Беседы с батюшкой. Православный христианин - раб, соработник, сын?

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает председатель Отдела по молодежной, миссионерской и катехизаторской работе Гатчинской епархии священник Николай Святченко.

– Тема сегодня, как всегда, интересная и нужная. Звучит она так: «Православный христианин – раб, соработник, сын?» И после этих слов мы каждый раз ставим вопрос.

В Ветхом Завете мы часто встречаем: «раб Божий». Слово «раб» очень употребительно в наших молитвах. При всем при этом даже от неоязычников, например, мы слышим, что «мой Бог не делает меня рабом». О том, что значит раб в этом смысле, очень интересно было бы поговорить. Что значит соработник? Неужели мы можем находиться в такой гордыне, что можем считать себя соработниками Господа? Третье понятие: сын. Понятно, что Господа мы называем Отцом, и у нас действительно есть какое-то сыновнее чувство. Хотя, может быть, это тоже гордыня? Попробуем разобраться во всех этих вопросах. И начнем с того, кто же все-таки православный христианин – раб, сын или соработник?

– Конечно, Евангелие нас призывает к тому, чтобы мы становились Его детьми, становились Его сыновьями и дочерями. Понятие «раб» мы часто используем, когда молимся, предстоим перед Богом или когда за богослужением слышим песнопения и церковное чтение. Мы должны понимать, что используемое понятие «раб» имеет прежде всего отсылку к Библии, к Священному Писанию, которое писалось в определенное время, в определенной социальной обстановке, когда понятие раба всегда было определенной самоидентификацией того, что человек мог принадлежать какому-то хозяину, и тогда эта принадлежность сообщала об определенных установках в жизни над этим человеком.

Когда в Библии используется понятие «раб Божий», подчеркивается то, что человек имеет на себе печать прежде всего крестной смерти Господа нашего Иисуса Христа, что он становится рабом Божиим и больше ничьим рабом. Прежде всего не рабом зла вообще, если говорить эпически и фундаментально, не рабом сатаны, дьявола, не рабом греха и своих страстей. Раб Божий – это тот человек, который выходит из естественного соподчинения злу и тотальной несвободе. Человек начинает приобретать подлинную свободу в Боге; он – раб Божий, больше ничей.

Бог является не только наивысшим Благом и Всемогущественным Существом, но является самой любовью, поэтому быть рабом любви означает самому быть наполненным любовью и делиться этой любовью. Мы знаем, что в любви нет страха; по крайней мере, не должно быть страха, не должно быть того, что делает человека абсолютно зависимым, по своей сути рабом. Поэтому, утверждая и говоря, что мы – рабы Божии, этим мы, собственно говоря, перечеркиваем понятие «раб» как таковое, то есть мы отказываемся от понятия раба, но в такой определенной коннотации.

В Евангелии Христос так несколько раз делает: пытаясь уничтожить какое-то понятие, Он использует определенные метафоры, гиперболы, притчи, показывая всю противоположность Евангельского благовестия тому, во что верили даже апостолы, тем более тому, на чем держался весь языческий мир.

– Получается, слово «раб» использовалось в притчах Господом для того, чтобы это было понятно людям, к которым Он обращался; это слово использовали в то время. И получается, что это слово наполнено совершенно новым смыслом.

– Конечно, абсолютно. И Христос так поступал не единожды, а во многих случаях Он просто переворачивал понятия и наполнял их другим содержанием. Как кажется, этот прием Христом используется очень часто и, может быть, является одним из любимых для демонстрации того, в чем суть Евангелия, в чем суть Благой Вести. Например, Его обращение в отношении субботы: «Не человек для субботы, а суббота для человека». Совсем короткая фраза, казалось бы, но она абсолютно переворачивает многие переживания и отношения между человеком и законом и тем, что закон предписывает, что дается как некая директива, и человек обязан совершенно в рабском исполнении этому следовать, потому что неследование этому закону карается смертью и тем, что причиняет человеку боль.

– Вопрос телезрителя из Белгорода: «Мы часто слышим, как многие люди представляются: раб Божий такой-то. Или говорят: я воцерковился (воцерковилась). А откуда такая самоуверенность, что ты – раб Божий? Может так оказаться, что ты раб другого специалиста? Кто решает этот вопрос: сам человек? Или только Бог решает, воцерковился ты или нет?»

– Все же мы имеем внешнее свидетельство о том, что человек формально себя может именовать не просто рабом Божиим, но даже и чадом Божиим, поскольку в таинстве Крещения мы получаем такое благословение, мы получаем просвещение, обновление. Почитайте молитвы, совершаемые и читаемые во время таинства Крещения, когда Церковь просит у Бога усыновления (или удочерения) этого человека, прививает этого человека к Воскресшему Христу, к Его Церкви, к Его Царству. Человек, по крайней мере, своим внешним присутствием (а мы все-таки считаем, что и внутренним) уже возрождается в этом Царстве, он уже в него входит и получает (может быть, пока потенциально) в результате миропомазания дары Святого Духа. Дальше человек в своей жизни должен предпринимать все усилия для того, чтобы эти потенциальные дары Святого Духа в нем смогли беспрепятственно взрасти и принести свои благие плоды.

Поэтому, я считаю, абсолютно унижать человека до какого-то ничтожества, особенно крещеного человека, в Церкви мы не имеем права. Мы должны все же стараться на человека смотреть как на образ Божий (как минимум). Я считаю, по-христиански, с позиции любви – возвышать человека в своем сознании (может быть, даже самого падшего и греховного) и помогать ему в этом падшем, как нам кажется, состоянии. Потому что как на него смотрит Бог, мы не знаем.

Как это сделал Христос с разбойником, который, не имея благих дел, будучи вором, грабителем, принимает богосыновство? Христос сказал: «Ныне будешь со Мною в раю». Сказал человеку, который, возможно, не совершил тех великих дел, что мы ожидаем для того, чтобы иметь право хотя бы называться рабом Божиим. То есть Бог пытается в человеке  зацепиться за любую возможность, чтобы его спасти, поскольку это Его чадо. Бог смотрит  абсолютно на каждого человека как на Свое чадо.

Особенно ясно это нам повествует притча о блудном сыне, где оба сына являются не вполне адекватными. Один возвращается к отцу, потому что голоден. Он все пропил, промотал, проблудил и возвращается к отцу, потому что просто погибает, умирает. То есть он возвращается из-за страха, мы даже не можем назвать это подлинным покаянием в плане сокрушения о грехах, познания своей падшести как таковой. Он возвращается к отцу потому, что  хочет жить, и он хочет стать опять рабом. Он говорит: «Много работников в доме отца моего, я буду хотя бы одним из них и не погибну». А отец принимает его как сына, возвращая ему все привилегии: надевает на него перстень, одежды.

А второй сын, который трудился практически в течение всей жизни, нам представляет образ верующего, но находящегося в ожидании награды: «Я трудился, я все делал ради тебя, а ты мне не даешь, по сути, повеселиться». То есть это веселье и награда являются целью для такого религиозного сознания. Он не радуется тому, кто обрел спасение внезапное и незаслуженное (в лице младшего брата). Он даже негодует, он не хочет идти к отцу.

И Христос эту трагедию описывает еще в другой притче, говоря о том, что одинаковую награду получает тот, кто трудился с первого часа, и тот, кто стал трудиться в самом последнем часу. Оба получают одинаковую награду. Представляете, как горько это осознавать, если ты относишься к Богу, к добрым делам и каким-то подвигам как к тому, что тебе доставит какие-то привилегии в этом или будущем мире?

– Очень хороший ответ. Я, честно говоря, даже не предполагал, насколько этот вопрос может быть важен для понимания термина «раб». Вопрос о награде очень волнует. Мы же мечтаем о спасении, и мы делаем что-то, чтобы быть спасенными. Если брать, например, свидетелей Иеговы, они говорят, что спасется какое-то конкретное количество человек: сто сорок тысяч, остальные – нет. Кто спасется, как это происходит – мы этого не знаем. И в этом случае, если мы каемся, если в нас присутствует дух покаяния, если я сын Божий, если я раб Божий, то, соответственно, имею право на спасение, я его заслужил каким-то образом, потому что я крещеный, я в церковь хожу, я исповедуюсь, причащаюсь. В общем, я абсолютно нормальный православный христианин. Почему же со мной в этом случае может быть беда? Почему я могу быть человеком, который находится в прелести? Где здесь грань между гордыней и действительным ощущением себя чадом Божиим?

– Эта грань способна сформироваться в личных отношениях между душой человека и Богом. Поэтому мы не можем ее чисто механически в виде какой-то системы расписать. Это для нас определенное таинство, поскольку это внутренний таинственный духовный мир, и процессы, происходящие внутри, бывают заметны, может быть, для самого человека и для духовника (если таковой есть).

В жизни православного христианина присутствует несколько аспектов. С одной стороны, самомнение и гордыня, которая может возникнуть в результате горделивого самоутверждения, что я достоин спасения, я спасен, потому что чего-то достиг. С этой стороны имеющаяся в Православной Церкви практика регулярного исповедания, регулярного покаяния нам сообщает и показывает, что мы должны напоминать сами себе, кто мы есть, насколько мы сами по себе и в своей глубине черствые и никчемные люди. И спасение, которое Господь нам обещает, к которому Бог призывает, является даром любви прежде всего. Мы можем только принять дар, но это не заслужено с нашей стороны, не заслужено любым человеком. Не было по святости и чистоте на земле такого, каким был Христос. В любом святом при нашем детальном анализе (и Божием в особенности) найдутся какие-то темные пятна; найдется то, за что он все-таки будет нуждаться в крестной жертве. Идеальных людей, кроме Христа, пришедшего для нашего спасения, мы не можем найти.

– Тут просто по благодати. Мы можем просить Господа: «Спаси и сохрани»; это наше вечное упование.

Вопрос телезрителя: «В  чем отличие православных святых друг от друга? И как нам, православным христианам, относиться к неправославным святым? Допустим, у меня родственник стал святым, но в Армянской Церкви (он был армянин)... Как мне поминать моего умершего дядю? Если он в той жизни попал в райские обители, то почему мы в этой жизни не можем поминать его на проскомидии? Ведь это же очень важно».

– Православные святые отличаются друг от друга, собственно, тем, что это разные личности, имеющие свою определенную жизненную историю, живущие в определенных обстоятельствах и отличающиеся по подвигу, по христианскому служению, по тем особенностям, которые мы можем узнать, читая жития, пытаясь собрать крупицы подлинного понимания того, что сделало этого конкретного человека близким к Богу, почему Церковь прославила его во святых. С точки зрения православного учения мы можем называть святыми только членов Канонической Православной Вселенской Церкви. Поэтому в отношении святых других конфессий или религий мы можем только положить все на суд Божий, при этом зная и твердо исповедуя православную веру в этом вопросе. Человек может и должен своих родных, близких или родственников, не членов Православной Церкви, поминать частным образом.

– То есть келейно.

– Конечно. Церковно мы можем молиться исключительно за членов Канонической Православной Вселенской Церкви. Дома можно поминать даже тех людей, за которых мы очень хотим помолиться, но они совершили, например, тяжкий грех; это было бы актом любви за такого человека. Но это должен делать именно близкий человек, тот, который его знал, который имеет подлинную связь с этим человеком.

Например, мы не можем молиться церковно и поминать в общей Евхаристической Чаше человека, совершившего самоубийство, но в личной молитве, конечно, это будет добрым делом для усопшего. Его судьба в руках Божиих, только Господь знает, в каком состоянии человек ушел, что привело его к этим страшным событиям (если мы говорим о самоубийстве, например). Я знаю такие случаи, когда человек не рассчитывал покончить с жизнью, собирался в отпуск, даже приготовил вещи, у него были планы на последующие годы жизни, но в какое-то мгновение, войдя в состояние максимального уныния, мрака и печали, человек совершил акт самоубийства. Это один случай.

Другой случай, когда человек готовится к этому делу долгое время и совершает это, находясь в ясном сознании и памяти. Третий случай, когда человек налагает на себя руки, находясь в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Все эти обстоятельства разные, и я думаю, Господь всех их видит. Церковная молитва здесь невозможна, но частная молитва, я считаю, будет большим делом и выражением любви для них.

– В эти дни мы вспоминаем святого преподобного Серафима Вырицкого (70-летие со дня его преставления). Вырица – это Гатчинская епархия, для Вас это особое служение. Преподобный Серафим Вырицкий говорил, что молитва покаяния важна для человека; при молитве покаяния дух человеческий сливается с Духом Божиим, и эта молитва – меч духовный, который уничтожает, истребляет грехи. В этой связи хочется спросить следующее. Мы каждый день молимся утренним, вечерним правилом, для нас это уже какой-то быт (простите за такое сравнение). Насколько все-таки молитва сливает нас с Духом Божиим? Насколько это возможно в нашем ежедневном молитвенном труде?

– Молитве христианин учится в течение всей жизни. Иногда человек может стоять на молитве перед Богом несколько часов, а помолиться лишь одну минуту или несколько секунд. Иногда человек может предстоять в молитве долгое время и долгое время находиться в общении с Богом. Это очень личностный и интимный процесс, происходящий между духом человеческим и Духом Божиим. Поэтому мы должны стараться, чтобы наша молитва всегда была искренней, всегда была выражением нашей любви к Богу. Иногда приходится понуждать себя, поскольку наша собственная лень, наша бренность пытаются склонить нас к каким-то другим вещам. Это живой процесс.

– Но может количество перейти в качество? Например, если человек все время молится, то может наконец настать тот момент, когда в его молитве, в тех словах, которые он произносит, вдруг возникнет эта искра?

– Молитва – это один из аспектов жизни христианина. А есть же еще ближние, есть отношения с этими ближними.

– Это тоже молитва?

– Нет, это не молитва, но это уже выражение, это продолжение жизни христианина вовне. Человек совершает разнообразные действия, и мы призваны не только к молитве в том смысле, который мы знаем. Может быть, для нас является самой дорогой и интимной частная молитва, но мы знаем, что для Бога особенно ценна и любима молитва общая, церковная. Господь говорит: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Еще дальше идет Христос – делает трапезу таинством Причастия Его Телу и Крови и сопричастием друг другу.

То есть, с одной стороны, мы хотим уйти в максимальный индивидуализм, в общение между душой и Богом, но Христос Бог также человека выводит вовне и говорит: «Собирайтесь вместе, да пребудет любовь между вами». Этот баланс между частной жизнью и церковной жизнью также должен присутствовать и соблюдаться для гармоничного духовного возрастания.

Только лишь посвящение себя молитве – это, конечно, определенный подвиг для конкретных людей, и эти люди всегда чувствуют призвание. Это отшельники, анахореты, те, кто удалялся из людского сообщества; подлинные монашествующие, любящие единение, молчание. Но это особое призвание, эти люди имеют особое откровение от Бога. Но если говорить о большинстве православных христиан, они должны учиться жить вместе, жить в Церкви, должны учиться любить друг друга, должны реальным образом себя реализовывать в церковном сообществе как братья и сестры.

– Поговорим о воцерковлении. Когда человек о себе говорит «я воцерковленный христианин», всегда возникает вопрос, неужели человек сам о себе может так говорить? Я понимаю, что священник может сказать: да, это воцерковленный человек, потому что этот человек не просто ходит в церковь... Что же такое воцерковленный христианин в истинном смысле?

– Я думаю, в наше время термин «воцерковленный» носит формальное значение. Человек осознал, что он, с одной стороны, был когда-то крещен (возможно, в детстве), а затем определенную часть жизни прожил не как христианин, не как чадо Божие, не как раб Божий, не как наемник, а как нехристианин, никак не сопоставляя свою жизнь с Богом. И вот этот процесс или акт вхождения в церковное пространство, начало духовной жизни человек отмечает понятием «воцерковленный». То есть это понятие чисто техническое, здесь можно подобрать любой другой термин, например возрожденный, обновленный. Почему человек имеет право сам себя так называть? Я считаю, если человек был крещен, он уже потенциально имеет все эти дары от Бога – воцерковление, обновление, просвещение, дары Святого Духа. И человек, оказываясь в церковном пространстве, их в себе начинает открывать, реализовывать.

– То есть воцерковление – это скорее процесс.

– Да, это реализация крещения, это реализация вообще полученного откровения, просвещения. Поэтому такие сложности и возникают в нашем языке, поскольку многие люди являются крещеными, но формально невоцерковленными, то есть все Божественные Дары находятся в их душе, в их телах в виде потенции, как невыросшие семена. Иногда человек эти таланты так и носит до конца жизни, зарывает их, никак не реализовывая их и не проявляя, к великому сожалению.

– В Вашей речи сейчас промелькнуло слово «наемник». Для меня интересен этот аспект жизни христианина. Еще мы говорим «соработник». Наемник или соработник? Как это в христианском православном мышлении отображается?

– Понятия раба, наемника и чада Божия начал подробно рассматривать еще древний писатель Климент Александрийский. Затем это развивалось, и авва Дорофей представляет нам уже определенную концепцию и считает, что ее необходимо выводить с точки зрения страха. То есть раб трудится из-за страха перед смертью, перед наказанием. Наемник трудится, имея страх не получить награду; ему важна награда в этом или будущем мире. Чадо Божие (сын) имеет страх не оскорбить Отца; он знает, что, по притче о блудном сыне, отец говорит: «Все мое и так твое». То есть сын (чадо) уже не ищет отца для того, чтобы что-то от него получить (какие-то дополнительные бонусы для себя).

Можно назвать даже еще более дерзко: скажем – друг Божий. Поскольку Христос в Евангелии говорит: «Я вас уже не называю рабами, а называю друзьями». Или в другом месте говорит: «Кто слушает Мои слова, тот Мне и мать, и брат...» То есть Христос максимально пытается ввести человека в Свою семью, чтобы мы были членами Его семьи; не только детьми, но Христос пытается нас еще ближе к Себе подтянуть. И это очень страшно: наше языческое нутро нас постоянно бросает на землю и хочет нас сделать тварями дрожащими, чтобы была дистанция между нами и Богом.

– Вопрос телезрителя из Москвы: «Является ли грехом вера в предсказания Ванги?»

– Конечно, мы должны понимать, что это не православная святая, что этот человек не имеет отношения к Православной Церкви по ее сути и к святым. Хотя есть определенные сложности у православных в Болгарии в этом отношении, поскольку могила Ванги является очень посещаемым местом для этой страны (вторым или третьим местом по посещаемости). Поэтому здесь определенный государственный интерес. Но все-таки внутри Болгарской Православной Церкви есть понимание, что этот человек не имеет отношения к святым православным, что этот человек имеет весьма сомнительный опыт. Наши сектоведы, православные религиоведы имеют общее мнение, что она занималась оккультными вещами, колдовством, манипулируя православной атрибутикой, дорогими для нас вещами и образами. Но такое, к сожалению, происходит нередко.

Если мы почитаем оборотные стороны наших современных журналов и газет, можем найти много противоречивой информации. Например, пишут, что такая-то колдунья в десятом поколении, применяющая белую магию, получающая помощь от Бога Иисуса Христа, проводит какие-то целебные манипуляции, снимает порчу, венец безбрачия и прочее святой водой и святыми иконами. Все это присутствует в едином тексте, и часто, к сожалению, является уловкой для доверчивых людей. Потому что человек, который не знает православного отношения к этим вещам, православного учения, очень легко покупается на это, поскольку, с одной стороны, хочется решить какую-то насущную проблему, а здесь это решение предлагается очень быстрым способом. Часто это очень затратно для этих людей (подсчет всегда идет на тысячи рублей), но человек готов отдать деньги, лишь бы его проблема была решена. А эти люди усыпляют человеческое внимание тем, что предлагается святая вода, иконы, свечи из Иерусалима из Храма Воскресения Господня...

– У меня есть совсем неожиданный вопрос, и, может быть, Вы скажете, что он не имеет никакого права быть заданным, тем не менее... Почему православие – не магия? Я знаю людей, которые приходят в Православную Церковь как в некий комбинат магических услуг. Почему православная вера не является магией?

– Потому что православная вера прежде всего человека обращает к общению и к отношениям с Живым Богом, с Которым магия как средство манипуляции с духовными силами не проходит. Бог общается с человеком исключительно в контексте личных отношений. Магия подразумевает использование определенных формул, определенных манипуляций, чтобы заставить высшие силы служить земным конкретным целям. То есть мы к Богу обращаемся как к Личному Благому и Любящему Существу, при этом мы говорим в фундаментальной и единственной, по сути, молитве «Отче наш», данной из уст Иисуса Христа: «Да будет воля Твоя».

– Не моя, но Твоя.

– Да. Хотя мы и просим себе что-то (и должны просить; Христос говорил: «Просите – и дастся вам, ищите – и обрящете...», мы должны просить и о насущных вещах, и хлеба насущного), но при этом мы всегда оставляем место Его воле. Очень важно понять Божью свободу: Бог может эту молитву исполнить, Он может исполнить ее по-другому, но Бог знает, что лучше для нас, что лучше для спасения нашей души.

Поэтому мы имеем осторожность в этом вопросе. Как только мы подходим к Нему с точки зрения магической, мы уже имеем такую мысль: подчиним себе силы Самого Бога, Духа Святого, или ангелов, или святых посредством каких-то манипуляций. И здесь уже начинается оккультизм, магия.

Я еще не говорю про то, что человек хочет для себя получить от этих высших сил. Чаще всего успеха, богатства, какого-то земного счастья. То есть речь даже не идет о чем-то высоком и духовном. Человек остается в этом смысле язычником, он ищет возможности хорошего устроения в этом мире, и даже те высшие силы, к которым он обращается посредством магии, являются лишь средством для получения выгоды. То есть человек, по сути, остается материалистом. Он, может быть, не атеист, он принимает наличие высших духовных сил, но при этом остается материалистом по своей сути. То есть ему нужно материальное, сиюминутное счастье, и ради этого счастья он готов пожертвовать другими материальными вещами.

Поэтому можно подчас и в пространстве Православной Церкви как-то пытаться для себя найти выгоду и остаться материалистом, к великому сожалению. Мы эти процессы не можем до конца фиксировать и точно сказать о человеке, чем он движим. По плодам едва ли мы можем судить. И то Христос запретил нам и судить: «Не судите – и не судимы будете». То есть эти вещи остаются для нас нерешенными до конца. Но мы можем и имеем право сказать, что можно вполне остаться материалистом и в контексте Православной Церкви.

– В беседе с одним священником у нас возникла тема о том, что православие, в принципе, очень материальная вера. Потому что если мы обыкновенную воду можем изменить так, что она становится агиасмой, то, соответственно, и в нашей жизни вера в Господа может изменить все, то есть даже что-то очень посредственное превратить во что-то благодатное. То есть мы действительно можем каким-то образом влиять, в том числе и на свою жизнь.

– Если можно, я скажу свои мысли в отношении материи. Мне кажется, более полно можно смотреть на общение с материей с евангельской точки зрения. С той точки зрения, что Церковь продолжает дело Христово в мире, дело по преображению мира. Воскресение Христово, как мы знаем, нам являет не только начало воскресения всего существа человека, но это является началом преображения, восстановления всего мира, всего космоса. И Церковь, освящая материальные предметы, именно сообщает этим, что это преображение продолжается уже через руки апостолов, святых Церкви. Материя для Бога тоже драгоценна, Он хочет и ее спасения, ее преображения, ее посвящения Ему. Поэтому очень важно правильно относиться к освящению: не как к отдельному акту ниспослания благодати для какого-то фокуса, а как к тому акту, что мы нашей молитвой, нашей верой, нашим новым отношением к этим предметам и материю делаем посвященной и обращенной в вечность, в эсхатологию, в восстановление. И это непреложная вера Церкви. Но можно относиться и по-язычески к этим вещам...

– Я всегда был поражен фразой: «Вы – царственное священство». Эта фраза относится не к священникам, а ко всем верующим православным христианам.

– В таинстве Крещения мы получаем такое наименование: весь народ Божий, все крещеные люди перед Богом имеют равное достоинство – освященные. Не так, как было в Ветхом Завете, когда были деления на сословия, на тех, кто может стать священником и так далее, имеет особый доступ. Но разрыв перегородки, отделяющей Святая святых храма, показывает, что Царство Божие открыто для всех; каждый человек (в этом глобальном смысле) несет священное служение перед Богом и имеет особое достоинство.

– Это к разговору по нашей теме: раб, соработник, сын. Это чрезвычайно важно и интересно. В случае крайней необходимости православный христианин может даже совершить таинство Крещения, насколько я знаю…

– Да.

– Это же говорит о чем? Кроме того, что мы должны иметь веру, покаянный дух, на нас наложена еще и огромная ответственность за то, что мы – православные христиане. Так?

– Конечно.

– Я очень благодарен Вам, отец Николай, за такую подробную и интересную беседу. Благословите, пожалуйста, наших телезрителей.

– Дорогие братья и сестры, желаю вам Божьего благословения во всех трудах: церковных, семейных, личных и общественных.

– В нашем служении Господу.

Ведущий Глеб Ильинский

Записала Нина Кирсанова