Беседы с батюшкой. Катехизация и церковное искусство

В петербургской студии нашего телеканала - беседа о катехизации и церковном искусстве с клириком Петропавловского собора и храма святой великомученицы Екатерины в Академии художеств, председателем Комиссии по архитектурно-художественным вопросам Санкт-Петербургской епархии архимандритом Александром (Федоровым).

− Наша сегодняшняя тема: «Катехизация и церковное искусство». Скажите, почему мы эти понятия ставим рядом?

− Чуть позже мы обратимся к этой теме в связи с особенностями моего жизненного пути, потому что у меня эти два понятия соединились вместе. А начать мне бы хотелось с другого.

Мы еще пока находимся в пространстве праздника Богоявления, имеющего и иные названия помимо Крещения Господня, о котором всем известно. Это еще и праздник Просвещения, как он называется по Уставу. Это очень важно, потому что когда-то в Древней Церкви в этот день массово крестили прежде оглашенных, прошедших соответствующие курсы, так же как в Рождество и на Пасху, но именно этот праздник сохранил такое название − Просвещение. Думаю, это не случайно, потому что Богоявление − это явление Святой Троицы. А троичная тема, которая просвещает нас знанием о Боге, дает уже и все остальные знания как частные случаи в нашей жизни.

Можно провести еще такую интересную параллель. В нашей Церкви есть два замечательных святых: преподобный Сергий и иконописец Андрей Рублев. Преподобный Сергий Радонежский, можно сказать, по-особенному воспел Святую Троицу, и сам этот праздник стал особенным после него. А его ученик во втором поколении, преподобный Андрей Рублев, сделал нечто подобное с иконой, которая была фактически ветхозаветным сюжетом, хотя на очень важную тему. Он окончательно превратил ее в тему о Святой Троице. Это очень важный момент: получилось, что он продолжил дело преподобного Сергия, и даже сказано о том, что он сделал это в похвалу преподобному Сергию. Тут мы уже видим параллель между Божественным просвещением, освящением нас Святой Троицей, и церковным искусством.

Праздники Богоявления, Пятидесятницы и Преображения Господня − это праздники Святой Троицы. Не случайно иконы, посвященные этим праздникам, полагается освящать именно как иконы Святой Троицы, а не просто как иконы Господского праздника. Исходя из темы Святой Троицы, можно сказать, что когда мы прославляем Господа как Бога любви, мы и просвещаемся всем тем многообразием знаний, которые нам благословлено иметь. Не лишними какими-то, суетными или сиюминутными знаниями, а настоящими, подлинными, которые идут от Господа. Здесь мы видим такую параллель и в особом откровении Богоявления, и в нашем просвещении, и в эстетической стороне, которая на самом деле не просто эстетическая, а помогает нам усвоить очень многое в нашей церковной жизни.

И я провел бы еще две параллели. Замечательный святой Иоанн Дамаскин, когда говорил о богословии образа, сообщал, по сути, о тех же вещах, которых мы касаемся и в обычной догматике, когда говорим о Святой Троице в привычных терминах. Можно сказать, что Сын Божий является Словом всех слов и Образом всех образов. Фактически это благословение на то, чтобы после Боговоплощения мы имели возможность и писать иконы, и очень благоговейно относиться ко всей системе церковного искусства и самых разнообразных образов. И вот получается такая довольно разнообразная картина, но она фактически увязывает самое главное: подлинное отношение к Богу любви − Святой Троице и окружающую нас жизнь. Эта жизнь и этически, и эстетически меняется в результате присутствия в ней Церкви. Поэтому нельзя разделить наши знания о Боге, правила жизни и ту красоту, которая возникает в результате жизни Церкви. Все это, конечно, должно быть вместе.

Вторая параллель приходит на ум в связи с прошедшим годом князя Владимира. Послы, которых он отправил в разные страны, самую красивую весть принесли из Константинополя. Они сказали, что переживание, которое у них было во время специально организованной для них службы в Софийском соборе, вызвало ощущение той божественной сладости, которую они не хотели менять на языческую горечь. Они сумели эти ощущения передать князю, вспомнили и о княгине Ольге, бабушке князя Владимира. И началось то замечательное дело крещения, которое привело Русь в нормальное христианское состояние. Послы ведь не привели никаких логических выкладок, они просто рассказали о своем переживании: они почувствовали, что Бог пребывает с греческим народом, и свидетельство этому − та красота, которую они увидели, им захотелось того же. Понятно, что в периоды гонений Церковь немного «сворачивается» и не все видно, но когда мир перестает гнать Церковь, то сам же приобретает от нее огромные богатства, потому что раскрывается ее красота, в том числе и та, которую увидели послы князя Владимира. Так что связь духовного просвещения и красоты, которая является прямым следствием просвещения, очень прямая.

− Поясните, почему на праздник Крещения вместо Трисвятого перед чтением Апостольского послания и Евангелия мы слышали песнопение «Елицы во Христа крестистеся… »?

− Эта замена связана с той традицией, о которой я уже упомянул: с массовым крещением новоначальных христиан, которые готовились к принятию таинства и которых обычно крестили в большие праздники. Если мы посмотрим на наше пасхальное богослужение, увидим, что в день Пасхи и во всю Светлую седмицу поется «Елицы во Христа крестистеся…», также и в Лазареву субботу, на Рождество и Богоявление.

Поэтому когда мы слышим эти слова, то вспоминаем о том, что когда-то Церковь очень активно организационно заботилась о том, чтобы подготовить своих будущих чад к церковной жизни, и это делалось и в плане занятий, которые велись с этими людьми, и в плане организации времени совершения таинства. Таинство Крещения тогда воспринималось не как частная треба, как это бывает сегодня, а как общецерковное, общинное дело, когда для всех была большая радость увидеть новых христиан в общине. Даже была такая традиция: первую неделю после крещения неофиты в белых одеждах с зажженными свечами шли вперед к Причастию и первыми принимали Святые Дары. Здесь очень интересная параллель с церковным искусством. В Софийском соборе Киева есть такая замечательная фреска, где перед Христом изображены Ярослав Мудрый со своей супругой и их дети с зажженными свечами и у каждого ребенка в одежде есть какой-то белый элемент. То есть как бы присутствует указание на неофитство Русской Церкви в лице княжеских детей.

− Сегодня часто говорят, что Русь была крещена, но не просвещена. И у нас сейчас получается, что в реальности катехизация происходит уже после крещения. Как у вас построен процесс катехизации?

− Мне довелось вести катехизический курс, который насчитывает уже изрядное количество лет. Первый раз мы начали вести занятия в конце 1987 года, еще при советской власти и атеистической пропаганде. Только через два года после этого Горбачев на Политбюро поставил вопрос о том, что надо отменить это безобразие, а потом распался Советский Союз и все пошло по другому пути, чем раньше.

В 80-е годы у нас была домашняя община, которую окормлял священник Василий Лесняк. Он служил тогда в Спасо-Парголовской церкви на Шуваловском кладбище. Возникла идея, что нужно более организованно помогать новоначальным людям. Мы обращали внимание на практику более опытных людей, которые как-то пытались решать этот вопрос, и поняли, что нам тоже нужно присовокупить к этому свои усилия − начались занятия. С 1987 года это все и идет. Сначала это было в домашней обстановке, а потом занятия стали проходить в Духовной академии. Ректором тогда был отец Владимир Сорокин, он милостиво приютил нас в здании академии. Сначала это было связано с его программой духовного просвещения людей, которые занимались делами милосердия, потом все само по себе продолжилось. Пик интереса к этим занятиям был в середине 90-х годов. Я помню, актовый зал заполнялся (он рассчитан примерно на 200 человек) и даже не хватало места, люди стояли. Сейчас уже не так: мы находимся в небольшой аудитории и такого всплеска нет, как в те годы, но суть остается та же самая.

Эти занятия, на мой взгляд, универсальны, потому что они восходят не к нашему опыту, а к святоотеческому, пришедшему к нам из IV и V веков (был такой золотой патристический век), когда некоторые из известных нам отцов занимались в том числе и просветительской работой. Остались произведения Кирилла Иерусалимского, Григория Нисского. Этим занимались многие отцы, и тот опыт передается нам. У нас ведь часть людей крещена, часть не крещена, кто-то даже воцерковлен, но чего-то не знает, и надо сделать так, чтобы всем было хорошо, чтобы всем была польза. Мы создаем программу таким образом, чтобы она была рассчитана на некрещеного человека, но если человек крещен, но не воцерковлен, ему все равно полезно пройти те же самые занятия, а для воцерковленного человека эти занятия могут быть полезны или для восполнения каких-то пробелов в знаниях, или даже для того, чтобы самому научиться передавать другим полученный просветительский опыт. В результате получается польза для всех, кто хочет эту пользу получить. Такие занятия могут быть полезны параллельно с вхождением в церковную жизнь.

Мы проводим занятия в течение учебного семестра, обычно два раза в год: в осенний и весенний семестр, по воскресеньям, во второй половине дня. Естественно, в первой половине дня человеку, который хочет нормально заниматься, надо быть на службе. Начинается все с общего разговора о вере, на первом занятии говорится о самых главных вещах, а потом занятия ведутся в три этапа. Первый этап состоит из бесед по Священному Писанию, на фоне которых поднимается тема о христианской нравственности. Вопросы люди приносят сами: читают потихоньку текст и спрашивают. Обычно это более или менее типовые вопросы, и редко когда спрашивают что-то совершенно оригинальное. И когда все «острые» места сглаживаются, можно начинать второй этап: тематические беседы от общей темы «Бог, человек и мир» к теме сотворения мира и человека (первые три главы Бытия), далее говорим о смысле Ветхого Завета, Боговоплощении и спасении, о Церкви, Святой Троице, таинствах и т.д. Начиная с темы Святой Троицы и таинств мы фактически переходим к третьему этапу, когда говорим о каких-то более глубоких и сокровенных вещах, требующих от человека более внимательного и глубокого отношения к самой церковной жизни, а не только к знаниям как таковым. Если параллельно происходит вхождение в церковную жизнь и усвоение каких-то общих знаний, то получается более-менее высокий коэффициент полезного действия, но если кто-то недостаточно усваивает все, ленится, у кого не получается пройти все так, как человеку предлагается, тогда КПД получается ниже.

В процессе этих занятий для некрещеных обычно организуется крещение, а для тех, кто собирается воцерковиться, будучи крещеным, предлагается в какой-то момент пойти на первую исповедь. Я здесь принципиально не настаиваю на том, чтобы в моем лице соединялись преподаватель и будущий духовник. В городе много храмов и достойных священников, поэтому человеку предлагается выбирать тот храм, который ему ближе территориально или пришелся по душе. С первой исповедью то же самое: предлагается пойти к батюшке, которому человек доверяет. Если же просят, чтобы я принял исповедь или кто-то из батюшек храма, в котором я являюсь настоятелем, то мы, конечно, это делаем. У нас есть специальное время для таких обстоятельных исповедей, можно прийти и исповедоваться.

Некрещеного человека правильно будет подготовить беседой исповедного характера. К сожалению, у нас часто этого не делают, а это неправильно, потому что перед крещением обязательно нужно провести такую беседу, только вместо разрешительной молитвы будет само таинство Крещения. Все равно человек должен понимать, что в его жизни было так, а что не так, потому что если, допустим, человек живет в смертном грехе и не понимает этого, то никакого крещения быть не может, пока он не изменит свою жизнь. Если человек просит, чтобы я его крестил, тогда я сам провожу такую беседу. Если же речь идет о воцерковлении всех остальных, то люди могут выбрать того священника, которого считают нужным выбрать, но мы со своей стороны предлагаем время и место для того, чтобы это сделать наиболее оптимально. Я сразу предупреждаю, что если человек придет в храм в большой праздник, то просто не будет времени им заняться, нужно договориться заранее. В дальнейшем поощряется более интенсивная церковная жизнь, чтобы человек воцерковлялся и насколько возможно чаще причащался, но здесь должен быть индивидуальный подход, потому что у людей разные возможности и силы: есть какие-то идеальные нормы и меры, а есть индивидуальные ситуации у человека, которые тоже надо учитывать.

Кто-то, пройдя катехизацию, ушел в другие храмы или уехал в другой город, а кто-то остался рядом. Храм в Академии художеств, где я являюсь настоятелем с 1991 года (это первый вузовский храм, который был открыт еще в Советском Союзе), поднимался из небытия силами многих из тех, кто проходил в свое время катехизацию. Он, конечно, не был таким разрушенным, как многие храмы, которые передаются Церкви, но там тоже было много трудов. Я никого к себе специально не зазывал, а предлагал это делать только тем, что хочет.

Дальше начинается какая-то связь между просвещением и церковным искусством, просвещением и эстетической стороной. До того как я стал служить в храме при Академии художеств, я учился в этой академии и преподавал там. И параллельно с преподаванием в Духовной академии продолжаю преподавать в Академии художеств историю средневековой архитектуры, которая в значительной степени является храмовой архитектурой. Тоже получается просветительский элемент: через профессиональное дело – духовное просвещение. Аналогичные вещи происходят в семинарии, но здесь обратный процесс: в духовное просвещение добавляется профессиональная сторона, и эти две стороны друг друга дополняют, а это всегда очень хорошо.

Опыт работы храма в Академии художеств показал, что вузовские храмы вообще полезны и приятны, потому что когда соединяются духовная и профессиональная стороны, то получается удивительный резонанс. Как с катехизацией: если человек хочет принять то, что ему дается, то получаются очень хорошие результаты. Если духовная сторона жизни и профессиональная становятся для человека единым целым, а не двумя параллельными реальностями, то результат всегда положительный.

Если говорить об эстетической стороне, то устройство и благоукрашение храма – это одна грань, а другая состоит в том, чтобы была огромная польза и для храма, и для профессиональной жизни студентов, которые стали активнее приходить (потому что сначала действительно было больше людей, которые просто меня знали и приходили с катехизических курсов), для того чтобы помогать, в том числе и в алтаре. Более того, потом так получилось, что параллельно меня назначили настоятелем музейного храма – Петропавловского собора, где был немножко другой подход: если академический храм нужно было воссоздать и что-то придумать, чтобы было интереснее и более полно, потому что храм был разорен, то в Петропавловском соборе был принцип «не навреди»: нужно было аккуратно войти в ту среду, которая уже существовала, но наполнить ее тем смыслом, который временно был нарушен, когда это был только музей. И опыт академического прихода здесь тоже пригодился. Получилось, что силами тех же людей, которые там помогали, и этот приход стал подниматься. Слава Богу, что Господь дал возможность в этих удивительных пространствах продолжать то дело, которое связано и с просвещением (потому что катехизические курсы продолжались и продолжаются), и с эстетическим делом: это благоукрашение храмов и профессиональная помощь людям, занимающимся церковным искусством.

И здесь открываются еще два интересных дела, в которых Господь сподобил меня поучаствовать. Во-первых, я говорю об иконописных отделениях наших духовных школ. Так вышло, что я не стремился к тому, чтобы специально этим делом заниматься, но в свое время, когда ректор духовных школ отец Владимир Сорокин и тогдашний преподаватель, иеромонах Феодосий (Коротков), в будущем архимандрит, организовали первоначальный иконописный класс, я там немного помогал: проводил теоретические занятия с участниками этого класса. Это был факультативный класс при духовных школах, где в основном занимались миряне; семинаристы редко принимали участие, у них просто не было сил совмещать и то, и другое, но были и те, кто пытался.

Этот кружок официально создался в 1988 году, а до этого были какие-то пробы, но так вышло, что отец Феодосий уехал в свои родные Печоры (он не городской по характеру) и потом очень долго был библиотекарем Псково-Печерского монастыря. (К сожалению, он уже почил, это был замечательный пастырь.) И тогда отец Владимир предложил мне заниматься этим делом, и мне пришлось согласиться, я имел архитектурное образование, но с художественной составляющей. Специально я иконописью не занимался, но пришлось ознакомиться с этими вопросами и организовать жизнь кружка, который в 1997 году превратился в школу, по представлению ректора Константина и по благословению патриарха Алексия, потом школа превратилась в отделение и так далее.

Конечно, очень важна здесь роль каждого владыки ректора (сначала это был владыка Константин, потом владыка Амвросий), потому что каждый привносил что-то новое, интересное. При владыке Амвросии мы стали по-другому подходить к защите дипломных работ, это стало очень интересным процессом, по-настоящему привлекающим внимание людей. В этом процессе есть что-то просветительское, потому что люди собираются, смотрят, слушают, и сами студенты какие-то интересные вещи начинают понимать о своем творчестве. Раньше такого не было, и это огромная потеря, а сейчас, слава Богу, есть. Вот так, поэтапно, когда добавляется то одно, то другое, это дело и развивается. Важно, что наши студенты получают и духовное образование, и профессиональное, так что на тему церковного искусства приходится говорить не только с семинаристами, но и с теми, кто этим церковным искусством будет заниматься, − это наши иконописцы.

– Поступил вопрос от телезрительницы: «Если Бог есть Дух, то как же мы Его изображаем и почему?»

− Дело в том, что мы изображаем то, что изобразимо, и не изображаем то, что неизобразимо. Надо обратить внимание на то, что ветхозаветная практика действительно запрещала изображение человека, потому что человек − образ Божий. Бог незрим, непостижим, неведом, значит и человека, который есть образ Божий, изображать не следует. Поэтому те религиозные движения, которые идут в русле только этой традиции, в своих классических формах тоже избегали изображений.

Факт Боговоплощения, Богоявления фактически дает нам санкцию на совершенно другой подход, потому что Господь принял в Себя человеческую природу. Вторая Ипостась Святой Троицы наряду с Божественной природой принимает на Себя человеческую. Это дает нам возможность изображать, и, изображая Спасителя, мы тем самым адресуем молящегося к Лицу второй Ипостаси Святой Троицы. И Сам Господь в Евангелии говорит: «Видевший меня видел Отца», то есть речь идет о том, что на самом деле вся Святая Троица здесь присутствует, действуя совокупно.

Если говорить о природах Спасителя, то, конечно, Его человеческую природу мы тоже не до конца постигаем, но хоть что-то о ней понимаем, а Божественная для нас незрима и непостижима, но своими нетварными энергиями Господь Себя являет в той мере, в какой считает нужным для человека. То же самое происходит через священный образ, через который человек может быть облагодатствован, получить исцеление, получить многое, потому что Господь здесь присутствует. Но изображается только то, что изобразимо, поэтому канонически неверным является изображение Бога Отца в виде старца. Хотя исторически такие изображения есть, но это скорее от народного благочестия. Сейчас мы относимся к таким вещам как к памятникам искусства своего времени, но если подходить канонически – Бога Отца в виде старца изображать не следует.

А если речь идет об изображении Спасителя, то оно нам являет Бога, но вовсе не являет неизобразимого Божества, а говорит нам о теме Боговоплощения. И вообще сам факт Боговоплощения дает нам санкцию на то многообразие церковного искусства, которое мы имеем. Если бы не это, то все было бы по-другому. Но потребность в изобразительном искусстве у человека есть. И даже в нехристианских традициях, которые не знают факта Боговоплощения, величайшей темы Святой Троицы, а знают только о факте существования Господа, постепенно отошли от своих аскетических традиций неизображения и все-таки стали изображать, потому что трудно без этого. Но для нас образы являются священными, потому что они основаны на теме Боговоплощения. Если Сын Божий незримо является образом небесного Отца, то факт того, что Слово всех слов и Образ всех образов дает нам благословение на изображение, – это начало великого дела церковного искусства, где есть многообразие. Храмы интегрируют в себе многое другое, фрески, иконы, миниатюры – все это украшает нашу жизнь и напоминает нам о том, что это есть некая грань между зримым и незримым миром. Через это мы помогаем себе восходить к горнему от дольнего.

− Вопрос телезрительницы из Московской области: «Я крещеная, но никогда не исповедовалась. Подойдя к батюшке, какие слова я должна сказать? И надо ли повторять при следующем исповедании те грехи, о которых я расскажу? Если не надо, то о чем тогда говорить? Надо же не один раз исповедоваться, а делать это постоянно…»

− Во-первых, обязательно нужно сказать батюшке, что Вы пришли первый раз, и найти такое время, чтобы батюшка имел возможность сам задать Вам вопросы, потому что даже если Вы вспомните какие-то очень важные вещи о своей жизни, что-то может ускользнуть. Опытный батюшка задаст те вопросы, которые помогут исповеди быть цельной: очень важно, чтобы она осуществилась не кусками, а целостно. В дальнейшем, на очередной исповеди, нужно говорить то, что будет в жизни случаться, или что-то забытое на первой исповеди. И тут уже сама жизнь подскажет. Опыт подсказывает, что чем внимательнее человек относится к себе, тем больше грехов он видит. Бывает так: приходит человек и говорит, что никого не убил, не ограбил, значит у него нет грехов. А человек действительно святой жизни видит в себе миллион всяких грехов, которые другой человек не видит. Есть какая-то тяжесть на душе, а человек плохо понимает, что происходит. Поэтому важно довериться опытному священнику, который поможет.

А если хочется подготовиться и как-то себя проанализировать до того, как придешь на исповедь, нужно оценить все то, что искажало наше отношение к Богу, людям, Церкви, самому себе, проанализировать и попытаться это сформулировать насколько получится, а остальное поможет сделать при первой исповеди священник. Если же исповедь не первая, то человек уже должен иметь больше ответственности и знать, что сказать, потому что батюшка в этом случае не обязан выспрашивать обо всем, что с этим человеком происходило, но может задать какие-то вопросы, на которые следует честно ответить. Иногда действительно бывает так, что человек что-то забывает, и вовремя заданный вопрос может подсказать то, что еще необходимо исповедовать. Это в значительной степени дело опыта, как с плаванием: пока человек не окажется в воде, он не научится плавать. Надо начинать, и потом жизнь сама подскажет, как дальше действовать. Важно не бояться, просто начать, а Господь поможет.

− Вопрос из группы «ВКонтакте»: «Мой отец не знает, крещен он или нет. Может быть, крещен частично, так как раньше крестили бабушки просто на дому. На мое предложение пойти в храм и завершить обряд он отвечает: «Зачем? Бог и так есть в душе». Катехизацию пройти не решается. Как ему помочь обратиться к Богу?»

− Такая ситуация, когда необходимо завершить процесс воцерковления человека, является хорошим поводом для хотя бы минимального просвещения. Я не говорю о том, что обязательно ходить на какие-то курсы, потому что они бывают разные. Кто-то совершает катехизацию за два-три занятия, кто-то дольше, но ведь можно почитать Катехизис в письменном виде. У нас есть целый ряд таких текстов, которые в общей сложности позволяют что-то понять. Лично мне нравится Катехизис епископа Александра (Семенова-Тян-Шанского), он написан очень хорошим языком, подходит для современного человека. Классический филаретовский Катехизис, конечно, правильный, но немного суховатый, а этот очень живо написан: содержание, по сути, то же самое, но изложено все по-другому.

Если трудно ходить на занятия, то хорошо бы посмотреть Катехизис, Священное Писание, ведь если у человека Бог в душе, это же должно как-то проявиться. И другое можно сказать: если человек грешит, то не только в душе, но и на деле, а каяться хочет только в душе. На самом деле то, что происходит в душе, это обязательная составляющая, но не единственное из того, что необходимо: человек должен и осознать грех, и исповедовать его, и услышать наставление, и, может, иногда даже епитимью получить, и разрешительную молитву, и благословение на Причастие.

Таинство Исповеди – это целый процесс, но чтобы к нему подойти, нужно еще что-то для этого сделать. И если неизвестно, было крещение полным или без миропомазания, то это повод для того, чтобы собраться и все равно прийти в церковь. Обязательно нужно все завершить, и здесь, конечно, нужна будет и исповедь, и какое-то элементарное наставление. Его форма может быть разной. Это так же, как с епитимьями. Есть книги правил, где написано, за какой поступок какая епитимья положена, но жизнь показывает, что не совсем так все бывает. Еще до революции было синодальное распоряжение о том, что епитимью можно преподать в гораздо мягком виде. Так же и здесь: жизнь показывает, какая есть мера необходимости. Ведь если человек при смерти и исповедует Господа как Святую Троицу, исповедует реальность Боговоплощения, кается в своих грехах и признает их, этого оказывается достаточным для того, чтобы его окрестить, причастить, для того, чтобы он с миром отошел в иной мир. Спрашивается, почему нужно ждать этого момента, когда человек еще в относительно бодром состоянии может все это сделать более отчетливо? Наверное, надо воспользоваться этим еще бодрым состоянием, памятуя о том, что мы не вечны и когда-то наше бодрое состояние сменится иным. Нужно пользоваться теми силами, которые Господь нам дает, чтобы и Богу послужить, и не воспрепятствовать своему спасению. Это очень важно.

Хотелось бы кое -что добавить о связи просвещения и церковного искусства. Мне приходится общаться с архитекторами (как со студентами, так и с теми, кто уже профессионалы и приступают к очень ответственной теме храмостроительства). Здесь в одно целое сливаются знания и претворение их в опыт благоукрашения в очень серьезном и большом деле созидания храма. Мне довелось участвовать в нашей епархиальной комиссии по архитектурно-художественным вопросам, очень много бывает поводов для общения с профессионалами на эти темы, и оказывается, что есть очень много граней связи просвещения и благоукрашения в нашей жизни.

− Где располагается ваша катехизическая школа и каковы сроки приема?

− Ближайший цикл занятий начнется 31 января, мы соберемся в помещении иконописного отделения наших духовных школ. Теоретически я здесь больше выступаю как представитель своего прихода, поэтому мы могли бы это делать в разных помещениях, но так как гостеприимство духовных школ для нас наиболее благоприятно, мы отсюда пока не уходим, нам здесь хорошо. 31 января в 16.30 будет первая встреча на иконописном отделении нашей Духовной академии, на первом этаже, почти при входе. Если кто-то хочет присоединиться, не надо никаких записей, можно просто прийти и привести своих друзей, знакомых. Мы посмотрим по количеству людей. Если окажется, что людей много, а аудитория мала, значит найдем другое помещение.

− Чем можно мотивировать людей к самостоятельному изучению церковного искусства и церковных дисциплин?

− Я бы здесь вернулся к тому, с чего начал: к теме нашего праздника. Памятуя о том, что это праздник Просвещения, хотелось бы пожелать всем нашим телезрителям все время находиться в состоянии просвещения. Господь собрал Своих учеников, и первое время, еще не называясь христианами, они иначе как учениками себя и не называли, то есть людьми, которые все время учатся, но не чему попало, а от своего Учителя, Самого Христа. Хотелось бы пожелать всем нам этого состояния ученичества, не только телезрителям, но и самим себе: остаться такими учениками на всю жизнь, чтобы мы никогда не чувствовали какого-то самодовольства, а всегда понимали, что в нас есть некая недостаточность, чтобы мы всегда принимали от Господа возможность узнать что-то большее, что помогает делу нашего спасения.

Все это должно быть не в отрыве от главного для христианина − участия в таинстве Евхаристии. Храм, который соединяет в себе все, не может не быть предметом нашего внимания. А если мы обращаем внимание на храм, значит и на все, что там есть: на слова, которые там произносятся и поются, на изображения, которые мы там видим, на церковную архитектуру... В совокупности это все дает нам повод еще и еще раз просвещаться. Мы просвещаемся Господом, Который есть Святая Троица, а по слову великого святого Григория Богослова, это и есть то, что мы исповедуем Бога, Который есть Любовь. Именно этот уникальный и только христианский опыт, который открывает нам Господа Самого по Себе (так как нигде вне христианства Господь неизвестен), предполагает, что мы, просвещаясь светом Святой Троицы, просвещаемся и многими другими вещами, среди которых есть храм, есть церковное искусство и просто многие знания о церковной жизни, которых нам еще недостает.

 

Ведущий: диакон Михаил Кудрявцев
Расшифровка: Елена Кузоро