Свет невечерний. Опора мира. Проповедь архимандрита Саввы (Мажуко)

Сколько раз в своей жизни я слышал вопрос, на который  никак не мог найти быстрого и остроумного ответа: «Чем вы там, в Церкви, занимаетесь?» Это восклицание, которое просто обезоруживает церковного человека. Ты становишься на позицию светского гражданина или атеиста, безбожника, секулярного человека, смотришь на людей, которые заходят в церковь, выходят из нее, на священников в странных облачениях и думаешь: «Что там можно делать два или три часа (если это праздник)? Что они там делают?»

Ответ, который обычно дают верующие, не удовлетворяет. Мы говорим, что мы молимся. А что это такое? Как это объяснить? Разве ты не можешь помолиться дома? Что это такое? Вот я сижу и читаю книгу, размышляю или еду в автомобиле и слушаю музыку. Мне интересно, например, послушать последнюю предсмертную симфонию Чайковского. Мне интересно прочитать книгу, поговорить с приятелем, написать письмо. Это очень понятно! А «молимся» – это что?

Мы говорим, что молитва – это разговор с Богом. Это тоже непонятно. А кто это? Вы с кем разговариваете? И что, Он отвечает? А что Он отвечает? А как вы узнаете, что Он вас услышал? Как вы определяете, что сейчас, в этот момент, с Ним можно говорить? Это всё вопросы, которые задает человек, который никогда не пробовал молиться. Он не знает, что это такое. Но и нам сложно ответить. Нам, верующим людям, бывает сложно объяснить, например, ребенку, что мы сейчас делаем, зачем это нужно, что это было, почему нужно стоять на молитве строго, неподвижно, почему нужно именно стоять. Почему, зачитав молитву, церковный человек «подхватывается», ему нужно непременно встать, а не сесть или расслабиться, положить ногу на ногу, почему для нас так важна даже внешняя форма?

Действительно, объяснить все эти вещи очень сложно потому, что речь идет об очень глубоком опыте, который больше наших слов. Эту истину признавал сам апостол Павел, который говорил, что мы молимся не сами, а Дух Святой вопиет в нас воздыханиями неизреченными. Получается, сказать, что молитва есть разговор с Богом, тоже неверно, потому что это не совсем разговор. Это нечто, что больше слов. Слова приходят потом. Просьбы, прошения и даже благодарность приходят потом. До всего этого есть нечто, что происходит где-то на последней глубине. А для людей, которые вошли в эту реку молитвы, это становится вторым дыханием, и это можно только почувствовать, опытно пережить, открыться этому.

Был такой замечательный философ Аристотель. Он написал несколько замечательных книг, которые позже назвали «Этиками». Он пытается объяснить своему читателю или слушателю (так как некоторые считают, что это была запись лекций), что такое добродетель. В конце концов он делает определенный круг в этом разговоре, в этом объяснении. Он дает много формулировок того, что такое добродетель, но в конце концов приходит к тому, что добродетель – это то, как поступает добродетельный человек.

Вот так и молитва! Если искать ей какое-то более-менее приемлемое определение, наверное, мы должны воспользоваться этим открытием Аристотеля и позволить себе совершить этот герменевтический круг. Потому что молитва – это то, как живет и дышит молящийся человек. Все остальные определения не попадают в самую суть этого чудесного, совершенно необъяснимого, но очень глубинного опыта молящегося человека, по-настоящему христианина.

Что мы знаем о молитве? Мы узнаем о ней раньше любых определений, раньше любых книг о молитве, которых очень много написано, еще пишутся; и, может, самые лучшие книги о молитве еще будут написаны. Может, в несколько ближайших столетий появятся те подвижники, которые наконец найдут нужные, подходящие слова. Но я могу сказать про свой личный опыт. Для меня молитва открылась, когда я увидел молящегося человека. Мы не от слов узнаем об этом, а только увидев человека, который по-настоящему молится.

Я хорошо помню маленькую комнатку своей прабабушки, в которой были: икона Божией Матери, лампадка, маленький молитвослов с Киево-Печерской лавры, кроватка, шкаф. И больше ничего. Прабабушке больше ничего не было нужно, только вот эти самые дорогие для нее вещи: икона, лампада, молитвослов. Я очень хорошо помню: в детстве, когда ты играешь в больших комнатах, вдруг почему-то оказываешься на половине у прабабушки и чувствуешь совершенно иную атмосферу. Здесь присутствует какой-то другой человек, здесь какой-то совершенно иной воздух. Это был воздух молитвы: там молились. Я потом неоднократно переживал это чувство, когда оказывался в кельях схимниц, монахинь, пожилых священников, с которыми мне посчастливилось общаться. Ты переступаешь порог их кельи и вдруг попадаешь совершенно в иную атмосферу. Мне даже казалось, что люди от самой этой атмосферы исцеляются.

А что можно сказать о ценности молитвы, если даже от молитвы одного скромного старичка или старушки, монаха, монахини, священника и даже простой бабушки менялась атмосфера вокруг человека? Конечно, это не физическое измерение. Есть люди, которые говорят: давайте замеряем приборами, что происходит, может, воздух ионизируется. Нет! Это не физическое состояние, а скорее метафизическое. И не нужно сюда идти с приборами, нужно просто быть рядом с этим человеком. Потому что нет такого отдельно существующего от молящегося феномена. Молитва – это то, как живет и дышит молящийся человек.

Это «воздыхание неизреченное», которое иногда облекается в слова, а иногда в действие, требует определенных жестов, на самом деле находится на такой предельной глубине, до которой не всякому человеку можно и дотянуться, даже осознать эту глубину. На этой глубине происходит нечто, что животворит (это старинное слово очень сюда подходит) мир, который нас окружает. Мне кажется, что те катаклизмы, бедствия, которые происходят в мире, умножающиеся болезни, может быть, не напрямую, но каким-то образом связаны с тем, что молящихся людей стало меньше. Людей стало больше, а молиться некому. Некому лечить, целить этот мир этими самыми «воздыханиями неизреченными». Поэтому так важны молитвенники, те люди, которые по-настоящему молятся, понимают, что это такое. Может, даже не понимают. Я знал удивительных людей, простых старушек, которые молились, но они не могли ничего объяснить. Может, они и сами ничего не понимали. Но их опыт был по-настоящему глубинным.

Молитва – это опора этого мира. Не могу привести никаких аргументов в подтверждение этой фразы. Это только мои личные ощущения, только моя интуиция. Многие люди, которые встречали по-настоящему глубоко молящихся людей, подтвердят мои слова, потому что это самое большое чудо. В этих людях есть невероятная необходимость, невероятная нужда. Да, нам нужны академики, инженеры, поэты, писатели, программисты (куда же без них!), но не меньше, а даже, может, больше нужны люди, которые молятся, которые как будто забрасывают якорь в мир подлинного бытия и вытаскивают наш распадающийся, разлагающийся, больной мир к этому подлинному бытию. Призывают на своих близких, на этот мир исцеляющую благодать Божию. Поэтому так важно этих людей поддерживать, ценить, а может, и самим себе разрешать эти «воздыхания неизреченные».

Записала Таисия Зыкова