В смысле. Протоиерей Геннадий Волков

Что такое аскетика? Полезно ли это подростку? И может ли минимализм быть радостным? На эти вопросы ответит человек, который за полвека прошел путь от иподьякона до настоятеля. Построил два храма, сменил шесть епархий и несколько часовых поясов, но ни разу не хотел свернуть с этого пути. Настоятель Покровского храма г. Краснодара протоиерей Геннадий Волков.

– Отец Геннадий, из своих шестидесяти вы сорок лет в сане, а в Церкви и того больше.

– У меня мама была верующая. Так получилось, что она прививала мне веру с самого детства, а в Церковь я пришел в 16 лет. Мы жили в Петропавловске-Камчатском, это был закрытый город. Туда можно было приехать или тем, у кого есть прописка, кто там живет, или на работу, или военным. В городе много было военных, потому что были военные морские базы. А храмов не было.

Обращение к вере у меня было в 16-летнем возрасте. Поехали в церковь, помолились – хорошо. Но не было серьезного отношения еще в детстве. А в дальнейшем мама с верующими женщинами собирались у кого-то на квартире, молились. Потом они собрали, накопили какие-то денежки и купили дом. Там собиралось приличное количество людей. Первый раз, когда мама меня привела, я выстоял службу, а службы были очень продолжительные, несмотря на то что священник был один, сам пел, сам читал. Я думал, тяжело будет выстоять. Прошло некоторое время, буквально два дня, и меня что-то потянуло туда. Я у мамы спросил: «Когда следующий раз пойдем? Я еще хочу». И вот таким образом как-то Господь согрел мое сердце, и я от воскресенья до воскресенья ждал и просто не мог дождаться, когда начнется богослужение. Мы не причащались, привозили просфоры из храмов, монастырей, святую водичку. И мы по окончании богослужения резали просфорочки, каждому по просфоре, святой водичкой запивали, вот так у нас служба проходила.

– И это в 16 лет, самый хулиганский период. У вас вообще не было трудного подросткового возраста?

– Это для меня был духовный рост, потому что люди были очень серьезно настроены, очень серьезно относились к вере. Евангелие от Матфея я выучил практически наизусть. Я рано пошел работать, потому что я не из богатой семьи. В 16 лет пошел работать. Я работал, потом учился в вечерней школе.

– А что за работа была у Вас?

– Я работал на домостроительном комбинате, работал плотником, сначала учеником, потом получил высокий разряд, был победителем соревнования, у меня даже награда есть такая.

– Это прямо евангельская профессия – быть плотником.

– Я был верующий с детства, и был такой у меня принцип, что все надо делать хорошо. И на работе я тоже старался все делать хорошо.

– А трудно было с таким мировоззрением, с таким внутренним духом пойти работать со взрослыми людьми? У них нецензурная брань, перекуры... Было какое-то тяжелое столкновение с этой жизнью?

– Нет, мне было все интересно. У меня была цель. Так как у нас не было священника, мне хотелось стать священником.  Впоследствии я пришел в этот молитвенный дом, который женщины наши купили. Время мы проводили очень интересно, занимались, можно сказать, аскетизмом, даже чересчур. Потом в жизни мне это пригодилось.

А в дальнейшем, так как у женщин была возможность ездить, они приехали в Иркутск, ближайшую к нам Иркутскую епархию, возглавлял ее тогда владыка Мефодий. Они ему рассказали обо мне, и владыка пригласил меня к себе, мне было 19 лет. Я приехал в епархию. С владыкой Мефодием я пробыл немного, потому что его дальше перевели в Воронеж, а нам назначили владыку Ювеналия. Очень благостный был архиерей, заботливый. Он меня принял очень по-доброму, в скором времени я стал старшим иподьяконом. Везде, где был владыка, я сопровождал его. А чтобы представить, что такое Иркутская епархия, – это половина Сибири и весь Дальний Восток, включая север, от Чукотки до Владивостока. Некоторые говорят, епархия такая огромная, что, наверное, вся Европа может поместиться и еще место останется. И при этом, если память мне не изменяет, в епархии было 24 прихода, такая немногочисленная по количеству приходов. А передвигаться надо было до ближайшей епархии на автомобиле, а в дальние однозначно на самолете.

– Ваша география расширилась, а что Вы узнали нового о мире в эти годы? Как устроены люди, как они живут… Это отличалось от вашей закрытости, от жизни вашего городка?

– Духовный мир был для меня таинственным, необыкновенным. Он такой и есть. Я представлял, что священники наподобие тех святых, о которых мы читаем в житиях святых, а когда приехал, увидел, что это обычные люди, со своими достоинствами и недостатками. В основном добрые и благодушные. Но они отличаются от святых угодников.

Я быстро вошел в церковную среду, мне все понравилось. Как-то во время посещения дальневосточных приходов у меня случился такой казус: на одном приходе разжигали плитку углем, на полу стояла такая плиточка, и я прожег подрясник. И вот приехал в Хабаровск, думаю, стыдно как-то, нехорошо с дыркой ходить. Я пошел в Хабаровске в ризницу, в Христо-Рождественский деревянный храм. Спрашиваю: может кто-то зашить? Мне говорят: «У нас есть девушка молодая, она портниха, может подрясники шить». Вот так я и познакомился со своей будущей женой, матушкой. Это было на празднование в честь иконы «Нечаянная Радость». Для нас знаковое событие. «Нечаянная Радость» – и такая вот радость свершилась. Мне подрясник отремонтировали, заплатку поставили.

Как-то владыка мне говорит, что пора уже определяться в жизни. Я уехал в Хабаровск, наверное, месяца три там пробыл. И вот подхожу к владыке, он меня расспрашивает, как я живу, что у меня произошло. И спрашивает, не желаю ли я рукоположиться, принять сан. Я говорю: «Владыка, благословите, конечно же, желаю, только у меня с собой нет подрясника. Благословите, матушка сошьет за ночь». И вот она в 12 часов ночи села, а к утру подрясник у меня был готов. И моя хиротония в дьяконы совершилась на второй день Покрова Божией Матери. А потом владыка спрашивает: «А камилавку не сошьет тебе матушка?» Я говорю: «Владыка, благословите, и сошьет». – «Тогда завтра вторая твоя, священническая хиротония». А я хотел послужить дьяконом, но так у меня дьяконом и не получилось послужить.

И вот на второй день владыка рукополагает меня и, рукоположив, поет: «Аксиос!» Награждает меня фиолетовой скуфьей. Поет еще раз: «Аксиос!» Я стою дрожу, думаю: что же происходит? А мне набедренник дают. И еще раз: «Аксиос!» И камилавку дают. Сразу три награды, получается, как только рукоположили в священники. Владыка по своей любви, по своей милости авансом это сделал.

– А сколько лет уже вы к тому времени прослужили иподьяконом?

– Два с небольшим года.

– Было искушение тщеславием, гордыней? Вы так быстро выросли в церковной среде. Это можно годами зарабатывать. А тут вдруг мальчик из закрытого города, и какой-то прямо социальный лифт включился. Может, Вам многие завидовали? Было ли смущение от того, что так быстро и так легко Вам это дается?

– Конечно, смущение было. Я этого не ожидал, я даже не ожидал, что меня в иереи рукоположат, не то что наградят.

– Это был некий аванс?

– Да.

– А когда Вы почувствовали, что его отработали?

– А я его до сих пор не отработал. До сих пор трудимся, и все по милости Божией. Ничего не заслужили…

– А вот это ощущение – быть все время перед Богом с пустыми руками – это Ваше взращенное качество? Или это что-то природное, что было у Вас и раньше?

– Мы занимались аскетизмом в Петропавловске, мы старались стяжать добродетели смирения, незлобия. Конечно, полностью стяжать их не удалось, но частично что-то получилось, и что-то пригодилось в жизни.

– Такая хорошая школа. А Вы у кого-то встречали потом подобное аскетическое рвение?

– Конечно, люди встречаются разные, и в храме совершенно разные люди есть. Есть очень усердные прихожане, и молитвенники, и постники, и живущие в воздержании. И встречались, и сейчас встречаются.

– У Вас трое детей, восемь внуков. На них Ваш жизненный пример повлиял? Кто-то пошел по Вашим стопам?

– У меня старший сын родился глухим, и при всем желании он не мог стать священником. Но в свое время он помогал мне в алтаре, потом иподьяконствовал при архиерее в храме, очень любил храм. А девочки, дочки, могут только помогать при храме. Но уже у меня внук иподьяконствует, слава Богу! Очень любит храм, заботится, волнуется. Меня это очень радует.

– Вы полвека на этом пути. Были моменты, когда хотелось свернуть с него, когда было тяжело и казалось, что это не Ваша история? Что это такой крест, который Вам не по силам?

– Нет, уйти никогда не хотелось. Люди с любовью относились. У меня всегда были очень хорошие, добрые отношения с прихожанами. У священника есть две семьи. Есть семья по крови – это родители, это матушка, это дети, у меня уже и внуки есть. И есть семья духовная – это наши прихожане, с которыми мы общаемся, о которых заботимся, которых нам Господь дал и о которых мы не просто должны заботиться, мы должны стараться, чтобы никто из них не погиб, а все в познание истины пришли. Это основная наша забота.

– Отец Геннадий, в чем Ваш смысл?

– Я хотел бы, чтобы и я, и моя семья, и вторая моя, духовная семья – все получили от Бога помилование и были приняты Господом в свое время, заслужили Его милость.

Ведущая Елена Деревщукова

Записала Полина Митрофанова