Таинства Церкви. Беседа с архимандритом Мелхиседеком (Артюхиным)

– Сегодня у нас будет не совсем обычная передача. Обычно архимандрит Мелхиседек отвечает на вопросы, но нынешнюю передачу мы посвятим гению русской литературы, гению русского народа, пророку, христианину, великому писателю Федору Михайловичу Достоевскому. 

– Около тридцати лет назад, в 90-е годы, в Оптину пустынь приехал японец и задал вопрос: «Это монастырь, который посещал Федор Михайлович Достоевский? В этом монастыре он встречался со старцем?» Ему ответили, что да. Он говорит: «А можно посмотреть те места, где ходил Федор Михайлович, где он встречался с братией?» Конечно, можно. Стали с ним беседовать и спросили, что его сюда привело. Он ответил: «Разве вы не знаете, что Федор Михайлович Достоевский – самый читаемый писатель в Японии?» Я тогда был потрясен. Япония – и Достоевский; какая разница культур! Это еще раз заставило меня обратить внимание на великий внутренний подвиг этого человека, почему он так близок, дорог, понятен и нужен миллионам людей. Его книги переведены почти на все языки. 

– Мне кажется, Шекспир, Достоевский, Толстой, Чехов – самые читаемые писатели в мире. И что удивительно, в этом списке большинство – русские писатели. 

– Потому что они писали о душе и о человеке. 

– Жюль Верн, конечно, читается, но в основном в подростковом возрасте. Интересные приключения... 

– Достоевский пишет своему брату Михаилу: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь разгадывать ее всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком». Не политика, не история, не социальное устройство были для него главным, а человек, душа, вопросы добра и зла, проблемы двойственности человека. Когда была выпущена его повесть «Двойник», Белинский и вообще вся публика произведение не поняли. Все с восторгом приняли роман «Бедные люди», сказали, что родился второй Гоголь... 

– Там поднимается тема «маленького человека». 

– Не только это. Там глубина человеческих взаимоотношений, когда жертвенность одного может спасти другого. Кстати, Белинский увидел, что это социальный роман, о бедных людях. Но там речь не только об этом, а о том, что даже в бедноте можно сохранить образ Божий; и в состоянии, когда ты вроде бы ничего не имеешь, не только остаться человеком, но и стать на ступеньку выше. Он показал, что не материальное определяет человека, а сознание определяет все. 

И вдруг он пишет повесть «Двойник», тоже очень сложное произведение. И потом проблема двойственности будет везде присутствовать в его творчестве: как в одном человеке может ужиться добро и зло, правда и ложь, жертвенность и безудержный эгоизм… В «Братьях Карамазовых», например, старец Зосима и отец Ферапонт олицетворяют внутреннее и внешнее христианство. 

Вспомните разговор Дмитрия Карамазова с Алексеем. Он говорит: «Перенести я… не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским... Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил… Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой». Дмитрий не обо всех говорил, наверное, но в первую очередь о себе самом. 

Достоевский не только поставил вопрос, что делать, когда внутри одного человека уживаются добро и зло, ложь и правда, похоть и целомудрие. Зачем спасать весь мир, когда надо одного только человека исправить? И он выводит: только Христос может исправить внутреннее человека – его ум, сердце, совесть. Не социальное устройство, не политические меры, не освобождение крестьян, не социализм, когда всем все поровну. Ничего подобного! Пока сердце не исправится Богом, Церковью, Евангелием, никакого счастья у человека не будет. 

«Величайшая» (в кавычках) оценка Герцена, что, мол, Достоевский уже всем надоел, везде лезет со своим Христом, где надо и где не надо. 

– Герцену просто было стыдно, мне кажется. Он же был христианином. Достоевский ему совесть пробуждал. Ленин писал: декабристы разбудили Герцена. Что они в нем разбудили? Как раз худшее, что и не надо было будить... Поэтому как еще реагировать, когда тебе показывают, какой ты есть? 

– Социализм – обязательно через революцию, через кровь. И в «Бесах» Достоевский показал, что это просто тупик. На чужом несчастье никакого счастья не построишь. Это опять же тема слезинки одного ребенка. Нельзя в основу счастья положить тысячи, миллионы жизней, мол, потом все счастливы будут. Не будут... 

– В мировой литературе Шекспир, Виктор Гюго, Золя обращались именно к теме души человеческой, пытались разобрать ее. Гюго – мощный писатель, христианин. Достоевский решает вопросы христианина. 

Я пересмотрела фильм «Бесы»; каюсь, но книгу до конца в свое время так и не прочитала – может быть, было еще рано для меня. Сейчас еще раз начну читать и попытаюсь дочитать до конца. 

– Смотрели сериал режиссера Хотиненко? 

– Да. Блестящий фильм, конечно. В процессе просмотра фильма, мне кажется, мы пытаемся найти ответ на вопрос, когда, в какой момент русский человек отказался от Бога. Помните, там была фраза: русский не может быть атеистом. Тогда что произошло? 

– Это тайна. Федор Михайлович однажды сказал, что миллионам людей было бы выгодно, чтобы Бога не было. Потому что тогда надо жить по совести. 

– Столько веков русские люди, в том числе и воины, жили понятием о Христе, с Богом шли на смерть, умирая за Отечество и свою семью. Александр Невский, Дмитрий Донской, Ушаков, Суворов... И Смутное время преодолели. Без Бога мы его не преодолели бы. Люди опомнились в какой-то момент, вернулись ко Христу и победили. До этого ничего не могли сделать. И вдруг в XVIII веке начинается безверие. Что же послужило толчком? Внешний толчок же должен быть... Соблазнитель пришел? 

– Об этом сложно сказать. Потому что свобода, о которой Федор Михайлович говорит, – страшный дар. Делай что хочешь. И человек обязательно выбирает худшее, то есть выбирает жизнь без Бога. Однажды Исаак Сирин сказал: «Вам дьявол даст такую свободу, которая будет хуже всякого рабства». И возжаждали этой свободы, жизни без Бога. 

В «Братьях Карамазовых» Достоевский сказал, что если Бога нет, все позволено. Почему-то человека тянет не к лучшему, а к худшему. Страстность, похоть, ложь, эгоизм – мы больше к этому наблюдаем движение, чем к совершенству. Это факт. Достоевский пишет: многие говорят о том, что человек – это совершенство, надо только социальное устройство немножко поправить – и тогда все будет хорошо; но человек глубоко болен... Он вслед за отцами говорит, что человек глубоко болен и что надо исправить эту болезнь, страстность, греховность. Исправимо это только в христианстве: Церковью, Христом, Причастием, Евангелием. Никакое идеальное социальное устройство не спасет. Нет таблетки от жадности, эгоизма, похоти, блуда, пьянства... 

Говорится, что сейчас самая главная проблема в мире – низкий достаток общества. А когда будет достаток, тогда что? Внутри что-то изменится, будет меньше зла в мире? Конечно, нет. Сейчас в тюрьмах можно иметь Евангелие. Кто-то сказал: если бы Библию читали с детства, то не пришлось бы читать ее в тюрьмах. Поэтому Достоевский говорит: болен внутри человек. Но выход есть. 

Достоевского, кстати, обвиняют в том, что у него в произведениях одна только мрачность, страстность. Роман «Бесы», например. Где же выход? Где же «луч света в темном царстве»? «Бесы» – конечно, самое мрачное произведение, там даже намека на какой-то исход нет. Хотя Федор Михайлович брату Михаилу пишет, что должен был показать дно, чтобы хоть кто-то смог осознать, куда мы катимся. Потому что все эти разговорчики, социалистические лозунги «улучшим жизнь людей»... А сколько государственных чиновников, жандармов, полицейских, губернаторов было убито... Далеко не надо ходить: Столыпин, который Россию поднял с колен. 

Менделеев посчитал... К слову сказать, он был семнадцатым ребенком в семье. Это к вопросу планирования семьи и к теме о том, давать или не давать жизнь всем детям... 

– Да, в наше время мы бы Менделеева не получили... 

– Так вот, по расчетам Менделеева, в России к 2000 году должно было проживать 400–450 миллионов человек. Это был его математический анализ, с погрешностью, конечно, потому что он не брал в расчет войны, он о них не знал. 

Кстати, на каком-то съезде Громыко попросил сделать доклад – анализ о том, как лучше стали жить простые рабочие при социализме. У него отец работал до революции на каком-то заводе. И подсчитали, что до революции рабочий завода мог позволить купить на свою зарплату сто килограммов мяса, а при социализме – только пятьдесят. В итоге Громыко от этого анализа отказался, потому что хотели-то блеснуть, как улучшилась жизнь при социализме... А его отец в свое время мог содержать четырехкомнатную квартиру, много детей у них было, и они могли себе позволить многое. А потом наступила революция и многие вообще просто не выжили. Но это другая тема. 

В этом как раз и было пророчество Федора Михайловича, что если таким путем пойдет Россия, все это закончится реками крови. Революции делают практики руками лириков, а пользуется плодами революции всякая сволочь. Это страшно. 

Не надо далеко ходить: за время правления Николая II население России увеличилось на тридцать миллионов человек. Это за двадцать с лишним лет. Каким было бы население, если бы так дальше и развивалась Россия!.. Но это тоже отдельный разговор. 

Все романы Достоевского, особенно последние, заканчивались самым главным вектором – ко Христу. В советском фильме по роману Достоевского «Преступление и наказание» Раскольников идет и сдается в полицейский участок. Социалистический вывод из этого фильма: мол, так должны поступать все преступники. Слушайте, а где же каторга? А где Соня Мармеладова? Где ее христианское служение каторжникам? 

– Да. Она же с ним уходит... 

– А где же Евангелие, которое она дает ему читать? А где слова Раскольникова, который был потрясен служением этой хрупкой девочки, которую полюбили каторжные за ее сердечность, доброту и жертвенность?.. 

Вспомним конец романа. Раскольников берет в руки Евангелие и вспоминает, как вначале он думал, что Соня замучит его своими проповедями и нравоучениями. Она ему год ни слова не говорила о вере, о покаянии! И вдруг проблеск мысли Раскольникова: верования этого человека должны стать моими верованиями; мысли этого человека должны стать моими мыслями... Федор Михайлович красиво заканчивает. Они поклялись, что семь лет каторги пролетят как семь дней, потому что любовь (через Христа) даст им силы преодолеть все эти трудности. Вот эти последние строчки высветляют весь роман, который не только о преступлении и наказании, но о возрождении, о воскресении. 

– Достоевский Раскольникову дает шанс. 

– Совершенно верно. 

– Вот в «Бесах» я этого шанса не вижу. Вообще он в своих произведениях дает шанс всем. В «Братьях Карамазовых» невинный идет на каторгу, и идет сознательно, потому что хотел убить. Он сам себя наказал. 

– «Клянусь Богом и Страшным Его судом, что не убивал я отца», – говорит Митя. 

– Он воспринимает это как благо... 

– А когда ему предлагают бежать в Америку, он говорит, что не видел Америки, но ему уже тошно, как он там будет. И он думает о Груше. То есть опять у Достоевского какая-то жертвенная мысль о любимом человеке; он всегда выставляет, что счастье – в жертвенном служении. Вот это и есть та самая Христова любовь. 

– Получается роман «Бесы» именно о бесах, которые уже никак не могут возродиться. 

– Совершенно верно. Он показал, что если дойдешь до этого... Дорога в ад только в одну сторону. 

– Так же и старец там говорит: ты буквально в шаге от того, что потом вообще никогда не поправишь. Кстати, как Вы думаете, кого он вывел в образе старца? Уж не самого ли себя?.. 

– Мне кажется, это был собирательный образ. 

– Наш оператор предположил, что это Нектарий Оптинский. 

– Нет. Он с ним никогда не встречался, его не видел. Это был собирательный образ. 

– Мне даже кажется, он себя вывел, как человек, который все-таки должен что-то разрешить. Он же не просто философ, а писатель. Как писатель он в любой интриге все-таки должен ниточку найти... Он обрисовывает какую-то надежду словами старца, что Господь все простит, даже этот ужасный грех, это страшное преступление, но если будет глубочайшее раскаяние... 

– Это был нарисован путь для всякого кающегося грешника. Дело в том, что те люди, которые себя узнавали в романе, соотносили себя с Николаем Ставрогиным (персонажем романа «Бесы»), могли это понять, услышать слова старца Тихона. И эти слова должны были прозвучать. Где выход из этой мерзости греховной? Выход есть: покаяние и исправление жизни. Покаяние и означает исправление жизни. Достоевский впервые берется за положительного религиозного героя. Потому что в классической литературе везде был только сарказм, насмешки; о Церкви мало кто заикался... 

– Александр Сергеевич Пушкин незадолго до смерти начал писать дневники. Я их начала читать и была потрясена и шокирована. Он писал как раз о том, что только православие может быть основой России (я сейчас своими словами сказала, конечно), что только в православии русский человек может найти истину. Он пишет о том, что Екатерина II начала развращать народ и бороться с православием, она нанесла колоссальнейший вред русскому православию, России. Это пишет Пушкин в дневниках. Кто их вообще читал? Кто нас этому учил? Нам Пушкина всегда представляли чуть ли не как богоборца какого-то... 

Так же и с Достоевским. Когда же надо изучать Достоевского? Я изучала его произведения в 8-м классе. Что я могла тогда понять? Пушкин, Достоевский, Лермонтов: их произведения изучают в 8-м, 9-м классах... 

– Восьмиклассникам это, конечно, не по зубам. 

– Давайте попробуем подытожить сегодняшнюю программу. 

– У Федора Михайловича есть такая мысль: главное в человеке не ум, а совесть, добрые чувства и благие намерения. Потому что ум без совести может дойти до безобразного. И еще пожелание: не забивайте голову дурными мыслями, иначе не останется места для светлых мыслей и чувств. Поэтому давайте очищать ум и наполнять его положительными мыслями и чувствами. 

– Спасибо огромное! Следующую передачу мы также посвятим Федору Михайловичу Достоевскому, и она будет не менее интересна. 

Автор и ведущая программы Любовь Акелина 

Записала Нина Кирсанова