Беседы с батюшкой. Варницкая православная гимназия. Часть 2

В московской студии нашего телеканала на вопросы о Варницкой православной гимназии (Троице-Сергиев Варницкий монастырь, г. Ростов) продолжает отвечать ее директор, преподаватель Московской духовной академии священник Димитрий Диденко.

– Мы вновь рады приветствовать Вас в нашей студии. В прошлой передаче мы поговорили о гимназии, но у нас возникла необходимость все-таки еще раз с Вами встретиться... Думаю, это будет полезно и интересно, и кроме учебы и жизни в монастыре мы затронем еще и некоторые другие вопросы, связанные с нашим подрастающим поколением, с нашим будущим (к нему пока и я принадлежу). Нашему поколению действительно сложно жить, выполнять какие-то задачи. По крайней мере, с Божией помощью каждый как-то их решает.

 В Ваших руках как директора судьбы этих ребят, Вы их воспитываете, учите. И я надеюсь, что действительно это принесет свои плоды в будущем, Господь в будущей жизни Вам это зачтет. У меня есть некоторые вопросы; в первую очередь (так как Вы находитесь в монастыре) – все-таки есть ли какая-то монашеская жизнь? Как учащиеся, воспитанники гимназии, соприкасаются с монашеской жизнью?

– Это соприкосновение, конечно, происходит в основном во время богослужений (то есть в бытовой сфере этого нет). И в этом, наверное, есть своя польза. Так устроил не я, а еще отец Силуан, который начал возрождение монастыря, как мы говорили в прошлый раз. У монахов есть своя трапезная, свои места для проживания, и в быту соприкосновений не происходит. А на службе, как говорит владыка Феогност (и я думаю, что это очень правильно, подтверждается в реальности), мы объединяемся вместе, сходимся в храм для того, чтобы вместе служить Богу. И чтобы юные, глядя на тех, кто старше, кто уже прошел жизненный путь, понимали, что всё, чего они хотят в жизни добиться, – это вполне возможно, если к этому прилагать усилия. То есть духовная жизнь – это не просто какая-то фикция, это то, что имеет место прямо у них на глазах.

– Как раз о духовной жизни хочется поговорить. Есть же какие-то духовники? Богослужение – это же участие в таинствах, а не только петь на клиросе.  Об этом расскажите подробнее, это очень интересно и важно.

– У нас гимназия православная, как и многие другие. И ее православность заключается не только в том, что есть какие-то формальные признаки (богословские дисциплины, церковное подчинение), а именно в том, о чем мы с Вами сейчас будем говорить: в духовной жизни. У нас, как и у всех школ, есть духовник. Нашим духовником является архимандрит Захария (Шкурихин), известный человек. Я думаю, многие наши телезрители знают этого батюшку, он уже очень опытный священник и духовник. Одно время он исполнял обязанности духовника Троице-Сергиевой лавры, и его назначил Святейший Патриарх по рекомендации владыки Феогноста в 2015 году, вскоре после того, как я стал директором. Отец Захария, конечно, не имеет возможности постоянно пребывать на территории монастыря, он приезжает периодически, проводит беседы, исповедует, задает тон. Но в силу многих других своих послушаний он не присутствует постоянно. Тем не менее духовная жизнь у нас есть, и мы стараемся, чтобы она была активной.

Конечно, нужно отметить, что в отличие от учебы здесь не может быть никакой обязаловки, ни в коем случае мы никого не заставляем ни исповедоваться, ни причащаться, ни молиться в подлинном понимании этого слова. Конечно, все стоят на молитве, но мы не можем ходить с детектором молитвы и проверять, кто как молится и чем занят. Здесь как раз пытаемся заинтересовать, это сложнее. Хотя и в учебе такой же подход нужен: пытаться заинтересовать. Мы пытаемся это делать при помощи личного примера, насколько это возможно. Я лично не являюсь и не могу пока что являться каким-то серьезным примером, но тем не менее нужно над этим работать.

Пытаемся заинтересовать и привести самого человека к мысли, что духовная жизнь должна быть у него в сердце. Помимо формальной принадлежности к Церкви должны быть личные отношения с Богом. И, конечно, главным фактором, объединяющим разных ребят, с разными характерами, из разных мест, является совместное участие в таинстве Евхаристии. Мы стараемся причащаться все вместе еженедельно. Конечно, здесь тоже нет никакой обязаловки. Я говорю о том, что нормой церковной жизни является еженедельное, ежевоскресное участие в таинстве Причащения (благо у нас это прописано в нашем замечательном синодальном документе «Об участии верных в Евхаристии»), и коллеги об этом говорят. И мы стараемся, чтобы это становилось кульминацией недели. Уроки, послушания, какая-то деятельность – и вот мы все подходим к воскресенью с тем, чтобы в этот день встретиться с Господом и увидеть себя, свои недостатки, провести какую-то работу над собой.

– Каждое воскресенье, получается...

– Да, но это необязательно. Есть довольно большой процент ребят, которые действительно каждое воскресенье причащаются, есть те, кто этого не делает по разным причинам; не могу сейчас об этом говорить, потому что это очень индивидуально.

– А если человек очень долго не причащался, ведь все равно это как-то можно отследить, увидеть... Что Вы делаете в этой ситуации?

– Я как священник для себя поставил принципом, что нужно не бояться быть назойливым. Если я вижу, что воспитанник долго не причащался, я ему постоянно напоминаю об этом. Стараюсь, конечно, делать это ненавязчиво. Не знаю, как это выглядит со стороны, но стараюсь говорить в разной форме о том, что необходимо причащаться. Например, я причащаю и стоят два алтарника рядом, держат плат, и если кто-то из них не причащается, то я обязательно говорю: «Ты что – некрещеный?» Или еще что-то (может, в шутливой форме), чтобы это все равно заставило бы как-то задуматься о том, что ты стоишь рядом со Христом, Который вышел к народу, к тебе, и делаешь вид, будто бы Его нет, будто бы все средоточие литургии в тряпочке, которую ты держишь. Об этом говорим.

Подготовку к причащению тоже стараемся делать совместной, потому что есть разные практики: все с разных приходов, все придерживаются разных традиций. Еще и родители, конечно, имеют определенный вес и влияние. Поэтому у нас есть усредненная практика:  пост в среду и пятницу, который является, собственно, подготовительным к вершине недели, к воскресенью, и они вместе (опять это, кстати, добровольно) собираются и читают правило ко Причащению в субботу вечером.

Так это обычно организовано, и это дает свои плоды. Это и в моей жизни дало свои плоды. У меня в свое время, когда я пришел в гимназию, вообще причастие было на автомате, то есть как-то не занимало моего ума...

– Хотя Вы были священником в тот момент?

– Нет, я говорю про то, как я учился. Мне четырнадцать лет было, ну причастие и причастие. Вроде как все идут – и я пойду; как-то особо это меня не трогало. То есть я мог причащаться регулярно, если надо; мог вовсе не причащаться – мол, какая разница? И вот тогда Игорь Николаевич Кунин, о котором я упоминал в прошлой передаче, говорил с нами, что Причастие – это сердцевина Церкви, Евхаристия – это живая встреча с Богом, без нее невозможно выстраивать никакую духовную жизнь, это будет игра в имитацию. Тогда я для себя это понял, это прошло сложный путь в моем сознании. И сейчас я и мои коллеги стараемся об этом говорить с ребятами: что осознанное участие в Евхаристии – это залог живости духовной жизни, в особенности для будущего священника. Потому что если для священника Евхаристия не является центром его жизни, если она не является объектом вот такого желания, вожделения, то тогда все это быстро надоест, начнется процесс пастырского выгорания. Наверное, об этом нужно говорить с шестнадцатилетними юношами, которые собираются всерьез лет через пять-шесть принимать священный сан. Я думаю, это важно.

– А Вы  исповедуете своих учеников?

– Да, у нас небольшой выбор священства. Есть настоятель монастыря, отец Пимен, он обыкновенно возглавляет богослужение, вечером обычно исповедую я. И еще приезжают священники, иеромонахи из лавры, которые нам тоже помогают в служении, они обычно исповедуют по утрам. Я понимаю, что здесь возникает проблема: как это – исповедоваться директору? Что-то не очень удобно... Во-первых, я никого не заставляю идти именно ко мне исповедоваться, потому что если неудобно идти ко мне, можно исповедоваться утром и подойти к другому священнику. То есть  выбор все-таки есть.

И потом, конечно, я стараюсь, чтобы ребята понимали, что есть моя официальная должность директора, которая даже больше касается не их, а коллег учителей, а для них я стараюсь быть все-таки человеком, священником, с которым можно поговорить помимо всех формальностей. Я стараюсь поддерживать такие контакты, и, естественно, исповедь является одним из них.

– То есть во внеучебное, внерабочее время Вы имеете какое-то общение с учениками?

– Они даже заходят пить чай ко мне в кабинет.

– Объясните, как Вы вообще выстраиваете эти отношения? Это какие-то строгие отношения, к Вам нельзя подойти? Или можно подойти и задать такой вопрос: «У меня нет денег, хочу подарить девочке из Ростова букет цветов»… К Вам могут прийти с такой просьбой, например?

– С такой просьбой могут. Правда, не уверен, что смогу дать денег, хотя всякое может быть. Но что касается моих принципов, то я, когда занял эту должность, стал думать, что существует два способа быть начальником. Можно идти по пути наименьшего сопротивления, то есть быть страшным, строгим, окружить себя зоной отчуждения, которую никто не может пересекать, сделать так, чтобы твое появление всегда вызывало трепет, дрожь. Либо можно не бояться потерять дистанцию, просто пытаться наработать какой-то личный авторитет, который был бы основан на том, что не боишься показать себя таким человеком, какой есть. Я не боюсь, если мне укажут на мои недостатки; такое бывает. Я понимаю, что это сложно, но если мне говорят, что я в чем-то не прав, я стараюсь это принять, подумать об этом и исправить.

– То есть ученик может сказать, что Вы не правы?

– Ученик может сказать, что я не прав, и такое происходит. Может быть, нечасто, не всегда это по делу, но такое бывает, и я это очень ценю. У нас есть такая структура, как совет гимназистов, и они мне действительно могут сказать: «Нам кажется, что вот это Ваше начинание нежизнеспособно». И я стараюсь (надеюсь, у меня это получается) это воспринимать, обдумывать и этому следовать. И потом, неформальные контакты, мне кажется, вовсе не являются источником разложения дисциплины. Одно дело, если бы я начал с ними, не дай Бог, курить. У нас, слава Богу, никто не курит и не пьет.

– Все мы были подростками, разные искушения были. Если Вы замечаете, что начинаются какие-то шатания в этом смысле, им хочется выпить, почувствовать себя взрослыми, покурить или еще что-то, как Вы с этим боретесь?

– Мы боремся очень строго, обычно сразу расстаемся с таким человеком.

 У нас это прописано в Уставе, и это важно. Потому что дело ведь не в самих алкогольных напитках и не в курении. Понятно, что все это плохо, но дело в том, что это ответственность, которая не может не осознаваться при поступлении. Если человек настолько не способен справляться со своими желаниями, то очевидно, что ему не место в нашей гимназии. Хотя человек может подойти ко мне на исповеди или в частном порядке и сказать: «У меня такая проблема, не могу с этим искушением справиться». Мы попробуем с ним вместе как-то это решить. Такое бывало. Но если это происходит действительно втихаря, если мы об этом узнаем, если это вскрывается не потому, что сам человек признается, а  каким-то неожиданным образом, то тут мы принимаем самые жесткие меры.

А вот по поводу неформальных контактов… У нас общая трапеза; мы сидим красиво за столами (я сижу где-то за главным столом), это все выглядит со стороны очень формально. С другой стороны, недавно один ко мне подошел: «Ну, как дела, отец Дмитрий?» Я говорю: «Нормально, у тебя как?» Меня это не кольнуло, я не почувствовал, мол, какая это ужасная наглость. А почему бы и нет? Почему бы ему не спросить, как у меня дела? С некоторыми ребятами у меня очень близкие отношения, мне интересно с ними общаться, они приходят ко мне, мы можем поговорить о современной литературе, в которой я плохо разбираюсь. Они мне что-то еще могут рассказать, или я могу что-то рассказать. Для меня это очень ценно.

И потом, я считаю совершенно недопустимым любое повышение голоса, крики, потому что сразу же теряется всякий авторитет. В особенности это важно с детьми. Потому что ребенок, на которого кричат и которому пытаются доказать свою правоту просто при помощи децибелов (самый соблазнительный аргумент: «Это будет так, потому что я так сказал»), оказывается вовлеченным в ролевую игру, в которой его роль заключается в том, чтобы улизнуть. Отсюда большая проблема со списыванием, потому что на уроках учитель играет в учителя, а ученики играют в учеников. Учитель ходит между партами, смотрит, чтобы не списывали, а те, естественно (так как это же игра), пытаются списать. И в результате всем, наверное, весело. Поэтому я считаю, что ни в коем случае недопустимы никакие крики, никакие «выходы из себя», все это должно быть всегда с большим уважением и в рамках приличия. Я для себя это решил; надеюсь, буду всегда этого придерживаться.

– А ребята могут между собой не поладить, подраться?

– Могут.

– Мужской коллектив своеобразный, достаточно суровый. В этой ситуации что происходит?

– В этой ситуации я прошу, чтобы исполнялся евангельский принцип, хорошо всем нам известный: «Если согрешит против тебя брат твой, обличи его наедине; не послушает тебя – позови двух свидетелей; если и их не послушает, тогда скажи Церкви». Как это работает? Если у тебя есть личные проблемы, тебя лично кто-то обижает, я говорю, что в таких случаях можно поступить двояко: по-христиански или с точки зрения светской справедливости. По-христиански, если тебя обижают, – терпи, потому что нет такой обиды, которую бы тебе нанесли незаслуженно. Можно пойти по другому пути: нажаловаться; как говорят, настучать, запустить процесс разбирательства. Это один случай, когда тебя обижают.

А если при тебе обижают другого или как-то грубо нарушают дисциплину, то в таком случае я предлагаю как раз пользоваться этим способом: ни в коем случае не распускать кулаки, потому что это, конечно, не выход. И с точки зрения христианства тоже не выход. Хотя я прекрасно понимаю, что бывают случаи, когда без этого сложно обойтись. Все очень индивидуально. С трудом, но могу представить ситуацию, если, допустим, один нападает на другого, как-то его обижает; подходит третий участник конфликта и того как-то резко одергивает или ударяет. Это, конечно, плохо, но понять можно. Но если драка, если просто меня обидели... Если меня обидели и я хочу человека побить за то, что он меня обидел, это, конечно, не по-христиански, это должно быть понятно будущим священникам. Поэтому, конечно, у нас нулевая толерантность к насилию.

– Мы говорили, что это достаточно трудный возраст, интересный, и все равно в этот момент происходит некое становление личности. Несмотря на маленький, может быть, опыт, видно, что Вы увлечены этим процессом. Интересно, как Вы считаете, что необходимо давать человеку, чтобы действительно выросла личность? Хотя живут они все вместе, выполняют одно и то же каждый день и делают это тоже все вместе.

Я учился в семинарии, тоже трудно было выходить за территорию, был свой график, то же самое – служба в армии, когда ты вообще никуда не можешь уйти. Здесь похожие спартанские условия. Бывает, все это замыливается, становишься равнодушным человеком не только к себе, но и к другим. В такой ситуации действительно важный момент – не упустить это и сделать из человека личность. Какие, по Вашему мнению, есть для этого способы? Чтобы вырос не только будущий священник (это же необязательно, это индивидуальный вопрос), а чтобы был настоящий человек, мужчина, который способен на какие-то поступки.

– Одним из главных авторитетов в моей жизни является митрополит Антоний Сурожский. Я познакомился с его творениями, когда учился в Варницкой гимназии, с тех пор не нахожу для себя ни одного более близкого мне по сердцу и по духу церковного писателя. Владыка Антоний говорил замечательные слова, которые имеют прямое отношение к нашей беседе. Он говорил, что если бы Бога спросили, в кого Он верит, то Он бы сказал, что верит в человека. И это действительно так: и в Евангелии это раскрывается, и в жизни каждого практикующего христианина, который действительно хочет иметь личные отношения с Богом. Потому что Бог, глядя на нас, глядя на то, как мы постоянно спотыкаемся, предаем Его, отворачиваемся, не имея возможности нас заставить, просто верит в нас, верит свято, иногда иррационально. А может быть, всегда иррационально, потому что какие у Него причины для этой веры? Ведь Он смотрит на нашу жизнь и понимает, что это наша свободная воля, но тем не менее верит, и эта вера сподвигла Его на Крест.

Вот то же самое в воспитании личности. То есть важно, работая с этими величайшими сокровищами (каждый человек является бесценным в глазах Божиих, как мы знаем благодаря апостолу Павлу), помнить о том, что все они являются уникальными личностями, важно верить в каждого. Это помогает многим двоечникам.

Мы с Вами говорили на прошлой передаче об этом. Как заставить двоечника учиться? Нужно поверить в него, особенно в те моменты, когда у него самого опускаются руки, когда он говорит: «Нет, у меня не получится». Когда ко мне в кабинет приходит парень и говорит: «Отец Дмитрий, всё, я не могу больше, у меня ничего не получается в жизни, я никчемный человек», – страшно такое слышать от  шестнадцатилетнего юноши. Важно употребить все усилия для того, чтобы показать, что тебе лично, раз он к тебе пришел, не все равно, ты веришь в него. И я считаю, что это главное для меня. Если мне удастся этому научиться, – значит, жизнь удалась.

И, слава Богу, я не один, у нас удивительный коллектив тех, кто причастен к воспитательному процессу; мы все единомышленники. У нас есть старший воспитатель, о котором я не упомянул, но должен был упомянуть на прошлой программе, – это Роман Владимирович Чувикин, замечательный человек; он старше меня на десять лет и, конечно, гораздо опытнее. И действительно, наши взгляды с ним очень похожи, поэтому, думаю, все-таки что-то у нас получается в этом плане. Ни в коем случае нельзя воспитывать стадное чувство, показывать им, что вся их жизнь расписана по инструкции (следуйте этой инструкции, и все будет хорошо, как в известном фильме «Матрица»); надо убеждать, что можно и нужно быть личностью. И представителями Церкви в их маленькой жизни являемся я и мои коллеги, а Церкви нужна личность, конкретно этот Вася Петров, с его небольшими особенностями, с его недостатками, с его огромными достоинствами; именно этот человек нужен. Мы говорим о том, что не нужно пытаться себя переломить и подстраиваться, нужно пытаться раскрыть в себе те уникальные дары, которые в каждого из нас заложил Бог. Посмотреть на себя глазами Божьими, любящими глазами. Так, чтобы перед тобой раскрылась собственная жизнь в том виде, в каком ее планирует Господь, наш самый лучший Руководитель. Вот так.

А что касается практических приемов, тут, конечно, все очень индивидуально. Я уже сказал, что мы стараемся сводить к минимуму обязаловку, хотя без нее никуда, но неформальные контакты здесь играют самую главную роль. У нас нет среди воспитателей и учителей статистов, нет таких вот Беликовых, которые просто следовали бы инструкции: пришел, отвел занятия, к себе в душу не пустил – и до свидания. Воспитатель – это человек, к которому можно прийти и поговорить, у них у всех есть свои собственные интересы, о чем-то можно поговорить, чем-то поделиться.

– То есть нет этого огромного барьера, который часто бывает? Это действительно воспитатель, а не надзиратель?

– Не надзиратель, ни в коем случае.

– А воспитатели – это светские люди или есть священники?

– Да, у нас так сложилось (может, и к сожалению), что все они миряне. В истории гимназии были случаи, когда священники являлись воспитателями, но сейчас, на данный момент, они все мирские люди. Всего их пять, но трое из них имеют высшее богословское образование помимо светского. Люди очень интересные, опытные и все разные. Мне кажется, в этом есть большой плюс. Сутки воспитатель проводит в гимназии, и каждый день это разный человек. С одним можно об одном говорить, с другим – о другом. Один хорошо разбирается в спорте, Роман Владимирович, о котором я уже упомянул, – регент богослужебного хора; он человек, с которым очень интересно поговорить на совершенно разные темы, в том числе и на духовные, несмотря на то что он не священник. Есть у нас Матвей Владимирович, которого я упоминал в прошлый раз, он хорошо разбирается в искусстве. То есть можно интересно проводить время помимо проверок, построений.

– Можно еще чему-то научиться...

– Конечно.

– Вы сказали «построения», то есть реально есть построения?

– Реальные построения. Даже не в смысле «равняйсь, смирно», а все собираются: это ведь площадка, где можно сделать объявление. В основном для этого. Но, конечно, есть перекличка: мы приучаем к суровому (может быть, даже почти армейскому) распорядку жизни. Хорошо это или плохо – не знаю, но без этого в пансионе, в мужском коллективе, никуда. И все-таки мне кажется, что здесь больше плюсов, чем минусов. Потому что в формировании ответственного, настоящего мужчины это важно. Несмотря на то что, может быть, тебе что-то не нравится; не все, с кем ты живешь рядом даже в одной комнате, – твои единомышленники. Тем не менее ты призван, коль скоро сюда добровольно пришел, сделать так, чтобы не только тебе было комфортно, но и другим рядом с тобой было приятно и уютно. И ребята это понимают. Они понимают это не сразу, но в течение осени обычно, как раз к концу осени у нас все конфликты между десятым и одиннадцатым классами сходят на нет. Все понимают, что мы в единой семье – Христовой, и коль скоро они хотят быть священниками, необходимо уметь притираться; без этого никуда.

– Вы сказали, что нашли когда-то объявление и пришли сами, это было Ваше желание, Вы это отметили. Но бывает, что решение за детей принимают родители, наверняка Вы с таким сталкивались. То есть ребенок трудный, непослушный, надо его погрузить в ту атмосферу, где бы он чего-то смог достичь без родителей, не надеясь на них. Таких детей Вы берете?

– Это очень важный вопрос, потому что сейчас, когда я директор, в моей жизни самый сложный период – это июль, приемная кампания. Есть действительно дети (таких меньшинство, но есть), которых привозят родители. И родители вкладывают сюда вполне понятную логику: «У меня уже нет сил с ним, я боюсь, что он в обычной школе совсем пойдет под откос». И они привозят таких ребят к нам, и эти ребята пробуют поступать. Обычно их сразу видно, потому что они всеми силами пытаются показать, что не хотят здесь учиться. Я обычно подмигиваю на собеседовании и говорю: «Хочешь здесь учиться?» – «Нет, батюшка». Я говорю: «Ну, я тебе помогу и родителям не скажу, все нормально».

– Раскалываете, так сказать, чтобы он показал свое...

– Это видно, да. И потом, к сожалению, мы не можем нести миссию по перевоспитанию. То есть мы не берем трудных подростков. Может быть, хотелось бы, но нет у нас такой возможности. Потому что слишком большая учебная нагрузка. А те, у кого проблемы с поведением, сразу выпадают из учебного процесса. Поэтому мы, к сожалению, таким в приеме отказываем, хотя сразу очень тяжело бывает все это донести до родителей, которые говорят, что Варницкая гимназия – последний шанс. Потому что всем нравится, когда они приезжают, красиво... Но, к сожалению, здесь мы ориентированы только на тех, кто замотивирован на служение Церкви или на получение хорошего образования. Мы говорили о том, что необязательно быть священниками. Большинство, конечно, идут в священство. За тринадцать лет существования гимназии больше пятидесяти человек приняли священный сан (дьяконы, священники), но не все. Есть среди наших выпускников и повара (одного я точно знаю), есть военные, есть врачи, есть те, кто занимается бизнесом.

– То есть каждый нашел свое место в жизни.

– Да. Хотя наш основной профиль, мы этого не скрываем, – духовное образование, подготовка к поступлению в семинарию или в Свято-Тихоновский университет.

– Вы даете какие-то рекомендации для учеников? Может, как-то так: «Тебе не стоит в семинарию идти, а ты иди». Бывает такой разговор?

– Нет, я все-таки стараюсь быть деликатным в этом плане. Хотя если со мной такой разговор ведут, если приходит ученик (такое бывает, и я это ценю) и говорит: «Как Вы думаете, что мне лучше? У меня есть сомнения по поводу поступления в семинарию и вообще по поводу священства», – я обычно всегда стараюсь поговорить, потому что лучше на берегу решить все, как говорится. Потому что когда поступишь в семинарию, попадешь в систему, как говорят, очень сложно потом будет что-то в своей жизни поменять, ведь все-таки это ответственное решение. «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Лучше определиться заранее. Ничего же плохого нет в том, что ты не будешь священником. У нас нет правила, что всякий верующий юноша обязательно должен быть священником. Поэтому мы стараемся об этом говорить, чтобы это не было табуированной темой. Не хочешь, почувствовал, что не твое, – не проблема.

– А Вы бы отдали своего ребенка в гимназию?

– Это сложный вопрос. Сейчас, когда я директор, я бы отдал; и отдал в ту гимназию, где был Игорь Николаевич Кунин. Я не знаю, что будет после меня, когда я перестану быть директором, но сейчас бы отдал – при одном условии, если он действительно хочет быть священником. Если нет, то, наверное, в этом нет смысла.

– Надо быть честным с собой прежде всего.

– Да. Я понимаю, что у многих просто финансовые трудности, я уже  говорил, что мы стараемся всем дать образование, и многим просто сложно потом хорошо подготовиться к ЕГЭ, поэтому идут к нам. И если все-таки человек верующий, если он честно говорит: «Я не буду священником, хочу быть агрономом; понимаю, что здесь и богословские дисциплины, я буду их честно изучать», – то мы его берем; вот в этом году взяли таких ребят.

– А если не очень верующий человек?

– Таких отсеиваем.

– То есть ты должен регулярно посещать богослужения, иметь какие-то базовые знания…

– Поначалу, при поступлении, у нас у всех есть человеческая особенность: если встал на путь, хочешь не хочешь – добиться цели. Поэтому пока они поступают, даже не очень церковные ребята, они будут говорить: «Да, я согласен». Но опыт показывает, что очень быстро все это превращается просто в невыносимую каторгу. Поэтому я обычно говорю: «Поверь, друг, лучше не надо тебе сюда поступать».

– Я предлагаю Вам поговорить о проблемах. Думаю, это намного интереснее, потому что у каждой системы образования, в том числе и духовной, есть свои какие-то недостатки. Вы директор, и Вы были в преподавательской корпорации МДА, учились в ПСТГУ, то есть прошли достаточный путь – и живы еще воспоминания. Есть ли какие-то проблемы образования в духовной среде, в частности в вашей гимназии? Может быть, есть какие-то недостатки светской образовательной системы? Эти вопросы очень важные. Наверняка у Вас есть какие-то замечания...

– Есть замечания. Я бы сказал сначала о светской системе образования... Наша школа, как мне кажется (я могу, конечно, ошибаться), заточена не на универсальность образования, а на техническую его сторону, на точные науки. Это очевидное наследие Советского Союза, когда всех готовили на случай войны с врагом к тому, чтобы работать в этой сфере, проектировать, быть инженерами и прочее.

И сейчас мы что получили? Если возьмем базовый учебный план для десятого и одиннадцатого классов, то увидим порядка пяти-шести часов математики и один-два часа русского языка. Ну никто меня не сможет убедить в том, что это нормально. При всем уважении к математике, которая царица всех наук (точных, по крайней мере), пять часов – это перебор. Если кому интересно, зайдите на сайт «Решу ЕГЭ» и посмотрите задания по математике – это то, что можно решить без серьезной подготовки, базовый уровень ЕГЭ по математике, там совершенно простые задания. И русский язык... В современном обществе человек, не способный писать грамотно, не будет иметь никакого авторитета.

– А грамотность сейчас, кстати, очень низкая.

– Конечно, очень низкая.

– Я даже за собой стал замечать, что как только перестал читать книги, начал делать ошибки, даже печатаю с ошибками.

– Ну как это: два часа в неделю русского языка? У нас, слава Богу, есть профиль, поэтому русского языка у нас больше, математики меньше, более-менее уравняли. Литературы тоже у нас три часа, но это так везде. И так во всем. Два часа физики в неделю, химия, биология – все это очень важно и прекрасно, но совершенно нет гибкости. То есть у нас гуманитарный профиль образования, десятый и одиннадцатый классы. Понимаю, что со мной могут спорить, но, думаю, основной объем знаний для гуманитария к девятому классу усвоен. Почему в десятом-одиннадцатом классе не дать больше свободы, не дать возможности больше делать упор на гуманитарные дисциплины, больше часов истории сделать? То же самое естествознание, которое можно вводить, занимает три часа. Это предмет философского плана, но три часа в неделю – это слишком много, это совершенно точно; достаточно двух часов математики, наверное, и одного часа естествознания. И нужно больше часов литературы, потому что как можно русскую классику изучать в столь сжатом объеме? Больше истории, больше языков...

– Тем более литература, можно сказать, – это вообще школа жизни. Сколько образов, сколько ситуаций, которые описывают наши писатели, можно применить к нашей жизни… Да и потом, сейчас даже в какую-то светскую компанию попадаешь и процитируешь какое-то произведение, то на тебя уже как-то по-особенному смотрят.

– Например, можно употребить фразу «человек в футляре» – и все понимают, что все-таки что-то есть в голове у собеседника, знаком с русской литературой. Я еще думаю, что литература важна для формирования какого-то несистемного мышления. Мы уже говорили на прошлой передаче, что тесты, ЕГЭ – это все хорошо и прекрасно (наверное, потому, что позволяют жителям всей страны получать объективную оценку знаний), но литература, обсуждение произведений, анализ, способность написать что-то свое – это просто бесценно. Особенно для священника. Потому что формулировать свои мысли правильно, красивым, понятным языком  дорогого стоит, это то, что часто является барьером между хорошим, верующим, замечательным священником, который не может связать двух слов, забывает вставить в предложение сказуемое или подлежащее, забывает, что начал с одного, а заканчивает совершенно другим. Все это очень печально, хочется поправить, а бывает уже поздно.

И потом, у нас еще есть проблема. Вот Вы сказали «неграмотность». Действительно, есть такое понятие, как функциональная неграмотность. У нас в России сейчас она, к сожалению, развита. Что это значит? Это значит, что правила русского языка более-менее усвоены, но (и проводились исследования на эту тему) выпускник школы не способен работать с текстом: прочитать и пересказать его, изложить или ответить на вопросы. Такие задания, кстати, есть в ЕГЭ  по русскому языку. Вот что такое функциональная безграмотность. А это результат того, что у нас вместо изучения русского языка натаскивание на ЕГЭ. Это путь наименьшего сопротивления. Слава Богу, наши учителя в гимназии этим не страдают, у нас есть понимание того, что натаскать на тест – это значит оказать медвежью услугу.

– Меня так натаскивали; я скажу, что это проблема. Потому что, например, мне попалась первая часть ЕГЭ, которую я просто знал, я ее решил за пять минут, просто помнил ответы, я не понимал даже заданий, просто ставил «галочку». Это действительно так и было, просто натаскался.

У нас есть вопрос телезрителя.

Вопрос телезрителя: «Дети подросли, пришла пора их отдавать в школу, сейчас ходит на подготовку старший. Мы для себя с супругой решили, что у нас два варианта: либо отдавать в общеобразовательную школу (нам понравилась Академия хорового искусства (училище Свешникова), либо, по совету друзей, отдать на индивидуальное обучение, которое стало сейчас достаточно популярным, по системе русской классической школы. Батюшка, как Вы относитесь к таким индивидуальным формам обучения, какие минусы, какие плюсы, как Вы считаете?»

– Если Вас интересует мое мнение по поводу Вашего выбора, то я бы однозначно посоветовал индивидуальное обучение. Для людей творческих, для тех, кто занимается музыкой, художественным искусством, это действительно оптимальный вариант. Мой друг и нынешний коллега как раз так несколько классов и закончил, параллельно серьезно обучаясь художественному искусству. Потому что я ничего плохого не вижу в частном и индивидуальном образовании, это позволяет снимать вот эти проблемы.

Наша школа часто бывает очень неповоротливая. Один знакомый священник, с которым я немного проучился в Свято-Тихоновском университете, написал в «Фейсбуке» большой пост о том, почему он никогда в жизни не отдаст своих детей в общеобразовательную школу. Он сказал (и я склонен ему верить; наверное, так и есть), что им с женой удается изложить своим детям материал начальных классов в гораздо меньший срок, чем это происходит в школе, потому что школа неповоротливая, там большие классы, там бывают проблемы с одноклассниками, которые отвлекают от учебы, – много всяких факторов. И поэтому ничего плохого в индивидуальном образовании я не вижу. И хорошо, что сейчас в нашем обществе поднимается такая проблематика и есть семьи, которые действительно берут на себя такую ответственность, как самостоятельное прохождение школьной программы.

Я как директор школы не боюсь в этом плане конкуренции (наверное, этот вопрос тоже нужно обсудить), то есть я не боюсь, что наша потенциальная аудитория, те, кто пошел бы в Варницкую гимназию, выберет частное образование, потому что у нас есть профиль. А вот общеобразовательным школам, наверное, стоит задуматься об этом. Понятно, что не стоит создавать такие же условия, как при частном образовании, потому что те, кто хочет частное образование, туда и пойдут. Но в общеобразовательной школе, в этой системе, все-таки должна быть большая гибкость и для учителя, и для ученика.

– Я думаю, это зависит от многих факторов. Может, родители не имеют свободного времени, ну и экономическая ситуация в стране такая, что не все могут индивидуально учиться, не все могут это себе позволить. Кстати, последнее время мы часто обсуждаем вопросы образования. Наверное, животрепещущая тема, тем более в наше достаточно сложное время, и неизвестно, как дальше повернется, но надеемся на лучшее. А как много времени Вы отдаете гимназии? У Вас есть время на собственную семью?

– Да. Я не знаю, что скажет моя жена, которая нас наверняка смотрит. Наверное, она скажет, что я недостаточно уделяю времени своей семье; может быть, будет права, но я бы не сказал, что я там днюю и ночую, как говорят. Нет, я стараюсь там проводить много времени. И, может быть, большую часть своего времени там провожу. Я об этом говорю с ребятами, которые тоже будут создавать семьи, будут священниками: что пренебрежение своей собственной семьей будет иметь, к сожалению, самые печальные последствия... Семья позволяет мне заряжаться энергией, позитивом, я с женой часто обсуждаю дела гимназии, она замечательный человек, позволяет мне иногда с другой стороны посмотреть на эти вещи. То есть я не пытаюсь быть таким мозговым центром, который все сам внутри переваривает, сам решает. Нет, пытаюсь это все соединять; надеюсь, что у меня это получается. Буду надеяться, что со временем будет получаться еще лучше.

– По Вашему мнению, что важно для современного священника?

– Для современного священника в первую очередь важно быть современным, не пытаться быть музейным экспонатом, при том что многое нас к этому располагает: и особенные одежды, и наше замечательное историческое богослужение. Важно понимать, что ты часть современного общества, что являешься тем человеком (и это каждый раз должно вызывать в твоей душе трепет), которому Господь доверил ни много ни мало – продолжать Свое дело на земле. Которому Господь посылает людей, и они здесь и сейчас, в разговоре с тобой, должны понять, что они нужны Богу, и через твои неумелые, косные и порой глупые слова они должны прийти к Богу. Это то, что должно священника постоянно подвигать к самообразованию, саморазвитию, чтению, к самоанализу и прочее.

И я считаю, и говорю об этом, что это нужно начинать с того момента, когда ты решил стать священником. Решил в тринадцать лет стать священником, вот и готовься серьезно. То есть я не говорю никогда: «Ну ладно, вам еще далеко до священства». Нет, мы серьезно это обсуждаем, потому что чем дольше решение принять священный сан будет не просто решением («Ой, круто, я буду входить через царские врата»), а будет серьезной программой на жизнь, тем больше можно успеть сделать к тому моменту, когда ты окажешься на передовой.

И, конечно, для священника очень важно (важно и для христианина, но для священника в первую очередь) иметь личные отношения с Богом, персональные. Не опосредованные, не закрываться от Бога молитвословом, не закрываться Требником, не пытаться сделать вид, будто Его нет, а иметь личные отношения с Богом. Ты, такой плохой и несовершенный, предстаешь перед Ним и как бы говоришь Ему: «Господи, я самый плохой, это правда, из Твоих служителей самый недостойный, но тем не менее мне опять нужно нести Твое слово людям. Помоги мне в этом, а я в свою очередь буду прилагать к этому все усилия». Это звучит, может быть, пафосно, но не знаю, как по-другому об этом говорить. Я это ведь говорю не потому, что это все у меня есть, что я этого достиг. Я говорю потому, что это то, что мне кажется такой моей далекой целью, но к которой я пытаюсь идти, ползти и, может быть, кого-то тащить за собой. Я надеюсь на это.

– Очень интересен еще такой момент. Все знают, что ваша гимназия единственная, где бесплатное обучение на полном пансионе. Как вообще удается вам удерживаться на плаву? Потому что знаю, что сейчас очень трудно с финансами, всякие политические санкции и так далее, многие люди теряли деньги и многие проекты, в том числе православные, теряли финансирование. Можно привести некоторые примеры. Как вам удается сохранять эту школу?

– Я отвечу так, как обычно отвечает владыка Феогност и наш благодетель Виталий Иванович Даниленко. Они говорят, что это все преподобный Сергий. То есть, конечно, есть титанические усилия, огромные средства, которые вкладывает Виталий Иванович, но преподобный все это благословил, и до тех пор, пока есть его благословение и благословение Божие, все это будет существовать.

Наше бесплатное обучение – это, конечно, большое чудо для меня в первую очередь. Я до сих пор рационально до конца не могу понять, как все это держится. Более того, мы еще и расширяемся, мы в этом году набрали людей больше, чем обычно. Не знаю; очевидно, действительно это преподобный благословил. И, конечно, когда ребята к нам поступают, мы не отказываемся никогда, если родители предлагают какую-то помощь, пусть тысячу рублей в месяц. Все равно это в общую копилку пойдет, потому что есть какие-то мелкие нужды, проблемы, которые, бывает, нужно срочно закрыть. И благотворительность – это действительно бескорыстное жертвование своих собственных средств, это одна из главных христианских добродетелей. Это нам всем известно, об этом говорит Господь.

У меня особенное уважение вызывают те люди, которые вкладываются не в здание, а в людей, как об этом опять говорит владыка Феогност. Он как-то сказал, что важно вкладываться в первую очередь в людей. Здание тоже нужно строить, это все понятно, но когда человек жертвует или на больных людей, или на образование, то действительно хочется перед ним, как говорят, снять шляпу.

И я, как директор одной из таких благотворительных организаций, прекрасно понимаю ситуацию и замечательного телеканала «Союз», на который меня столь любезно пригласили и предоставили мне трибуну. Канал является связующим звеном многих наших больших и небольших регионов, для многих – важным спутником жизни. Я хочу призвать всех наших телезрителей посильно ему помогать. У нас у всех есть такое представление, что телевидение бесплатно, что оно как-то же идет. Я сегодня включил – «Союз» работает, завтра включу – он тоже будет работать, но это ведь не значит, что все так легко. Как и в нашей гимназии: если мы изо дня в день учим детей, это не значит, что все это так легко дается нам и тем, кто нас поддерживает. Поэтому просто всегда помните, что даже самая маленькая жертва, потраченная вами и отправленная телеканалу «Союз», позволит таким передачам выходить чаще...

– ... и быть качественнее.

– Поэтому я просто выражаю свою огромную благодарность, призываю всех наших зрителей это всегда поддерживать.

– Спасибо Вам большое за Ваше внимание, за то, что Вы нашли время приехать к нам. На некоторое время пришлось оставить ребят без присмотра...

– Да, и семью тоже.

– Спасибо за эту беседу, очень было интересно, живо и, думаю, актуально.

– Большое спасибо, Сергей, очень приятно видеть столь молодого и тем не менее профессионального ведущего. Я Вас благодарю за интересные вопросы и за эту беседу. И благодарю наших дорогих телезрителей за звонки и внимание. Всего доброго, до свидания!

Ведущий Сергей Платонов

Записала Елена Кузоро

 

***

Варницкая православная гимназия. Часть 1:

https://tv-soyuz.ru/peredachi/besedy-s-batyushkoy-efir-ot-23-oktyabrya-2017g