Беседы с батюшкой. С протоиереем Димитрием Смирновым

На вопросы телезрителей отвечает протоиерей Димитрий Смирнов, настоятель храма святителя Митрофана Воронежского на Хуторской (Москва).

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

– Вопрос: «В чем грех многозаботливости? У меня много забот по дому, ухаживаю за престарелой мамой, и все это мне в радость. И в церковь хожу, и молиться не ленюсь. А в чем грех того, что я так много на себя беру?»

– Речь идет не просто о заботах, а о том, чтобы ничто в нашей жизни не вставало между нами и Богом. Трудящемуся полагается обед? Апостол говорит: «Едите ли, пьете ли – делайте все во славу Божию». Поэтому если человеку удается посвятить Богу все свои многочисленные труды, то совершенно не играет роли, провел он эти часы в молчании перед Богом, или в чтении Святых Писаний, или в уходе за больным. Все это и есть  духовная жизнь.

– То есть не само дело есть грех, а именно то, что оно встает между человеком и Богом?

– Да. Может быть дело самое безобидное, но когда человек в это погружен, он забывает о Боге.

– Вопрос: «Дядюшка мой болен раком. И начал иметь такие мысли: “Все это лечение надоело. И так понятно, что близится конец. Зачем мне это лечение нужно? Откажусь от него”. Сам не могу ему ничем помочь. Но надо ли его уговаривать продолжать лечение или лучше оставить в покое?»

– Это зависит от того, сколько дядюшке лет, от того, как он переносит свое заболевание, вообще от его устроения в данный момент…Я вчера слушал одного академика от медицины, он говорит: «Лечить – умрет через полгода, не лечить – через шесть месяцев». Поэтому если человек как-то настроен уже, готовится к переходу в вечность, то можно и не лечиться, потому что сами эти процедуры с химиотерапией  для многих тяжелы и вообще для организма весьма удручающи. Я помню, была у меня на приходе Валечка, она у меня спросила благословения – не лечиться. И так потихонечку угасала.

– Но сама медицина – это Богом данная помощь нам в болезнях. А мы отвергаем ее…

– А мы не отвергаем! Но человек знает, что у него четвертая стадия, и уже, так сказать, эти ненужные испытания все равно ни к чему не приведут – это просто отвлекает от молитвы.

– И человек сам просит: оставьте меня как есть…

– Я считаю, что ему нужно пойти навстречу.

– Вопрос телезрителя: «У меня вопрос, касающийся семейных отношений. Уже семь лет мы в венчанном браке, и жена все время преследует меня – это можно назвать бредом ревности. Как избавиться от такого отношения к себе?»

– Это свойство ее души. Надо сводить ее к человеку, который является для нее авторитетом. Надо ей показать, что ревность есть грех. Это такая пагубная страсть, внушенная дьяволом, чтобы разрушить семейную жизнь. Ну и с Вашей стороны, раз для нее это сложный вопрос, должно быть безукоризненное поведение. Быть очень внимательным и избегать ситуаций, когда могут возникнуть какие-то с ее стороны подозрения. Так будет легче.

– А как вообще врачуется ревность? Как страсть – молитвой к Богу, покаянием?..

– Молитвой к Богу врачуется все. И погода врачуется – все что угодно. Поэтому это главное средство для христианина. А тут еще могут быть и какие-то логические выводы, построения...

– Есть определенная форма поведения с этим человеком, наверное.

– Да.

– Как Вы говорите, чтобы ее ничем не спровоцировать.

– Да. Как вот говорят: в доме висельника о веревках не говорят – чтобы не спровоцировать.

– Вопрос из Мюнхена: «Мы, христиане, молимся, причащаемся, каемся в наших грехах, запрещаем себе что-либо в жизни. И в то же время говорят, что Бог простить может даже последнего грешника. Вопрос: зачем нам жить по заповедям, если Бог может простить даже последнего грешника, который покаялся в последний момент своей жизни? Почему мы должны всю жизнь жить правильно, а другие могут выбирать себе другой путь – но покаяться? Или же есть какие-то привилегии у тех, кто живет правильно всю жизнь, а не только в самом конце?»

– Я за пятьдесят лет пребывания в Церкви (если брать и детство, то это шестьдесят лет)  встречал только несколько случаев, когда человек перед смертью покаялся. Это случай уникальный… Я думаю: надо же, как он хорошо это понимает… Это только надежда: а, потом покаюсь! Если интересно нашему вопрошающему, то святые отцы говорили, что это есть хула на Духа Святого – когда человек живет как попало, в надежде, что он перед смертью покается. Они такое устроение толковали как хула на Духа Святого, которая не прощается ни в этом веке, ни в будущем.

– То есть эта надежда на покаяние в самом конце жизни оказывается самообманом.

– Да.

– Вопрос телезрителя: «Как не иметь в себе обиды, если переживаешь предательство? Когда женщина остается, допустим, одна с детьми, как ей не обижаться на эту ситуацию, на своего мужа, который ее бросил, вообще вот на этого человека? Подскажите, пожалуйста. Чтобы не иметь в себе обиды, чтобы легче жить по-христиански. Спасибо большое».

–  Любая сердечная рана затягивается. Совсем не обижаться – у нас нет такого тумблера, который выключает наши эмоции. Это все очень трудно вообще пережить. Поэтому тут и не надо к этому стремиться. Надо это – пережить. Как переживают смерть; в данном случае это смерть брака. Да, это тяжелое испытание.

– Но вот неустроенность жизни после такого развала семьи очень тяготит человека.

– Тяготит человека все. Например, вот у нас сейчас погода стала переменчива – она очень тяготит. И мне одни жалуются на то, что у них повышенное давление, а другие жалуются, что пониженное, противоположное.

– И тем, и тем плохо.

– Да, и тем, и тем плохо. Так что можно жаловаться – можно со смирением терпеть. Что тут сделаешь? Человек сам выбирает себе супруга. Иногда человек обращается за советом. Вот вчера на «Радонеже» молодая женщина звонила по поводу человека, который как-то проявил к ней интерес. Но он совершенно безбожник. Как за него замуж выходить?  Я когда-то говорил, это как за медведя в цирке: какое-то время он способен в цирке играть, но через три года обязательно превратится в дикого зверя. Человек, у которого нет в сердце вообще религиозных чувств, совершенно ненадежный. Абсолютно. У него должна быть система запретов и, наоборот, чувство долга: по отношению к жене, по отношению к детям, по отношению к народу – убивая свою семью, человек убивает и русский народ.

– Но об этом не задумывается, каждый хочет себе счастья.

– Нет, мужчине дана голова, чтобы думать. Если он при этом не задумывается, ну – значит, такой. Нужно дольше выбирать.

– И вот в этом выборе часто люди говорят: «Не из кого выбрать!»

– Совершенно. И я полностью подписываюсь – действительно, не из кого.

– А страх одиночества заставляет человека соглашаться…

– Ну, тогда надо ждать, что будет вот такая история. А если человек не ходит в церковь, к Евангелию интереса никакого не проявляет, то какая тут может быть надежда? Только речь идет о том – сколько лет проживем, а все равно кончится одним.

– Вопрос телезрительницы из Самары: «Сейчас по улицам ходит большое количество девушек и парней с татуировками, практически все тела у них в татуировках. Стоит ли с ними дружбу заводить, общаться либо как-то обходитьстороной?»

– Это как бы сложное такое психическое заболевание. Оно связано с модой и с недальновидностью. Потому что в юном возрасте это еще терпимо… Я однажды видел одну девушку, на вид двадцать четыре года – она вся татуированная. Но таким образом, что одна нога татуированная, а другая – нет. Как в шахматах: одна рука татуированная, другая – нет. И передняя часть тела таким же образом – пополам. Пока  она так ходит, всякие позы принимает, на нее обращают внимание, а ей того и надо, она испытывает определенное удовольствие. Но когда ей будет пятьдесят – она не будет уже такая стройненькая, и что делать? Тщательно свое мяско прятать от всяких зрителей. Вот и все, поэтому это просто недальновидность. А общаться? Понимаете, человек, который болеет этой болезнью, как-то весь уходит во внешнее. Поэтому обычный человек – это малоинтересный. Потому что когда есть духовная пустота, она вот и заполняется такой символикой.

– То есть это свидетельство того, что с этим человеком скорее всего будет не о чем поговорить.

– Ну, поговорить – только вот о погоде.

– О моде. Вы же сказали, что это «заболевание моды».

– Ну, в моде тоже есть люди продвинутые – они занимаются широкими проблемами: либо дизайном новой одежды, либо историей костюма, либо изучают костюмы разных цивилизаций... Потому что просто рубашка, брюки или сарафан и выходное платье – это что? Это работа на неделю, а впереди целый год.

– Вопрос телезрительницы: «У меня трое внуков, я ношу их на Причастие. И когда получается, читаю Последование ко Святому Причащению. Там слова, адресованные конкретно мне, а я читаю за ребенка. Мне менять текст молитвы? Или читать так, как есть? Потому что там вот: “грешный”… А ребенок-то безгрешный. И как эти молитвы читать правильно? Вообще перед причастием ребенка, младенца, как нужно читать Последование ко Святому Причащению?»

(Далее диалог с телезрительницей.)

– А младенцу сколько лет?

– У меня одной внучке три с половиной, одной меньше. Трое внуков: полгода, полтора года, три с половиной года.

– В данном случае можно и не читать. С другой стороны, совсем неплохо, когда детки слышат слова молитвы. Я помню, у меня была в детстве двоюродная бабушка, Марья Семеновна. И она каждый вечер, когда уже свет погасит, садилась на кроватку, на краешек, и наизусть читала молитвы «на сон грядущим». А я притихал и думал,что она не слышит меня, и в этой атмосфере ее молитвы я отходил ко сну. Думаю, что это на меня какое-то воздействие оказало. Потому что когда я в первый раз в пятнадцать лет самостоятельно, без помощи взрослых, пришел в церковь, то как-то сразу очутился в атмосфере знакомой и родной. Я думаю, что это как-то послужило... Поэтому нет ничего плохого в том, чтобы читать при детях. Это неплохо, если они уже с четырех-пяти лет будут знать молитвы наизусть. А потом будут входить и в смысл этих молитв. А может быть, даже будут спрашивать – будет повод поговорить о молитве. Поэтому ничего плохого в этом нет, хотя и прямого смысла нет. Это как некий параллельный транспорт – ум ребенка будет входить в диалог с Богом.

(Окончание диалога с телезрительницей.)

– Вопрос: «Отец Дмитрий, нужно ли мне (как маме) подсказывать своим сыновьям пятнадцати и двенадцати лет, в чем им необходимо исповедоваться и покаяться? Иногда замечаю, как они оправдывают некоторые свои безобразные поступки. Возможно ли мое вмешательство при подготовке к таинству Исповеди?»

– Конечно, возможно, только делать это надо деликатно.

– И не писать за них эту исповедь...

– Нет, это излишне. Просто в такой форме: «А ты не забыл, что тебе надо покаяться в том-то и том-то? Что ты истерику закатил, что ты произносил всякие слова неприличные, когда был в гневе? Или, допустим, во вторник убежал в школу, а постель не прибрал. А у нас Марфуши нет, которая за барчуками должна постель убирать. Это грешно по отношению к вещи. И всем остальным неприятно – ты ведешь себя как барин, и это нехорошо. Ты обязательно в этом покайся, а потом уже впредь больше так не делай». Можно так вполне сказать.

– Вопрос телезрительницы из Брянска: «У меня сын – пятнадцать лет. И совсем не хочет учиться; девятый класс…»

– Что я могу сказать? Он правильно делает. Но Вы должны ему помочь устроиться на работу. У нас в стране действует закон, что с четырнадцати лет человек может уже работать, как паспорт получил. Просто эта работа на час короче, чем у взрослых. Поэтому обязательно устройте его на работу, пусть работает. А если в нем проснется желание учиться, то тоже можно ему в этом помочь. Посоветовать. А так – невольник не богомольник! Пусть лучше в семейный бюджет приносит какие-то средства, учится свою долю платить за свет, за газ и прочие коммунальные расходы – и свою лепту вносить на корм. Это очень полезно, когда мальчик начинает рано работать. Я, конечно, поздно устроился на работу – в семнадцать лет, но с тех пор не прерывал. И нахожу, что это был прекраснейший выход.

– Вряд ли захочет. Раз он учиться не хочет.

– Нет, наоборот! Ему просто это в голову не приходит – надо ему объяснить. Что значит «захочет»? Нет, дорогой, не хочешь учиться, давай с тобой поговорим! Как женщина с мужчиной: чего ты хочешь? Тогда иди на работу. Потому что если я тебя кормлю, а ты не работаешь, не учишься – ты дармоед! А зачем мне дармоед? Иди на улицу. Из листвы – видишь, какая листва – сделай себе домик и там живи.

– Но ты ж моя мама?

– Да. А я разве обязана тебя кормить? Государство тебе уже разрешает работать. Иди работай! Вон я смотрю – не знаю, как в Брянске – ребята развозят по всему городу пиццу. Отличная работа. А почтальоном? А с ребенком сидеть?

– Обычно говорят: «ну гроши».

– Нет, ну что «гроши»? Если ты хочешь работу высокооплачиваемую, тут должен быть  доктор наук как минимум. А как не учась? Извини, брат, для тебя остается только физическая сила и еще шлагбаум поднимать – серьезнейшая работа: кнопочку нажал – шлагбаум поднялся, опять нажал – опустился. И так всю смену.

– Вопрос телезрительницы: «Работаю преподавателем в колледже и еще по воскресеньям в воскресной школе. И все время мучаюсь – может, стоит работу бросить? Конечно, пенсия маленькая, но все время сидим ночами, какие-то делаем документы, все время обязательно нужно тестирование пройти. И я чувствую, что меня это отдаляет все больше и больше от молитвы, от храма».

(Далее диалог с телезрительницей.)

– Если отдаляет, тогда, безусловно, бросайте. А можно ведь всю работу так воцерковить, что она не будет отдалять. Но если есть противоречия – конечно. Вы уже получили пенсию, тоже не огромную, конечно, приходится работать… Ну, найти другую, потому что с детьми работать очень сложно. Это самая трудная работа на свете.

– С детьми и не дают работать, с этими бумагами нам дети мешают.

– Да. Эти бумаги специально созданы. Во-первых, почему? Чиновник никому не верит. И все время громоздит эти бумаги. Мы сами все от этого страдаем уже. Бумаг сейчас в десять раз больше, чем во времена Советского Союза. Еще ноликов стало в десять раз больше (или в пять).

(Окончание диалога с телезрительницей.)

– Хотя везде вроде сокращали.

– Ну, сокращали; опять же набираются, это же растет.

– Сейчас еще по компьютеру...

– А что «по компьютеру»? Это только коммуникации. А составить сам алгоритм – это совсем не просто.

– Что бумажную наполнить таблицу, что электронную.

– Конечно, то же самое.

– Время-то тоже самое... Батюшка, в продолжение вопрос такой: «Я – вдова, воспитываю одна двоих детей. Заведующая – просто ужасный человек, постоянно мне приписывает смены по работе, очень сильно устаю из-за этого графика. И у меня нет свободного времени, чтобы ходить в храм, чтобы участвовать в таинствах Церкви. Посоветуйте, как быть. Потому что бросить работу или перейти на другую у меня нет возможности».

– Сейчас наступит ближайший пост, возьмите Покаянный канон и канон Матери Божией,  почитайте каждый день. И после прочтения канона пожалуйтесь Матери Божией на эту Вашу начальницу. И если она за это время не смягчится или не сляжет, тогда уходите – ищите другую работу.

– Спасибо. Вопрос: «Можно ли при домашней молитве читать Псалтирь о некрещеных умерших моих сродниках? По-разному говорят…»

– Конечно, можно. И кто бы что ни сказал, у нас есть такая не очень широко известная заповедь: не слушай дураков. Это очень полезно.

– Если человек в своей жизни избрал не Божий путь, отказался от крещения, от членства в Церкви Христовой, то каков смысл молитвы о нем? Что она ему может дать?

– Вразумление.

– А он уже умер. Его уже не вразумишь.

– Если умер: «Прости, Господи, его прегрешения – ради тех добрых дел, которые у него были». 

– То есть здесь мы оставляем уже все на суд Божий.

– Конечно.

– Вопрос телезрителя: «Отец Димитрий, Вы несколько месяцев назад говорили, что ездили по Пензенской области и хорошо ее знаете. Там есть Бессоновский район, поселок Победа. Была Михайловская церковь. И там был человек – схиигумен Алексий. Он на колясочке все с детства катался. Потом эта церковь выпустила свои книги, брошюры, канон поминальный. А я своего батюшку спросил, иконку показал этого старца Алексия, он говорит: я такого не знаю. Православная Церковь наша его признает?»

– Я тоже не знаю. Ничего о нем не слышал. Не могу ничего сказать. Скоро я опять в Пензу поеду…

– Отец Димитрий, крик материнской души: «Сыну двенадцать лет, стал воровать деньги у родителей, сам не признается. Папа работает на трех работах, даже ночью, чтобы выживать: в семье пятеро детей. Стараемся каждое воскресенье быть в храме, причащаемся, дома с самого детства читаем Евангелие, все объясняем, читаем лучшие книги, играем вместе. Сын видит, как тяжело достаются деньги, был отличником, а тут и учиться перестал, стал воровать. На что тратит – не говорит. Я очень стараюсь быть хорошей мамой, пытаюсь согреть и полюбить их. И папа все старается сделать для семьи. Дайте совет как мудрый пастырь: как в этой ситуации нам поступать?»

– Это известное детское психологическое заболевание. Поэтому то, что вы рассказывали, какие вы замечательные люди – папа и мама, это все (по крайней мере, наполовину) брехня, извините за резкое выражение. Дети обычно с девяти лет (чаще – мальчики, реже – девочки) начинают воровать. Отчего это происходит? Детские психологи давно это выяснили: им не хватает ласки при общении с мамой и папой, они – в состоянии голода. И поэтому они эти денежки, очень незначительные, которые удается им похитить, тратят на покупки конфет, жвачек, каких-то печений. И раздают это детям в классе или во дворе, чтобы от них получить добрый взгляд, «спасибо» и так далее. То, чего не хватает им в семье. Поэтому что посоветовать? Нужно усилить ласку и любовь. Почаще обнимать, почаще целовать, почаще объясняться ему в любви: «Ты мой самый любимый!» И – полностью изолировать детей от денег. Можно и сейф завести. Или все до копейки хранить в банке. И чтобы мама и папа имели карточку, а дома – никаких денег. Хотя он тогда может начать и вещи продавать. Или их дарить.

– Или приворовывать у кого-то.

– Да. Поэтому надо внимание обратить на это. У вас сыночек – недоласканный. И вы можете сказать – а другие как? Одному нужно столько, а другому нужно больше.

– Батюшка, но не всегда дети тратят на других. Что-то в доме запрещено, а очень хочется. Он видит, что у других это есть, – и так реализует свою мечту.

– Так тоже бывает. Но все равно причина воровства – в недоласканности.

– То есть что-то ребенок в семье – внимание, любовь – недополучил.

– Ну да, с родителями у него оппозиционные отношения. Они у него спрашивают – он врет, говорит: «Нет, не я». В таком случае я знаю: у меня же деток много... Мы объясняем, что нас это очень огорчает; что если что-то нужно, то скажи – я тебе куплю. И так далее.

– Спасибо, батюшка. Вопрос телезрителя: «Я хотел бы узнать, в чем принципиальная разница молитвы вслух и молитвы про себя. И есть ли она вообще?»

– Никакой принципиальной разницы нет. Это просто для удобства. Если мы молитвы читаем вполголоса, когда никому не мешаем, конечно… Вот некоторые батюшки, например, стоя у престола, начинают вполголоса читать молитвы. А предстоятель стоит, и они просто мешают ему. Потому что у всех с разной скоростью. Человек думает только о себе. И вот он бубнит. Это плохо, мешает. А если человек один и вслух читает – лучше сосредотачивает ум. А так это же диалог с Богом, Господь нас слышит: и когда про себя, и когда вслух, и когда поем. Господь все слышит. Наша цель-то какая? Донести нашу просьбу до Отца Небесного.

– Батюшка, хотелось бы вернуться к предыдущему вопросу. «Ребенок начинает говорить родителям упреки, что они ему не хотят купить ту или иную вещь. Или что-то ему обеспечить, или что-то ему разрешить. Упрекает в жестокосердии, нелюбви к нему…»

– «…Хорошо, давай мы тебя отведем в детский дом. Там полно всяких игрушек, там много ребят, там питание лучше; так сказать, медицинское обслуживание. Там и жить просторно. Так что давай собирайся, поехали в детский дом. Специально для деток сделано такое учреждение». Найти ближайший детский дом, договориться с директором. Даже, если директор нормальный, можно с ним договориться, чтобы он подыграл… Я помню, у нас один мальчик тоже проворовался, и мы решили сделать такой спектакль. Я Юрку, он тогда в милиции служил, говорю: «Юр, надень форму, приходи проведи с ними беседу». Очень надолго хватило, не на один год, заряда от этой беседы – он тогда хорошо провел.

– То есть ребенку просто показали...

– Да. Будешь так себя вести, будешь в тюрьме. Это же с четырнадцати лет дорога открыта, в детскую тюрьму – пожалуйста.

– Но вот такой шантаж родителей со стороны ребенка…

– Это не шантаж. Мы же ничего у него не просим.

– Ребенок шантажирует своих родителей.

– Ну, это значит, что он перешел уже в другие отношения. Но раз другие отношения – и надо так. Мы будем сейчас распластываться в любви, перед ним на брюхе ползать, а он?.. Нужен строгий огонь против этого.

– Вопрос телезрителя: «Дочь – взрослый человек, почти пятьдесят лет. Иногда вот с мужем сядут, выпьют. И мать ей как-то сказала: "Дочь, ты нас огорчаешь таким поведением, так нельзя себя вести". И все, она затихает – где-то на полгода, на год; может не звонить. Потом звонит. "А ты почему не звонила?" – "А я не хотела!" Что нам делать с ней? Все же уважение должно быть. Мы же за нее всю жизнь отвечаем».

– Понимаете, уважение не может быть по закону. Вот Вы говорите: «уважение должно быть». Уважение не зиждется на том, что «я старше – ты меня уважай». Это автоматическое только. На Кавказе бывает. И то до дела дойдет – тоже могут. Уважение должно быть такое, что папа имеет такой авторитет перед дочерью, что она просто замолкает и не спорит. И всегда говорит: «Ой, папа, прости». А Вы думаете… женщина предпенсионного возраста – еще и в угол ставить? Пей или не пей... Как маленькую. У вас проблемы такие почему? От малодетности. Будь у вас восемь детей, как вот у отца Александра, таких проблем бы не было. И с дочерью ничего вам в голову бы не пришло – чтобы как-то ее учить.

… Я помню, у меня мамочка моя тоже: «Ой, Мить, осторожно дорогу переходи, на машине не гоняй». Я говорю: «Мам! У меня в подчинении семьсот пятьдесят человек. Не беспокойся». Ну, мать есть мать, и вот она так высказывала. Но это, конечно, довольно трудно было все терпеть, потому что каждый раз прощание выливалось в такое… Но она воспитательница была и педагогом в школе, и у нее был немножко в эту сторону перекос. Можно и потерпеть. Но, видите, Вашей дочке, чтобы потерпеть, нужно полгодика. Поэтому, если она Вам дорога, не вмешивайтесь в ее жизнь. Ваше воспитание уже давно закончилось. Очень давно.

– Но вот человека беспокоит ответственность перед Богом за свою дочь – пусть уже и взрослый человек.

– Ответственность его распространяется максимум до двадцати одного года. Все – кончилась ответственность, дальше она сама. Что-то в нее вложил, чего-то нет, а сейчас уже поздно.

– Докладывать, менять что-то там...

– Да, конечно.

– Вопрос: «Я стал случайным свидетелем преступления матери против своего ребенка. Довелось находиться в гостях у одной семьи достаточно долго. И видел, как мать применяет психическое и физическое насилие над сыном тринадцати лет. Мне даже стало известно, что она пыталась убить его. Кроме меня, об этом никто не знает. Мать стоит на учете в ПНД, злоупотребляет алкоголем. А сын уже имеет отклонения в психике. Как мне правильно поступить в интересах ребенка?»

– Надо пойти в орган опеки по месту жительства и посоветоваться. Конечно, сейчас опека заточена на то, чтобы не лишать родителей родительских прав, но тут случай особый, могут пойти навстречу. Но тогда нужно уже подумать, куда мальчонку девать. Потому что государственные сиротские учреждения весьма несовершенны.

– То есть здесь все-таки нельзя оставить как есть…

– Нет…

– При этом он пишет: «Сын очень привязан к матери, несмотря на ее такое отношение».

– Это естественно. У нас ребята в нашем детском доме живут, и если посмотреть, как они привязаны к этим матерям, – это вообще потрясающе.

– Вопрос телезрителя: «Объясните, пожалуйста, почему у нас в православии достаточно сложная подготовка к Евхаристии? У католиков она гораздо проще».

– Просто у нас традиция подготовки идет из монастырей. Но эта традиция совершенно новая. Те правила, которые мы используем, возникли в той форме только к восемнадцатому веку. До этого никаких правил не было, потому что и народ был неграмотный. Готовились так – читали Иисусову молитву. За вечерню, за утреню, за повечерие. А вот кодекса с молитвами ко Святому Причащению не было. Поэтому это – рекомендуемые священноначалием молитвы. А это совсем не значит: хоть застрелись, но прочти. Разные люди с разной степенью понимания, у всех по-разному глазки работают; и разные жизненные условия. Одно дело мать, у которой девять детей: это одна домашняя молитва. А другой девчонке – «кровь с молоком», которой делать нечего, либо идти в татуировочный салон, либо молитвы читать. Да пусть лучше почитает – меньше будет себя раскрашивать. Тут человек определяет сам.

– А порой бывает, что священник не допускает до Причастия без прочтения всех положенных молитв.

– Что я могу сказать? Священник не прав, очень глубоко. Даже еще могу сказать для этого священника, если он нас слышит, что он за это ответит. За то, что возлагал бремена неудобоносимые. Вот и все.

Ведущий Александр Березовский, протоиерей

Записала Татьяна Муравьева