Беседы с батюшкой. Евхаристия как духовный центр христианской жизни

На вопросы телезрителей отвечает иерей Владимир Коваль-Зайцев, клирик Феодоровского собора Санкт-Петербурга. Передача из Санкт-Петербурга.

– На заставке в студии мы видим ваш нижний храм. Его особенность состоит в том, что иконостас не является преградой между верующими и клириками. Наверно, в таком случае можно ощутить евхаристический дух первых христиан наиболее явственно.

– Надеюсь, не только первых христиан, потому что евхаристический дух все-таки, слава Богу, существует вне времени. Но мы действительно очень рады, что исторически сложилось так, что в нижнем храме нашего собора изначально не предполагалось наличие иконостаса. В начале XX века строительный комитет планировал построить этот храм в стиле древних храмов (в том числе русских), где иконостаса не было. Поэтому изображенные сцены Евхаристии, приглашающие людей к общению, можно не просто увидеть на фресках данного храма, но в храме совершается и сама Евхаристия, она открыта для людей, постоянно включая их в процесс, и это замечательно. Мы всегда используем это в экскурсиях, которые проводим по храму: начинаем с нижнего и рассказываем на его примере об устройстве любого храма, потому что здесь иконостас открыт, а в тех храмах, к которым мы привыкли, иконостас закрывается.

– Расскажите немного о Евхаристии для телезрителей, которые не знакомы с литургической практикой Церкви.

– Евхаристия – это основное богослужение, основное таинство христианской Церкви, таинство благодарения Бога Отца за Сына, Его крестную смерть, воскресение, ту Жертву, которую Христос принес за каждого из нас. Центром совершения этого таинства является престол. Он есть в каждом храме, и везде Евхаристия совершается вокруг него. Принципиально важно, что в лице предстоятеля молится вся Церковь. Нет ее разделения на части, нет разделения службы и смысла. Все едино. Мы обращаемся к Богу «едиными устами, единым сердцем». Есть замечательное греческое выражение, сохранившееся со времен Древней Церкви: «все вместе – на одно и то же». Русский язык делает великолепный акцент на том, что воскресный день – день воскресения Христова. К сожалению, многие другие языки (в том числе европейские) не сохранили этого смысла.

– Чаще всего в название данного дня вкладывается языческий смысл.

– В общем, да. Например, «день солнца». А русский и славянский языки акцентируют на этом внимание. И, конечно, это день собрания, когда все вместе собираются в Церкви, потому что Церковь, как говорит русская пословица, не в бревнах, а в ребрах, это люди, которые собираются для того, чтобы славить Господа, молиться и в первую очередь благодарить Его.

– Существует две точки зрения на Евхаристию. Кто-то воспринимает Причастие как средство индивидуального освящения, а кто-то говорит о том, что это способ объединения всех в таинственное Тело Христово. Можно ли примирить данные позиции?

– Конечно, можно. Безусловно, в этом случае все относительно (я имею в виду само примирение), но тем не менее нельзя отбрасывать ни одну точку зрения: всегда присутствует и то и другое. Перед Господом предстоит и Церковь, и каждый человек сам по себе (в личностном предстоянии). Момент личного освящения для человека имеет огромное значение (хотя, скорее, это можно рассматривать как этап духовного роста), но если замкнуться на нем и остановиться, то мы потеряем вселенское измерение Церкви, собственно говоря, саму Церковь, а все совершается только по ее молитве. Можно подумать, что некий специально обученный человек (говоря языком религиоведов, жрец), который знает соответствующие слова и манипуляции, проделывает нужные операции и поэтому происходит то, чего мы ожидаем. Здесь прослеживается магический подход, волшебство, претворение, даже превращение чего-то во что-то и потребление нами готового продукта. Увы, это очень хорошо накладывается на современные представления общества потребления о мире.

Но изначальный смысл совсем другой. Могу вспомнить замечательные слова из дневника отца Александра Шмемана: он обращает наше внимание на то, что Древняя Церковь уже являла собой такое качество собрания, которое позволяло совершать Евхаристию. А современная точка зрения такова: мы становимся Церковью, потому что совершается Евхаристия. Разница ощутима.

На самом деле это трудноразрешимый вопрос. Я, по крайней мере, не могу на него ответить, потому что, скорее всего, евхаристоцентричность Церкви все время прослеживается в том, что Церковь всегда стремится к Евхаристии и в Евхаристии черпает силы для того, чтобы быть Церковью, изливаясь в мир.

– Индивидуальное освящение при Евхаристии ощущает, наверно, каждый. А как можно пережить чувство единения со всей Церковью?

– Если ты замкнут в себе, в своей скорлупе (пришел, отстоял на своем месте – и ушел, никого бы не хотел видеть и узнать поближе), то преодолеть момент личного освящения будет очень трудно. Церковь как собрание призывает человека раскрыться навстречу другому. Собственно, христианская Церковь устраивается и воспринимается как образ Божий (в нормальном случае). А образ Бога – три Лица, находящиеся в таком общении друг с другом, которое не имеет никаких внутренних границ. Абсолютное единство при разности – к этому и призывается Церковь. Разные люди, разные личности призываются к такому единству.

Но я немного удалился в сторону от вопроса. Есть технический момент: когда мы знакомимся друг с другом и (как говорится в одном из стихотворений знаменитого автора, «свершается Церковь, когда друг другу в глаза мы глядим»), можем заглянуть друг другу в глаза (не проскользнуть взглядом мимо, а именно увидеть другого), то нечто начинает происходить. Я уже не один, есть другой. Более глубоко это происходит на мистическом уровне. Наверно, все начинается с простого: с дружественности, с того, что Церковь имеет общественное измерение. Кстати, об этом говорил новомученик отец Анатолий Жураковский. Он был расстрелян в 1937 году. У него есть интересные работы, ранние размышления о том, что человек входит в Церковь двумя ступенями: первая ступень – это тишина его сердца, в которой он узнает Бога, слышит Его призыв, а вторая – общественное измерение Церкви, Церковь как собрание людей. Думаю, Евхаристия переживается примерно так же, хотя это изначально церковное таинство, а не индивидуальное (как и крещение, и другие таинства, хотя, к сожалению, на практике это часто выглядит по-другому). Человек приходит в своей боли, печали, замкнутости, проблемах, ищет какого-то утешения. И Церковь открывается ему как блудному сыну, готова его принять. Но потом начинает происходить чудо откровения: Церковь не просто некий далекий Бог, специально обученные люди, которые что-то сделают и дадут тебе, а это сообщество людей, которые ищут то же самое (и освящение, и преображение).

– Наша сегодняшняя тема – «Евхаристия как духовный центр христианской жизни». Если мы говорим о центре, то подразумеваем некие концентрические круги. Что происходит вокруг евхаристического центра?

– Все остальное. Если мы понимаем, что Евхаристия – центр жизни, то, во-первых, мы не исключаем ее из жизни, она находится в этой среде. И хотя это Таинство не от мира сего, оно совершается в мире сем. Евхаристия, как говорит Церковь, совершается одновременно и на земле, и на небесах. Не случайно, как гласит легенда, послы, приехавшие из Византии, говорили именно об этом, они нечто такое почувствовали, я думаю, не только во внешнем обряде, но и в глубинном смысле. А вокруг жизнь, все то, о чем говорит Евангелие и Сам Христос в нем: о страдающих людях, печалях этого мира, который не знает, что такое Евхаристия. Выходя после Евхаристии, после литургии, мы окунаемся в этот мир не для того, чтобы, как в древней греческой языческой мистерии, скорее забыть, что только что было, окунуться в профанное и, может быть, даже специально отрезать эту сакральную часть своей жизни, а чтобы, наоборот, вынести в этот мир частицу святости и этим его освятить. Мы можем нести это в себе, потому что это дар Христовой любви и он дается каждому человеку – дар исцеления (в первую очередь сердца, которое без Бога замкнуто на самом себе и расколото на части, изрешечено нашими грехами, как сито: ты набираешь в него благодать, а она вытекает). Господь излечивает каждого из нас и что-то нам дает.

– Наверно, Причастие является одним из самых легких действий в нашей духовной жизни. А остальная духовная жизнь, которая освящается через Причащение, более сложная. Без чего Евхаристия не будет полностью пережита христианином?

– Я соглашусь с Вами. У всякого дела есть содержание, смысл, цель. Наша цель в Причастии – приобщиться Богу. Но вопрос – для чего? Для того чтобы замкнуть уста, как говорят некоторые, на весь день удержать благодать, ни с кем не разговаривать, потому что дан бесценный дар (и спорить невозможно: он действительно бесценный), или чтобы растратить этот дар, раздать без остатка? Зачем Христос пришел на эту землю? Что Он делал? Почему Он в конце концов умер? Все это было растратой дара без остатка. Ни грамма для Себя – все было отдано. И невозможно оценивать это только как исторический факт: когда-то это было, завершилось – и все хорошо, теперь мы можем жить в другом мире. И да, и нет. После Христовой Жертвы мир стал другим, но Жертва продолжает совершаться в нем. И христианин входит в соработничество Богу в деле спасения этого мира. Поэтому нельзя совершать Евхаристию как дар благодарения только на словах, а ее нужно совершать как деятельное участие в том, что продолжает совершать Христос, то есть в деле спасения. Конечно, наша роль в этом скромная, но все-таки она есть.

– А если говорить о социальном служении? Насколько оно изменяется, если смотреть на него через призму Евхаристии?

– Думаю, оно изменяется. Евхаристия меняет мировоззрение человека именно потому, что это таинство встречи, преображения. Наверно, это происходит не сразу, в один момент: не было – и стало. Конечно, это процесс постепенного и освящения, и преображения – изменения, которое творит с нами Господь. Это в том числе касается социального служения, так как в любом служении (а социальное служение в данном случае показательно) человек склонен приписывать свои дела себе, своей доброте, открытости, самопожертвованию. А Евхаристия переводит благодарение в дела. Мы продолжаем благодарить Господа. Он сказал: «Если вы совершили это для одного из малых сих, вы совершили это для Меня». Мы встречаемся с Самим Христом и благодаря Ему совершаем добро для одного из малых сих – и фактически для Него Самого.

Я видел в Риме замечательную скульптуру (не знаю автора): возле госпиталя сидит нищий с протянутой рукой, просит подаяния. Капюшон надвинут очень низко. Проходя мимо, его можно принять за настоящего нищего. Но если заглянуть под капюшон, ты увидишь, что это сидит Сам Христос. Однако для этого нужно наклониться. Евхаристия подвигает к смиренной благодарности.

– Вопрос от телезрительницы из Санкт-Петербурга: «Как привести к Причастию взрослого человека, больного аутизмом? Он не родственник».

– Здесь не совсем понятна проблема. Почему нет? К Причастию можно привести любого человека, в том числе больного аутизмом. В наш храм такие люди приходят достаточно регулярно. Могут быть проблемы с подготовкой, но здесь не нужно придерживаться максималистского взгляда: что человек может сделать, то и будет подготовкой. Конечно, нужно привести человека к Причастию, тем более если он хочет.

– Скорее всего, нужно спросить об этом на том приходе, где хотят приобщить человека Святых Таин.

– Да, но могут существовать какие-то особенности храма (много народа или еще что-то – всякое бывает, могут быть чисто механические сложности для людей с ограниченными возможностями), такое встречается. Мне кажется, в Церкви все преодолевается. Благодарность изливается на окружающих людей, все готовы друг другу помочь. По крайней мере, в нашем храме это очевидно.

– Как Вы считаете, насколько сильно через Евхаристию в человеке развивается навык благодарения? Как он влияет на всю жизнь?

– Все зависит от того, как мы будем участвовать в Евхаристии. Если мы останемся на том уровне, о котором мы изначально говорили, на уровне личного освящения, то боюсь, этот процесс может остановиться и благодарение, действующая благодать не будет развиваться. Я не хотел бы выглядеть как доктор, который ставит диагнозы. Но дело в том, что это нормальное участие, когда человек пытается разобраться (имеется в виду процесс, а не человеческие способности), что такое богослужение, что на нем происходит, как он в нем участвует и как в нем участвуют остальные люди, как они входят в общение. Евхаристии предшествует первая часть, которая называется литургией оглашенных. Это литургия, где звучит слово Божие. Значит человек научается, готовится. Каждая Евхаристия, литургия – духовная высота, на которую человек восходит вместе со всей Церковью. Если усилие совершается, то, думаю, оно не может пропасть даром. Конечно, он будет учиться и благодарить – и это будет выражаться в его отношении к окружающим людям – например, могут измениться отношения в семье, на работе. Это произойдет, если Евхаристия воспринимается не просто как личный дар для здоровья и успеха (все можно трактовать и так, правда?). Если вектор верный, Господу есть где действовать.

– Вопрос от телезрительницы из Екатеринбурга: «Все мы хотим попасть в Царствие Небесное. Но ведь там не будет Причастия. Поэтому мы должны причащаться здесь чаще и подходить к этому более ответственно, так как, наверно, мы будем без этого скучать. Как это будет проходить в Царствии Небесном?»

– Я бы не стал обеднять Царствие Небесное. Царствие Небесное начинается здесь и сейчас. И я бы не исключал из него Евхаристию. Это Царствие Небесное на земле. Мы подчеркивали, что Евхаристия – это благодарение. Для нас Причастие (под видом хлеба и вина) – очень слабое отражение того, что происходит в вечной жизни, где, как говорит апостол, мы будем «лицом к лицу с Богом». Конечно, когда мы находимся лицом к лицу с Богом, мы соединяемся с Ним в этом прямом открытом общении. Нет нужды ни в каких заменах, нет необходимости в Причастии (как его не было в раю – и человек от этого не страдал, потому что он был с Богом, в таком единстве с Ним, какое нам и не снилось).

– Это непрестанное Причастие через само присутствие Господа.

– Да, если мы соединены, какое может быть Причастие? Ведь Причастие – соучастие, сопричастность. Мы можем привести много подобных слов, но при этом все время будет ощущение некой части. Мы можем получить какую-то частичку. Но причастность к Богу отражается не только в евхаристическом Причастии. Она отражается в делах милосердия, о которых мы говорили, слушании слова Божия. Это тоже Причастие, только другого рода. А Царство Небесное – беспрерывное пребывание с Женихом в брачном чертоге.

– Пока мы не в Царствии Небесном, наша жизнь носит циклический характер: дни, недели, месяцы, годы. И в центре каждого из этих кругов, наверно, тоже находится Евхаристия, если правильно устроить свою христианскую жизнь?

– Да, хотя наши современные условия жизни поставили перед нами довольно сложные вопросы, в частности такой: ежедневно служится литургия – это хорошо или плохо?

– Я считаю, что это прекрасно.

– Это прекрасно, но это ставит перед нами определенную проблему. Она заключается в восприятии Евхаристии как некого индивидуального таинства: могу причаститься в понедельник, вторник или среду – когда мне удобнее. Воскресенье – день собрания Церкви, это самый главный день. Все остальное – дополнение. Но возникла такая практика. Она была обусловлена особенностями монашеской жизни. С одной стороны, каждый день может быть евхаристически окрашенным – это замечательно. Но хорошо бы, если бы это было церковным и не было индивидуализмом, проявленным в Церкви: «Мой день Причастия – такой. Тогда меньше народу, знаете ли». Вот как можно рассуждать. Проблемы всегда внутри человека. Такие вещи могут быть прекрасными, но могут открываться с другой стороны. И это то, о чем нам стоит задумываться, чтобы Евхаристия стала действительно церковным таинством, чтобы мы не оторвались от Церкви и не считали, что мы причастились – и все хорошо, а остальное не очень важно.

– Батюшка, людей особенно интересует годичный круг.

– Есть центр годичного круга – Пасха, Воскресение, праздник праздников, с которого начинается все остальное. Это праздник, когда мы особенно можем быть с Богом. Не случайно в слове Иоанна Златоустого, которое читается в этот день, говорится: «подходите все». «Телец упитан». Все приглашаются к трапезе. Я не зря упомянул Воскресение как малую Пасху, как праздник, в который мы ее вспоминаем. Мы продолжаем ее переживать.

– В практике Великого поста немаловажную роль играет воздержание от Евхаристии. Почему возникло данное явление, и насколько это полезно для души человека?

– Есть особенные дни душевной, духовной скорби, переживания трагедии человеческого разрыва с Богом, для того чтобы почувствовать контраст (здесь отчасти работают и психологические моменты), прочувствовать праздник Пасхи как действительно праздник Воскресения, выхода из этого состояния, которое на практике часто теряется. Оно теряется именно потому, что если не слишком соблюдать пост и не участвовать в великопостных службах, приходить только по воскресеньям, можно подумать: «да, служится немного другая литургия, служба Василия Великого, в другом облачении». Если мы не услышим евхаристических молитв, то даже не заметим, что литургия иная: те же возгласы, все то же самое, есть Причастие – и все хорошо, праздник продолжается. Это особенно ощутимо Великим постом, когда совершаются литургии Преждеосвященных Даров. Но опять же смотря как совершается данная литургия. Современная практика предполагает, что она может служиться и утром. Таким образом, теряется измерение постного дня, когда человек готовится, постится (не случайно это среда и пятница – самые постные дни, именно тогда Церковь дает людям утешение в виде Причастия). Евхаристия не совершается, не служится благодарение – мы причащаемся Дарами, которые освящены в воскресенье. Это утешение дается человеку в самые трудные дни как укрепление от Господа: «Я прохожу это поприще вместе с вами». По уставу это должно совершаться во время вечерней службы, в завершение дня после полного воздержания от пищи. Такое Причастие переживается совсем по-другому. Это откровение, через которое можно многое понять, в том числе о Евхаристии.

– Это действительно становится центром по меньшей мере дня.

– Безусловно. Кстати, древние христиане причащались ежедневно запасными Дарами, которые они уносили с собой. Это известная практика. Они доверяли друг другу.

– А что можно сказать о подготовке к Причастию? Существует такое мнение, что можно (и даже желательно) растягивать чтение молитвенного правила ко Святому Причащению и правила после Причащения на неделю, чтобы вся неделя становилась траекторией движения от Причастия к Причастию. Расскажите об этом подробнее.

– Думаю, мы можем встретить много разных вариантов. Современные документы гласят, что такие случаи все-таки рассматриваются духовником, потому что есть личные особенности человека, храмового благочестия, той среды, в которой мы находимся. Критиковать не стоит, так как действительно есть разные практики и каждая из них по-своему интересна и делает на чем-то акцент. Мне близка практика частого евхаристического служения и, соответственно, Причащения, кому-то ­­– более редкая. И в каждом случае подготовка рассматривается по-разному. Она более интенсивна при редком Причастии (как было в XIX – начале XX века, в дореволюционное время: один-два раза в год, может быть, четыре – это все равно очень редко) и предполагает серьезные усилия. Но возникает вопрос: а что в жизни человека происходит в остальное время? Как Евхаристия распространяется на твою жизнь? Поэтому мне близка практика нормальной, естественной жизни в ритме Церкви, когда в постные дни (в том числе во время многодневных постов) люди стоят на своих местах, совершают вечернюю и утреннюю молитву вместе со всей Церковью. Ведь что такое вечернее богослужение? Это и есть молитва Церкви. Личное правило добавляется, но оно уже становится не столь напряженным. Молитва – вещь очень многообразная. Когда говорят о правиле, я отвечаю, что это в определенном смысле личная вещь, которая сформировалась для человека с его особенностями, ритмом жизни. Все это можно решить, согласовав с духовником. Не стоит подгонять все под какие-то лекала и готовые схемы, потому что они очень часто иссушают человека. Невозможно ко всем подходить с одной меркой. Люди бывают разного возраста, здоровья. Думаю, эти практики не стоит обсуждать и критиковать их. Они есть. И все равно придется решать этот вопрос в личном общении.

– Поговорим о пище для ума. Сейчас есть масса информации, книг – и простому православному христианину, не имеющему систематического духовного образования, очень трудно понять, на каких источниках остановиться. Порекомендуйте материалы, связанные с Евхаристией. Как Вы считаете, что является обязательным для прочтения?

– Все сразу же напряглись и приготовили карандашики, чтобы все записать в блокнотик, услышав слово «обязательным». Есть вещи, которые близки лично для меня, кажутся интересными и важными. Из авторов это отец Александр Шмеман, которого я уже упоминал и взгляды которого мне очень дороги. У него есть небольшая работа «За жизнь мира», есть более серьезная – «Евхаристия. Таинство Царства». Из той же плеяды европейских, русских эмигрантов можно вспомнить отца Николая Афанасьева. У него есть фундаментальный труд «Церковь Духа Святого», где с разных сторон подробно рассматриваются вопросы служения Евхаристии как центра духовной жизни. Я бы не стал называть много авторов и книг.

– Как теоретические знания воплотятся в жизни человека? Какова связь между действительной святостью каждого из нас, к которой мы призваны, и той информацией, которую мы получаем?

– Всякая информация, которую мы получаем, может остаться лишь информацией, если мы не пропустим ее через себя, через свою жизнь. Как говорится, есть ортодоксия, а есть ортопраксия – и, к сожалению, эти вещи могут немного расходиться. Это приводит к шизофреничности: верим в одно, а живем по-другому. Конечно, это нехорошо. Поэтому для духовной жизни важно, чтобы слово и дело не расходились между собой. Если мы что-то понимаем (не просто как интеллектуальное знание, как можно понять теорему, а через наш экзистенциальный центр, когда мы пропускаем нечто через сердце), это входит в нас и становится нашим. И очень важно, чтобы это не расходилось с практикой и тут же вошло в жизнь. Нужно начинать с более простых вещей, потому что Евхаристия – это все-таки вершина. Это центр, к которому все стремится и из которого все проистекает, некое завихрение. Для того чтобы подойти к нему, нужно решить более простые проблемы, которые нас часто захватывают. Не случайно перед литургией в нашей практике существует исповедь, покаяние, сама литургия наполнена покаянными молитвами, мотивами, покаянием как таковым, которое позволяет человеку приближаться к Богу. Эти вещи тоже нельзя забыть. Это не вычитка Покаянного канона, а действительно покаяние, не вычитка правил, а молитва, не формальное произнесение списка грехов, которые каждый может назвать: гневался, обижал, проявил нетерпение и прочее, – а переживание своих дел. И здесь понимание того, что Богу что-то нехорошо, что-то в Его глазах выглядит некрасиво, приводит к тому, что нужно от этого отказаться. А для этого требуется постоянное чтение Писания, нахождение в этой атмосфере, среде, где Бог. Помните: «Моисей вошел во мрак, где Бог»? Люди нередко воспринимают это странно: как так? почему мрак? Это мистический мрак, через который нужно пройти, чтобы увидеть свет. Чтобы увидеть свет Евхаристии, нужно преодолеть мрак собственной души.

– То, что Вы говорите, удивительно, но часто для воцерковляющихся людей первыми книгами становятся аскетические монашеские труды. В них много говорится о добродетелях и страстях, но не складывается представления, что Евхаристия должна стать центром жизни. Почему так получается?

– Как почему? Вы сами ответили на вопрос: потому что в монашеской литературе это не выпячивается. Я не могу сказать, что для монахов Евхаристия не центр жизни. Еще какой! Но почему-то в литературе это отражается не очень сильно. Что бы они делали без Евхаристии? Они бы ничего не могли сделать из того, о чем писали. Даже уходя в пустыню (например, в египетскую пустыню на Великий пост), они брали с собой Причастие – и жили этим. Но именно потому, что на этих вещах не акцентируется внимание, что это воспринимается внешним образом, и складывается такое впечатление, что можно жить другим. Вспомним Марию Египетскую. Она причащалась всего два раза в жизни: в начале и в конце своего духовного пути. Вроде бы она прожила жизнь без Причастия. Но на самом деле нет. Это как альфа и омега, все вертится вокруг этого. Не случайно показано, что духовный путь Марии Египетской начался с Евхаристии и закончился ею же. Вся ее жизнь была бесконечным покаянием и благодарением Бога. Но Причастие было разнесено во времени. Для Бога этого времени не существует. И для человека может не существовать. Мы все время пытаемся что-то слишком объективировать, довести до привычных нам терминов, свести к конкретной вещице, а все намного интереснее и глубже. Здесь действует Господь.

Возвращаюсь к Вашему вопросу: немного печально, когда мы начинаем не с главных вещей, а с второстепенных (важных, нужных, но второстепенных: они должны появиться на пути в определенное время и в определенном месте). Нам никуда не деться от аскетики, это необходимо, но до нее надо немного дорасти, так как если с нее начать по-монашески, то может снести крышу и останется аскетика ради аскетики. Ее тоже надо понимать правильно. Без Бога она словно отрицание чего-то, избавление от плохого, но теряет свой смысл.

Если говорить о нашей практике, то в первую очередь мы учим людей читать Писание, Евангелие как Благую Весть, без которой нам не жить, и Ветхий Завет через призму Евангелия. Конечно, Ветхий Завет нам необходим, но с него начинать нельзя. Потом, когда начинает образовываться поле смыслов, которое создает и открывает нам Господь, когда Он действительно поселяется в сердце, а сердце наполняется радостью, оттого что Господь рядом, открывается и путь. В то же время сердце наполняется предварительной печалью о том, каковы мы и что открывает нам Бог. Именно то, что Он нам открывает, вселяет огромную надежду в человека. Когда человек входит в Церковь через эту надежду, радость встречи, все встает на свои места, в таинствах ему открывается Церковь – и к этому добавляется все остальное.

 

Ведущий: диакон Михаил Кудрявцев
Расшифровка: Арсения Волкова