В смысле. Протоиерей Владимир Мищенко

В студии протоиерей Владимир Мищенко.

«Можно ли рассчитать траекторию своего земного полета без Небесного Штурмана? Как неверующему и некрещеному летчику почувствовать помощь свыше? Как искать и найти Небесного Отца? Может ли простая искренняя молитва случайно заходящего в храм творить чудеса? И совместимы ли военное служение и церковное служение?»

На эти вопросы ответит бывший военный летчик-инструктор первого класса, майор в отставке, настоятель храма святого Иоанна Воина и духовник Краснодарского высшего военного авиационного училища летчиков протоиерей Владимир Мищенко.

– Отец Владимир, как Вы решили оставить небо ради другого неба?

– Подождите, сначала я полетал. Я стал летчиком-инструктором, и мы с моей женой Светланой, будущей матушкой, поехали в Ростовскую область, в город Зерноград. Там, в Северо-Кавказском округе, я служил летчиком-инструктором Ейского высшего военного училища, которое я и окончил. Я учил наших молодых ребят летать.

Как-то произошел такой случай. Я летел самостоятельно на реактивном самолете, и вдруг погода совершенно испортилась – появилась громадная черная туча. Все приборы начали показывать совсем не то, что должны показывать, и нужно было как-то ориентироваться в пространстве. Самым оптимальным вариантом было снижение.

– Сколько лет было Вам в тот момент?

– Мне был 21 год. Тогда я только окончил училище, был летчиком-инструктором третьего класса. Не имея большого опыта, я стал снижаться из этих облаков на совсем малой высоте. Земля была практически рядом. Но самым страшным было то, что я лечу и даже не знаю, куда лечу. И я испугался. Я не знал, что мне делать.

И вдруг я увидел, что из облаков выскочил самолет, и подумал: «Ну все, теперь я от него не отстану». Мы как-то зашли на аэродром. В это время начался сильный ливень, и я подумал: «Опять происходит что-то удивительное», – потому что мне снова Кто-то помог.

 – Это как-то изменило Вашу жизнь, к чему-то Вас подтолкнуло?

– Я стал более внимательным при подготовке к полетам. Я летал в Таганроге, был носителем специзделий – служба была очень ответственной. Потом я перевелся в Краснодарское высшее военное училище, где, собственно, продолжаю служить и сейчас. Я поступил на службу в 1977 году и служу до сих пор, то есть я все время служу. У нас же две службы: одна в армии, другая – в Церкви.

– А этот переход, когда душа вдруг развернулась, – это же самое главное, самое ключевое. Как это произошло?

– Как это произошло? У меня появилось затаенное чувство присутствия рядом кого-то разумного, большого, значимого, того, кто, как отец, может многое. Потом были разные ситуации. Здесь, в Краснодаре, произошла катастрофа, когда практически у меня на глазах разбился мой хороший друг, с которым мы вместе летали.

Можете себе представить: на моих глазах на скорости 800–900 километров в час врезается самолет, и ты отказываешься в это верить. Тогда мы летали с иностранными курсантами, и на комплексно-тренировочном занятии передо мной упал самолет, который до этого блестяще выполнял фигуры высшего пилотажа.

Был еще такой случай. Мы летели на сверхзвуковом самолете с иностранцем – йеменцем, я сидел в задней кабине инструктора. Мы стали заходить на посадку и попали в огромную стаю птиц, было просто кровавое месиво. Естественно, птицы попали и в двигатель, возник его помпаж… И опять Господь для чего-то меня сохранил. Потом я узнал, для чего.

– Это происходило еще до крещения?

– Да, до крещения.

– Я думала, что Вы побежали креститься уже после первого случая.

– Нет. Все эти случаи, которые происходили в моей жизни, накапливаясь, подвигли меня к осмыслению происходящего вокруг меня.

– Расскажите о своем крещении.

– Я жил недалеко от Георгиевского храма. Так вот, когда я проходил мимо этого храма, у меня всегда возникало чувство какого-то беспокойства. Этот храм никогда не закрывался, и я стал в него заходить. Там мне было хорошо. И я заметил удивительную особенность: если у меня были какие-то проблемы, я приходил в храм, молился, и все для меня складывалось нормально.

Я не знал всех этих молитв, которые сейчас знаю наизусть, и говорил своими словами: «Господи, я такой-сякой, у меня чего-то тут не складывается». И когда все у меня стало получаться нормально, я подумал: «Так, надо креститься». Я просто почувствовал, что мне нужно креститься.

Я пришел домой и сказал жене: «Света, я пошел креститься». Она удивилась: «Ты чего?» И я пошел, как был, в форме (тогда я был капитаном). Пришел в Георгиевский храм, и отец Петр Чалый покрестил меня и еще двух пожилых женщин. Я вылетел оттуда, как голубь. Для меня крещение стало неким совершенно удивительным действом.

Наверное, я чего-то тогда не понимал, я не готовился, как сегодня пытаются готовиться к крещению те, кто хочет креститься. Но перед этим у меня была внутренняя подготовка. Дома у меня был закуток, где была маленькая иконочка и были приклеены отпечатанные молитвы. Я становился там и, как мог, молился.

Когда я принял крещение, моя жизнь пошла совершенно по-другому – я обрел Отца, Который всегда рядом, и мне сразу стало понятно, почему все так, а не иначе. Оказывается, есть зло; оказывается, есть добро. Когда я начал понимать, что во мне столько нехорошего и мне с этим не справиться, я понял, что мне может помочь только Господь Бог. И тогда я начал молиться.

И я же человек поющий, я всю свою жизнь пел, писал песни, участвовал в конкурсах, даже стал лауреатом конкурса афганской песни. И я попросился в хор, потому что мне очень нравилось церковное пение. Я приходил на хор в военной форме – в форме майора, потому что мне некогда было переодеваться, становился рядом с бабушками и дедушками, певшими на клиросе, и начинал с ними петь.

Примером для меня был Александр Васильевич Суворов. Я уверен, что Суворов – великий святой, и его обязательно причислят к лику святых (сейчас решается этот вопрос). Генералиссимус Суворов пел на клиросе, и я подумал: «Хоть я не генералиссимус, а всего лишь майор, но отчего же мне не петь?»

– Принять крещение, петь на клиросе – это понятно. Но принять сан – как Вы до этого дозрели?

– Знаете, мне стало мало Георгиевского храма. Я пошел в собор и начал петь в соборе. Я познакомился со всеми батюшками, которые там служили. И вот отец Валентин как-то сказал: «Так, этот военный пусть читает шестопсалмие». А в это время служил владыка. И я, облачившись в стихарь, стал читать шестопсалмие, стоя посередине храма.

Я очень переживал, ведь там был владыка. У меня тряслась нога, но силой воли я остановил этот мандраж и прочитал шестопсалмие до конца. Наверное, я хорошо его прочитал, потому что владыка позвал меня в алтарь. Тогда я в первый раз увидел нашего владыку Исидора и взял у него благословение.

Он спросил у меня: «Ну, и как?» Я ответил: «Владыка, так хорошо! Даже лучше, чем в военной форме». Он сказал: «Ну хорошо, посмотрим». Я стал приходить в собор все чаще и чаще, и потом владыка сказал: «Что ты думаешь по поводу своей дальнейшей жизни?» Я ответил: «Владыка, мне так хорошо в церкви!» И он сказал: «Давай мы тебя рукоположим».

Я ему сказал: «Но я же еще летаю». Тогда я еще летал, а после полетов, когда была возможность, приходил в церковь. И владыка сказал: «Ну, мы тебя подождем. Сколько ты еще будешь летать?» Я подумал и ответил: «Я готов». Когда я был в отпуске, владыка меня рукоположил. У нас, летчиков, отпуск большой – 60 дней, и практически весь этот отпуск я посвятил своему рукоположению. Когда меня рукоположили в сан диакона, мне было 33 года – возраст Христа. И я начал служить в нашем кафедральном соборе.

Был еще один интересный случай. Я был назначен в собор заштатным диаконом, потому что в то время я еще служил штатным летчиком Военно-воздушных сил Советского Союза.

– Это был уникальный случай. Такого в Советском Союзе еще не было.

– И вот произошел такой случай. Я облачился, шел с кадилом и кадил всех людей, стоящих в храме. Там стоял начальник особого отдела нашего училища. Мы с ним пересекались раньше, потому что мы работали с иностранцами, обучали их. Так вот, когда он меня увидел в облачении с кадилом, я впервые осознал, как у человека отпадает челюсть. Он меня увидел – и челюсть у него отпала. Я еще подумал, что сейчас задымится его голова и из ушей пойдет дым. Ну, такое впечатление у меня сложилось.

Я быстренько прошел мимо, а на следующий день все это показали по телевизору – тогда, 7 декабря, был праздник святой Екатерины. Меня встречали мои коллеги, друзья. Бороды тогда у меня еще не было, были только усы. И они, увидев меня в сане диакона, в этом красивом облачении, сказали: «Ну, ты даешь! Ну, ты вообще…»

– Как это было воспринято?

– Знаете, по-разному. В основном миролюбиво и с радостью, потому что я был душой компании. Опять же мои музыкальные таланты тоже как бы были мне на руку – ссориться со мной никто не собирался. А я уже придумал отговорку на тот случай, если меня вызовут в Особый отдел. Я решил им сказать: «Так надо».

– Отец Владимир, в чем Ваш смысл?

– Мой смысл в Боге, в том, чтобы жить с Богом, любить Бога и не обижать Его. Смысл всей моей жизни в том, чтобы жить с Богом здесь, на земле, и, надеясь на Его милость, оказаться рядом с Ним и там, на небесах».

– Ищите ответ на вопрос: «А в чем же мой смысл?» И ищите истории наших героев в пространстве телеканалов и на YouTube.

Ведущая Елена Деревщукова

Записала Людмила Белицкая