Беседы с батюшкой. Должно ли православному христианину быть современным?

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма Державной иконы Божией Матери на пр. Жукова протоиерей Димитрий Кулигин.

– Сегодня тема очень важная и интересная для обсуждения: нужно ли православному христианину быть современным? Понятие «современность» имеет для нас сейчас особые нюансы. Наверно, на эту тему мы можем серьезно поразмышлять. Отец Димитрий, насколько сейчас (я не имею в виду только пандемию) православному человеку искусительно жить в современном мире?

– Я думаю, не сложнее, чем обычно, потому что христианину всегда было сложно жить в современном мире. Здесь стоит пояснить, что такое современность, современный мир. Современный – находящийся в этом времени, идущий в ногу с настоящим временем. Нужно ли православному христианину быть современным? Я бы, наверно, ответил, что нет, потому что православный христианин должен не то чтобы не идти в ногу со временем, а быть впереди его. Поэтому, братья и сестры, я бы сказал так: если кто-то пытается быть современным, то он уже опоздал.  

Почему так? Был ли современным Христос, когда пришел в Иудею? С одной стороны, Христос сказал: «Я пришел не нарушить закон, но исполнить его». Однако для Его современников (заметьте, современники были людьми верующими, они не отрицали Бога, более того, это был богоизбранный народ) Его речь, Его поступки были несовременны, потому что они опережали тот образ жизни, который тогда был.

Здесь очень интересно, насколько может православный христианин быть современным и что подразумевать под современностью? Вы можете сказать: «Батюшка, Вы тут аллегории какие-то устраиваете». Но все-таки, на мой взгляд, это очень важный момент, который христианин должен всегда понимать. Я думаю, если мы будем гоняться за некой современностью, всегда будем опаздывать. А вот если будем идти за Христом, тогда современность будет идти за нами.  

Мне кажется, ошибочно полагать, что надо стараться везде найти эту некую современность, которой мы должны подражать и за которую должны хвататься. Мы создатели современности. В конце концов, организм Церкви универсален. Христос  и вчера, и сегодня, и завтра один и Тот же. Если мы это будем помнить, то какие-то вопросы у нас сами собой могут исчезнуть – и мы не будем допускать ошибок, которые люди часто совершают.

Это с одной стороны. С другой стороны, если брать в бытовом плане, Церковь находится в неком настоящем времени. Настоящее, определенное время (даже сегодняшний день) предполагает и технический прогресс, и какие-то веяния, и Церковь должна как-то на это реагировать. Действительно, как Церковь может реагировать на то или иное новшество, на ту или иную проблему?

Мне кажется, очень важно держать в уме две вещи; скажем так, эти две современности. Одна современность – в богословском плане, а Церковь вне времени, Бог вне времени. Эту мысль надо помнить. С другой стороны, Церковь должна как-то реагировать на какие-то моменты, которые происходят в нашей жизни. Этих моментов может быть масса, и они всегда будут. Это как в природе: всегда что-то растет. Вычисти землю, и все равно на ней что-нибудь да вырастет. Другой вопрос: что вырастет?

Часто церковным людям говорят: «Вы должны быть современными». Я бы задал вопрос: на что призвали в таком случае? Я слышал, что одного священнослужителя возмущенно упрекали (причем он человек современный, миссионер): «Как же Вы, современный человек, не можете понять, что это надо сейчас в нашей жизни?» Речь шла об  экстракорпоральном оплодотворении. «Как же Церковь остается ретроградной, консервативной?»

Если современные технические, медицинские средства дошли до чего-то, Церковь все равно должна задавать нравственный вопрос. Что бы это ни было: компьютер или просто какая-то книга, – надо рассматривать современность в контексте нравственности.  

– Вопрос телезрителя: «Есть такое высказывание: безумие делать одно и то же, повторять снова и снова одно и то же, при этом ожидая получить абсолютно другой результат. Как это связано с богослужением, когда повторяется одно и то же из года в год: молитвы те же и действия те же? Что тут современного? Если бы Христос ходил и читал одни и те же псалмы с утра до ночи, не думаю, что за Ним ходило бы столько людей».

– Насколько я понимаю, вопрос был в том: зачем талдычить одни и те же молитвы; может быть, что-то новенькое взять? Вопрос совершенно справедливый, потому что человеку в жизни часто хочется чего-то новенького. Например, сколько можно есть одну картошку? Как бы она ни была вкусна, она может надоесть. Как можно смотреть один и тот же фильм? Как бы он ни был хорош, хочется чего-нибудь нового.  

Желания мирского человека именно таковы – новшества. Другое дело, надо ли это? Если какое-то обновление, то да. Что касается молитв, у нас есть самый простой пример и самая простая молитва: «Господи, помилуй». К ней, наверно, могут быть самые большие претензии, потому что чаще всего именно она и повторяется. Сколько можно говорить: «Господи, помилуй»? Даже, бывает, люди ее не к месту употребляют.

С другой стороны, давайте возьмем тех, кто эту молитву практиковал как Иисусову: «Господи Иисусе Христе, помилуй меня, грешного». Задайтесь вопросом: почему есть и были люди (и я думаю, будут), которым эта молитва настолько понравилась, что они по-другому и не хотели? Не то что не могли и были глупыми, а настолько они в эту молитву вошли, что им было ее вполне достаточно, чтобы общаться с Богом. Что такое молитва? Это разговор с Богом: я говорю Богу некие слова молитвы. Так вот, человеку было этого вполне достаточно.

Часто, когда человек любит, он только эти слова и может произносить: «Я тебя люблю». У него душу распирает, ему хочется много чего говорить, но все сводится к словам: «Я тебя люблю». Примитивно ли это? Скучно ли это? Или все-таки речь идет о том, что какие-то слова могут в себе нести что-то сжатое, сконцентрированное, что вполне может быть самодостаточным и может не надоесть? Это же вопрос не только молитвы. Я привел банальный пример: что такое кино, картошка? Но есть важные вещи. Молитва – это важно. Любовь – важно.

 А если говорить о новом, то Вы задали очень интересный вопрос. Если говорить о современном мире, то современный мир построен на частом обновлении. Такой западный принцип – через пять лет надо все менять: машину, квартиру, жену. А правильно ли это на самом деле? Квартиру – ладно, смените. Машину – да. А жену, мужа? Может, еще и детей менять? Если Вам в том, что касается молитв, не нравится повторение, подумайте: может быть, Вы чего-то не понимаете в словах? Это не укор.

Самая распространенная молитва с евангельских времен – «Отче наш». Христос не призывал к разнообразию, Он говорил, что молитесь так: “Отче наш…” Помню, когда я стал все больше и больше погружаться в церковную жизнь (естественно, это была одна из моих первых молитв), какое-то понимание вдруг пришло не через месяц-два, а когда я был уже воцерковленным человеком. Я помню, это было не в храме, и это не было мистическим откровением, мне никто не являлся, но на какой-то рядовой, домашней молитве вдруг пришло ясное осознание самых простых слов.

Перечитайте молитву «Отче наш». Просто именно перечитайте. Простые же слова. Но какое-то слово для меня вдруг заиграло как драгоценный камень. Часто человек хочет нового потому, что то, что он имеет, не понимает. Поэтому попробуйте понять. Молитв у нас, мне кажется, предостаточно. Может быть, даже больше, чем мы могли бы вместить. С другой стороны, то, что мы имеем, порой не понимаем.

Я делюсь с вами собственным опытом. Не только молитву «Отче наш», но и другие молитвы я только со временем смог понять, и до сих пор что-то происходит. Какие-то прилагательные я больше понимал в связи с тем, что у меня было в жизни. Потому что когда никаких проблем нет, радость – это одно. А когда вдруг с кем-то печаль, какой-то конфликт, я, например, слово «мирность» понимал вдвойне, втройне.

Молитв очень большое разнообразие. Мы просто их часто не понимаем. Я Вам желаю проникнуть в то, что Вы имеете, со всей душой, от всего сердца.

– Замечательный ответ. Именно таким же образом и я понимаю, что наша современность не в обновлении молитв. Раз уж Вы произнесли слово «обновление», то здесь нельзя не вспомнить попытку Церкви в 20-х годах прошлого века обновиться. Мы можем вспомнить те храмы, где стали служить по-новому. Что там было прежде всего? Евангелие на русском языке, молитвы были весьма упрощены. И сейчас мы часто слышим: давайте и литургию будем служить на русском языке. Более того, от очень известных пастырей я слышал, что в Москве много храмов, мол, ничего страшного, если в десяти из них будут службы на русском языке. Дело не в этом, а в желании обновить Церковь, в том числе и Евангелие, исключить церковнославянский язык из общего употребления, чтобы всем было все понятно. Прокомментируйте это.

– Это действительно очень серьезная проблема, серьезный вопрос и часто укор. Часто этот укор мы слышим со стороны. Ни для кого из моих прихожан в этом проблемы нет. Более того, я бы сказал, в этом проблемы вообще нет. Чаще это говорит человек, который только пришел в храм и для него церковнославянский язык – закрытая книга. У компьютера тоже есть свой язык. Мы же не требуем, чтобы компьютер подстраивался под нас. Мы стараемся понять его язык. В других областях жизни мы не гнушаемся понять тот или иной язык. Появляются новые слова, которые выходят из социальных сетей. Это люди воспринимают нормально, а церковный язык почему-то становится проблемой. Мне кажется, здесь вопрос банальной лени. Не человек хочет идти к Богу, а чтобы Бог шел к нему. Здесь проявляется такой эгоцентризм.

Я изучал эту тему и столкнулся с тем, что переводы часто могут быть ошибочными. Я старался пользоваться и современными переводами на иностранные языки и пришел к выводу: если идти путем, которым пошли на Западе протестанты, все время переводить на современный язык, то это будет бесконечно, потому что чем дальше, тем язык больше и быстрее меняется. Здесь надо быть очень осторожным, потому что мы все равно за этим не угонимся. После таких изысканий я стал приверженцем того, что больше надо давать комментарии. Гнаться не за переводом целиком библейского писания, а скорее его комментировать.

В свое время я для себя решил перевести утреннее, вечернее правило, Последование ко Причастию, то есть самые ходовые молитвы. И столкнулся с тем, что на самом деле это не так-то просто, потому что церковный язык гораздо богаче, чем русский. Одно церковное слово бывает невозможно перевести на русский одним: что-нибудь да потеряешь. Это тоже надо учитывать, когда ратуешь за новый, обновленческий язык.

– Когда мы говорим о Библии и Священном Писании, можем вспомнить синодальный перевод, который сейчас в нашем употреблении постоянно, а было время, когда этот перевод входил в жизнь Церкви с огромным скрипом, потому что люди не представляли, что можно на русском языке произносить тексты Священного Писания.

Вопрос телезрителя: «Вот грянула пандемия, и люди поняли, что земные блага, к которым они стремились, не самое главное в жизни. Что значит быть современным? Научиться терпеть и смиряться или это что-то другое?»

– Всегда вопрос должен быть окрашен нравственно. Вы как раз об этом и говорите. Раньше тоже были пандемии, и они косили кошмарное количество людей. Существует русская поговорка: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Вот я сказал, что в нашей жизни появились стереотипы менять что-то каждые пять лет... Порой человек в этой гонке не успевает задуматься о вечных вещах. То, что Вы говорите, очень правильно, и это вечное, то, что будет живо в любом современном мире. По крайней мере, должно быть всегда современным для православного христианина.  

Вы напомнили, что синодальное издание в свое время было некой, быть может, для кого-то бомбой: как так можно? Я напоминаю, что перевод делался не за один день и даже не за один год. Многие годы люди сидели, переводили, и все равно есть недочеты, есть какие-то вещи, которые хорошо бы подкорректировать. Это говорит о том, как сложно вообще все перевести.

Но почувствуйте разницу. Я не за то, чтобы молиться на непонятном языке. Но я и не сторонник, чтобы бежать вдогонку за современным языком, который порой и опошляется, и примитивизируется.  Любой филолог скажет: чем древнее язык, тем он богаче и насыщеннее. К сожалению, современные языки становятся все более примитивными. Как мы Богу должны молиться? Примитивно ли? Просто – да, но не примитивно.

– Насколько вообще возможно взаимодействие консерватизма и поиска нового? Есть здоровый консерватизм, но часто мы можем дойти до крайности. Помните, в пьесе «На всякого мудреца довольно простоты» Крутицкий говорил о вреде реформ вообще? Имеется в виду, должен ли быть какой-то здоровый консерватизм?

– Думаю, консерватизм обязательно должен быть. Церковь, по сути, консерватор. Институт Церкви консервативен. Это, я считаю, нормально. Другое дело, что не надо путать ретроградство с консерватизмом. Нездоровый консерватизм мы как раз имеем в виду, когда говорим о Христе. Я начал с того, что Христос был несовременен. Современное Ему общество было не просто консервативно, оно было архиконсервативно, со знаком «минус». Именно поэтому общество Его не понимало. Почитая Бога, молясь Ему, общество Его и отвергло. Эта опасность всегда будет существовать. Это скорее внутреннее дело Церкви, чтобы Церковь как институт всегда наблюдала за этим. Это как дамоклов меч, он всегда будет висеть, этого важно избегать. Две крайности. Первая – остаться в таком состоянии, закоснеть. А другая крайность – либерализм, попытка гнаться за новыми веяниями, за которыми никогда не угонишься.

Есть такое непослушное, упрямое животное – осел. Как заставить осла идти вперед, когда он упрямится? Повесить морковку перед ним, он будет за ней бежать и не сможет ее догнать. Если Церковь будет, как ишак за морковкой, бегать, это тоже ничего хорошего не принесет в нашей жизни.

– Вопрос телезрительницы: «Можно ли писать стихи на библейские темы?»

– Задайте себе вопрос: писать стихи на библейские темы – это хорошо или плохо? Мне кажется, это хорошо. Возьмем какие-либо творческие моменты, которые мы видим даже в Библии. Порой библейские, как сейчас принято называть, персонажи (для нас это реальные люди, святые), обращаясь к Богу, именно этим и занимались – писали стихи. Возьмите псалмы. Перед нами, по сути, сборник стихов. Псалтирь – это великое поэтическое произведение. Салтыков-Щедрин, насколько я помню, поэзию не признавал. Лично я его не понимаю. Если, конечно, человек просто рифмует слова, получается не очень натурально, натянуто. А если у человека это идет из сердца, это песня, и она сама собой станет поэзией. Я за поэта считаю (может, кому-то это покажется удивительным) преподобного Силуана Афонского. Его писания – это замечательная поэзия, хотя там вроде бы рифмы нет. Но он внутренне настолько проникается Богом, любовью Божией, что это льется: как поэтическая строка за строкой. В принципе, поэзия – совершенно не греховная вещь. Главное – чтобы это не было надуманно. Если вам хочется выразить свое отношение к чему-то, если из сердца исходит эта поэтическая потребность, то слава Богу, лично я за Вас только рад.

– Я могу вспомнить много православных исполнителей, которые пишут замечательные стихи и песни. Слава Богу, что они есть. Откуда-то они берутся.

– Я еще раз подчеркиваю: это идет из сердца. Это самое главное.

– Я так понимаю, что все, что исходит из сердца смиренного, Бог не уничижит. Если у нас есть в сердце желание познавать Бога, тогда мы, наверное, всегда будем современны. Но не могу не затронуть еще одну тему, которая особенно важна в последние десятилетия.

Были времена гонений (не говорю о временах первых христиан). Могу вспомнить гонения начала ХХ века. Можно вспомнить то время, когда храмы у нас закрывались. Но есть мнение, что сейчас особые гонения, не связанные с закрытием. Сейчас все делается для того, чтобы легализовать грех, чтобы христианину было как можно труднее жить. Все время идет противостояние либо на уровне антагонизма к современности, либо его необходимо осмыслить так, чтобы остаться в современном мире легализации греха тем человеком, который может по праву называть себя православным христианином.

– Да, это очень сложный, серьезный вопрос, потому что дьявол не дремлет. Если уж говорить, кто гонится за современностью, так это он. Дьявол всегда будет современным, всегда будет в курсе веяний, новой моды, чтобы человека совратить. А за нами всегда есть право выбора. Так было и тысячелетия назад, и сейчас. Что ты выберешь? Это вопрос соблазна. Это старо как мир. Другое дело, что формы могут быть разные. Очень важно не поддаться на новые словечки, когда за красивыми или наукообразными словами лежит банальный грех. Можно сказать: детоубийство, а можно сказать: аборт. Вроде бы слово нерусское, не так резко этот грех называет.

– Он закамуфлирован.                         

– Да. И средства массовой информации, и языковые средства камуфлируют грехи. Поэтому когда вы что-то видите или слышите, причем это может быть даже высказано благообразно, задавайте вопрос, что за этим стоит. Очень важно в нашем мире различить, где добро, а где зло. Слова могут быть самые разные. Вопрос в том, что человек подразумевает, понимает под словом. Одно слово может означать как положительное, так и отрицательное, это тоже надо иметь в виду.

– Вопрос телезрительницы: «В последнее время ловлю себя на мысли, что завидую безграмотным людям позапрошлого века. Они знали три молитвы Серафимова правила и, готовясь к причастию, творили Иисусову молитву. У нас же столько информации, что она порой заслоняет веру в Бога. Может, я не права?»

– Мне кажется, здесь есть элемент малодушия с Вашей стороны. Нам часто это присуще. Нам хочется куда-то спрятаться, когда современный мир на нас давит, в том числе информацией, хочется уехать «в деревню, в глушь, в Саратов», уйти в леса от этого всего, иначе не справиться. Порой надо признать это, чтобы суметь преодолеть. Вы завидуете тем, кто знал некое Серафимово правило. На самом деле это ошибка. Часто человек ошибочно хочет спрятаться в лесу. Помню, мальчишкой я хотел спрятаться где-то в деревне, чтобы отойти от современного мира. Взять только Часослов, молитвослов и молиться, чтобы мне ничто не мешало. Приехал – и занимался только дровами, теплом, едой и прочим, и молиться было крайне тяжело технически. Поэтому не стройте иллюзий. Бывает очень сложно спрятаться туда, куда вы хотите. От себя самого не спрячешься. Более того, те, о ком Вы говорите, часто знали не три молитвы. Они знали гораздо больше молитв, чем мы. Один из звонивших говорил, что молитв и так много. Я уж умолчал на том вопросе, что молитв гораздо больше. Кто сейчас у нас знает, что такое Минея? Октоих? А при Серафиме Саровском народ чуть ли не наизусть знал эти книги и мог, если что, сделать замечание, если на службе что-то не так произойдет.

Болезненная тема в нашей Церкви – старообрядческий раскол. Там была фраза: за единый аз. А кто-нибудь ответьте, что такое «за единый аз»? А тогда знали не только «аз», но и «буки», и «веди», и все остальное. Молитв знали много, но могли молиться проще. Ваш вопрос состоит в том, что нам хочется спрятаться от этого мира. Я Вас понимаю, мне самому порой хочется спрятаться. Глаза откроешь порой – думаешь: Боже мой, как тяжело. Но, с другой стороны, вспомните, как один из замечательных современных священнослужителей говорил: мы должны быть как свеча, которая светит в темноте. Господь нас к этому призывал. Каждый из нас миссионер. Каждый из нас должен нести свет в темноту мира.

Если Вы видите проблемы вокруг, значит, Господь возлагает на Вас миссионерскую задачу эти проблемы решать. У каждого они могут быть свои, своего порядка. Вам Господь судил. Вы постарайтесь Ваши проблемы по-христиански преодолеть. Это будет самое важное. Не уйти куда-то, не делать из себя необразованного человека знанием трех молитв. Господь дал Вам образование – пользуйтесь им, насколько это возможно. У нас есть современные технические средства, которыми Вы смогли воспользоваться и дозвониться до нас. Мы можем их положить на добро. Важно, положительно или отрицательно ты будешь пользоваться теми или иными средствами связи, телевидения и так далее. Вы переживаете за свое духовное состояние и хотите стать лучше. Это хорошо. Когда средства связи играют безобразную роль (человек посмотрел телевизор и как будто испачкался), это достойно сожаления.

Вообще если говорить о современности, это понятие достаточно условное. Когда говорят о современности, часто говорят о моде. А через год другая мода и так далее... Но должна ли Церковь как-то преображаться? Священническая одежда должна меняться или нет? Должен священник быть в костюме или не должен? Если заострять внимание на костюме, мне эта мысль как-то не нравится. В принципе священнические одежды могут преображаться или должны быть одинаковые, консервативные? На самом деле они меняются. Зайдите в какой-нибудь музей. Я помню, был замечательный музей в Копи, в Финляндии. Там тоже есть образцы.

– У нас в районе тоже есть.

– В Санкт-Петербургской епархии есть музей. Можно увидеть, что есть какие-то отличия. Эти изменения возможны, но они должны быть всегда корректны. Более того, часто новое – это хорошо забытое старое. В девяностых годах стал очень модным новый певческий язык (новый для тогдашнего времени) – знаменное пение. Что такое знаменный распев? Я сейчас как раз провожу фестиваль православных певческих традиций «Истоки». Мы в первую очередь опираемся на знаменное пение. Оно забытое, и кто-то его воспринимает и изучает как что-то новое. Те, кто увлекся знаменным пением, открывают его для себя, для них оно новое. Об этом тоже надо не забывать. Это то новое, что стоит приветствовать.

Есть вещи, которые стоит поднять и которые всегда будут современны и актуальны, в том числе такой богослужебный певческий язык. Есть это и в облачениях, но все должно быть прилично. С другой стороны, это приличие может быть и в удобстве. У нас есть поручи: мы можем их и мистически обосновывать, но они даны и для удобства, чтобы длинные рукава не мешали при служении литургии. Здесь вопрос современности достаточно «плавающий».

– Мы смотрим на происходящее в этом мире каждый своими глазами. В этом случае каким образом я, православный христианин, должен относиться к тому, что в Церкви мне непонятно или не нравится?

– Очень интересный вопрос, и он может быть гораздо серьезнее и глобальнее, чем может показаться. Буквально недавно один церковнослужитель заострил внимание именно на этом вопросе. Часто люди имеют о религии те представления, какие им хочется. В том же христианстве, в православии человек хочет, чтобы вера была именно в тех параметрах, какие ему хочется. Здесь очень важно, чтобы человек не веру под себя подделывал, а себя под веру. Когда я входил в Церковь, для меня вера была неудобна. Я по-человечески хотел по-другому. Но я больше ценил истину, которая находится в православии, и понял, что какие-то вещи мне надо в себе исправлять под веру, а не веру под себя. Это очень важный момент, дорогие братья и сестры.

– Должен ли быть человек православной веры современным?

– Вернусь к началу: и да, и нет. С одной стороны, должен, но с другой – не в погоне за чем-то. Он должен аккумулировать все хорошее в современности, чтобы быть не ведомым, а вести за собой. А куда вести? К Богу.

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Наталья Культяева и Маргарита Попова