«Страсти и борьба с ними» с протоиереем Андреем Каневым. Идол сребролюбия. Часть 9

Мы с вами встречаемся уже шестидесятый раз в рамках цикла, посвященного знакомству со страстями. У нас девятая встреча, и мы разбираем различные проявления страсти сребролюбия, насколько эта страсть непростая и как бывает разнообразна. Основана она на том, что в нашем поврежденном состоянии мы хотим быть в достатке, богатстве, излишках, роскоши. Весь мир об этом говорит. Мы живем в капитализме, поэтому идолы сребролюбия, капитализма будут проникать в мозг каждого человека.

Сегодня я постараюсь закончить обзор этой страсти. Но, конечно, это не все ее проявления: мы берем основные блоки, чтобы вы могли начать разбираться в этом сами. Если вдруг у вас возникнет сомнение, то вы уже будете понимать, что за явление – сребролюбие. Как практикующий священник, могу сказать, что очень мало людей на исповеди замечают страсть сребролюбия. Если человек когда-то был замечен в воровстве–да; но очень мало людей видят ее тонкие проявления. Это не означает, что в них этой страсти нет.

Брать то, что «плохо лежит»

На прошлой передаче мы дали такую формулировку греха: сребролюбие – когда человек взял и присвоил найденные деньги или вещи. Теперь попытаюсь сформулировать по-другому: сребролюбие – это брать то, что «плохо лежит». «Плохо лежит» – это уже идиома. Особенно люди советских поколений знают, что это такое. Когда на производстве, государственном предприятии кто-то оставил какую-то вещь или материальные средства – сотрудник начинает думать: «Мне плохо платят. У меня такая зарплата, а у инженера и директора такая – это несправедливо». И в порыве поиска социальной справедливости он решает сделать себе доплату: увидел вещь как бы ничью –положил ее себе в сумку и утащил. Но чем бы ни была прикрыта идея сребролюбия: обогащением, справедливостью или чем-нибудь еще, – на самом деле это воровство.

Это все очень серьезно духовно связано. Это духовный канат, который очень сильно натянут. Если ты видишь что-то бесхозное и думаешь, что это можно приватизировать или утащить домой, – ты этот канат натягиваешь, он начинает работать. Допустим, ты обокрал не конкретного человека, а украл у государства. Уменьшает ли это духовную тяжесть греха? Вовсе нет. Когда ты крадешь у человека, то как бы берешь часть его скорбей на себя. А если воруешь у государства то, что «плохо лежит», – все равно эти скорби берешь на себя.

Государство существует на налоги людей. Мы жертвуем часть своих зарплат, доходов на существование государства: работу предприятий, силовых структур, социальной сферы (какая бы она ни была печальная, но она есть). Получается, если мы воруем у государства – мы все равно у кого-то воруем. Даже если рассматривать государство как юридическое лицо, как собственника этих заводов, пароходов и газет, то оно все равно является собственником. Потому мы берем не «чье-то», а конкретно принадлежащее этому предприятию или человеку.

Мы должны до занудности быть внимательными к сребролюбию. Взял то, что плохо приколотили, – притащил домой ведро горячих углей. Они все равно сожгут что-то: сожгут твою совесть, ты начнешь хворать, болеть; сломается машина – подумаешь: «Ах, у меня почему-то сломалась машина!» Следствие необязательно должно быть прямым: как удар кирпичом по голове – и выскочила шишка. Это может быть что-то продленное во времени. Почему Бог не вразумляет человека сразу после грехопадения? Ждет, когда он покается. Это очень важно: мы должны быть для себя занудными в том, чтобы не дай Бог чужое взять. Своих скорбей хватает – зачем чужое брать?

Такие вещи не проявляются очень часто. Казалось бы, вы можете сказать: «Мы христиане, ходим в храмы не один год, на предприятиях советских не работаем, чужое не берем». Все правильно. Но вот с чем я регулярно сталкиваюсь в приходской жизни: люди (несмотря на то, что они воцерковленные и ходят в храм) могут спокойно подойти и без спроса взять то, что лежит в трапезной или на панихидном столе. Спрашиваю: для тебя положили? Нет. Почему взял? Не знает почему, объяснить не может.

Наш зритель пишет, что работает в сфере общественного питания и спрашивает у старшего на этом предприятии, можно ли ему взять остатки, чтобы покормить собак. Ему разрешили. Если разрешили, то вопросов нет. Но если не разрешили, а ты с полочки набрал и думаешь, что это никому не принадлежит, – это уже воровство.

У нас в храме есть большой книжный магазин (я стараюсь обращать внимание на то, чтобы народ просвещался) и библиотека. Торговля книгами – дело не прибыльное, но мы регулярно проводим анализ того, что ушло. Каждый месяц часть книг остается потеряна. Почему? Человек пришел, почитал – в сумочку положил и унес. Дай Бог, чтобы он это прочитал, может, его бы это вразумило потом. Но отношение к церковному, государственному как к бесхозному – неправильное. Это грех и воровство, как бы человек ни думал. Плохо лежащего нет. Не положил, не бери – закон.

Не жертвовать на храм

Следующее проявление страсти сребролюбия – не жертвовать на храм. Буду вам говорить от первого лица как настоятель храма на окраине Екатеринбурга, без идеологии и пафоса; все как есть. Когда вы жертвуете на храм, вы жертвуете не мне. Но я поставлен архиереем заботиться об этом храме, развивать его. И мне ежемесячно как ответственному лицу нужно платить по счетам.

Храм – это юридическое лицо, так его рассматривает государство. Я руководитель, и на мое имя регулярно приходят бумаги из электросетей.  Эти цифры бывают невеселыми: в январе у нас вышло двести тысяч. Откуда их брать? Зарплата у меня не такая, деньги рисовать я не умею, просить у благодетелей – тоже; нет такого таланта. Заниматься коммерцией и переворачиваться через голову я тоже не умею. Потому открыто говорю прихожанам, что у нас экономические проблемы.

Моя задача как священника – не заниматься поиском денег, чем регулярно занимается духовенство. А потом люди говорят: «Что это у нас батюшки такие странные: занимаются чем угодно, только не проповедью о Христе? Им только деньги и важны». Отчасти это правда. Бывают, конечно, и священники сребролюбцы. Но большинство священников связаны с деньгами непосредственно потому, что им нужно содержать храм. Если я не буду оплачивать электроэнергию, вы знаете, что произойдет: рубильник отключат – и «здравия желаю». Чтобы такого не было – храм нужно содержать.

Сейчас наступило такое время, что в храме нужно иметь круглосуточно охрану, иначе какие-нибудь безумцы все подожгут (есть такие прецеденты), а охране надо хоть небольшую зарплату платить. Бухгалтер тоже нужен, и пошло-поехало. Есть штат людей, которые искренне, на маленькие зарплаты трудятся в храме, чтобы там было чисто, тепло и светло; чтобы были певчие, красивая служба. На что все это содержать?

Некоторые люди думают, что нас содержит государство. Ничего подобного. Может быть, существуют какие-то крупные святыни исторического значения, которые государство и содержит. Но я как настоятель простого прихода говорю, что такого в окружении моих знакомых священников не знаю. Мы существуем с прихожанами сами. Я так им и говорю: «Нам храм нужен, мы его и содержим». Это дело добровольное, но мы должны понимать, как этот механизм работает.

Очень важно, чтобы священники занимались тем, для чего они Богом поставлены,– не деньгами. Если мы перестанем заботиться о своем храме, то начнется коллапс: долги, разборки с государственными органами. Надо платить налоги и зарплаты (пусть минимальные), оплачивать свет и тепло; мы отчисляем деньги на то, чтобы существовало епархиальное управление. В прошлый раз я рассказывал, что это объективная реальность нашего времени.

Когда я слышу басни о том, что Церковь очень богатая, то всегда смеюсь и говорю: «Ребята,  покажите, где у меня на приходе деньги лежат. Я хоть долги строителям отдам». Такая история – это правда жизни. Я понимаю, что бывают исключения, злоупотребления. Мы люди, я этому не удивляюсь. Но давайте будем брать образцы тех приходов, которых у нас сотни, тысячи и которые существуют только за счет прихожан.

Во времена Ветхого Завета была десятина: десятую часть своих доходов человек жертвовал на существование храма. После выхода еврейского народа из Египта и вхождения в Святую Землю земли были разделены на двенадцать родов евреев. Род священников ничего не получил. Почему? Было Божье установление: все занимаются землей, обработкой, строительством, хозяйством, торговлей, а священники –священнодействием, обучением народа закону Божьему, духовной заботой о народе, жертвоприношением, священнослужением, душепопечением и так далее. Десятина в то время шла на существование храма, духовенства.

С точки зрения человека неверующего, может показаться, что священник – бездельник: отстоял утром литургию, одного отпел, другого покрестил, поговорил с умирающим. Внешне – не кузнец, не жнец. Но попробуй залезть в его шкуру, подготовиться к литургии, отслужить ее – не почувствуешь себя легким и веселым, будто два часа на лежанке пролежал. Так и отпевание. Нельзя проводить его «просто так»: принесли покойника – отпел, ушел. Ты смотришь на слезы вдовы, детей; думаешь о покойном, о себе, своих близких; начинаешь молиться по-настоящему – это тоже серьезный труд. Поговорить с умирающим, утешить плачущего – это тоже очень тяжело. Не тяжелее, чем работа учителя, хирурга, тем более сталевара или хлебороба, это я понимаю.

У каждого свои трудности, но труд священника – не безделье. Особенно если речь идет о тех ценностях, о которых Господь говорит: нет в мире ничего, что сравнилось бы по ценности с душой человека. Поэтому может ли одна глубокая исповедь или время, потраченное на подготовку человека к покаянию, соизмеряться с деньгами? Когда помогают душе человека – это никак не измеряется. И если мы жертвуем на храм,  это не значит, что мы жертвуем на роскошь духовенства. Мы жертвуем на существование храма. Каким бы ты ни был духовным – за свет обязан заплатить.

Приход должен развиваться: нужна библиотека, чтобы люди могли бесплатно читать; столовая, чтобы кормить детей; классы для воскресной школы (если мы их бросим, ими будет заниматься кто-то другой). Это бесконечный процесс. И чем община более живая, тем люди более осознанно понимают, что, жертвуя свою трудовую копейку (не миллионы) на существование храма, они делают несколько духовных дел.

Какие это духовные дела? Во-первых, человек выполняет заповедь Божию, потому что Господь в Ветхом Завете заповедовал нам жертвовать на храм. Когда храм начинает сам зарабатывать, мы (христиане) начинаем говорить: «Церковь начала заниматься коммерцией». Я повторяю: коммерцией занимаются только по причине отсутствия денег. Люди перестали понимать, что наша трудовая копейка содержит наш же любимый храм. Человек хочет, чтобы храм был красивым, появлялись новые писаные иконы (а не софринские, в рамочках). На что? Пусть баба Маня или многодетная семья на это пожертвует? «Это должен сделать я!» – очень хочу призвать вас к такой ответственности.

Сегодня день памяти святого пророка Илии и день ВДВ. У них такой девиз: «Никто, кроме нас!» У нас тоже должен быть такой девиз в плане содержания и заботы о храме: наш православный храм, кроме нас, никому не нужен. Если мы не будем содержать его (чего я опасаюсь), если люди перестанут жертвовать – мы не сможем ни содержать воскресную школу, ни развиваться. Будет упадок. Мы и так не очень сильно влияем на народ, а если это будет продолжаться – будем это делать еще меньше. Поэтому, жертвуя на храм, мы выполняем заповедь Божию, оказываем милость, проявляем милосердие, боремся с сытым идолом сребролюбия.

Мы должны понимать: если человек выполняет волю Божию, жертвует на храм, то Бог его не оставит, Он возместит в сто раз больше. Необязательно так: сто рублей пожертвовал – десять тысяч появилось в кармане. Проявится в чем-то другом: это закон, Он обещает это. Есть евангельские слова: «Кто даст стакан воды праведнику, участвует в его трудах, тот награду праведника получит». Наверное, многие из вас скажут: «Я хочу, чтобы была проповедь, чтобы священники учили, Церковь развивалась и освящала наш мир». Ты свои десять рублей, тысячу жертвуешь – тем самым соучаствуешь в проповеди Церкви.

Брат Георгий написал: «Жертвовал посильно на «Союз». Потом увидел по «Союзу» какой-то новогодний салют и подумал, что мои деньги тратятся не на камеры, не на работу телеканала, а на пустую дребедень». Человек смутился и перестал жертвовать. В чем ловушка? Мы не знаем, что это за салют и на какие средства он был сделан. Но если человек жертвует на развитие телеканала, в котором проповедуют о Христе, – значит, он тоже соучастник этой миссии. Понимаете, как это важно? Поэтому давайте жертвовать на храм, обязательно. «Я уехал в отпуск, в храм не хожу, но туда перечислил» – вот так надо; тогда Церковь будет сильной.

Жертвовать то, что похуже

Следующее проявление сребролюбия: жертвовать и в храм, и близким то, что похуже. Лучшее яблочко – себе, худшее – в храм или на милостыню. Должно быть наоборот: худшее оставил себе, лучшее – отдал. Тогда у нас, братья и сестры, многое в жизни поменяется. Мы регулярно сталкиваемся с тем, что, например, кто-то принес на помин усопших консервы, а они уже пять лет просрочены. Ладно, если человек сделал это по невнимательности, но если специально – это очень горько. Допустим, собираем вещи для нуждающихся, а там – барахло. Церковь – не сбор макулатуры и не помойка.

Условно простительные грехи

Напомню: это не означает, что грехи прощаются просто так. Это легкие проявления, которые выражаются в виде чувств, легких ошибок. Это в общих чертах. Вы должны понимать, что они больше проявляются в виде чувств.

Страх и жалость к отданным вещам

Еще одно проявление греха сребролюбия: жалость к отданному. Например, ты дал попользоваться какой-то вещью, но периодически приходят волны жалости: «Вдруг не отдаст, сломает». С этим надо сразу же бороться. Допустим: пришел сосед, попросил морковки. Хочется дать ему похуже – отдай лучшую морковку. Это важно.

Соблазн «в чужом саду»

Например: человек шел, яблоко соседа показалось ему вкусным – он сорвал, попробовал и пошел дальше. Этот механизм: шел, захотел, понравилось, взял, – не должен владеть нашим сердцем.

Недоверие к честности человека

Часто оно проявляется в том, что человек дает нам какие-то деньги (например, сдачу на кассе), и мы думаем: «Нас, наверное, обманут». Идем, считаем до копеечки: «Не обманул, ну ладно». Это тоже сребролюбие. Допустим,  не вернет чуть-чуть. Мы же знаем духовный закон: пусть немножко понесет наши скорби, нам будет легче.

Небрежное отношение к чужим вещам

Нужно ловить себя на том, что к чужому мы должны относиться внимательнее, чем к своему, беречь чужое. Если кто-то (государство или кто-то из наших знакомых) нам что-то дал – к этому нужно относиться особо внимательно. Потому что человек потратил на эти вещи деньги, это его вещи. Мы должны позаботиться и вернуть их в том состоянии, в котором взяли.

Думаю, что вы поняли суть страсти сребролюбия. Она основывается на том, что человек Богу не доверяет и хочет, опираясь на деньги, запасы, вещи, имущество, жить безбедно. Так не получится. Помните евангельскую историю, когда у человека уродился урожай и он сделал себе, как сейчас любят говорить, «дорожную карту»: ешь, пей, веселись на многие годы? А Господь ему сказал: «Безумный, в эту ночь ты должен предо Мной предстать и дать отчет о своей жизни». Нам нужно помнить, что мы ходим под Богом: будем вещами только пользоваться, а не привязываться к ним. Даст Бог, в следующих передачах хотя бы в основных моментах обсудим, как с этим идолом бороться, чтобы он не захватил наше сердце.

Записали Анна Вострокнутова и Людмила Кедысь