Свет невечерний. Разборки в хосписе

Апостол Павел в своих посланиях и вообще новозаветные авторы неоднократно подчеркивают, что все мы грешники, все нуждаемся в милости Божией. В Послании к Тимофею апостол Павел говорит, что он первый из грешников. Он это сказал не потому, что хотел получить какую-то награду как какой-то исключительный грешник, особый человек, победитель «социалистического соревнования» в грехе, а потому, что он воспринимает грех как глубокую болезнь. И когда врач спрашивает, кто первый на медосмотр, на процедуры, апостол Павел отвечает: я. Вот в этом смысле он говорит, что он – самый первый грешник.

Мы очень много грешим, согрешаем. И спасаемся мы не своими добродетелями, не подвигами, не заслугами, а исключительно милосердием Божиим.

Идею о том, что Церковь – это не собрание святых, а в каком-то смысле хоспис, хорошо понимали старые священники, например, и святые отцы. Наши внутрицерковные распри, размолвки, обличения, взаимные подозрения и прочие моменты, которые создают новостную повестку церковной жизни, – это разборки в хосписе. Старые священники это очень хорошо разумели.

Недавно общался с одним пожилым батюшкой, которого считают духовником «продвинутых» людей (к нему ходят профессора, доктора наук), и понял, что он не либерал, не модернист, не какой-то особо продвинутый богослов, а просто сотрудник хосписа. Потому что и он, и его духовные дети, облеченные профессорскими званиями и докторскими степенями, понимают, что все мы больны грехом и нуждаемся в милосердии Божием.

Об этом же, хоть и не напрямую, говорит притча о милосердном самарянине в Евангелии от Луки. Это очень известный текст, который все прекрасно знают, но есть некоторые оттенки этой притчи, которые не совсем ясно передаются в русском переводе. Христос рассказывает эту притчу, отвечая законнику на вопрос о том, кто есть ближний. Все мы знаем, что надо любить ближнего. Кого? Посмотришь: какие-то все не очень ближние; любить-то некого особо.

Господь рассказывает очень простую историю о том, как некий человек путешествовал из Иерусалима в Иерихон. Это очень важная оговорка. В греческом тексте стоит глагол καταβαίνω – «идти вниз». Это очень важный глагол для понимания этой притчи. Из Иерусалима в Иерихон дорога идет вниз, это спуск с горы. Человек идет из Иерусалима в Иерихон, и это тоже не случайный образ. Иерусалим – это образ небесного, это нечто, что находится на горе. Это духовная жизнь, возвышенные мысли, созерцание Господа. Но мы – люди немощные, нам хочется скатиться под гору. Так бывает, например, когда человек постился весь пост, потом причастился и думает: ну все, теперь можно спокойно пожить. И постепенно скатывается (в Иерихон), то есть идет вниз.

В притче во время этого спуска на человека напали разбойники и изранили его. (В притче о блудном сыне произошло что-то похожее, когда сын, законный наследник, ушел от отца и все время попадал в какие-то неприятности, претерпевая какие-то страшные скорби.) Человек лежит израненный у дороги и мимо него проходит сначала священник, потом левит. В русском переводе сказано, что они прошли мимо. В греческом тексте стоит интересный и очень сложный для русского уха глагол άντιπαρέρχομαι, который означает «перейти на другую сторону». То есть священник (потом левит) увидел этого человека и перешел на другую сторону.

Так бывает и у нас. Например, мы идем по улице, видим человека, которому должны что-то или которого залили на прошлой неделе, и, делая вид, что не заметили его, переходим на другую сторону.

Для законников (священника и левита) это была каноническая дилемма. Они не могли прикоснуться к мертвому. В притче в церковнославянском переводе про этого человека сказано: оставльше едва жива суща. В греческом тексте стоит слово ἡμιθανῆ – «полумертвого». Это очень важное замечание, потому что если священник прикасается к мертвому телу, он оскверняется, тем самым делается неспособным совершать богослужение в этот день. С другой стороны, закон предписывает непременно помочь человеку, попавшему в беду. Как быть? Прикасаться? Помочь? И человек предпочитает перейти на другую сторону. Мы себя так часто ведем, нам это очень понятно.

Еще очень важный момент: относительно священника и левита в притче сказано, что они тоже шли вниз. То есть они в этот день не будут совершать богослужение. Они тоже спускаются, то есть в духовном смысле деградируют. Это были не просто священники, это были падающие священники. И этот образ нам тоже очень близок, потому что в светских новостях очень любят рассказывать, как где-нибудь какой-то батюшка совершил какой-то проступок, преступление. Это поднимается на щит как нечто неслыханное. Но священники – такие же люди, как все прочие; они тоже любят скатиться вниз. Как говорил апостол, все мы очень много согрешаем.

Третий человек из притчи тоже идет вниз и наталкивается на израненного. Это самарянин. Он тоже грешный, негодный человек, но, увидев раненого, он не перешел на другую сторону. В Евангелии от Луки использован глагол ἐσπλαγχνίσθη – «сжалился». Он тоже деградирует, тоже падает, но у этого грешащего человека есть силы пожалеть, есть воля (может быть, бессознательная) к милосердию. Если помните, он перевязывает ему раны, промывает их маслом и вином, отвозит этого человека в гостиницу и дает гостиннику деньги, чтобы тот за ним присмотрел.

Есть еще один  интересный глагол в греческом тексте: έπανέρχομαι – «возвращаться». Самарянин говорит, что когда он вернется (то есть когда будет идти назад), он еще заплатит. То есть он предполагает вернуться. Это тоже не случайный образ. Иерусалим – горняя столица, где мы устремляемся к Господу; символ святости, чистоты, доброты. И в то же самое время здесь исповедание неспособности держать постоянно этот высокий строй – хочется человеку иногда в какую-то гадость влезть. Почему так получается? Вроде все хорошо, кажется, что мы любим Господа, но все равно скатываемся вниз.

Эта притча говорит о том, что все падают, все грешат. Но это все-таки не мешает оставаться добрым и милосердным. Это то, что нас спасает. Это то, что нам дает шанс вернуться обратно. Как бы мы ни грешили, что бы ни происходило, нужно оставаться милосердным, верным доброте, жалости. Не чистоплюйству, переходя на другую сторону, и ни в коем случае не высокомерию. Потому что все мы падаем, все очень много согрешаем. Тем не менее все наши проступки и грехи не являются препятствием к поддержанию доброго сердца. Мы, грешные, немощные люди, падкие на всякую дрянь, спасаемся только добротой, которая есть единственный источник, основание и залог нашего возвращения однажды к Отцу и верности Его истине.

Записала Нина Кирсанова