Беседы с батюшкой. Сохранение исторической памяти

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках протоиерей Александр Абрамов.

– Здравствуйте, отец Александр!

– Христос воскресе!

– Воистину воскресе! Благословите наших телезрителей.

– Как всегда, очень грустно, когда подходят к концу пасхальные сороковины. Только-только мы начинали впитывать чувство пасхального торжества, радости, начинаем уже более глубоко осознавать то, что коснулось нашего сердца. Но все же от этой Пасхи до следующей будем научаться Христову свету, пусть это торжество нашей веры всегда будет отражаться в нашей жизни.

– Сегодня тема нашей передачи – «Хранение исторической памяти». Почему эта тема так актуальна сегодня и какое значение имеет хранение исторической памяти для духовной жизни человека?

– Наша страна – это страна очень сложной, извилистой, трагической, великой и порой очень запутанной истории. У нас ведется огромное количество полемик по разным узлам нашей исторической жизни. Порой возникает ощущение, что люди в собственной стране живут так, как если бы ее история была различна. Кто-то однажды пошутил, что у нас страна с непредсказуемой историей. Не с непредсказуемым будущим, что можно было бы себе представить, а с непредсказуемой историей. Посмотрите, как порой грубо и резко ведется полемика вокруг таких фигур, как Ленин и в особенности Сталин. Посмотрите, как люди закипают, если их оппонент не согласен с их трактовкой того или иного исторического сюжета.

Для меня, например, совершенно ясно, что вопрос сейчас состоит не только в интерпретации исторической памяти, но в ее сохранении. Уходят люди, которые пережили войну, пережили события 50–60-х годов с целиной, многие вещи становятся былинными. А что такое былина? Всегда есть основание что-то додумать, что-то дорисовать, исходя из чувства нахождения здесь и сейчас – в настоящем и зная в настоящем то, чего не знали люди в 40-е, 50-е, 60-е годы. И эта пририсовка есть уже искажение истории.

Мы с вами должны руководствоваться тезисом, который очень важен. Церковь всегда была хранительницей исторической памяти народа. Мы не обсуждаем, как тогда было хорошо, не обсуждаем, как тогда было плохо, мы обсуждаем, как тогда было. Мы должны обсуждать и выяснять, как было. Для меня, например, сейчас особенно важен период послевоенной жизни нашей Церкви, нашего общества. Как известно, в 1943 году Церковь получила глоток относительной, конечно, свободы, и примерно до 1949 года была возможность восстанавливать приходы, вернуться к прежним формам деятельности, свойственным Церкви. Потом опять закручивают гайки, приходит Хрущев, который дает стране «оттепель», а для Церкви становится еще более жестким гонителем, чем Сталин.

Ведь еще живы люди, молодость которых приходится на это время. Еще живы люди, которые тогда жили религиозной жизнью. Для меня, например, было бы очень важно собрать их свидетельства, воспоминания. Когда мы сталкиваемся с такого рода свидетельствами, то убеждаемся, что наша история очень и очень сложна, нельзя воспринимать все одномерно. У нас есть такое упрощение – вот приходит XX век, случается революция, затем – эпоха новомучеников; потом 1988 год – Горбачев встречается с членами Священного Синода, с патриархом, и начинается духовное возрождение. А что между новомучениками и духовным возрождением? Дырка, пустота, ничего не было? Заполнить эту лакуну достоверными свидетельствами – очень важная задача, которую мы решаем с помощью в том числе сбора сведений, устной истории, сбора артефактов. Для этой цели мы создали специальный музей, который называется «Советский Союз. Вера и люди».

– Почему современному человеку важно знать об этом периоде? Как это знание помогает в духовной жизни и вообще в жизни современного человека?

– Любое знание, точное и уверенное, – это свет. Господь говорит: если вы во тьме ходите, вы подоткнетесь; если же во свете ходите, не подоткнетесь. У нас огромное количество суеверий, много темноты – нежелания чего-то знать. Упрощенно говоря, все хотят освятить себе нательный крестик, никто не хочет осветить свою жизнь. А почему? Потому что примитивное знание позволяет ни о чем не думать. Ты нахватался поверху, считаешь, что здесь для тебя вопросов нет, там для тебя вопросов нет, для тебя все ясно – ты совершенно посредственный человек. Христос зовет не таких людей. Христос зовет людей думать, зовет людей к выбору. Выбор добра есть всегда сознательный выбор, поэтому правильное, точное знание истории – это всегда призыв к выбору, всегда призыв к следованию за Христом.

Приведу вам такой неожиданный пример. Что мы думаем о том, как жила Церковь в 60–70-е годы? Никого ведь за веру не сажали? Нет, уже нет. Никого не преследовали, пальцем ни в кого не тыкали? Примерно нет. Из партии исключали? Иногда да, но чаще всего нет. А вот рассказ одной нашей слушательницы, которая пришла в наш музей и рассказала историю своей семьи. Речь, наверное, идет о 60-х годах. Однажды ее отец пошел в Сандуновские бани, а  у него был нательный крест. Когда он переоделся, к нему подошла группа «отдыхающих», говорит: «Крест сними». Он отказался – ему дали бутылкой по голове. Вроде бы не ожидаешь, что в бане будет спор о вере, особенно в таких формах, как это произошло. Однако было так. И чем больше ты изучаешь, чем больше задаешь вопросов, тем больше понимаешь, что все было совсем, совсем непросто. Нам это надо знать.

Мы с Вами беседуем на фоне изображения Соловецкого монастыря, Большого острова Соловецкого архипелага. В одной известной песне говорится о том, что здесь был монастырь и были святые подвиги иноков, а в советские годы – тюрьма, лагерь, бараки. И есть слова: «Я не могу понять, какой из двух музеев нам важней». Конечно, нам важны и тот, и другой. Соловки – это символ, который дает нам очень ярко понять: грех вовсю соседствует со святостью. Из Писания мы знаем: там, где умножается грех, преизобилует благодать. Благодать дается людям для преодоления этого греха. Мы не должны видеть плоскую картину: наши люди не безгрешные, это люди, которые верили в очень непростое время и сами были людьми непростыми, очень часто искаженными, очень часто суеверными, очень часто замученными, замордованными. Они не иконописные, они живые.

 – Вы произнесли слово «живые», и хотелось бы перевести тему на выставку, которая открывается 18 мая и так и называется «Живые»; она посвящена жизни верующих христиан в СССР с 1943 по 1988 год.

– Да, в основном это послевоенное время, когда Церковь чуть-чуть отпустили с очень короткого поводка. Если можно, я покажу нашим телезрителям афишу. На ней изображено сердце, в которое вписан крест. Это люди, верующие в Бога, которые очень часто были вынуждены носить крест не на теле, а, например, прятать за лацканом пиджака или нашивать на обратную его сторону. Мой профессор еще в конце 80-х годов рассказывал: для того чтобы не привлечь к себе внимания публичным нанесением крестного знамения, у них с товарищами была договоренность мелким жестом, как бы доставая из кармана пиджака платок, перекрестить сердце, чтобы никто не понял, что происходит.

– Я знаю, что Владислав Третьяк, когда стоял на воротах, поправлял шест и свою хоккейную амуницию как раз крестообразным движением.

– Выставка эта о живых людях. Не о святых и не о страшных грешниках, а о тех, кто жил и старался жить по вере. Конечно, не могу не воспользоваться сегодняшним случаем и хочу пригласить всех, кто нас смотрит, на открытие выставки в Москве в пятницу 18 мая в 4 часа дня в Доме культуры Московского энергетического института по адресу: Энергетический проезд, дом 3, станция метро «Авиамоторная».

Как все будет устроено? Артисты театра прочтут документы эпохи: фрагменты воспоминаний, партийных документов, материалов, связанных с историей Церкви, и затем будет проведена первая экскурсия по экспозиции выставки. Ее прочтет заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии профессор Алексей Константинович Светозарский.

Что вы можете увидеть? Разного рода переписанные от руки молитвословы, сборники акафистов или письма. Например, письмо, где один человек пишет другому: «В этом году мы Первое мая не отмечаем, потому что совпало со Страстной неделей. Христос на кресте, как мы будем праздновать Первое мая? Миша успокоился». Имеется в виду, что некий Миша согласился с тем, что в этом году праздник Первое мая в этой верующей семье отмечаться не будет. Или, например, иконка Троицы, репродукция иконы Рублева, которую какие-то голландские гости привезли на фестиваль молодежи и студентов в Москве в 1957 году и подарили верующим людям, которые потом делились с другими...

Ведь Церковь жила, жила не совсем в подполье, но в полузакрытом режиме. Где взять Евангелие? Хорошо, если оно передается вам в семье от деда и бабушки. А если нет? А купить нельзя. Это сейчас вы приходите в любой храм – и на любой вкус что угодно: Ветхий Завет, Новый Завет. Я еще сам помню, как Толковую Библию в год 1000-летия Крещения Руси издали в Швеции и продавали в Москве за сто рублей. Сто рублей – это чуть меньше средней зарплаты. Сто двадцать рублей – это зарплата инженера, как была у моего папы. Толковая Библия за 100 рублей – это была толстая книга из папиросной бумаги, изданная в Швеции, и продавалась она сложнейшим способом: надо было найти того, кто поможет тебе ее достать. А по электричкам ходили псевдоглухонемые, которые продавали созданные фототипическим способом церковные календарики: когда Пасха, когда Успение… Причем на них изображались какие-то апокрифические черно-белые иконы, были грубейшие ошибки. Но люди покупали и их, потому что как иначе узнаешь, когда какой праздник? Таким образом, Церковь как-то существовала и обеспечивала свой быт.

– Вопрос телезрителя: «Я бы хотел задать вопрос по Евангелию. Сказано, что Христос воскрес в третий день по Писанию. А где сказано о том, что Он сошел во ад и разрушил силу диаволю? В Евангелии я этого не видел. Христос рассказал об этом апостолам? В молитвах об этом говорится, а где об этом говорится в Писании?»

– На самом деле я бы не очень хотел сильно отклоняться от обсуждаемой темы, тем не менее кратко отвечу на этот вопрос. Во-первых, о сошествии Христа во ад Вы можете каждый раз слышать в богослужебных текстах. Как происходит сошествие Христа во ад? Одновременно со всем остальным. «Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог, в раи же с разбойником, и на Престоле был еси Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй, Неописанный» – вот церковная формула, описывающая сошествие Христа во ад. И если Вы обратите внимание, в нашей иконографии Воскресения Христова никогда не изображается сам момент Воскресения – Христос восстает из гроба. Он таинственный.

– Телезритель: «Я понимаю, что есть такая молитва, но кто повествовал о факте сошествия Христа во ад? Откуда до нас дошло это предание о том, что Христос был во аде и разрушил его? И все мы теперь можем воскреснуть, как и Он, поскольку на нас греха нет, мы избавляемся от него при крещении. А дальше как?»

– Мы бы не избавлялись от греха в крещении, если бы крещение не было нам заповедано. Вы ждете от меня ссылку на то место, где Христос Спаситель говорит, как Он сойдет во ад и посетит адские юдоли. Такого текста, который бы мгновенно ответил на эти вопросы, Вы не найдете. Христос говорил о том, что Ему надлежит быть распяту; говорил о том, что Он есть Свет миру. Учение Церкви состоит в чем? Для того чтобы спасти человеческий род, Христу надлежит быть распяту, и это распятие есть Жертва. Жертва, приносимая Кем? Христом. Кому приносимая? Она приносится Святой Троице, и это общее согласие Отца и Сына и Святого Духа.

Для чего нужно спускаться в ад? Это не место сражения с адом: ад уже побежден на кресте. В это время в аду находилось огромное число праведников. И дальше начинается разговор – а кого Христос забирает из ада? Забирает ли он всех? Или забирает праведников? Теоретически мы можем себе представить ситуацию, когда некоторые не захотели последовать за Ним? Такие тоже могут быть?

Телезритель: «В Его время таких было много».

– А разве в наше время мало? У нас крест-то носят, а заповедей не соблюдают.

– Телезритель: «Я с Вами полностью согласен, что многие веруют ради обряда».

– Ради обряда, ради суеверия – как бы чего не вышло. Шеол, как звучит по-еврейски «ад», переводится как место, где нет Бога. Один из святых угодников Божьих говорит так: «Для людей, которые Христа любят, отсутствие Бога – это страдание, невозможность; ты хочешь идти к Богу, хочешь быть рядом с Ним. А для тех, кто Бога не любит, это и будет адским наказанием – они будут в вечной пустоте и вечной тьме».  Так вот, Христос спускается во ад, дабы всем сказать: «Вот Я, идите за Мной». И изводит людей из ада. А дальше в апостольских писаниях, у святых отцов Вы найдете много рассказов о том, почему это было необходимо. Существует и специальная литература, один из известных сборников на эту тему, который можно посоветовать, – «Христос – Победитель ада». Но в первую очередь это беседы Спасителя о том, что через Него придет избавление. В них изложено все то, для чего совершается человеческое спасение.

Я бы советовал поступить следующим образом – существуют сборники толкований святых отцов на каждое место Священного Писания. В конце 90-х годов они были изданы у нас, это так называемая синяя серия. Как оформлены эти книги? Например, Евангелие от Матфея: берется строка, цитируется, и под ней приведены все без исключения свидетельства тех или иных святых отцов, которые этот отрезок текста комментировали. Я думаю, самым лучшим способом для нас было бы взять Евангелие и прочитать его с толкованиями святых отцов, и там будут параллели и места, связанные с тем, о чем Вы меня спрашиваете.

– Спасибо. Скажите, почему выставка называется «Живые»?

– Потому что люди, которые были тогда в Церкви, не были картонными, одномерными, они все были очень сложными. Самое главное – они действительно живые: в условиях мертвящей реальности атеистического государства, когда уже никого не расстреливают, но и жить свободно тоже не дают, это биение христианского сердца позволяло Церкви самой оставаться живой.

Мы много раз слышали о том, что бабушки в белых платочках сберегли Церковь. Но бывало очень по-разному, и не только бабушки в белых платочках сберегли Церковь. И бабушки в белых платочках тоже бывали злыми, противными, вредными, как и сейчас такие есть в наших храмах. Ведь молодежь часто жалуется, что бабушки гоняют их по храму: не туда свечку поставил, не так перекрестился, в джинсах пришел и т.д. И не надо думать, что бабушки тогда были особо другими. Они были разными. Но эти люди, каждый со своим индивидуальным грехом, все вместе составляли Церковь.

У нас в музее воспроизведена обстановка среднестатистической городской квартиры 60–70-х годов. Посмотреть на эту экспозицию пришел один военный и сказал: «У меня папа был офицером; действительно, было именно так». А как? Стоит шкаф с закрытой дверцей. Надо иметь в виду, что в Москве в 60-е годы первые массово доступные частные квартиры стали появляться в 1963–1964 годах, в основном люди жили коммунально, очень тесно. Так вот, стоит шкаф с закрытыми дверцами, а в нем, в самой глубине, несколько иконочек. И чаще всего бывало так, что их еще закрывали постельным бельем, подушками. А когда соседи уходили, убирали это белье и молились перед образами.

Не только в партийных, но в обычных советских семьях публично икону в коммунальной квартире вы не повесите. Не потому, что кто-то донесет, но потому, что вас не поймут. Хрущев обещал к 1980 году показать по телевидению последнего попа. Мы с Вами беседуем в 2018 году, Никита Сергеевич умер, а батюшек уже показывают по телевидению добровольно, а не в качестве экспоната атеистического музея.

Это были все живые люди – люди с живым сердцем, люди, относящиеся к живой истории. А какая история живая? Это та история, которая продолжается у нас сейчас. Мы задумываемся о будущем. Помню, как школьником лет четырнадцати я думал: «Сколько мне будет в 2000 году? Около тридцати. Как будет строиться наша жизнь, как мы будем существовать?» Это меня всегда очень живо волновало. Когда мы задумываемся о будущем, когда мечтаем о нем, когда хотели бы исправить что-то в своем настоящем, мы должны обратить вопросы к прошлому. Потому что прошлое в нас сидит очень крепко, и то, что было тогда, нуждается в исследовании, для того чтобы понять, какое у нас будет будущее. Мы конструируем будущее исходя из того, что нас не устраивает в настоящем и что мы видим также в прошлом.

– Что может рассказать то прошлое, которому посвящена эта выставка, нам сегодняшним? Чему может научить?

– Мне трудно пока говорить какие-то обобщающие слова. Думаю, каждый найдет для себя нечто свое. Но для меня пока важна такая мысль. Как-то в дореволюционных мемуарах я натолкнулся на рассуждения одного человека, побывавшего в монастыре, который говорит: «Вот по соседству в русском монастыре всегда есть три кельи. В одной идет пламенная молитва и очень хотят служить Богу. В другой ненавидят себя и весь мир и тоскуют, потому что это житье оказалось не по силам и ненавистно. И в третьей келье сидит человек, которому все равно». И тот, кто молится в одной из этих трех келий, и спасает всю ситуацию.

Для меня очень важно иметь в виду, что нечто подобное было и в Церкви. Были пламенные люди, настоящие молитвенники, неравнодушные, на них и держалась подлинная, мистическая миссия Церкви. Также было немало людей, как и сейчас их немало, обрядоверов: прийти посвятить куличик, постоять на Пасху. Другое дело, что тогда сходить на Пасху было совсем не то же самое, что сейчас, тогда тебе это могло и боком выйти. Но все равно некое равнодушие, то есть ровное обрядовое настроение – бабушка ходила, прабабушка ходила, и я хожу в храм – тоже было, и это тоже Церковь. И были те люди, которые, как говорит Писание, «вышли от нас, но не были нашими», – ренегаты, священники, которые отказывались от веры и потом начинали пропагандировать атеизм; миряне, сделавшие научный атеизм своей профессией. И такие тоже были когда-то в Церкви. Нам часто говорят, что это были засланные сотрудники КГБ, люди исходно нецерковные. Ничего подобного. А Иуда тоже был исходно кем-то куда-то заслан? Нет, он был из учеников. Значит, феномен появления новых иуд – это тоже вопрос к истории Церкви.

– Вопрос телезрительницы: «Двадцать восемь лет назад в Томске я рожала свою дочь, у меня насильно срывали крест, сказали: “Пока ты не снимешь, роды принимать не будем”. Но я ответила, что я лучше уйду из роддома, но крест снимать не буду. Я родила дочь, она у меня воцерковлена, ходит в храм, и ей сейчас так же, как мне тогда, 28 лет. Ей надо выходить замуж. Ей сделали предложение, но она переживает – боится сделать ошибку, говорит: “А вдруг это не воля Божия?” Как ей узнать, выходить замуж или нет?»

– Во-первых, то, что Вы рассказали, – это очень важное свидетельство. Нам кажется, что было относительно ровно, а это ведь острая ситуация. В советское время Томск, особенно при Егоре Кузьмиче Лигачеве, который был первым секретарем обкома в этом городе, – это был город передовой, культурный, чистый и т.д. Видите, как это было очень непросто. Для меня все это очень важно, и я приглашаю всех, кто нас сейчас смотрит, делиться подобным с нами. Мы специально готовы записывать такого рода воспоминания о послевоенном времени.

– Каким образом люди могут поделиться?

– Можно позвонить в рабочее время в Москву по телефону храма  (495) 623-47-80, сказать, что вы хотели бы об этом поговорить, и оставить ваш номер телефона. Наши сотрудники с вами свяжутся и (если вы в Москве) договорятся, как с вами встретиться; если не в Москве, – как нам пообщаться по телефону или каким-то иным способом. Мы будем записывать, потому что это сокровищница нашей памяти, куда входят не только радостные воспоминания, но и горькие тоже.

Что касается дочери, тут ответ, мне кажется, очень простой. Если бы она любила этого человека, то вопрос о том, воля это Божия или нет, не возникал бы. А раз она присматривается, значит, относится к нему не очень крепко, значит, для нее есть вопрос: «Мой или не мой человек?» А значит, по-видимому, здесь не все так блестяще. Проще говоря, если любовь крепка, то вопроса нет, все ясно. А если она заменяется рассуждениями, как тут лучше поступить, как не ошибиться, значит, ошибка уже есть: крепкое чувство еще не созрело – и торопиться со свадьбой не надо.

– Вы несколько раз говорили о музее, который называется «Советский Союз. Вера и люди». Расскажите, пожалуйста, о нем подробнее.

– Замечательный заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной семинарии и академии, легендарный человек Алексей Константинович Светозарский (голос его вы можете почти всегда слышать, когда по федеральным каналам транслируют рождественские и пасхальные патриаршие богослужения, а он комментирует их), предложил начинать собирать свидетельства: предметы и воспоминания тех людей, которые были церковными людьми в 50-е, 60-е, 70-е и 80-е годы, до конца Советского Союза, исходя из представлений об ответственности.

Мы ответственны за то, чтобы сохранить в жизни Церкви эту историческую память. Люди уйдут, дети и внуки чаще всего безразличны: «Ну что это за мусор: какие-то тетрадочки, переписанные от руки, какие-то бумажные иконочки...» Для них это чаще всего никакой ценности не представляет. Все это уйдет в утиль. Очень многое сгорело, очень многое при переезде с места на место ушло в мусор, просто выброшено. Мы с вами сейчас являемся свидетелями такой ужасной культурной деградации, когда люди выбрасывают библиотеки. Очень часто, подходя к мусорным бакам, видишь, как штабелями лежат книги. Это от них избавляются дети: место в квартире занимают, а пользы никакой, как они считают.

В общем, мы решили, что нам нужно собирать свидетельства о том, как жила Церковь. Как можно было наполнить религиозный быт? Сейчас куда хочешь пришел – купил Священное Писание, те или иные духовные книги, купил икону, поместил ее дома в красном углу; смастерил его – все есть, все готово. А как это было раньше? Где можно было взять иконы? Очень часто они были самодельными. Как их украсить? Их украшали бумажными цветами или фольгой. Где взять календарь? Купить его было нельзя, и тогдашние фарцовщики и цеховики наладили изготовление всего этого.

Как подавать записочки? Мы видели в лавре записки, на которых от руки написано «Поминовение на пять лет». Выяснилось, что это не поминовение на пять лет. Власти не разрешали в лавре брать вечные поминовения, и «поминовение на пять лет» – это такой эвфемизм; на самом деле это вечное поминовение; для властей писали «на пять лет», но все понимали, что это значит на самом деле.

Были очень популярны разного рода открытки. Только в открытках, фотографических или в которых воспроизводились те или иные картины, можно было иметь виды храмов. Например, набор открыток «Виды Москвы», и там – «Москва. Вид на Новодевичий монастырь». И люди брали эти открытки и прикрепляли их на стену или делились друг с другом, потому что это был единственный доступ к религиозному изображению. Таким образом человеческий быт наполнялся. В нем хватало всего: и обрядоверия, и суеверия, но и подлинной веры тоже.

Архивы тоже позволяют нам понять, что, как ни старались, вытравить веру до конца не удалось. Я читал совершенно казусную вещь. Один чекист в городе Молотове (ныне Пермь) по пьяному делу рассказал своему другу, что тому предстоит скорый арест. И этот друг этим знанием, естественно, воспользовался и исчез. Чекиста арестовали. Идет партсобрание, его исключают из партии, выясняют, что и почему, и один партийный руководитель говорит: «Что же Вы нам так вот органы мараете? Мы же к Вам как к Богородице относились». Представляете, человек с крестьянским сознанием, чтобы сказать, что он относился к органам ЧК как к моральному критерию, как к чистым, великим, прибегает – под протокол на партсобрании – к словам: «Мы к Вам относились как к Богородице»…

Мне известна ситуация, произошедшая у нас в университете на историческом или филологическом факультете. Женщина, хорошо знающая текст Великого покаянного канона Андрея Критского, – секретарь партбюро. Она неверующая, атеистка,  но неожиданно через ее сознание преломляются какие-то церковные пласты. Коммунисты заболтались, а гуманитарные факультеты всегда склонны к каким-то разговорам, и она призывает их к порядку: «Давайте, товарищи, побыстрее проводить партийное собрание. – И цитирует канон: – Время жития течет: что всуе мятемся?»

И вот через это мы узнаем, как жила страна, как жил народ, как жила Церковь. Мы всегда очень любим говорить: «Вот были новомученики...»  Мы как бы присваиваем себе этих новомучеников – мы наследники новомучеников. Не надо так говорить. Новомученики совершили свой подвиг. Новомученики – это святые люди, но была же и Церковь не святых людей, простых людей. И наш разговор о простых людях. Новомученики – это вершины горные. Эти вершины горные закрыты облаками, а что у подошвы горы?

– Вопрос телезрительницы: «Предыдущая телезрительница рассказывала, что двадцать восемь лет назад во время родов ее заставляли снять крестик. Но и сейчас... Я работаю в больнице в Московской области сестрой-хозяйкой; от меня, в принципе, ничего не зависит, но я точно знаю, что когда православного больного увозят с крестиком на операцию, то врачи обязательно заставляют крестик снимать. Я говорила им, что в истории не было такого, чтобы человек умер на операционном столе из-за крестика, но бесполезно. Врачи, например, боятся и предостерегают, что при операции может всякое случиться, и обязательно заставляют снимать крестик. Как быть в таком случае?»

– Скажу Вам так: я недавно претерпел некую операцию, и меня тоже попросили снять крест. Но дело в том, что операция происходила в непосредственной близости от креста, и он бы действительно мешал ее проводить. Думаю, что в таких случаях остается подчиниться. Как я понимаю, по протоколу во время разного рода хирургических операций на теле человека не должно быть ничего, в том числе и нательного креста. Но если речь идет о малозначительном хирургическом вмешательстве (скажем, на нижнюю часть стопы), то я действительно не понимаю, почему в таком случае надо снимать крест. Я с этим сталкивался и убеждался, что все упирается во вменяемость и адекватность доктора. Если доктор нормальный, то проблем не возникает. А как еще быть? Видите ли, мы в больнице заложники той системы и медицинских требований, которые существуют.

Тут у нас получается, что в 50-е годы архиепископ Лука Войно-Ясенецкий надевал панагию и ставил икону в операционной, а теперь заставляют снимать кресты и при этом говорят о том, что у нас религия на подъеме.

– Как можно посетить музей «Советский Союз. Вера и люди»?

– Это небольшой музей, где мы, как я уже сказал, воспроизвели обстановку небольшой советской квартиры 60–70-х годов, где представлены старинные, по нынешним меркам, детали интерьера: разные граммофоны, посуда. Он находится при храме прп. Сергия Радонежского в Крапивниках в Москве. Крапивинский переулок, дом 4. Мы открыты по субботам с 12:00 до 15:00 часов для посещений, проводим экскурсии. Как у нас часто бывает в музеях? Это как некие большие амбары: вот здесь лежит это, тут вот это. Это не так интересно. Интересно другое: каждая вещь – это вещь с историей, за ней что-то стоит.

Лежит Евангелие, на обложке которого написано от руки: «Детки мои дорогие, помолитесь за своего папашу. Полина, помолись за своего папу». А на третьей странице обложки написано, что происходит: «Не знаю, когда выйду», – и все выглядит совсем иначе. …Церковный календарик, на котором написано, что на Успение надо пойти туда-то... Человек знает, где какие находятся московские храмы, почитаемые иконы и т.д.

Мы рассказываем такие истории, нам помогают в этом наши молодые сотрудники, мне не нравится слово «волонтеры», это добровольцы. Так что добро пожаловать,  можно позвонить по телефону храма (495) 623-47-80 и сказать, что вы хотите прийти. В любом случае с 12:00 до 15:00 часов каждую субботу мы открыты для публичного посещения, а в остальное время идет исследовательская работа.

– Время нашей передачи подходит к концу, скажите еще раз о том, где и когда будет проходить выставка и несколько слов о том, чем эта выставка будет интересна нашим телезрителям.

– Друзья, ждем вас в Доме культуры Московского энергетического института по адресу: Энергетический проезд, дом 3, строение 1. В эту пятницу, 18 мая, в четыре часа дня открытие выставки, и потом она будет открыта в течение месяца. Мы с вами сможем там увидеться. В первый день будет экскурсия профессора Алексея Константиновича Светозарского. Затем все дни, кроме субботы, воскресенья, до 18 июня выставка будет работать. Мы с вами прикоснемся к живой, подлинной жизни той Церкви, к которой имеем честь принадлежать.

Завершая наш разговор, напомню, друзья, что жизнь Церкви, наша повседневность, тот факт, что мы с вами можем сейчас говорить, целиком зависят от того, насколько мы христиански готовы жить не только для самих себя. Сейчас мы беседуем в студии «Союза», который действует не сам по себе. Вы помогаете «Союзу», вы жертвуете, даете ему возможность выходить в эфир, даете возможность приглашать священников, которые беседуют с вами. Помогайте «Союзу» пожертвованиями, помогайте вашей доброхотной помощью, тут каждая копейка на счету, и она всегда нужна. По меркам мирового телевидения это крохи, но это те крохи, которые потом сливаются в какой-то ручеек, и все это важно.

Завтра мы празднуем отдание Пасхи, последний раз служим в красных облачениях. Приближается праздник Вознесения Господня, и желаю и вам, и себе: Господи, помоги нам смотреть не вниз, не в пол, а вверх – к Небу и двигаться к Тебе.

Ведущий Денис Береснев

Записала Ксения Сосновская