Свет невечерний. Источник тишины. Проповедь архимандрита Саввы (Мажуко)

Каждый православный  знает, что самым главным человеком в церкви является дьякон, он везде, без него служба «никакая». Но как только появляется в церкви диакон статный, высокий, плечистый, с хорошим голосом, красивый (а если еще и длинные волосы) – и как ударит октавой, так сразу вы чувствуете, что жизнь в церкви жительствует. И хочется молиться, петь и отвечать.

На самом деле, конечно же, это взгляд со стороны, потому что дьякон не самый главный (хотя вы им этого лучше не говорите, пусть думают, что они главные; лишь бы всем было хорошо). Но есть жанр в литургической поэзии и литургической практике, который, конечно же, является самым любимым для дьяконов: ектения. Это слово греческое, на самом деле оно является производным от прилагательного ἐκτενὴς, то есть «прилежный», «прилежное моление». И технически, конечно же, этот термин не относился к тому жанру, о котором мы с вами говорим и который так любят дьяконы. В богослужении присутствует  жанр, который можно называть антифонным, если хотите, потому что это перекличка дьякона с хором или с молящимися в церкви. Дьякон говорит некую фразу, например: «Паки и паки миром Господу помолимся». Хор отвечает: «Господи, помилуй!» И вот эта перекличка между дьяконом и хором, дьяконом и общиной и называется в литургическом словаре ектенией.

На самом деле это не изобретение христиан, потому что в любой более-менее развитой религии присутствует вот этот момент антифона. Он присутствовал и в языческом богослужении, в архаичном древнегреческом, и исследователи даже встречают этот элемент, очень древний, в богослужении разных островных племен. То есть это некоторый элемент универсального культурного человеческого кода; там, где присутствует религия, где есть церемонии, ритуалы, есть некая форма ектении. Самая главная ектения в нашем богослужении называется мирной, она открывает любое богослужение. Придете вы на вечернюю службу, утреню или же литургию, всегда услышите этот первый возглас – «миром Господу помолимся». Когда я начал ходить в церковь советским подростком, я думал, что речь идет о том, что мы все вместе, совокупно навалимся и как помолимся… То есть давайте миром решим, давайте миром как-то соберемся, миром поможем; мне казалось, что именно из этого поля значений и призыв дьякона помолиться миром.

Но если мы обратимся к греческому тексту, к греческому подлиннику, там стоит: «эн ирини». «Эн ирини ту Кириу деифомен» – «миром Господу помолимся». То есть речь идет не об обществе, не о совокупности верующих людей, а о покое внутреннем, в котором только и можно молиться. И этот призыв сам по себе является своего рода скандалом, потому что молиться в мире, молиться в покое, молиться в тишине большому количеству людей при праздничном богослужении для язычников было очень странно. Потому что, например, греческий культ всегда был зрелищным, всегда должен был радовать глаз, это должно было быть очень ярко, эмоционально. Например, очень популярны в эпоху первых христиан шествия жрецов Кибелы, они собирали огромное количество людей, просто толпы именно своей зрелищностью. Они были неистовые, присутствовал какой-то религиозный экстаз, неожиданность, крики, церемонии, яркие жертвоприношения. И все это действительно действовало на нервы и заражало толпу восторгом. А здесь совсем другой призыв: вот мы все собрались большим церковным телом, нас очень много, и дьякон начинает с того, что призывает людей успокоиться, утихомириться, утишить все свои чувства, помолиться Господу именно в этом состоянии (только так Господь нас слышит).

 А потом звучит фраза: «О свышнем мире и спасении душ наших, Господу помолимся». И там тоже: «ин ирини». Я советским подростком думал, что речь идет о «свышнем мире» как о мире райских обителей, куда мы все хотим попасть (зачем в церковь-то еще ходили?), и мы уже заранее просим Господа, чтобы там уже все было приготовлено. Но опять же, чтобы понять значение этого призыва, следует обратиться к греческому подлиннику. На самом деле речь идет не о райских обителях. Дьякон как будто бы уточняет предыдущее прошение своей ектении. Он призывает сначала помолиться  в этом покое, в этой тишине, а потом говорит о том, откуда взяться этой тишине. Ведь мы пришли в церковь после трудового дня, пресыщенные впечатлениями, новостями, и наши мысли, наши эмоции просто разбегаются: не только по нашим житейским делам, мы везде присутствуем и знаем обо всем, о том, какие последние открытия совершились, где какие корабли перекрыли проливы и что случилось с президентом Боливии.

И вот эта пестрота впечатлений, эмоций, мыслей должна как-то собраться. И где взять эту точку опоры? Не просто опоры, а точку тишины, с которой начать молитву? И дьякон говорит о том, что этот мир, в котором мы хотим молиться, мы просим как дар свыше, мы просим, чтобы Господь нам подарил эту тишину, исходящую свыше. Не тишину, вырабатываемую медитацией или специальными упражнениями, настроем на то, чтобы себя как-то технически собрать (хотя это само по себе неплохо, конечно же), но важно понимать, что христианская святость и добродетель, о чем говорят христиане, это не то, что вырабатывается как продукт нашей психики и нашей эмоциональной жизни. Это получается как дар, в том числе и тишина молитвы, к которой призывает дьякон, не наша заслуга и не плод нашего усилия, хотя усилие тоже должно быть предпринято. Это то, что сходит свыше, то, что дается нам Господом как подарок.

И третье прошение тоже об этом мире – о мире всего мира, о полноте всего мира, то есть мы молимся не только о тишине, которая свыше сходит в наши сердца, но мы хотим, чтобы эта тишина разлилась по всему миру, чтобы мир был умирен. «Умири нашу жизнь, Господи» – вот как звучит  в священнической молитве этот призыв. Собственно, об этом и вся мирная ектения, с которой начинается каждая молитва, каждое богослужение в Православной Церкви. И это очень важный ориентир и для домашней молитвы, и для поиска правильного настроения, той нормы, которая отличает христианина, человека молящегося, от светских собратьев. Там, где этот мир Божественный, сходящий свыше, присутствует,  мы встретим по-настоящему человека молящегося, а это как раз те люди, в которых наш мир, наше общество, наш космос очень-очень нуждаются.