Беседы с батюшкой. Ответы на вопросы

В екатеринбургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает наместник Крестовоздвиженского монастыря города Екатеринбурга игумен Флавиан (Матвеев).

– Продолжается празднование Сретения Господня (отдание этого праздника 22 февраля). Сретение – день встречи человека с Богом, день встречи Ветхого Завета и Нового. Еще утвердилась традиция в день Сретения отмечать день православной молодежи. Но, так или иначе, сретение как встреча является смыслом этого торжества, и, наверное, каждый в этот день старается вспомнить, как же произошла его личная встреча с Богом. Иногда эта встреча вроде и произошла, ты ее можешь вспомнить, но какой-то яркой вспышки не было, а иногда это бывает очень ярко и запоминается. Как произошла Ваша встреча с Богом?

– В моей жизни встреча с Богом произошла достаточно запоминающимся образом. Примерно лет с двенадцати, когда у меня начались подростковые искания смысла жизни, я стал обращаться с вопросами к старшему поколению. Бабушка моя была дочкой священника, протоиерея, и я точно знал, что она – человек верующий, но она давала мне такие ответы: что-то вроде «ищите – и обрящете». В какой-то степени она, может быть, поступала по-евангельски, но не спешила приобщить меня к вере – она боялась. Страх сталинских репрессий в ней жил. Недаром она иконку, которой мама благословляла ее на брак, и Евангелие прятала в шкафу (все это хранилось в чистом белье). Однажды она увидела, что я нашел Евангелие, и сказала: не лезь, не твоего ума дело.

Бабушка рассказывала, как в сталинские времена люди пропадали, но поговорить об этом было не с кем, потому что не ровен час, кто-то сочтет эти разговоры крамольными и в следующий раз могут недосчитаться уже тебя. Страх у нее, несомненно, был, поэтому она мои вопросы обходила стороной. Хотя в свое время она мне сказала, что должен быть Кто-то над умами человеческими.

Ответы родителей, которые были людьми неверующими (по крайней мере, в тот период), меня совершенно не удовлетворяли. Они говорили: живи, рожай детей – и твоя жизнь будет в жизни детей. Все это совершенно не утешало и ничего не объясняло. С друзьями я тоже разговаривал, но друзья были религиозными индифферентистами и говорили: «Ну, может быть, что-нибудь там и есть, не знаем». А я думал, что если ответа определенного нет, значит, ничего там нет – и точка. И с двенадцати до шестнадцати лет я считал себя научным атеистом.

Но были и такие моменты, когда я мог напряженно вглядываться в икону, которая была подарена мне двоюродной сестрой. Это была икона с изображением Николая Чудотворца. Я находил какое-то удовольствие вглядываться в нее. Я не молился, толком не понимал, кто этот дедушка с нимбом вокруг головы, но вглядывался в икону. Вот такие моменты были, и они до сих пор малообъяснимы. Может быть, это происходило по молитвам моего прадеда, который вымаливал у Бога ангела-хранителя для меня; не знаю. По крайней мере, до шестнадцати лет я считал себя научным атеистом и читал научно-атеистическую литературу. Я перечитал почти все научно-популярные книги по атеизму в школьной библиотеке и во многом стал знаком с христианской традицией. Было какое-то желание вглядываться в первоисточники, потому что я понимал, что все отсылки на Евангелие в атеистической литературе были с какой-то усмешкой, иронией.

Однажды я попросил у одноклассника почитать Евангелие. В его семье Евангелие передавалось по наследству. Там текст был напечатан в два столбика: столбик на церковнославянском языке и столбик на русском. Помню, я пытался вчитываться в церковнославянский язык. Но русский текст как единое связное повествование не шел, я до него тогда еще не дорос – подростковые мозги это не усваивали. Потом я взял у него Евангелие во второй раз, потом в третий раз. И вот на третий раз (к тому времени мне было шестнадцать лет, это была весна 1988 года) я над Евангелием, что называется, застыл на три вечера. Я его читал, вчитывался и даже проявлял какие-то эмоции, когда читал о том, что люди видели, находясь рядом с Иисусом Христом...

Друзья приходили, звали меня гулять (обычно я был инициатором и заходил за ними), спрашивали, чем я занимаюсь. А я отвечал, что гулять не пойду, потому что мне почитать надо. Друзья пожимали плечами и уходили. Три вечера я посвятил чтению Евангелия и закончил Евангелие от Матфея. Помню, было поздно, за окном темень, у меня в комнате горел торшер. Когда я дочитал до конца Евангелие от Матфея, то понял, что внутри у меня происходит какой-то процесс – это было явное переживание какого-то противоречия. Я задумался: а что меня смущает? Оказывается, я был уверен, убежден в том, что то, что я прочитал, – это правда. Что Иисус Христос, о Котором я прочитал, действительно существовал, потому что невозможно так о Нем намеренно сочинить, выдумать, чтобы создать какую-то новую религию. Я был уверен, что прочитал описание действительных событий.

Но в то же самое время я понимал, что это полностью противоречит моей картине мира. Я в течение последних лет смеялся над друзьями, которые допускают существование Бога, наизусть знал положения Конституции, связанные с религией, мог приводить какие-то цитаты из законодательства, что граждане Советского Союза имеют право быть атеистами. Минут двадцать у меня было такое борение.

Потом я вспомнил, как стал атеистом, что атеизм по отношению к моим поискам был чем-то вторичным; можно сказать, он был знаком протеста против неопределенности. А теперь все ответы на свои вопросы, которые я задавал и себе, и старшему поколению, и искал в книгах, я прочитал в своем собственном сердце после того, как закончил чтение Евангелия от Матфея. Я понял, что это реальность, а значит – Бог есть и  моему научному атеизму пришел конец. С одной стороны, я был обескуражен, а с другой стороны – обрадован: неужели атеизму пришел конец? Получается, теперь я верю в Бога? И я сказал себе: да, я верю в Бога; и как это хорошо!

Радость от этой встречи с Богом, которая произошла в моем сердце, я помню. А потом уже я осознал: как хорошо, что мы во Вселенной не одни. Как хорошо, что мы не взялись непонятно откуда, а нас сотворил Бог – и это прекрасно. Моя встреча произошла именно так. Радость от этой встречи я до сих пор стараюсь сберегать в своем сердце и этой радостью делиться.

– Спасибо Вам за эту историю. Когда речь идет о просвещении, мне кажется, важно не читать нравоучения человеку, не закидывать его цитатами из творений святых отцов, не направлять к какой-то определенной книге или на образовательные курсы, а начать с того, чтобы поделиться историей из своей жизни. Или поделиться историями прихожан. Что-то вроде книги «Несвятые святые», которую многие, наверное, читали.

– Я не рискну делиться историями других людей, пусть лучше они сами поделятся. Но отмечу, что очень у многих людей обретение Бога происходит через вовлечение в какую-то неправильную религиозность. Через осознание этой неправильной религиозности люди начинают постигать правильную, потом уже им становится интересно отделить зерна от плевел, а ради этого нужно углубиться в Евангелие. В этом смысле для человека не ленивого открывается возможность хорошо знать Евангелие,  чтобы разобраться, что происходит в его собственной душе.

– Речь о людях, которые были протестантами, например, или вообще людьми другой религии, которых в определенный момент вопросы привели в тупик, и они решили углубиться в знания?

– Это может быть и какой-то оккультизм, и какие-то оздоровительные культы, которых существует великое множество: увлечение собственным здоровьем с религиозным фанатизмом. Такие люди чувствуют в себе яркий призыв: раз у меня так произошло, надо вчитываться...

– Вопрос телезрительницы из Подмосковья: «В преддверии поста я хочу спросить об исповеди. Дома, готовясь к исповеди и причастию, я перед иконами читаю молитвы и раскаиваюсь от всего сердца, со слезами. А когда прихожу в храм на исповедь, то перед священником говорю сухо, без сердца, как будто ничего не чувствую. Что это такое? Почему дома так, а в храме иначе?»

– Не переживайте сильно, потому что все мы по-разному устроены. В прежние времена людей воспитывали так, что надо скрывать свои чувства, держать все в себе, не раскрывать того, о чем думаешь, что чувствуешь, и так далее.

Такое часто бывает. Человек, дома готовясь к исповеди, осознавая свою жизнь, переживая собственную греховность, проливает слезу, все тщательно обдумывает, переживает. Одним словом, человек работает над своей душой, молится, и все это происходит с эмоциями, переживаниями. А потом человек предстает перед священником. С одной стороны, священник должен быть лучшим другом покаяния, лучшим другом кающейся души. Но, с другой стороны, священник – это человек, и порой не столь знакомый, как хотелось бы. Если большой приход, большой храм, то есть осознание, что вас у священника очень много, поэтому тут не до переживаний, не до излияния слез. Вы стоите на исповеди и осознаете, что за вами стоят другие люди, которые тоже хотят исповедоваться, тоже жаждут общения со священником; соответственно, вам хочется немножко поторопиться.

Все эти факторы складываются воедино, и Вы осознаете, что в храме, имея искреннее желание раскаяться перед Богом, оказавшись перед исповедным аналоем, перед Евангелием и крестом, Вы сосем не такая, какая дома. Но на это есть причины. Может быть, это происходит еще и потому, что Вы уже это эмоционально пережили; теперь Вам осталось только излить это перед священником, чтобы реализовать, так скажем, формальную сторону дела.

Можете быть уверены, что Господь Вас за это не осудит, потому что Он Сердцеведец, Он знает все, что с нами происходит, и Он видел Вас, когда Вы совершали домашнюю работу над собой, проливали слезы, сокрушались сердечно и строили планы на будущее. Поэтому, высказав свои грехи перед священником, не забудьте Господа поблагодарить за все то, что с Вами происходило в период подготовки, и за то, что у Вас получилось сходить на исповедь. Священник Вас понял, прочитал над Вами разрешительную молитву, простил Вам грехи, поэтому Вы, прощенная священником от имени Господа Бога, идете домой с освободившейся от грехов душой. Надо, чтобы после исповеди душа была полна благодарности, тогда все будет на своих местах.

– Вопрос телезрительницы из Франции: «Я хотела бы задать два вопроса. Первый вопрос. Я знаю, что мы духом соединены с Богом и, по идее, дух у нас Божественный. Но по жизни очень много людей с мирским духом. Знаю, что святые подразделяют людей на плотских, душевных и духовных. Значит ли это, что люди плотские самим Промыслом Божиим предопределены на горизонтальное существование в жизни? Или здесь играет роль воля самого человека, его желание соединиться с Богом? И второй вопрос. Я слушаю программу «Страсти и борьба с ними». Раньше я молилась об умерших родителях, родственниках, но меня напугала информация, услышанная в этой передаче. Батюшка сказал: если не хотите скорбеть, не надо вымаливать своих умерших родственников. Я совсем запуталась».

– Первый вопрос о предопределении. Он волнует всех христиан, и по этому поводу были соответствующие богословские споры, рассуждения. Подразделение людей на плотских, душевных и духовных, конечно, является условным. Во-первых, мы должны понимать, что мы свободны и свободу воли, данную Богом, никто у нас отнять не может. Человек может оставаться (быть) плотским только в том случае, если он хочет быть плотским. Или если плотское в нем настолько побеждает духовное… Он, может быть, и желал бы духовной жизни, но для того, чтобы духовная жизнь в нем созидалась, не предпринимает никаких усилий. Он допускает существование Бога, допускает воздействие благодати Божией на свое сердце, но не предпринимает ничего для того, чтобы Бог был в его сердце, душе и жизни. Такой человек, конечно, останется плотским, потому что такова его воля, он так своей волей распорядился, что лишь условно допустил до себя Бога, но не фактически. Здесь определенная двойственность, лицемерие и так далее.

Но вот человек действительно ищет Бога, стремится к Богу, хотя может и переживать в своей жизни какие-то худшие моменты, которые делают его плотским и в своих глазах, и в глазах окружающих, и в глазах Божиих… Но он понимает, что с ним произошла беда и после этой беды нужен период восстановления, покаяния. Нам, к счастью, даровано покаяние. Несмотря на то, что мы живем в XXI веке, покаяние и свобода – это те дары, которые не могут быть отняты ни у одного человека. Каждый человек, если его воля – быть с Богом, может сказать: то, что со мной произошло из-за невнимания к своей внутренней жизни, я должен преодолеть; я от плотского должен двигаться в сторону наивысших проявлений заботы о своей душе, в сторону духа; тогда это покаяние увенчается тем, что я вернусь в церковную ограду.

Даже с греховным помыслом человек покидает церковную ограду и возвращается в нее через покаяние; человек покидает общение с Богом – и опять возвращается в это общение с Богом. А в случае впадения в какие-то тяжкие грехи, конечно, нужно и сугубое покаяние, и епитимья, и духовные упражнения для того, чтобы вернуться в состояние богообщения, в состояние единения с Церковью.

Для большинства христиан, борцов с грехом, духовная жизнь как раз в том и заключается, что из моментов расслабления и погружения в жизнь плоти необходимо себя вытаскивать как из болота, призывая на помощь Бога. Все время спрашивать себя: не остаюсь ли я там, где Бога нет? Не остаюсь ли я в таком положении, когда лишь существую, но нет во мне жизни, нет стремления к Богу? Всем нам нужно обязательно задавать себе эти вопросы.

В то же самое время бывает такое, когда человек и желал бы, но говорит: я не могу справиться. Здесь, осознав свою плохую жизнь, нужно обязательно прибегать к помощи других людей, тех, кто что-то понимает в христианстве, в духовной жизни. Прибегать к помощи священника еще не для исповеди, но для того, чтобы себя из этой ямы вытягивать.

То есть, что касается первого вопроса, нет людей плотских, душевных и духовных – это условно. И нет никакой предопределенности – именно с нашей человеческой точки зрения. Если признать такую предопределенность, значит – у человека отнимается свобода воли. А мы знаем, что свобода воли – это великий дар Бога человеку, который не может быть отнят.

Второй вопрос, если не ошибаюсь, был по поводу скорби по умершим предкам. Действительно, человек может погрузиться в скорбь по своим предкам настолько, что забывает о самом себе. Особенно когда умирает кто-то из близких людей. Человек говорит себе: я посвящу всю свою жизнь отмаливанию своей мамы, мужа и так далее. Человек погружается в эти переживания до глубины души и забывает о себе.

Конечно, здесь могут быть и какие-то психологические мотивы: такой человек пытается всю жизнь кого-то выручать, а о себе забывает; что-то в нем так сильно надломлено, что ему так легче жить. Здесь впору вспомнить (и священники нередко об этом говорят), что каждому из нас вверена наша собственная душа, о ней мы должны заботиться. Наша забота об умерших родных и близких не может выходить на первый план, она должна занять какое-то свое место в нашей жизни, но это место по сравнению со спасением собственной души должно быть второстепенным и не должно перекрывать главного.

Иногда у некоторых христиан бывает такое, что они смотрят, как другие люди молятся – словно кровь проливают (есть известная поговорка: молиться – кровь проливать), и думают: мои знакомые вот как о своих родственниках скорбят, молятся, и мне нужно с них брать пример, точно так же молиться за своих родных. Получается, человек, не осознавая, берет чужой пример и погружается в какие-то чрезмерные, неестественные переживания.

На деле – да, нужно молиться, но при этом нужно оставаться собой. Нужно, чтобы скорби об усопших родных и близких было ровно столько, сколько есть. Если не хватает любви и ревности, чтобы хотя бы вспоминать о самых близких усопших людях, то надо осознать это и сказать себе: да, любви во мне не хватает. Но тогда не за усиленную молитву об усопших надо браться, а задуматься: если во мне мало заботы об усопших, то, может быть, и о живых я забочусь мало, добрых дел делаю мало?..

– Вопрос телезрителя из Белгорода: «У меня вопрос по поводу процедуры, которая у евреев называется обрезанием. Я не понимаю, зачем эта процедура Богу. Именно так они это преподносили. Я понимаю, что избранный народ, но разве Бог без этой процедуры не может определить Свой народ? Может быть, это было нужно самим евреям, чтобы показать свою избранность? Об этом я хотел узнать. Мне кажется, это чисто медицинская процедура, которая ничего не дает».

– Надо постараться ответить на этот вопрос без лишнего натурализма. Богу эта процедура, которая сопряжена с определенными хирургическими манипуляциями, пролитием крови, конечно же, не нужна. Не нужна была ни в Ветхом Завете, ни сейчас не нужна. Она нужна была для людей Ветхого Завета: у них была какая-то конкретная степень самоотвержения – они могли отделить от себя маленькую часть тела (понятно, что это касается только мужчин), без которой можно обойтись. Ради этого они проливали кровь, претерпевали боль, смирялись с тем, чтобы эту операцию проводить над только что родившимся ребенком, младенцем.

Это было нужно людям Ветхого Завета для того, чтобы понимать: если я с Богом, значит, это отражается не только в моей душе, но и на моем теле, и на теле всех моих детей мужского пола. Соответственно, если я и мои дети несут на себе этот знак, эту память, я всегда буду ценить общение с Богом, Завет с Богом. Обрезание – одно из свидетельств принадлежности человека к Завету с Богом, к единству человека с Богом.

В Ветхом Завете люди были жестоковыйными. Ветхий Завет был детоводителем (об этом говорится в Священном Писании) ко Христу. В Ветхом Завете жизни плоти придавалось гораздо большее значение, чем в Новом, и множество предписаний и обрядов было связано именно с внешней стороной жизни, с телом человека. И это был один из обрядов (кровавый обряд), нужный людям для того, чтобы всегда иметь это воспоминание перед своими глазами, чтобы всерьез относиться к тому, что объединяет человека с Богом.

На смену Ветхому Завету пришел Новый Завет. В Новом Завете жизни тела и каким-то обрядам, связанным с телом, придается гораздо меньшее значение. Внимание уделяется сокровенной жизни души. Но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом. Вот как прекрасно об этом говорится в Священном Писании Нового Завета…

– Вопрос из социальной сети «ВКонтакте»: «Помогите советом, как детей десяти и семи лет оградить от влияния гаджетов. Как Вы считаете, в каком возрасте дети  могут пользоваться социальными сетями?»

– Поскольку мы живем в XXI веке, ограждать детей от гаджетов, современных технологий, предметов, которые их вводят в этот мир технологий, – бессмысленное занятие. Потому что в той же школе дети на переменах пребывают настолько в энергичном общении, что ту информацию, от которой вы пытаетесь предохранить их дома, они почерпнут от своих сверстников. На мой взгляд, задача родителей заключается в том, чтобы помогать правильно интерпретировать ту информацию, которую дети могут почерпнуть.

Конечно, от каких-то крайностей, от какой-то грязи, которая есть в Интернете, детей нужно ограждать, но ограждать не запретами, а с помощью договоренностей, установив для них определенные ограничения. И воспитывать детей таким образом: всем тем, что тебя развивает, интересуйся, а грязью интересоваться не надо. В первую очередь выбирай то, что тебя развивает.

Надо сказать, что у родителей практически нет возможности полностью предотвратить  интерес детей к таким темам, которые родителей не радуют. Если родители оградят от чего-то дома, установив какие-то ограничения на компьютере, то ребенок, находясь в гостях или обмениваясь информацией в школе на переменах, с легкостью получит доступ к той информации, которая его интересует.

С другой стороны, очень важно не пускать этот вопрос получения информации на самотек. Пусть у ребенка будет планшет, компьютер, но лишь определенное количество времени, которое с ребенком нужно в рамках воспитательного процесса обговорить и зафиксировать: вот столько-то времени – и не больше. В этом смысле должны быть конкретные ограничения, чтобы ребенок успевал развиваться и в других направлениях, успевал что-то делать своими руками, успевал гулять, успевал общаться со сверстниками и так далее. Чтобы общение с гаджетами не выходило на передний план, не заслоняло реального общения с живыми людьми. Вот об этом родителям нужно позаботиться.

Ведущий Дмитрий Бродовиков

Записала Нина Кирсанова