисы взросления, перестройки организма, в том числе и духовные кризисы какого-то осознания конечности собственной жизни и мысли о том, что вроде бы не так мир и прост, как кажется. Потому что современный секулярный мир убеждает, что жизнь закончится гробом, и к Церкви мы видим внешнее отношение только лишь потребительское. А молодой человек ищет ответы на вопросы, он пытается соприкоснуться с этой духовной реальностью, он часто через бунт, через какие-то дерзновенные вопросы или заявления пытается нам сказать: «Что вы мне противопоставите? Почему я этого не чувствую? Я тоже хочу в это поверить, тоже хочу быть причастником жизни вечной». Но пока что вся реальность ему говорит о том, что он всего лишь животное, которое окружено различными социальными надстройками, что ничего более высокого из себя в этом смысле он не представляет. 

Когда человек приходит к переживанию, к осознанию собственного «я» как личности, он совершает какой-то прыжок в вере, и у него именно в этот момент начинается религиозная жизнь. Это происходит иногда и в молодом возрасте, поэтому здесь важно, насколько возможно, помочь им, попытаться со своей стороны показать, что жизнь и правда шире, глубже, краше, что человек и жизнь – это дар, это чудо, уходящее в вечность. 

Поэтому вот это чувство обреченности и трагичности, которое возникает в человеческой душе, – наш современный союзник, можно сказать (я имею в виду тех, кто занимается миссией или каким-то просветительством среди маловерующих или нецерковных людей). Это ощущение человеком богооставленности формулируется по-другому. Его очень важно помочь человеку хотя бы сформулировать, чтобы он сам для себя мог сказать: да, я жажду Бога, жажду жизни вечной, я не согласен с тем, что мне повсюду говорят, что я только лишь таракан или собачка и мое существование ограничено лишь определенными рамками и той клеткой, в которой я оказался с самого детства. 

– Да, от амебы к амебе. Я помню время, когда в 90-х годах только-только стали возвращать храмы, был такой бум, когда в храмы пришли очень многие, в том числе и молодые люди. Их было очень много. Слава Богу, что это было. Это же было совершенно удивительно. Но до этого в церкви были только пожилые женщины, так называемые «белые платочки». Их было всегда много. 

Я помню, как однажды на Пасху (это был 1975-й или, может быть, 1977 год) люди выходили из храма или шли в него, и у них были удивительно радостные лица. Я понимаю, сейчас нам тоже говорят, что «белые платочки» спасли Церковь в свое время от того, чтобы она не умерла. Вопрос заключается вот в чем. Возможно ли представить ситуацию, когда прихожан уже не будет? И что в этом случае произойдет? Я имею в виду именно ситуацию 70-х годов. И почему Церковь не умерла? 

– «Где двое или трое соединяются вместе во имя Мое, там и Я посреди них». Поэтому Церковь, по обещанию Христа, пребудет до конца времен. С одной стороны, никогда в Церкви не может не остаться прихожан. 

– Во всяком случае, Церковь современна всегда. Она была современной две тысячи лет назад... 

– Она может быть малочисленной, но она всегда будет. Она может состоять даже из двух или трех человек. А как было в дни Потопа при Ное? Церковь – практически одна семья. Или в дни Авраама и других праведников? Если почитать Иоанна Златоуста, то он писал о том, что и священники не такие хорошие, какими должны быть, и миряне, и монашествующие. В какой-то момент он видел лишь только упадок, и какая-то грусть была у него на сердце. Тем не менее прошел какой-то исторический виток, и Церковь вновь воспрянула, и мы видим, что, наверное, существуют какие-то определенные циклы в жизни общества. И в жизни Церкви они тоже повторяются. Это неизбежно ее касается, поскольку Церковь состоит из людей, а людям свойственно повторять ошибки. 

– Так это нас не должно особенно волновать? 

– Я считаю, да. Мы должны стараться сделать то, что от нас зависит. Те благословения, ту ответственность, которые нам от Бога даны, надо реализовывать и за это отвечать, стараться в этом быть максимально честными и искренними. 

– Вопрос телезрителя: «Христианство у нас – это не одна конфессия, все-таки есть католицизм, протестантизм и православие. Католиков – полтора миллиарда, протестантов – где-то полмиллиарда, но православных – где-то около трехсот миллионов. Католики, как я вижу по последним данным, приспосабливаются к современности, протестанты всегда были гибкие в этом деле, и только мы, православные, как триста лет застряли, зацементировались, так и с места не сдвигаемся. А молодежь боится не вечности, она боится неопределенности за гробом. Вспомним слова апостола Павла: если Христос не воскрес, наша вера тщетна». 

– Я понимаю вопрос. С одной стороны, вспоминается фраза известного поэта, музыканта: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир…» Православная Церковь, несущая истину, пытается сохранить в своих недрах, в Священном Предании, в тех внешних институциях или в рамках духовной жизни самое сущностное, самое сокровенное, что нам досталось от апостолов, и лучшее из духовного опыта святых людей. Мода и современность имеют тенденцию к постоянному изменению. Каждые двадцать-тридцать лет меняются вкусы. 

А сейчас жизнь ускоряется еще больше; проходит два-три года, и люди уже меняют стили поведения, одежду, очень быстро меняется лексикон. У Церкви никогда не стояла задача как-то успевать за модой, за современностью, с одной стороны. Как говорил апостол Павел, мы проповедуем Христа распятого не в мудрости слова, а в простоте, то есть не совершая максимум усилий для того, чтобы привлечь человека различными методиками, может, даже самыми вредоносными для человеческого сознания, делающими его рабским и изменяющимся. Мы знаем, как это практикуют некоторые современные тоталитарные культы. Они становятся очень актуальными и современными с внешней точки зрения; даже очень привлекательными, в особенности для молодежи, потому что смотрят на молодых людей как на материал определенного рода. 

С одной стороны, в Церкви никогда не было такой ориентации. Но, с другой стороны, заповедь о проповеди Евангелия, о миссии в Церкви имеется. Она сказана Христом перед Его вознесением. Церковь, может быть, не всегда со всей силой и рвением эту заповедь реализует, поскольку есть много внешних, очень ограничивающих эти вещи обстоятельств. 

Но Церковь все же, смотря на изменения общества, происходящие в результате исторических процессов, оставаясь в своих недрах апостольской истиной, какие-то внешние формы постепенно меняет. Мы видим, меняется храмовая архитектура, богослужебные тексты (мы этого не замечаем, но они претерпевают изменения так или иначе, становятся более русифицированными и понятными для людей), какие-то внешние формы, благодаря которым священники проповедуют. Мы знаем, что много проповедников имеют большое количество слушателей, подписчиков через современные средства информации. 

– Есть и встречи священников в больших концертных залах. 

– Да, и встречаются часто противоборствующие мнения. С одной стороны, некоторые рукоплещут тогда, когда церковные представители максимально проявляют себя во внешней общественной жизни и отдают дань той или иной моде. Но есть и очень консервативное крыло, которое всячески возмущается тем, как Церковь может становиться такой либеральной и выходить из берегов; начинаются возгласы о том, что Церковь теряет собственное лицо и так далее. 

Хотя смотришь на этих людей и видишь порой, что они никакого отношения к познанию учения Церкви или богословию не имеют, тем не менее многие себя считают хранителями подлинного православия. И при этом эти люди создают также очень много шума, от которого страдают некоторые современные проповедники. Поэтому так непросто современным проповедникам и просветителям бросаться в какой-то очередной модный поток, чтобы быть максимально понятными для какой-то части населения. Потому что другая часть или собственные прихожане могут воспринять это крайне негативно. 

– Тем более что сейчас ведется очень серьезная полемика по поводу церковнославянского языка. Причем разговор идет именно о том, чтобы саму литургию вести на обыкновенном, то есть на разговорном русском языке. Как в свое время говорил отец Всеволод Чаплин, на «языке эсэмэсок». И нас часто очень многие упрекают именно в том, что мы говорим на непонятном для людей языке. То есть нужно говорить на понятном языке. Ваше мнение? 

– Я считаю, что все же Божественная литургия – это вершина духовной жизни. И саму литургию было бы неправильно делать моментом привлечения людей. Потому что те, кто выступает за позицию абсолютного перевода ее на русский язык, используют тот аргумент, что русский язык будет понятен для людей и пришедшие в церковь захожане будут более активно участвовать в литургической жизни Церкви. 

Но здесь я вижу как раз нестыковку в том, что человек первоначально должен своим сознанием и познанием веры дойти до Евхаристии, до литургии, узнать, что это такое, чтобы понимать те же тексты Священного Писания, какие-то основные идеи Божественной литургии. И в этом процессе, при изучении церковнославянского языка хотя бы на литургическом уровне, неизбежно литургия будет очень понятна, потому что это станет частью жизни человека уже навсегда. 

Поэтому, считаю, очень осторожно надо подходить к этому моменту. Сейчас есть благословение священноначалия в разных епархиях служить на русском языке, но это в качестве определенных экспериментов. Если священноначалие решило, что так можно, значит, для этих людей это является благом или тем, что как-то организует жизнь. 

– В этом случае можно вспомнить обновленцев, которые как раз этот аргумент использовали в качестве привлечения верующих, но они не сумели ничего. И для меня это тоже очень показательный пример. Тем более что литургия имеет удивительно поэтический язык. И многие слова невозможно перевести на русский язык, даже не просто слова, а целые выражения. Они теряют всякий смысл при переводе на обыкновенный разговорный язык. Это тоже очень важно. 

И скажу еще одну вещь. Конечно, то богатство, которое приобретает человек, изучающий церковнославянский язык, да еще и за Божественной литургией, – удивительно. Хотя вопрос задам по поводу утреннего и вечернего правила. Можно ли молиться утром и вечером на обыкновенном языке? 

– Я советую тем людям, которые ко мне обращаются, использовать первоначально русский текст этих молитв. Поскольку это частные молитвы, их совершенно спокойно можно употреблять и молиться ими на русском языке дома тогда, когда человек только начинает церковную жизнь. Особенно если у человека нет возможности посещать специализированные курсы или посвящать много времени на изучение церковнославянского языка. А молитва должна быть всегда искренней, живой и разумной, в том числе не только эмоциональной, поэтому лучше начинать с русского языка. 

Затем, в какой-то момент, когда молитвы становятся знакомыми, привычными, можно переходить на церковнославянский язык, поскольку все же это язык наших предков, это то сокровище, которое дошло до нас. И мы не имеем права просто взять его и выбросить из употребления. Как, например, в современной Англии наряду с современным английским языком используется всегда в церковных богослужениях высокий английский язык, и никому не приходит в голову его отринуть, как-то игнорировать, чтобы он исчез из памяти. 

– А в Армянской Церкви служат на древнеармянском языке, который вообще мертвый. 

Вопрос телезрительницы из Калужской области: «Мы все прекрасно знаем, что Иисус Христос взял наши немощи и болезни на Крест, и ранами Его мы исцелились. А в православии среди мирского населения большее внимание уделяется исцелениям. Но апостол Петр в своем Послании говорит, что страдающий плотию перестает грешить. И еще он говорит: огненного искушения и испытания, вам посылаемого, не чуждайтесь как приключения, для вас странного, так как у человека бывают всякие полезные скорби, само терпение их является добродетелью. Так почему же мы молимся о здравии и прочем на литургии? И почему вообще люди идут за исцелением? Считаю, если что-то со здоровьем, то прежде всего нужно молиться о здравии души и покаянии. Но почему же мы все-таки молимся о телесном здравии?» 

– Апостол Павел много о чем говорил, конечно, и разные темы поднимал. И сам же апостол Павел просил Бога несколько раз, чтобы Господь отнял у него жало из плоти. Причем, с одной стороны, христианин понимает, что телесные недуги человеку могут попускаться для какого-то вразумления, терпения. По крайней мере, он может и должен воспринимать их по-христиански, со смирением, но вместе с тем сам же апостол Павел и опыт других святых показывают нам, что они Бога просили и молили об исцелении. То есть они понимали, что в какой-то момент этот недуг им мешает, мешает их духовной жизни, может препятствовать в каких-то очень важных вещах; человек не может реализовать те идеи, те планы, которые у него есть. 

И человеку в целом, конечно, абсолютно логично просить Бога о здоровье еще в том смысле, что Бог сказал о Себе: «Придите ко Мне, и Я дам вам жизнь; жизнь с избытком». У апостола Иоанна есть такие слова. То есть, с одной стороны, жизнь вечная, о которой мы говорим, не противопоставляется этой жизни ни в коем случае. А говоря о вечной жизни, о жизни с Богом, мы говорим о том, что начавшиеся здесь отношения с Богом, построенные на любви с Нему и ближним, – это самое дорогое, что есть для вечности и для Бога, и это будет перенесено в вечность. То есть та жизнь будет не ограничением для человека, а еще большим избытком. 

Поэтому прошение Бога о здоровье здесь – это в том числе молитва в том контексте, в котором мы просим и спасения нашей души. То есть мы понимаем, что наша здоровая жизнь здесь и жизнь вечная там – это не две разные жизни, абсолютно автономные, это один и тот же я, просто здесь у меня есть такие цели, такие задачи и планы, которые я должен пытаться реализовать. 

Конечно, здоровье человеку не нужно тогда, когда он живет во грехе или собрался грешить. Здесь болезнь может невольно остановить человека. Но когда это человек, стремящийся жить по Божьим заповедям, по заповеди любви, тогда мы все молимся о его здоровье, и эта молитва очень древняя, она же встречается и в древних литургиях со II века. 

И апостол Иаков уже вне контекста литургии говорит: если кто-то болеет среди вас, то позовите священников, пресвитеров церковных, они помолятся над болящим – и эта молитва исцелит его. Даже так: говорит о конкретном молитвословии во исцеление телесного недуга. То есть здесь не упоминается о болезнях души, ему будут прощены грехи, но человек будет исцелен. И к этому призывает апостол Иаков – радеть о таком способе молитвы. 

Из этого мы делаем вывод, что для ранних христиан, для апостолов молитва о здоровье была логичной, приемлемой. С одной стороны, терпение страданий в христианстве всегда является вынужденным состоянием, христиане – это не какие-то садомазохисты, которые любят издевательства над собой. Это те, кто утверждает жизнь прежде всего вечную. Но и в этой временной жизни мы постоянно молимся о том, чтобы Бог дал хорошую погоду, дал плодоносие, плодородие, чтобы жизнь даже здесь была богата. То есть нет молитвы о нищете, о голоде, о том, чтобы как можно быстрее уйти в тот мир. 

– Перед Причастием мы тоже об этом просим. Можно вспомнить еще и авву Дорофея, который уже просиял перед смертью, и братия его спросила: «Что ты видишь?» – «Ангелов вижу». – «О чем ты их просишь?» – «Прошу их дать мне время на покаяние». То есть даже перед тем, как предстать пред Господом, перед самым важным и самым удивительным моментом, он все равно просит дать ему время на покаяние. 

Вопрос телезрительницы: «Может, я не права по поводу ведения литургии на церковнославянском языке, но, в принципе, этот язык понятен, и не только мне. Мне кажется, многим он понятен. Непонятно то, что читается скороговоркой: Апостол, часы. И даже если это будет читаться на русском языке, то для прихожан все равно не будет понятно, потому что нужно читать членораздельно. Как Вы думаете? Но церковнославянский язык понятен, если кто читает на нем». 

– Да, я бы согласился, что такие важные тексты, особенно Апостол, важно читать членораздельно, четко, по-церковнославянски он очень тяжело воспринимается. Поэтому в идеале его надо прочитывать дома, накануне. И евангельский отрывок тоже. Во многих храмах, я знаю, читается Апостол на русском языке. Но и на русском языке можно прочитать плохо и непонятно. 

– В уставе для чтеца написано: читай с чувством и с толком, чтобы было слышно каждому в церкви. А если все делается для того, чтобы как можно скорее отслужить, то тогда какая служба, тогда о каком современном христианстве мы сейчас говорим? 

… Я еще знаю, Вы много времени провели в миссии на Филиппинах. Об этом мы сейчас уже не успеем поговорить, но в следующий раз, когда встретимся здесь, поговорим об этом особо. Но если говорить о современности и актуальности христианства (если сказать в двух словах), в чем все-таки непреходящая необходимость, современность и актуальность христианства сегодня, в этот день, во времена, когда у нас какие-то очень сложные испытания, в том числе духовные? 

– Современность и актуальность христианства сегодня, как и на протяжении всех веков, остается той же: человек предназначен для счастья, для радости, для жизни вечной. И каждый, кто чувствует в себе, что он не только от мира сего, а является и чадом Божиим, в этой жизни Господа находит. Я в этом убежден… 

– И если мы приходим в церковь и чувствуем эту необходимость, то Церковь как была современной две тысячи лет назад, так она современна, актуальна и сегодня. И слава Богу, что у нас она есть. 

Ведущий Глеб Ильинский 
Записала Елена Кузоро