– Церковь 24 мая совершает память святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Это День славянской письменности и культуры. Сегодня у нас в гостях Татьяна Станиславовна Борисова, доктор филологических наук, профессор отделения русской филологии и славяноведения Афинского национального университета имени Каподистрии.
Кирилла и Мефодия не зря называют духовными родителями русской культуры, потому что действительно из их наследия как из некоторого первоначала вытекает очень многое в нашей родной культуре. Сама наша письменность, буквы, которыми мы пользуемся каждый день при чтении и письме, – восходят к наследию Кирилла и Мефодия.
И сегодня мы с Татьяной Станиславовной поговорим, каким образом возникла славянская письменность, появились наши буквы, как Кирилл и Мефодий стали духовными родителями русской культуры. Ведь они были уроженцами города Фессалоники и с детства, по-видимому, говорили в основном на греческом языке. Хотя город, наверное, был многоязычным, но родной язык Кирилла и Мефодия был греческим.
– Да, Кирилл и Мефодий были уроженцами греческого города Фессалоники. По национальности они были греками, получили прекрасное греческое образование и были носителями греческой культуры. Знали греческую культуру так, как, наверное, ее знали немногие в то время. Они были действительно очень высокообразованными людьми. И, кроме того, наверное, ни у кого не может быть сомнения, что они прекрасно знали славянский язык.
Мы говорим: славянский язык. Потому что тогда еще все славянские языки были очень близки между собой. Мы можем говорить, по сути, что язык был общий. Да, существовали различия, но они вписывались в рамки диалектных различий.
– И как раз в это время славяне очень тесно взаимодействовали с Византией, потому что они расселялись по Балканскому полуострову, где-то проникали внутрь границ Византии и некоторых городов (Фессалоники, видимо, в том числе), которые становились славянскими по населению и местом, где славяне встречались с греками. Наверное, и те, и другие учили взаимно греческий или славянский язык. Так это происходило?
– Я думаю, что так и было. Существует такая гипотеза (мы, к сожалению, не можем ее документально подтвердить), что у Кирилла и Мефодия была славянская няня, которая их научила языку. Не подлежит сомнению, что этот язык они знали как второй родной.
– А как получилось, что они стали создателями славянской письменности? Это довольно редкий случай, когда мы можем точно сказать, кто создал нашу письменность. Я не знаю, много ли таких письменных традиций, которые могут похвастаться тем, что знают свой исток. А у нас получается так, что мы точно знаем: славянскую азбуку и славянскую письменность создали Кирилл и Мефодий.
– Да. Более того, у нас даже есть хронология: 863 год – это год создания славянской азбуки. Но я скажу даже больше. Мы говорим о Кирилле и Мефодии не только как о создателях славянской азбуки, что тоже было бы на самом деле великим подвигом, не только духовным, но и культурным (культура всегда идет за духовностью), а говорим о них как о создателях церковнославянского языка. Это был первый письменный язык славян. То есть, по сути, их дело, их подвиг намного больше, чем просто создание письменности, – это создание действительно нового языка.
И именно этот язык стал своеобразным мостом, по которому стало возможным осуществить духовный диалог, перенесение сокровищ многовековой письменной православной духовной культуры греческого народа славянским народам, которые до того времени были язычниками. И культура у них была совсем другая, письменности не было (мы можем только предполагать ее наличие). Но очевидно, что наша современная русская культура ведет свое начало с Кирилла и Мефодия и именно с этого соединения национальной основы, национального языка, и того наднационального, православного, византийского, что принесли с собой Кирилл и Мефодий.
– Я напомню нашим зрителям, что в 862 году в Византию явились послы от князя Ростислава из государства Моравия. И они просили, чтобы византийский император Михаил III отправил в Моравию учителей, которые бы научили славян христианской вере на их родном славянском языке. Потому что христианство проповедовалось в Великой Моравии, но все богослужение совершалось по-латински, Библия на славянский язык не переводилась, и получалось так, что моравы были хотя и крещены, но не научены христианской вере.
И в ответ на этот призыв в Моравию отправляется Кирилл, который берет с собой своего брата Мефодия, и начинается эта эпопея, результатом чего стало свершение, о котором Вы сейчас замечательно рассказали. И действительно, ведь церковнославянский язык – это удивительный синтез славянской речи, славянского языкового фонда, славянских грамматических форм и в то же время некоторых греческих лексем, грамматических форм.
Можете ли Вы опытным взглядом различить присутствие этого неожиданного для русской культуры греческого гостя в современной русской речи или в тех текстах, которые мы слышим на богослужении, что звучат на церковнославянском языке? Греческий вокруг нас присутствует незаметно или нет?
– Постоянно, он всегда с нами. И тут мне хотелось бы особенно подчеркнуть: да, были заимствованные лексемы. Мы все их знаем: «ангел», «ипостась», «Евангелие» – это заимствования из греческого. Но если мы примем во внимание, что перенесена была целая культура, то этих заимствований все-таки очень мало. И это не случайно. Влияние греческого языка на славянский язык тогда было скорее системным. И это системное влияние продолжалось очень долго.
Почему это очень важно? Иногда говорят, что можно человеку помочь, дав ему рыбу, а можно дать ему удочку. Греческий язык в тот момент дал славянскому языку удочку. Он дал ему способ обогащаться. А обогащать язык надо было целыми пластами речи, не отдельными словами. Ведь вся абстрактная лексика, этические, эстетические термины – все это было привнесено из греческого. Можно было заимствовать эти слова, но языковой гений Кирилла и Мефодия был именно в том, что они ограничили заимствования.
Я часто говорю своим студентам: если вы встречаете сейчас новое слово, для вас оно не представляет никакой сложности. Вы это новое слово тут же гуглите, и перед вами возникает его описание, очень часто и картинка, и вы сразу понимаете, что это. Для поколения наших родителей это было сложнее. Если они встречали незнакомое слово, они вынуждены были идти в библиотеку, искать словари, энциклопедии, какие-то источники. Незнакомое слово они тоже могли найти и понять его. Но представьте средневекового человека. Нет не только Google, нет ни словарей, ни энциклопедий. Как только человек встречал непонятное слово, оно, скорее всего, так и оставалось для него непонятным, если рядом не было ученого, учителя, который мог бы его растолковать...
И чтобы простой славянский человек мог прийти на богослужение и понять его, чтобы эти слова не оставались для него просто красивыми словами, которые он не понимал, Кирилл и Мефодий выбрали другой способ: использовали славянский материал, славянскую языковую основу, которая была понятна любому человеку.
И она продолжает жить вместе с нами, даже в словах, которые для нас иногда не связаны прямо с религией. Возьмем слово «совесть». Что это такое? Это греческое слово «син ивеси». «Син» – это приставка «со», а «ивеси» – это «весть». Греческая программа «Ивесис» – это наша программа «Вести». И вот, составив эти два кубика, мы создали новое слово, которое одновременно несет в себе богатство греческой мысли (а греческая мысль к тому времени – это уже много веков мысли), а с другой стороны, понятно славянскому человеку. Вот такое замечательное совмещение.
И позвольте мне здесь вспомнить слова великого классика нашей литературы Александра Сергеевича Пушкина, который сказал: «Как материал словесности, язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими: судьба его была чрезвычайно счастлива. В XI веке древний греческий язык вдруг открыл ему свой лексикон, сокровищницу гармонии, даровал ему законы обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение речи; словом, усыновил его, избавя, таким образом, от медленных усовершенствований времени. Сам по себе уже звучный и выразительный, отселе заемлет он гибкость и правильность». Этот глагол «усыновил» очень глубокий и значимый и говорит именно о связях греческого языка с церковнославянским.
– И таких слов достаточно много? Вы привели очень интересный пример со словом «совесть», но это и «согласие», «благодарность»… Какие еще можно вспомнить?
– Очень много. «Снисхождение» – это συγκατάβαση. «Снисхождение» – это снисхождение прежде всего Господа к нам, Который одновременно идет вниз и одновременно соединяется с нами. За каждым таким словом стоит греческая мысль, которая запрятана в эти морфемы, и таким образом она была передана нам.
Я занималась этой приставкой «со», которая действительно очень значима и в догматическом, и в духовном, и в культурном плане. «Соболезнование», «сострадание» –тоже греческие слова.
В Символе веры у нас есть слова «спокланяема и сславима». И тут тоже очень интересно: ведь очевидно, что эти глаголы были созданы по модели греческого языка. Но почему просто не сказать «поклоняема и славима»? Дальше уже предлог, и нам понятно, что с ним связано. Но нет. Ведь если мы убираем эту приставку, то как будто меняется смысл. Приставка говорит, что само действие претерпевает какое-то изменение. Мы их именно совместно воспринимаем, и от этого само поклонение меняется. Поэтому очень важно было передать смысл поморфемно, и именно так его и передавали.
К XIV веку греческие тексты начали передавать не только пословно (я больше всего занимаюсь гимнографическими, литургическими текстами), но прямо поморфемно.
– Можно это назвать переводческой чуткостью, когда чувствуется значение каждой морфемы?
– Конечно. И особенно такая чуткость была нужна в текстах, где действительно каждая морфема важна. За каждой морфемой стоит догматическая, богослужебная мысль.
– Среди этих текстов есть замечательный Акафист Пресвятой Богородице. Я знаю, что Вы много лет занимались изучением Акафиста Пресвятой Богородице как памятника церковнославянской и греческой письменности. Что его выделяет среди других текстов, написанных на церковногреческом, церковнославянском языке? Почему он такой замечательный и, можно сказать, незабываемый? Любой человек, кто молитвенно один раз прочитал Акафист Пресвятой Богородице, наверняка его полюбил. Что в этом тексте такого особенного может быть? И не только с духовной стороны, но и с точки зрения его поэтической формы?
– Текст действительно замечательный. Для меня лично этот текст замечательный потому, что с него началась моя греческая научная деятельность. Я вообще считаю, что не исследователь находит текст, а текст находит исследователя. И вот меня акафист нашел, когда я оказалась в Греции, на Крите. Тогда я еще очень плохо знала греческий язык и не думала даже о продолжении научной деятельности, которая была начата мною здесь, в Новосибирске.
Но так промыслительно довелось мне встретиться с профессором Критского университета, который как раз готовил новое издание греческого акафиста. И когда мы встретились, он предложил мне поработать с церковнославянскими переводами. Ему был очень интересен этот материал, потому что эти переводы одни из самых старых свидетельств, которые важны не только для нашей славянской письменности, но и для греческого оригинала. Многие места греческого оригинала действительно могут быть прояснены на основании древних славянских переводов.
Мы можем сказать, что и для всех православных это совершенно необыкновенный текст. Это действительно вершина византийской гимнографии, духовный и поэтический шедевр, признанный всеми. При этом перевод не может передать (это все-таки поэтическое произведение) все богатство оригинала, но очень во многом к нему приближается. А самое главное, что в один и тот же день во всем православном мире он звучит под сводами всех православных храмов, одновременно все мы вызываем к Богу и Пресвятой Богородице его словами.
– А это текст стихотворный или прозаический?
– Он, безусловно, поэтический. По своему жанру это кондак. Но не такой кондак, который мы сейчас используем в богослужении. Это кондак, который писался Романом Сладкопевцем.
Надо сказать, что акафист – один из самых таинственных текстов. Мы про него действительно очень мало знаем. Мы не знаем его автора (есть самые разные теории, в какой-то другой раз я могу вам подробнее рассказать обо всех). Мы не знаем времени его создания. Причем все возможности для его написания были открыты в период с IV до конца VII века (представляете, какой это огромный временной период).
Что касается его поэтических достоинств, это действительно непревзойденный текст. Это вершина религиозной духовной поэзии. В первом икосе Акафиста Пресвятой Богородице есть такие слова: «Хере веис и хара эклампси, хере веис и ара эклипси». А церковнославянский перевод – «Радуйся, Еюже радость воссияет, радуйся, Еюже клятва исчезнет». Но если вы услышали греческий текст, вы увидели, что первая и вторая строфа отличаются друг от друга только тремя звуками, все остальное звучание совершенно такое же. И буквы такие же. Настолько схож фонетический облик этих двух строф, которые, в общем-то, противоположны по значению.
Что важно, это не украшательство, не стремление приукрасить речь. Здесь поэзия становится богословием, потому что таким образом создатель показывает нам это отражение…
– Параллелизм.
– Да, параллелизм, как бы зеркало, в котором с одной стороны мы видим праведность, небеса, с другой стороны видим одновременно падение от проклятия и возрождение. Это очень важный художественный прием, одновременно богословско-духовный, на котором построен весь акафист. Весь акафист построен на параллелизме. В основе есть метрика, ритм, своеобразная рифма. Она, может быть, для нашего уха и не звучит как рифма. Это то, что мы называем морфологической рифмой, и сейчас в нашей поэзии она не очень принята. Но считается, что рифма родилась именно благодаря акафисту.
– А еще благодаря этому акафисту родились и другие. В России это происходило активно, особенно в XIX веке, когда писались многочисленные акафисты. В Греции, наверное, меньше таких подражаний. Акафист Иисусу Сладчайшему, который тоже многие очень любят, когда появился? Он тоже древний?
– Нет, это уже XIV век. Надо сказать, что действительно Вы правы: в Греции слово «акафист» применяется только к первоначальному акафисту в честь Божией Матери. В отличие от церковнославянского языка греческое «акафистос» – это не существительное, а прилагательное. Это то, что в ранних рукописях переводилось как «неседален гимн». Поэтому «акафистос» требует и существительного – «гимн». Оно определяет существительное. И вот это сочетание «акафистос гимнос» (это «неседален гимн», даже в одной древней рукописи это было переведено как «гимн акафистов») употребляется только по отношению к одному произведению. Все остальные называются херитизмами.
Существует и в греческой культуре традиция этих херитизмов…
– Херитизмы – это строчки, которые начинаются словами «радуйся».
– Да. По сути, это уникальная структура акафиста, даже среди кондаков этот акафист уникальный. Потому что классический кондак – это совершенно одинаковые строки. Может быть, с этим связан и упадок этого жанра, потому что кондак был несколько монотонный, и потом его сменил канон, который более разнообразный мелодически и ритмически, там каждая песня имеет свою мелодию.
А кондак – это 30 строф, которые повторяются с одной и той же мелодией, ритмикой, это как бы один и тот же ирмос. В акафисте этого не было. Именно поэтому многие считают, что акафист все-таки позднее произведение, потому что сменяются два вида строф: краткая строфа, которая состоит только из пяти строк и в конце припев, и длинная строфа, в которой после этого идет еще шесть пар херитизмов.
В греческом слово «херитизмы» стало употребляться как общее название для всего жанра. В XIV веке Иисусу Сладчайшему появляется еще несколько таких херитизмов. При этом они сразу же переводятся на церковнославянские языки. Это очень интересно. Многие из них сохранились только в славянском переводе, что свидетельствует о том, что именно в славянской культуре они были более востребованы. Греческие херитизмы до сих пор остаются в греческой церковной письменности явлением малоизвестным. Да, они пишутся, есть несколько изданий, но рядовому верующему они практически неизвестны.
– А насколько вообще в Греции чтится память Кирилла и Мефодия? У нас это церковно-государственный праздник, но в Греции он как праздничный день не фигурирует. И все-таки ощущается там какое-то особое отношение к этому дню?
– Я думаю, что не стоит ждать от Греции именно такого отношения. И это, наверное, тоже логично. Потому что миссионеров всегда нужно почитать, и их почитают те народы, кому они принесли свет веры.
Тем не менее почитание Кирилла и Мефодия в последние годы пришло и в Грецию. В городе Фессалоники есть несколько храмов, посвященных им, и день этот отмечается. Я могу сказать, что на Крите, где я живу, тоже сейчас появился один храм, освященный в честь Кирилла и Мефодия. И нас часто приглашают туда, потому что в эти дни устраиваются какие-то просветительские лекции, мы встречаемся с учителями «Закона Божьего» средних школ, рассказываем им о Кирилле и Мефодии. Мне кажется, что в данном случае и греческий народ в последнее время стал проявлять к своим равноапостольным святым должное внимание.
– Спасибо, Татьяна Станиславовна, очень интересно. Ваш рассказ о церковнославянском языке, об Акафисте Пресвятой Богородице, о памяти Кирилла и Мефодия действительно очень важен для нас в эти дни.
Кирилло-мефодиевские дни продолжаются; 24 мая – сам день праздника в честь равноапостольных Кирилла и Мефодия, День славянской письменности и культуры. А 25 мая у нас будет совершаться крестный ход после Божественной литургии. Он начнется от Вознесенского собора и пройдет к Свято-Никольской часовне на Красном проспекте. Это традиция Новосибирской митрополии. Каждый год мы стараемся таким образом чтить память Кирилла и Мефодия, обращаясь к ним, чтобы они помогали нам сохранять и веру, и те замечательные богатства культуры, которые благодаря их традиции сложились на Руси. Всех поздравляем с праздником славянской письменности и культуры.
Ведущий протоиерей Димитрий Долгушин
Записала Елена Кузоро
Божественная литургия 20 июля 2025 года
Божественная литургия 20 июля 2025 года
Таинства Церкви. Беседа с протоиереем Владимиром Волгиным
Благая часть. 19 июля 2025
Канон. Художественный руководитель детского хора «Синяя птица» Александр Антипин. Часть 1
Допустимо ли не причащаться, присутствуя на литургии?
— Сейчас допустимо, но в каждом конкретном случает это пастырский вопрос. Нужно понять, почему так происходит. В любом случае причастие должно быть, так или иначе, регулярным, …
Каков смысл тайных молитв, если прихожане их не слышат?
— Тайными молитвы, по всей видимости, стали в эпоху, когда люди стали причащаться очень редко. И поскольку люди полноценно не участвуют в Евхаристии, то духовенство посчитало …
Какой была подготовка к причастию у первых христиан?
— Трудно сказать. Конечно, эта подготовка не заключалась в вычитывании какого-то особого последования и, может быть, в трехдневном посте, как это принято сегодня. Вообще нужно сказать, …
Как полноценная трапеза переродилась в современный ритуал?
— Действительно, мы знаем, что Господь Сам преломлял хлеб и давал Своим ученикам. И первые христиане так же собирались вместе, делали приношения хлеба и вина, которые …
Мы не просим у вас милостыню. Мы ждём осознанной помощи от тех, для кого телеканал «Союз» — друг и наставник.
Цель телекомпании создавать и показывать духовные телепрограммы. Ведь сколько людей пока еще не просвещены Словом Божиим? А вместе мы можем сделать «Союз» жемчужиной среди всех других каналов. Чтобы даже просто переключая кнопки, даже не верующие люди, останавливались на нем и начинали смотреть и слушать: узнавать, что над нами всеми Бог!
Давайте вместе стремиться к этой — даже не мечте, а вполне достижимой цели. С Богом!