Вопросы веры. О Пензенском епархиальном камерном хоре «Спас»

Павел Григорьевич Чесноков родился 24 октября 1877 года и стал одним из самых ярких, известных и любимых всеми авторов церковных песнопений. По словам его современника, этот композитор и хоровой дирижер был человеком глубокой порядочности, сохранившим до преклонных лет наивную простоту и доверчивость своей поэтической и тонко чувствующей души.

Протоиерей Владимир Ольхов, руководитель Пензенского епархиального камерного хора «Спас»:

– Он вырос в семье регента, пел у своего отца на клиросе. Потом, когда он поступил в синодальное училище, влияла сама обстановка, влияли сами стены и, конечно, педагоги. Особенно когда заступил на профессорскую деятельность Смоленский, который воспитал в своих студентах такое чувство любви к своему делу, искусству, что почти все выпускники при нем стали выдающимися личностями.

Павел Григорьевич Чесноков является одним из ярких представителей этой школы. Уже в студенческие годы он начал писать духовную музыку, а когда окончил синодальное училище в Смоленске, походатайствовал перед Синодом, чтобы его оставили в качестве педагога – потому что он воспитанник этого училища, знает всю эту вертикаль, знает дух своего училища, живет этим и, конечно же, сможет продолжить дело, которое начал Смоленский.

Уже к окончанию училища Чесноков был автором нескольких духовных песнопений. Хотя первые издания его духовной музыки вышли в свет лишь в 1904 году, но с того времени они становятся неотъемлемой частью как церковного обихода, так и концертных программ по всей России.

– В его время не было учебника, по которому можно было выстроить стройную систему преподавания этого предмета, который был бы в помощь тем руководителям хоров, которые знали, над чем конкретно надо работать, когда становишься перед хором. Это хоровой строй, ансамбль, динамика, какие-то нюансы, штрихи в плане художественной выразительности, то есть очень много моментов, о которых никто раньше не писал. Все чувствовали, что должно быть как-то вот так, но систематизированного труда на тот момент не было.

Павел Григорьевич ставит себе задачу написать такой труд. В конце XIX века начала оживать хоровая деятельность. До этого момента она чаще всего была каким-то прикладным искусством, ее использовали в операх, на императорских балах, то есть она не существовала для народа.

А для народа она начала оживать именно в конце XIX века, вот в том числе и с подачи Александра Андреевича Архангельского, в особенности когда он ввел женские голоса в хоровую фактуру. Тем самым он дал тот посыл, от которого потом Павел Григорьевич Чесноков оттолкнулся. Он воспитывался в синодальном училище, а это строго мужская хоровая община – так она и просуществовали вплоть до своего закрытия в 1918 году.

Павел Григорьевич видит, что это дело надо развивать: женские голоса дают большие возможности и в динамике, и в деле постоянства, а у мальчиков начинается ломка голоса, и потом их надо опять учить. С женщинами в этом смысле намного проще, тем более если речь идет о концертах. Во время богослужения кто-то может и проследить, чтобы в хоре девочек не было, а концерт – это светское действо. Тогда появляются произведения Лядова, Аренского, Римского-Корсакова и многих других композиторов. Как раз на этой волне и поднимается Павел Григорьевич Чесноков.

С 1985 по 1904 год Павел Григорьевич был помощником регента синодального хора. Но славу выдающегося дирижера ему принесло управление хором любителей пения при церкви Святой Троицы на Грязях у Покровских ворот. Хор был скромный по размерам, но исполнение его называли превосходным. Это и мудрые меры, и сопоставление звучности не только отдельных групп, но и единичных голосов хора.

– В переломные годы революции богоборческая власть начала сметать все на своем пути. 20-е годы в жизни Павла Григорьевича Чеснокова были очень неоднозначные. Закрываются храмы, объявляется, что будут притеснения тех, кто поет в храме. Вы помните, что 20-е – тяжелые годы, в первую очередь голодные. Люди ищут, где бы подработать.

Многие уезжали в эмиграцию. Соответственно, появились вакантные места, и многие начали искать возможность заместить эти опустевшие места. Уехал цвет нашей культуры – поэты, композиторы, люди, которые действительно были цветом нашей Родины. А оставшиеся – патриоты, которые не побоялись, которые решили в этих условиях продолжать творить и сделать максимум того, что в их силах.

20-е годы – это время, когда начали появляться оперные певцы, дирижеры. Люди, которые были как-то связаны с музыкой, стали искать место, где бы подработать. И вот организовывались концерты, на которых люди обменивались опытом, достижениями. Вы знаете, что в это время был славный протодиакон Константин Розов. Так вот, Павел Григорьевич Чесноков в эти годы давал концерты вот с такими певцами, которые наполняли храм прекрасной музыкой, для тех, кто хотел послушать эту музыку.

С 1920 года Павел Григорьевич является преподавателем Московской консерватории, ведет курс хорового дирижирования. Как раз с его подачи открылся хоровой класс, он занимается хором, воспитывает студентов. Параллельно этому Павел Григорьевич регентует в Троицком храме на Грязях в Москве, пишет музыку для этого хора и для своих студентов, старается как-то оживить духовную жизнь в Москве и по всей России.

Так было до 1928 года, когда власть строго-настрого сказала, чтобы он оставил регентское дело, и запретила писать духовную музыку по понятным причинам. Если он не пойдет на этот шаг, то будет лишен кафедры и подвергнут гонениям. Павел Григорьевич с этим смирился и прекратил писать.

Многие события были сопровождающими: умер Кастальский, умер Сергей Танеев, умерли очень многие люди, с которыми он живо общался, которые были для него поддержкой. Это остывание, конечно, очень отразилось на его творческом пути – он занимался профессорской деятельностью и переключился на написание светской музыки.

Заключительные точки творческой деятельности Павла Григорьевича в области духовной музыки приходятся на 1927 и 1928 годы. В декабре 1927-го он написал последнее церковное песнопение «Ангел вопияше» для солиста и смешанного хора, а 1 июня 1928 года прекратил регентскую деятельность, которая стала считаться властью несовместимой со званием советского профессора.

– Несмотря на то, что духовную музыку он не пишет, его предпоследняя работа – симфоническая оратория для солистов и оркестра «Потоп» – является как бы выражением того состояния, к которому пришло общество в страшные военные годы. Это было в 1943 году, за год до его кончины.

Он описывает войну, наши неудачи и причину этих неудач: во время Потопа люди оставили Бога, поэтому произошло такое страшное событие. Здесь он проводит параллель, говорит о том, что происходящее в 40-е годы ХХ века – тоже не случайность, но следствие нашего отступления от Бога.

Один из литераторов пишет, что она очень эмоциональная, что если мы хотим прийти и насладиться музыкой, у нас не получится, потому что это эмоциональный всплеск. Это чьи-то переживания, чьи-то пустые, никчемные дискуссии накануне армагеддона того общества, какие-то склоки.

Павел Григорьевич описывает всю эту суету, отрешенность от духовного, ненужность для того общества поиска Бога. Он показывает, чем это все заканчивается. Но среди этого Потопа спасается Ной и его семья. Этот апофеоз звучит как слава человеку, который смог хоть кого-то милостью Божьей вывести из бушующего моря.

Составляя программу концерта, хористы в первую очередь опирались на различные направления творческой деятельности композитора. И поскольку, несмотря ни на что, делом жизни Павла Григорьевича было именно регентское служение, большую часть программы составили богослужебные, духовные песнопения.

– Мы провели параллель с концертной духовной музыкой. Потому что в его творчестве есть и концертная светская музыка – это было третьей частью нашего концерта. А середина концерта как периферия.

Такая духовная музыка может исполняться за богослужением во время так называемых запричастных концертов. Запричастный концерт не является богослужебной особенностью, но все равно он вошел в практику нашей Церкви и полюбился многим прихожанам, да и певчие с удовольствием в эти минуты исполняют произведения выдающихся композиторов.

Павел Григорьевич ищет такие тексты, которые могли бы вдохновить и поющих, и слушающих, и самих дирижеров, чтобы они немножко отвлеклись от какой-то мишуры. Когда одно и то же, это приедается, становится неинтересным, и ты на многие вещи не обращаешь внимания.

В своих нотах Чесноков постоянно обращает внимание на тот или иной акцент, штрих, на то или иное слово. Посмотрите, какая у него глубина в каждом слове. То есть он музыкой подчеркивает какой-то смысл, какое-то содержание, и, если вслушаться, это действительно пробирает до мурашек.

Концертное исполнение от богослужебного весьма отличается. За богослужением мы много чего не можем себе позволить, потому что это молитва. Молитва не должна быть страстной, она не должна быть эмоциональной, какой-то бурлящей, потому что тогда мы можем спутать молитву с экзальтацией – физиологическими человеческими переживаниями, которые к молитве, к духовной жизни не имеют никакого отношения.

Подобное переживают некоторые люди, попавшие в какие-то сектантские движения: они доводят себя до состояния экзальтации, а потом говорят, что на них Дух Святой сошел. Поэтому за богослужением такие вещи недопустимы. Мы должны отличать дар Божий от каких-то наших физиологических движений.

С другой стороны, есть эмоциональный мир. Это мир, в котором мы живем, мир, который нас вдохновляет, заставляет задуматься, немножко остановиться и подумать о каких-то обыденных вещах.

Мы пели «Заступнице усердная». С одной стороны, это текст тропаря Божией Матери перед иконой Ее «Казанской». С другой стороны, если подумать, как начинается это произведение? Душа молится Богу, она входит в мир небесный, видит ангелов, поющих: «Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго!»

Перед иконой становится женщина, которая в слезах, отрешившись от всего мирского, от всей суеты, говорит: «За всех молиши Сына Твоего». Произносится это от сердца, и хор создает атмосферу, которая помогает сосредоточиться на молитве.

Если вникаешь в это, то произведение звучит совсем по-другому. Это не набор аккордов, не набор каких-то фраз, как это часто бывает: «Спойте мне, пожалуйста, эту фразу, спойте мне, пожалуйста, эту нотку, попадите в этот аккорд». Это действительно оживает ткань общения Бога и человека, человека и Божией Матери, Которая в эту минуту молится перед Богом за наш народ.

Потом хор на минуту как бы останавливается и опять открывает повседневную надежду, желание общения с Богом. Я думаю, это место должна исполнять солистка. Очень нравится, как глубоко и проникновенно пела это соло, каждое слово Ирина Архипова. Мы тоже хотели так сделать, но у нас, к сожалению, с солистами это не получилось.

Отец Владимир признался, что лично ему очень трудно особо выделить какое-то одно или несколько произведений Чеснокова.

– Когда спрашивают, какое произведение лучше спеть на Рождество, у меня вообще сомнений нет: «С нами Бог» с солистом, соло тенора. Если выбрать самое душевное произведение – вот сегодня звучало «Величит душа моя Господа». Очень нравится «Ныне отпущаеши». Когда я это услышал, подумал, что это произведение должно быть в нашем репертуаре.

Оно очень сложное, очень тяжелое по диапазону, потому что в нем сопрано вверху си-бемоль – для сопрано это предельно, не каждое сопрано сможет взять эту нотку. Внизу там бас-октавист поет соль контроктавы. Таких басов у нас в России единицы. Нам такого баса Господь подарил, я думаю, грешно будет, если мы это произведение не споем.

Наследие Павла Григорьевича Чеснокова в области духовной музыки огромно. Оно включает в себя 38 опусов и 17 произведений без опуса, в целом более 300 песнопений. Его музыка, особенно посвящение Божьей Матери, очень эмоциональна.

– Эмоциональна не страстно, как иногда это звучит в светских песнях, а именно живо, когда общаешься с живым человеком, слушаешь не пересказ чей-то, а его живую речь. Эта живая речь тебя вдохновляет на действие, на какой-то ответ, поступок, когда потом ты выходишь в мир и стараешься что-то в своей жизни переменить. Вот так я вижу музыку Чеснокова, он действительно великий гений. Я надеюсь, что люди, которые занимаются этой музыкой, так же чувствуют.

Говоря о своем первом выступлении в концертном зале в стенах собора, артисты епархиального камерного хора «Спас» отмечают множество преимуществ собственной сценической площадки.

– Зал замечательный. Многие коллективы могли бы мечтать выступать в этом зале. У нас среди пензенских залов такие можно по пальцам руки пересчитать. Зал филармонии, зал в картинной галерее. Он компактный, у него хорошая акустика, но он не очень вместительный.

Я вам скажу следующее: очень важно, в каком помещении и какую музыку поет хор. Если музыка церковная, то она обязательно должна звучать в стенах храма. Потому что арочная конструкция храма собирает звук, дает округлость звука, дает колорит, который смешивается в единое мелодическое пространство. Светскую музыку, конечно, в храме петь не будешь. Потому этот зал является самой лучшей комбинацией.

Записал Максим Заливакин