Учимся растить любовью. Родительская агрессия

Беседа с семейным психологом Елизаветой Пархоменко тему родительской агрессии. 

− Мы продолжаем отвечать на вопросы телезрителей. И я напомню, что в прошлом выпуске мы подняли тему агрессии. Мне кажется, эта тема глобальная и говорить о ней можно долго. Итак, вопрос звучит так: «Помогите, пожалуйста, советом. Я в отчаянии, не знаю, что делать. Постоянно срываюсь на ребенка, веду себя с ним агрессивно. Не хочу этого, ругаю себя, но потом срываюсь опять. Я понимаю, что приношу вред своему ребенку, но ничего не могу с собой поделать». Тема агрессии, вины, которая возникает у родителя, мне кажется, заслуживает внимания. 

− В целом я рассказываю, чем мы занимаемся в таких случаях именно в терапии. Я надеюсь, что у человека не очень глубокие травмы и он сам сможет сделать то же самое. Надеюсь, что ему это будет полезно. Но есть ситуации, в которых мы не можем помочь себе сами, − тогда действительно нужна терапия. 

В прошлый раз мы говорили о семейном контексте проблемы: о том, как близкие могут помочь. Можно прийти к супругу (супруге) и сказать: «Пожалей меня, мне сейчас нужно твое сочувствие. Я чувствую, что не справляюсь». Если человек может прикоснуться к этим нежным, болезненным эмоциям, которые стоят за гневом и агрессией (защитными эмоциями); если он может с этими эмоциями прийти к партнеру, а тот откликнуться и пожалеть, то будет происходить рост − и агрессия будет снижаться. Супруги могут друг другу помогать просто сочувствием и жалостью. 

Сегодня я предлагаю поговорить об индивидуальной работе с этой проблемой. Я расскажу, как мы работаем на терапии (в надежде, что кто-то сможет что-то для себя почерпнуть), и дам рекомендации для самопомощи. Давайте представим себе ситуацию, что ребенок сделал что-то неприятное. Для родителя это оказывается очень эмоциональной ситуацией, и его в какой-то момент просто захлестывает агрессия. Чаще всего у каждого родителя есть свои, как принято сейчас говорить, триггеры. Это психологический термин, который здесь очень уместен. Триггер похож на некий спусковой крючок или кнопку. Нажал – и взрыв. Это происходит неожиданно (никогда точно не знаешь, как поведет себя ребенок), но в целом мы обычно знаем, что является для нас триггерами: ребенок упрямится, грубо разговаривает, ведет себя медлительно... 

И тогда я начинаю думать о том, что тут дело не в ребенке. Например, реальная история, которую мне рассказала моя клиентка на встрече. Приходит она с маленьким ребенком с прогулки, ребенок ложится на пол в грязных ботинках, грязь растекается по полу. Маме тяжело: она знает, что ей сейчас это надо убирать. Как мы можем повести себя в этой ситуации? Одна моя часть может злиться, возмущаться, расстраиваться (ситуация действительно неприятная). Она говорит: «Что это такое? Я только все помыла. Я устала». Это нормально. Но одновременно есть и другая часть – здоровая взрослая часть, которая говорит: «Это маленький ребенок. Он по-другому не может». Или другая ситуация: подросток хамит. Взрослая часть уже может сказать: «Да, он себя ведет не очень хорошо. Но если я сейчас начну кричать на него, то потеряю с ним контакт, а от этого будет только хуже. Я не помогу ему таким образом. Я нарушу наши отношения, а они позволяют ему меня слушаться, поэтому их важно сейчас сохранить». Если в человеке есть обе эти части, то вторая уравновешивает первую. 

− Но вторая часть, к сожалению, обычно включается постфактум. В момент же агрессии превалирует первая. 

− Это происходит тогда, когда мы не справляемся. В большинстве случаев у нас есть обе части. Это позволяет нам уравновешиваться и вести себя с детьми адекватно. Если бы это было не так, то мы непрестанно кричали бы и на детей, и на окружающих людей. Но если первая часть оказывается такой сильной, что захватывает нас полностью и мы не слышим вторую часть, то можно говорить о том, что речь идет вовсе не об этой ситуации. Эта ситуация оказалась лишь триггером. И в терапии мы как раз ищем причину. 

Обычно это детские, подростковые болезненные истории. Я расскажу, как это работает на примере такого явления, как флешбэк. Этот термин мы обычно употребляем в более серьезных ситуациях. Например, пришел человек с войны. На поле боя все взрывалось, рядом с ним умирали его товарищи. Но он вернулся, и уже все хорошо. Друзья пригласили его на свадьбу. Подъезжает лимузин, чтобы он туда сел, − и вдруг звук машины напоминает ему что-то, что он слышал на войне. Он покрывается потом, начинает трястись. Человек может реагировать по-разному: от сильной агрессии до панической атаки. И флешбэк – это то, что невозможно контролировать. Это, конечно, предельный вариант, но в случае с агрессией на ребенка действует тот же механизм. Просто обычно он не такой сильный (а иногда и сильный, зависит от человека и ситуации). В терапии мы ищем этот первый триггер. В одной истории, например, мама, которая агрессивно вела себя с ребенком, долгие годы была жертвой буллинга в школе. Когда ребенок вел себя агрессивно, чувства беспомощности и отчаяния (как тогда, когда группа детей издевалась над ней) поднимались в ней. И она реагировала уже не на своего ребенка, а на ту ситуацию. 

Чаще всего одним из важных факторов является, конечно, взаимодействие человека с собственными родителями. И здесь речь идет о вытесненных чувствах. Например, я рассердилась на ребенка, потому что он отказался одеваться или я не могу его заставить пойти к врачу (или еще что-то). И вдруг я бессознательно снова оказываюсь этой маленькой девочкой, на которую, к примеру, кричала мама. Тогда было много беспомощности, а агрессия была вытеснена. Здесь же она поднимается и выплескивается на ребенка. Надо сказать, что агрессия – это защитное чувство. За ней всегда есть более «мягкое» чувство. И в нем обычно очень много боли, беспомощности и отчаяния. Это то, с чем мы непосредственно работаем в терапии: залечиваем терапевтическими методами раны, устраняем беспомощность, успокаиваем этого маленького ребенка внутри человека, которому страшно, больно. И тогда человеку больше не надо пользоваться агрессией, чтобы защищать себя; тогда он может смотреть на своего ребенка, и у него не будет перед глазами появляться мама (или какая-то еще история); у него появляется здоровая взрослая часть, и он может злиться, но при этом уравновешивать себя. 

− Кажется, что в такой ситуации действительно не обойтись без терапевта. Чтобы родитель увидел в себе «мягкие» чувства, которые спрятаны за агрессией, и понял, что для него является триггером, необходима помощь специалиста. Вряд ли он сможет сам найти эти болевые точки. Или это все-таки возможно? 

− По-разному бывает. Вы правы: часто очень сложно обойтись без терапевта (иногда невозможно), но я все-таки предложу некоторые способы самопомощи. Я и сама ими активно пользуюсь, и мне это очень помогает. Я дам зрителям рекомендации, но нужно быть, конечно, очень аккуратными и осторожными с ними. Если что-то не получается, то лучше обратиться к терапевту и работать с этим в терапии. Но попробовать точно можно. 

Сейчас я, может, буду говорить удивительные вещи (не совсем то, что Вы ожидаете от меня услышать). У меня, к сожалению, нет расписанных пунктов, но кое-что можно сделать. Прежде всего маме, которая агрессивно ведет себя с ребенком, я предлагаю в спокойное время сесть, погрузиться внутрь себя и попробовать посмотреть, какие «внутренние части» у нее есть. Человек удивительно и сложно устроен: мы всегда можем обнаружить в себе разные части. Это помогает нам жить интересной, полноценной жизнью и видеть ситуацию с разных сторон. Какая-то часть говорит нам: «Надо быть здесь аккуратнее». Другая часть говорит: «Чего ты боишься? Не бойся и двигайся дальше: это интересно». Любопытство говорит: «Здесь можно совершить какое-то внутреннее открытие». Мы из всего этого делаем какой-то вывод и двигаемся дальше. 

Я предлагаю внимательно посмотреть на те внутренние части, которые задействованы в ситуации агрессии (их несколько). Есть защитные части. Они очень сильно злятся, проявляют агрессию, говорят: «Это невыносимо!» Или: «Если я не буду этого делать, мой ребенок попадет в беду, вырастет плохим человеком». Или: «Ребенок меня вообще не уважает. Он мне сейчас такое говорит! Я должен себя защитить». Есть части, которые не видны на первый взгляд, но они всегда присутствуют, − это критикующие части. У той мамы, которая задала вопрос, эти части очень хорошо видны: они явные и очень сильные. Так бывает не всегда: иногда критикующие части только подают голос. Но они всегда сильные. Они могут появиться либо сразу, либо потом. Критикующие части говорят: «Какая ты ужасная! Что ты делаешь?» Есть и другие части, которые тревожатся, беспокоятся, впадают в отчаяние. 

Все эти части защитные: они нас от чего-то защищают. Даже та часть, которая нас критикует, тоже нас защищает. Как это выглядит? Чаще всего эта часть появляется в раннем детстве, когда мама ругала, наказывала, била ребенка, отворачивалась, не разговаривала с ним. Для ребенка это было непереносимо и страшно. И тогда внутри у него появлялась часть, которая начинала его критиковать; некий мамин голос, который заранее говорил: «Ай-яй-яй! Что это ты делаешь?» Эта часть брала на себя роль критика, который защищает. Это помогало ребенку делать меньше плохого и таким образом защищало его. 

Все наши части находятся в расщепленном состоянии. А в центре есть некая здоровая взрослая часть (центральное «я»). И именно она должна быть дирижером этого оркестра, руководить всеми частями. Но в той ситуации, которую Вы описываете, мы видим оркестр без дирижера. Нам надо вернуть обратно на свое место здоровую взрослую часть. Мама не принимает свою агрессию, тревогу, вину, критику. Но на самом деле это ее части, и они все ей для чего-то были нужны. 

Первое, что мы делаем в терапии и что можно сделать человеку самому, – это посмотреть на каждую часть, познакомиться с ней. Нужно задать ей внутри себя вопросы: «Для чего ты? Что хорошего ты для меня делаешь? От чего ты меня защищаешь?» И поискать ответы на эти вопросы. Если ответы найдутся, поблагодарить часть (это важно). Так мы интегрируем все части. Можно представить, что все части пришли на семейную терапию к здоровой взрослой части, которая им говорит: «Дорогие, я знаю, что для чего-то вы мне были нужны. Вы пришли мне на помощь, когда я был ребенком. По-другому мне было не справиться. Спасибо вам за это. Но я вас сейчас прошу: пожалуйста, просто посидите немного в стороне». Но лучше всего поговорить с каждой частью отдельно, понять каждую и поблагодарить. 

После этого я предлагаю обратиться к тем частям, которые уязвлены; к тем детским частям, которые, собственно, и болят. К сожалению, к ним сложно пройти в обход защитных частей, которые сформировались у нас для того, чтобы защищать уязвленные части. И тогда на терапии что я предлагаю сделать? Спокойно сесть и вспомнить тот момент, когда я агрессивно веду себя с ребенком (какой-то конкретный случай). Вспомнить, что я чувствую в этот момент, свои телесные ощущения (они обычно очень яркие: сжимаю кулаки, скулы, наваливается тяжесть на грудь). Можно закрыть глаза и отпустить свое сознание: попробовать вспомнить, ориентируясь на телесные ощущения, когда еще я чувствовала себя таким же образом. Желательно вспомнить первую, самую яркую историю. Это будет, скорее всего, какая-то детская история: когда мама меня била, кричала на меня или когда я потерялась. И в этом месте мы соприкасаемся с самой уязвимой, больной частью; с тем маленьким ребенком, который жив во мне по сей день. 

Когда что-то происходит, я снова становлюсь тем маленьким ребенком, на которого, к примеру, кричит мама. В этот момент я могу попробовать из здоровой взрослой части обратиться к внутреннему ребенку и дать ему то, чего тогда ему так не хватило. Я могу пожалеть, утешить, успокоить его; сказать, что все нормально, обнять. Это все можно представить себе (воображение – удивительная вещь). Нужно сказать маленькому ребенку внутри себя те же слова любви и сочувствия, что мы сказали бы своему ребенку в этой же ситуации. И тогда потихоньку рана будет заживать, мы будем становиться устойчивее и спокойнее. 

Обычно говорят: «Скажите себе в момент агрессии: "Стоп!"» А сказать не получается. В тот момент, когда мы чувствуем, что агрессия подкатывает, здоровый взрослый внутри нас может сказать критикующей части (и всем остальным частям): «Стоп! Подождите, пожалуйста, минутку». Он может обратиться к той части, которая сейчас чувствует беспомощность, отчаяние, и сказать ей: «Милая маленькая девочка, я знаю, что тебе сейчас сложно, тяжело. С тобой все нормально. Всем было бы тяжело в такой ситуации. Мне тебя сейчас очень жаль. Давай я буду рядом, и мы вместе справимся». То есть те же слова, что мы говорим маленькому ребенку. И будет приходить успокоение. 

В терапии мы идем именно таким путем. Это то, что можно сделать самому. Если получится себя таким образом успокаивать, то это точно поможет. То есть здоровый взрослый внутри нас может остановить критика, сказав: «Не надо критиковать». Потом повернуться к внутреннему ребенку и сказать: «Милый, хороший, я знаю, что ты хочешь по-другому. Я знаю, что тебе тяжело. Я тебе очень сочувствую. Я рядом с тобой». И тогда та часть будет успокаиваться. Беспомощности будет меньше − агрессии сразу будет меньше: уже не надо будет защищать эту часть. 

− Удивительные советы. Нечто подобное я читала в письмах святых отцов к своим духовным чадам. Девушка пишет своему духовнику о том, как она плохо поступила, как неправильно себя вела. А он ей в ответ: «Бедненькая моя, несчастная моя, как мне тебя жаль». И это, наверное, как раз те слова, которые мы должны научиться говорить и своему внутреннему ребенку. Получается, что воспитать без любви невозможно даже самого себя. 

Спасибо большое за участие в нашей передаче. Мне очень понравилось, что один вопрос поднял такую глобальную тему. И мне кажется, что мы ее раскрыли достаточно хорошо. 

Автор и ведущая Марина Ланская 

Записала Наталья Богданова