Учимся растить любовью. Братья и сестры: ссоры неизбежны?

Когда в семье несколько детей, родителям приходится помогать им выстраивать между собой отношения. Вряд ли кто-то может сказать, что это просто. Обычно в братско-сестринских отношениях проблем не избежать. Нужно ли родителю выступать в качестве "третейского судьи" или лучше дать возможность детям учиться разрешать конфликты самостоятельно? Что делать, если ссоры переходят в драки? Будем разбираться с психологом Полиной Сметаниной, ведущей "Школы для родителей и воспитателей".  

– Сегодня у нас в гостях снова психолог Полина Сметанина – ведущая школы для родителей и воспитателей.

Мы будем говорить о конфликтах в семье, конфликтах, которые возникают между братьями и сестрами. Неужели они действительно неизбежны? Неужели без ссор нельзя прожить? Об этом поговорим сегодня. А начнем с такого распространенного вопроса. Оказывается, многие родители, может быть, памятуя о своих отношениях с братьями и сестрами, часто спрашивают у психологов, а иногда друг у друга в Интернете: какая разница между детьми идеальна, чтобы они дружили, но не ссорились? Есть ли вообще такая разница?

– Наверное, легче, когда рождение ребенка не выпадает на кризисы другого: трех лет, семи лет и подростковый. Почему подростковый? Там скорее всего соперничества как такового не будет, потому что старший ребенок уже взрослый, но будет очень большой контраст. С подростками и так трудно общаться, и вдруг в этот момент появляется маленький ребенок, когда мы только что накричали на старшего или сделали ему кучу замечаний, но тут же младшему: «Ты мой маленький, хорошенький!» Этот контраст будет ранить подростка и настраивать его против нас.

Говорят, что благоприятная разница четыре года или пять лет. Но дело в том, что в любом случае будет соперничество, в любом случае будет конфликт. Это неизбежно! Ревность тоже будет при любой разнице в возрасте.

– В этом и состоит мой второй вопрос: неизбежны ли конфликты? Они обязательно будут?

– Да. Но чтобы ответить на этот вопрос, можно подойти немножечко со стороны и понять, что вообще чувствует ребенок. На наших курсах мы даем родителям упражнение: почувствовать себя на месте ребенка. Допустим, к жене подходит супруг и говорит: «Я так тебя люблю и так рад, что ты у меня вообще есть, что решил для полноты завести себе еще одну жену. Скоро она у нас появится. Ты рада?» После этого мы просим записывать чувства. Далее задается ряд других вопросов; например, представьте, что вам придется делиться косметикой с этой другой женой, вам придется ее развлекать, представьте, что вам скажут, что на нее злиться плохо, а ты должна ее любить и радоваться, что она появилась, ты должна делить с ней свою комнату. В этом случае у жены возникает чувство гнева, несправедливости, протеста. Именно эти чувства испытывает ребенок.

Потому что для ребенка любовь родителя – это гарант того, что он выживет. Потеря этой любви для него равносильна угрозе жизни. А когда появляется младший брат или сестра, это как раз воспринимается как угроза жизни, как потеря любви. Потому что тебе уделяется меньше внимания, больше замечаний. Видно, как смотрят на маленького. Он появился, и мама глаз не может оторвать. А на старшего так смотреть уже не получается. Плюс появляются замечания, раздражение мамы. Когда появился малыш, она более раздражена. При этом попадает тоже, как правило, старшему… В любом случае будут возникать ситуации, когда наши «хочу» не сходятся, не стыкуются. Вот основные причины.

– Вы многодетная мама. Поэтому у Вас есть и практический опыт не только как у психолога, но и как у практикующей мамы. Теперь давайте углубимся в эту тему и поймем, что же делать. Мы начнем с Вашего примера, когда нам тяжело принять мысль, даже гипотетическую, что нам придется делиться своим, придется делить территорию с кем-то, вообще придется еще кого-то любить. Потому что родители очень настраивают ребенка: ты должен полюбить этот «кулечек», который мы только что принесли. Хотелось бы понять, есть ли какая-то подготовка для старшего ребенка, которая может сгладить все эти моменты и этот стресс – а стресс будет непременно. Как это сделать для него радостным событием? Так бывает?

– Если это станет радостным событием, то оно будет очень мимолетным для ребенка. Необходимо говорить, что он появится. Мне кажется, здесь важно не требовать от него любви к младшему брату или сестре. Необходимо понимать, что он может испытывать разные чувства, и эти чувства могут быть даже пугающими: ненависть, желание, чтобы он умер, чтобы его не стало. Я помню момент, когда я краем глаза заметила, как одна из моих дочерей берет ручку только что родившейся дочки и как-то исподтишка щипает. Я помню, тогда я ее спросила: «Тебе не нравится, что она появилась, ты бы этого не хотела? Тебе тяжело?» Она подошла ко мне, обняла и заплакала. Настолько ей было трудно! Тогда я попросила ее, чтобы она дала мне условный знак: сжала мою руку или просто сказала, как только будет чувствовать, что я ее не люблю, или как только почувствует эту злость.

Вот эти шаги необходимо предпринять. Необходимо понять, что это есть. Если я запрещу и скажу, что так чувствовать нельзя, чувства будут уходить глубоко внутрь: либо будут проявляться исподтишка, либо просто уйдут в какую-то болезнь или другие формы протеста. Нужно принять все это, признать, проговорить, озвучить, назвать своими именами то, что чувствует ребенок, и попросить, чтобы он это делал иначе.

– Очень много вопросов возникает у родителей, дети которых имеют небольшую разницу: год или два. Когда дети подрастают, они уже не чувствуют этой разницы. Они играют вместе, делят всё вместе. Но вот тут мне бы хотелось понять, как отвечать родителям, которые присылают свои вопросы и спрашивают, нужно ли давать старшему ребенку больше полномочий, чтобы он чувствовал себя старшим, или нельзя, потому что тогда он будет распространять свою власть на младшего. Дело в том, что в восточных семьях старший ребенок всегда – даже если у них совсем небольшая разница – как будто бы в ответе за младшего, спрос обычно со старшего.

У нас во дворе есть такая семья. Это многодетная чеченская семья, где я вижу прекрасные взаимоотношения между всеми детьми. При этом мама никогда не встревает, если старший обижает младшего, но через какое-то время никаких обид уже нет, и старшие, можно сказать, воспитывают младших. Мне эта схема абсолютно непонятна. Я могу о ней говорить только теоретически. Я сама за равенство в семье. Тем не менее я вижу, что плоды очень неплохие. Есть ли здесь здравое зерно и каждая семья должна для себя выбирать сценарий? Или все-таки психологи что-то конкретное рекомендуют в этом отношении?

– Мне кажется, мы не сможем воспроизвести ту же модель, как в чеченской семье. Она у них в крови, она у них в семейном воздухе. Поэтому воспринимается детьми как естественная. Если мы начнем что-то насильно внедрять в нашу семью, что для нас неестественно, появятся протесты. Дети это моментально уловят и будут это отвергать. В итоге может не быть такого результата, какой мы хотим.

Здесь мне показался важным такой момент, что мама не встревает в конфликты детей. Это очень важно, потому что наша родительская задача состоит не в том, чтобы решить проблему за детей, а в создании условий, чтобы они эти проблемы научились решать сами. Поэтому я плавно перейду к следующей теме: наша родительская позиция. Я не судья для детей. Потому что, во-первых, я реально не знаю, кто первый начал. Опыт подсказывает, что не всегда жертва так безобидна, как это кажется. Во-вторых, это может провоцировать борьбу за внимание и еще больше увеличивает соперничество между детьми.

Моя позиция в данном случае – позиция посредника. Вообще, если есть такая возможность, лучше не включаться, а просто что-то отражать. Ребенок прибежал, рассказал, я отразила, что он чувствует. Я внимательно его выслушала, утешила, обняла, но не встреваю. А когда нужно мое вмешательство, то здесь надо действовать очень тонко. Это безоценочная позиция: я не судья, я посредник. Я слышу тебя и понимаю тебя, даже если мне это кажется несправедливым. Я доверяю. Это сложная ситуация, но я доверяю, что вы сможете справиться. А после этого отойти в сторону. Мне кажется, что очень хороший опыт как можно меньше вмешиваться в конфликты, просто наблюдать. Дети в конце концов начинают сами выходить из них.

– Но дело в том, что всем нам, мне кажется, взрослым людям, очень хочется справедливости. Если нас кто-то обидел, мы жалуемся, например, мужу и получаем от него поддержку. Может, это неправильная позиция, но тем не менее это как-то обнадеживает. Ты получаешь как бы подтверждение со стороны, что тебя обидели несправедливо.

Мне кажется, детям тоже хочется такой справедливости. Если одного ребенка сильно обидели, у него есть два варианта: побить своего младшего или старшего брата либо идти жаловаться маме. И тогда он хочет пусть не возмездия, не наказания со стороны мамы обидчику, но хотя бы справедливой оценки, что второй был не прав (он тебя обозвал, сломал твою вещь и не извинился).

А Вы, как и все остальные психологи, призываете этого не делать, не быть судьей. Вроде бы логично. С другой стороны, ребенок оказывается неудовлетворенным. Тогда очень велика вероятность такая: вместо того чтобы искать защиту у родителя, пойдет решать конфликт своими методами, а эти методы очень часто не так хороши.

– Здесь необходимо рассмотреть два момента. Первый момент, на который я хотела бы обратить внимание, это позиция «прав и виноват», позиция «жертва и агрессор». Это те две роли, которые ребенок может принести в жизнь. На самом деле, защищая так называемую жертву, так называемого слабого ребенка, мы можем оказать ему медвежью услугу. Потому что это ощущение «я беззащитный, не могу справиться сам» потом становится собственным восприятием себя и переносится во взрослую жизнь. Это не то, чего мы хотим. Напомню, наша цель – сделать так, чтобы дети научились справляться с чем-то самостоятельно.

Следующий момент. Очень часто агрессивному ребенку на самом деле нужно больше внимания, заботы. Это ребенок, который страдает. Это несколько другой взгляд на эту роль агрессора. Здесь важно устанавливать правила. Например, правила собственности, потому что любые конфликты крутятся вокруг этого. Если это моя игрушка, то она всегда моя, и я имею право требовать ее обратно; либо есть какие-то общие игрушки. Также устанавливаются правила игры: если кому-то не нравится игра, то мы ее прекращаем. Либо если я взял первым общую игрушку, то и заканчиваю эту игру и знаю, что мой брат или сестра не придет и не скажет, чтобы я ее отдал (потому что я уже поиграл или что хватит уже играть). Для ребенка игра очень важна, поэтому важно, чтобы она была завершена и чтобы он чувствовал себя в этом смысле в безопасности.

Далее идет вопрос границ. Бить нельзя никого, грубо обзывать нельзя никого. Но здесь есть такой момент: когда мы нападаем на агрессора, мы делаем его ответственным. Но ведь моя ответственность здесь тоже есть. Это мои границы, моя психологическая территория. Поэтому, на мой взгляд, здесь важно учить ребенка выставлять самостоятельно эти границы. А поддерживая его в роли жертвы, мы этого не делаем.

– А как этому учить? Это нужно делать в момент конфликта или, наоборот, донести все, что Вы сейчас озвучили, до своих детей в спокойной обстановке, а не тогда, когда они жаждут возмездия или маминой поддержки? Надо ли в момент, когда вообще нет конфликтов, садиться и обсуждать предстоящие, прошлые конфликты и возможные пути выхода из них?

– Вообще правила полезно вводить, когда мы не конфликтуем, чтобы все с ними согласились. Хорошо, если дети сами будут говорить, зачем необходимо то или иное правило. Мы можем рассуждать о том, что правила есть и в нашей семье: например, нельзя кого-то бить и обзывать, потому что другому человеку делать плохое нельзя.

Мне очень нравится практика, которую я стала использовать в нашей семье и которая не сразу, но постепенно стала давать очень хорошие плоды. Обозначив правило, например, о том, что нельзя драться, я говорю детям: «Если вам не нравится игра, если вам не нравится, что вас бьют или обзывают, скажите: со мной так нельзя поступать, меня нельзя бить; я не хочу больше играть; меня нельзя обзывать».

Понятно, что было бы иллюзией считать, что это подействует, а обидчик сразу скажет: «Я был не прав». Конечно, так не происходит. Это был целый путь. Ребенок подбегал ко мне и говорил: «Меня бьют». Я отвечала: «Скажи ему, что тебя нельзя бить». Он говорил: «Я уже сказал». А дальше, если у меня есть время, я иду с ним и прошу его сказать об этом еще раз при мне. Он это делает, а второй, как правило, начинает паясничать. И я ему объясняю: «Если кто-то говорит, что с ним так нельзя, его нужно услышать. И я всегда буду говорить другим, что тебя тоже надо слышать, то есть я тебя тоже буду защищать».

Такие ситуации были не один раз. Если не было времени, говорила: «Сходи и еще раз скажи, что тебя нельзя бить. У нас есть такое правило». Таким образом, я помогала соблюдать договоренность обеим сторонам. Постепенно (не могу сказать, что во всех случаях) я стала видеть, что дети начинают прислушиваться друг к другу. Бывает, что они сами останавливаются, если кто-то говорит: «Нет, я не хочу больше так играть». И это происходит все чаще и чаще. Так что мне очень нравится эта практика.

– Бывает, что в семье один ребенок не то чтобы агрессор, но, предположим, несдержанный, поэтому часто кричит на другого или обзывает его. И второй, оказывается, может быть и не в роли жертвы – он просто спокойнее, у него темперамент попроще. Соответственно, получается, будто бы один ребенок все время защищен родителями, а на второго все время приходится не то чтобы нападать, но постоянно с ним проводить беседы. Начинает возникать иллюзия жертвы и агрессора. Как быть в такой ситуации, когда есть перекос, когда не то что виноват то один, то второй, а когда один ребенок каким-то образом чаще поддевает второго?

– Значит, что-то там не так. Ведь если один ребенок поддевает другого, значит, у него какие-то очень большие претензии к нему. Причиной могут быть и возрастные особенности. Например, подростки более импульсивны, у них идет гормональная перестройка, поэтому им сложнее себя сдержать. Либо это могут быть какие-то другие причины, но они точно есть. Мне кажется, здесь важно разговаривать и учить иначе реагировать: если ты понимаешь, что злишься, найди способ выразить это по-другому, не нападая.

Очень важно обсуждать с детьми разные варианты выхода из конфликта. Например, очень хороший способ: «Напиши все, о чем ты думаешь». После этого дети, как правило, очень хорошо остывают. Если ребенок не может писать, то я записываю под диктовку. Очень хорошо устраивать подушечные бои между детьми, вообще любые игры, где они могут в безопасной форме отыграть накопившиеся по отношению друг к другу злость, гнев.

Мне очень нравится игра «Лепешка». Дети лепят из пластилина фигурки. Затем эти фигурки «учатся договариваться». Их также можно плющить на игровом поле. Это тоже безопасный выход злости.

Мне важно снимать с детей роли агрессора и жертвы, потому что если мы дали детям эти роли, они будут их нести. Учить детей иначе выражать свои негативные эмоции и учить детей, на которых нападают, защищаться, говорить: «Так нельзя!» – это длинный путь, это делается не сразу.

– Полина, еще очень интересно, почему дети, которые еще недавно были друзьями, все время проводили вместе и даже не нуждались в каких-то внешних друзьях, вдруг в подростковом возрасте расходятся, перестают дружить? И видно, что их это травмирует. Можно ли им помочь преодолеть возникшую конфликтную ситуацию, у которой как будто даже нет другой причины, кроме взросления? Или это само собой пройдет со временем? Особенно об этом спрашивают мамы двойняшек, близнецов.

– Действительно, бывает тяжело наблюдать такое. И много страхов, что это перейдет в будущее. Нам, конечно, хотелось бы, чтобы впоследствии дети поддерживали друг друга.

Для каждой ситуации могут быть разные причины. Например, деление пространства, территории. У подростков это бывает очень часто, если это два мальчика или две девочки. Это могут быть накопившиеся претензии, негативные чувства друг к другу. Здесь важно внимание мамы, ее включенность.

Например, у меня два подростка, которые очень любят встать и начать ругаться друг с другом передо мной. Причем они оба во время ссоры даже становятся ко мне лицом – театрально. Вот так ругаются. Здесь уже мои границы. Я говорю: «Если вы хотите что-то обсудить при мне, то делайте это в другом тоне. А если вы хотите поругаться, то идите в другую комнату и ругайтесь». И, как правило, ругань прекращается. Значит, это было сделано для меня, чтобы я как-то вмешалась и рассудила, кто из них прав, кто виноват. То есть важно не поддаваться на эту уловку.

И последний момент: гнев подростка часто указывает на нежелание отделиться. И чем больше гнева, тем сложнее ему это сделать, тем ближе его связь с человеком, на которого он гневается. Подростки ведь начинают видеть какие-то негативные проявления, то есть разочаровываться, и испытывают боль от разочарования. В душе подростка очень много всего намешано.

Конфликт между подростками может быть свидетельством того, что им сейчас нужно немножечко разойтись. Им тяжело – и они разрываются, отходят друг от друга, как раз через гнев проявляя эти эмоции. Скорее всего это пройдет потом, когда они почувствуют себя самостоятельными и делить будет нечего. Тогда они вернутся к нормальным, здоровым отношениям.

– Вы уже сказали, что делить пространство, территорию характерно для подростков, особенно если это два брата или две сестры. Но чаще всего мы не можем позволить, чтобы у каждого ребенка была своя комната, то есть часто братья и сестры, как правило, однополые, живут в одной комнате.

Тут неизбежно возникает пространственный вопрос: где чье, «ты мне мешаешь», «я хочу спать, а ты не хочешь»; или, наоборот, «я раньше встаю, а ты позже». Получается, что родителям приходится каким-то образом регламентировать их общую жизнь. Или же все-таки лучше отдать это на откуп самим подросшим детям, чтобы они свою жизнь на общей территории регламентировали сами, договорившись друг с другом?

– Мне кажется, важно не вмешиваться тогда, когда они могут сами договориться. Чем больше мы вмешиваемся, тем больше затягиваем процесс урегулирования. Да, это действительно сложно. У меня тоже дети живут в одной комнате. Важно, чтобы у человека был хотя бы угол, где только его пространство. Я своим детям даю возможность уйти в мою комнату, посидеть, если кто-то из них хочет побыть в одиночестве, в тишине.

Важно понимать, что это действительно проблема, и как-то себя настроить, чтобы не занимать ничьей позиции, хотя мы и знаем, кто прав, кто виноват. Важно дать возможность обсудить ситуацию. Если вдруг никак не получается, то мы можем сесть за стол переговоров. У нас на «Диалоге с ребенком» мы даем практику таких переговоров.

То есть важно без эмоций обозначить проблему, попросить, чтобы каждый сказал, как он к этой проблеме относится, что она значит для него, как он ее видит. Участники диалога высказываются без нападок друг на друга. А далее – мозговой штурм: записываем все, что приходит в голову, даже самые невероятные варианты. Потом смотрим, чтобы вариант подходил и одной стороне, и другой.

Если не находим точки соприкосновения, то можем вернуться к этому вопросу в другой раз. Все равно будем думать, как-то вариться в этой теме, и может что-то другое прийти в голову. Когда мы находим вариант, то обговариваем различные нюансы, которые могут помешать нам, а затем пробуем. Не получается – ищем другой вариант, ничего страшного.

– Все это очень сложно, но стало немного понятнее после беседы с Вами. Конечно, это творческий процесс, и родителям придется ежемгновенно принимать решения. Но зато с Вашими советами это уже будет немного проще. Благодарю Вас за участие в нашей передаче и за то, что Вы очень интересно, грамотно и, на мой взгляд, правильно отвечали на мои сегодняшние вопросы.

Ведущая  Марина Ланская

Записали Таисия Зыкова и Игорь Лунёв