Православный взгляд. Мир реальный и виртуальный. Петров пост

– Владыка, давайте сегодня попробуем взглянуть православным взглядом на такую проблему, как мир виртуальный; реальный и виртуальный. На Ваш взгляд, для Церкви такая проблема существует? Раньше Церковь теряла паству, когда люди, например, уходили в другие религии, а сейчас люди уходят в иной мир, виртуальный. Это проблема?

– Конечно, проблема. На самом деле она более широкая и глубокая, чем может показаться с первого взгляда.

– Поэтому мы ее и обсуждаем.

– Я склонен считать, что виртуальный мир – это не только мир компьютерных технологий и информационного пространства. Это мир измененного сознания, которое перестает воспринимать окружающую действительность такой, какая она есть. Это началось еще со времен Адама. В его глазах и глазах его потомков мир исказился – они перестали видеть в нем проявления Бога, и не потому, что Бог куда-то исчез, а потому, что притупилось их зрение, замутился духовный разум. И до чего они дошли? До всемирного потопа. Ной, единственный здравомыслящий среди них человек, построил ковчег и тем самым спасся.

Дальше вроде бы произошло обновление человечества, но снова прошел довольно короткий промежуток времени (может быть, это были столетия или пара тысяч лет) – и Вавилонская башня. Это снова некое виртуальное состояние сознания, потому что люди начали мнить о себе как о конкурентах Богу и пытались сделать себе имя, как об этом повествуется в Книге Бытия.

Некоторую корректировку внесло пришествие Господа. Он изменил мир, вернул его в реальность. Он положил начало христианской цивилизации. И что происходит потом? Отказ, отступление от этого трезвого взгляда на мир, где есть грех, есть зло. Это все трагическое знание, а как говорит премудрый Соломон, во многом знании много печали, познание умножает скорби. Человеку свойственно бежать от этой горькой правды жизни.

Вот так и рождается желание уйти от подлинной действительности в действительность мнимую, то есть виртуальную. Появляются виды искусства, вымысел в литературе, которых не было в Средние века (по крайней мере, это было в каких-то маргинальных пластах литературного творчества). А дальше все это нарастает. В XIX веке говорят о трех китах, на которых стоит современная эпоха, – это Дарвин, Маркс и Ницше. И, собственно говоря, то, что есть сейчас, лишь продолжение той переоценки ценностей. Проще говоря, переворачивание всего с ног на голову, что осуществили не только эти трое, но и окончательно уже вся эпоха.

Эпоха, в которой мы живем, в философии называется эпохой постмодернизма, когда действительность вообще не так важна, от нее стараются убежать. Мир компьютерных технологий лишь делает это бегство массовым и легкодоступным. Люди бегут туда от трудностей, проблем, но это бегство мнимое. Вместо решения проблем они от них бегут, а значит, проблемы нарастают и возвращаются уже огромным комом. Сегодня они грозят уничтожением цивилизации.

– А Вы (как пастырь Церкви) смотрите на виртуальный мир просто как на технический прогресс или как на деяния врага рода человеческого?

– Технический прогресс только средство, экран, на котором отражается эта виртуализация сознания. В первую очередь, это проблема духовная. Сам по себе технический прогресс – не добро и не зло. Это как топор, которым можно построить дом, а можно убить человека. То есть это бездушные предметы, не имеющие нравственных характеристик. Нравственные характеристики появляются там, где есть свобода, то есть в деятельности человека, поэтому сами по себе современные технологии, какими бы устрашающими они ни казались, могут быть обращены и обращаются во благо.

Но, к сожалению, зла в качестве мотивации использования современных технологий гораздо больше; и разрушительных последствий гораздо больше – в этом проблема. Проблема особенно нарастает, когда в эту виртуальную «действительность» втягиваются молодые и неокрепшие умы – дети, подростки, потому что у них нет стержня по определению. Они – формирующиеся личности, им вначале надо помочь сформироваться, и тогда, может быть, они смогут обратить во благо достижения технического прогресса, который нельзя путать с прогрессом цивилизационным. Но, к сожалению, усилий и понимания, что нужно делать, недостаточно, поэтому разлагающее, губительное воздействие виртуального мира, особенно на подрастающее поколение, конечно же, нарастает.

– Как Вы отнесетесь к моей гипотезе, что человечество просто-напросто было готово к тому, чтобы такой мир появился? Ведь, судя по учению Церкви, есть два мира: один реальный, другой духовный – мир ангелов, который мы не видим. По сути, виртуальный мир, который пришел сейчас, подменил собой мир духовный. Вы так не считаете?

– Я об этом и говорил, просто Вы говорите о цели. Действительно, почему человек бежит из мира реального в виртуальный? В поисках рая. То есть душа человека томится, жаждет этой полноты, которая включает в себя все – и радость, и мир, и счастье, и полноту благ (в общем, беспечальную жизнь). Душа объективно стремится к некой завершенности, она создана такой. По этому богоподобию она и тоскует. Но в реальном мире путь к богоподобию труден – это путь креста, следования за Христом. Чем больше человек становится потребителем, тем меньше он способен на трудный путь, который всегда творческий. Чем больше человек потребитель, тем меньше он творец, тем меньше он готов чем-то жертвовать. Творчество без самопожертвования невозможно, это аксиома. Когда человек превращается в потребителя, он уже неспособен на труды, творчество. Он хочет получить все легко: надел очки виртуальной реальности – и уже в другом мире.

Но на самом деле это мнимый, иллюзорный выход, ложное обретение иллюзорного рая, который никаким раем не является. Это движение в противоположную сторону, то есть не только не движение к раю, а, наоборот, уход в инфернальную реальность. Скорее это движение к аду.

– А если говорить не об игровой зависимости, у человечества есть пути назад? Или, учитывая то, что сейчас происходит, пути уже отрезаны?

– Путь назад будет до Второго Пришествия. Этим путем является покаяние, изменение сознания, изменение ума. Вот что должно произойти. Нужно вернуть тот угол зрения, который необходим для восприятия мира таким, какой он есть. А мир включает в себя и видимую, материальную, часть, и невидимую, духовную. Это объективная реальность. Игнорировать эту объективную реальность – это обрекать себя на пребывание в реальности виртуальной. Таким образом подлинная реальность и мстит за бегство от действительности.

– Мы прошли уже точку невозврата. Разве нет?

– Как массы – да, а как личности – нет. Покаяние – это всегда личный акт, поэтому каждый отдельный человек в своей душе всегда имеет такую возможность до Второго Пришествия. Поэтому мы и будем судимы. Если бы мы не могли покаяться, то и не были бы судимы.

– На Ваш взгляд, как уберечь подрастающее поколение от этого? Я понимаю, что  вопрос риторический, тем не менее какой-то ответ на него должен быть.

– Когда мы говорим о поколениях, то есть о целых массах людей, то это, конечно, меры на уровне государств, может быть, даже каких-то международных институтов, школы, культуры и так далее. Должны приниматься какие-то меры, если мы хотим сохранить себя и созидательное движение нашего народа.

Насколько я могу судить, у определенной и значимой части элиты такое желание есть – сохраниться как цивилизация, как российский народ, как отдельная страна. Поэтому нужно принимать какие-то меры на государственном уровне. Но более действенные те меры, которые принимаются в семье; родители по отношению к своим детям должны быть очень внимательны. Они должны следить за тем контентом, которым пользуются дети, и не должны спешить одаривать их гаджетами.

В общем, это плод совокупных усилий. В любом случае дорогу осилит идущий. Православному человеку несвойственно отступать перед препятствиями, сдаваться. Почему русские не сдаются? Да потому, что они всегда были православными. Православные не сдаются даже перед лицом смерти – в этом особенность нашей веры, ее сила. Русские именно оттуда и черпали эту силу. Не будем сдаваться, в том числе и перед цивилизационными вызовами.

– Но сейчас сама Церковь тоже активно пользуется виртуальным пространством. Это данность сегодняшнего дня?

– Церковь старается пользоваться им во благо. Конечно, и священнослужители остаются людьми, они тоже подвержены искушениям; может быть, не все в равной мере способны перед ними устоять. Но все-таки в целом в Церкви это информационное пространство используется как раз во благо, как инструмент, который позволяет расширить аудиторию и донести до нее больше информации не только о деятельности Церкви, а о том послании, которое она в себе хранит, – о послании от Самого Бога. Поэтому это приносит свою пользу.

– Вы нередко встречаетесь с молодежью. Каким-то образом уже затрагивали эту тему на встрече с ними? Какие аргументы Вы приводили к тому, что это опасно?

– Я стараюсь затрагивать те темы, которые предлагает к обсуждению сама молодежь. Даже если меня приглашают, скажем, в университетскую аудиторию, я прошу провести в той или иной форме опрос, чтобы выявить запрос.

– То есть эта тема не поднималась?

– Пока не поднималась. Навязчиво говорить об этом людям считаю не очень плодотворным. Надо, чтобы это возникло либо естественным порядком, либо чтобы человек сам увидел в этом угрозу и пришел с этим вопросом. Тогда он готов о чем-то говорить. А так обычно сразу становятся в защитную стойку, через которую не пробиться. Ну и к чему этот разговор? Пастыри же говорят не для того, чтобы что-то навязать, а для того, чтобы помочь человеку. Но помочь можно только тому, кто просит помощи, кто в ней нуждается, кто видит проблему. Наверное, нужно как-то подвести молодежь к пониманию проблемы, но это больше вопрос не к пастырям, а к школе, семье и к государственным общественным институтам.

– Честно говоря, пока я настроен немного пессимистично (хотя склад моего характера в целом оптимистичен), уже не раз поднимался вопрос о том, что у нас и общеобразовательная школа, и институты власти так или иначе толкают нас именно в мир виртуальный. Открываются целые отделения, которые обучают людей тому, как правильно пользоваться TikTok. Это нормально?

– В каждой конкретной ситуации все-таки не надо терять здравого смысла. Но озабоченность такой интенсивностью я вполне разделяю. Да, есть тут что-то угрожающее. Потому что не совсем ясны мотивы тех, кто за этим стоит.

Мы ведь живем в плюралистическом обществе, в котором нет не то что религиозных ценностей в качестве основных и всеми признаваемых, но даже некой идеологии. То есть нет вообще никакого набора нравственных ценностей, поэтому совершенно непонятно, к добру это или злу и что в головах тех людей, которые все это проводят.

– В любой момент все может измениться.

– Вот из чего исходит это недоверие, и здесь, я думаю, государству тоже нужно как-то внятно определиться с добром и злом и явно это проговорить, засвидетельствовать, чтобы снять напряжение, тревогу и подозрительность. А это возможно только при возвращении к своей национальной тысячелетней духовной традиции, потому что эта традиция именно про добро и зло.

– По большому счету что пугает? Виртуальный мир, цифровизация – это же нечто неделимое, и все это ведет к тому, что, по сути, на каждого из нас в виртуальном пространстве уже есть некий компромат, который всегда можно использовать в каких-либо целях…

Церковь же не исключает пришествие антихриста, и, по сути, к душе каждого человека с помощью этих виртуальных инструментов можно будет подобрать ключ. Разве не так?

– Нет, не так. Предательство Христа и отступление от Него будет свободным актом человеческой воли, точно таким же, каким свободным было отступление от Бога Адама и Евы. История началась со свободы и закончится свободой, поэтому никакими технологиями ничего за нас решать будет нельзя.

То, о чем Вы говорите, с одной стороны, свидетельствует о неясных мотивах инициаторов этого активного цифровизаторства; с другой стороны, и о слабости духа основных масс народа.

– Что Вы имеете в виду? В чем эта слабость?

– А почему люди боятся технологий? Наверное, потому, что они Бога не боятся. У святых отцов даже есть такое выражение: бесов боится тот, кто Бога не боится. Бесы – вот действительно страшные, ужасные существа. Никому не посоветовал бы с ними встретиться, потому что это абсолютное и беспощадное зло.

Технологии – это не добро и не зло. Если бояться бесов, бояться технологий, то это говорит о какой-то проблеме с Богом. Тот, кто боится Бога (боится преступить против Его любви, предать, потерять Его, то есть любит Бога, верит в Него), ничего не боится, даже смерти, тем более всех этих цифровизаторских инноваций. Если здесь мы хотим победить, нужно не только бороться со своими оппонентами, что-то им доказывая, настаивая на своем, но, как заповедует апостол Павел, утверждать душу свою не брашнами, а благодатью Духа Святого.

– Этот вопрос задается не первый год, даже Иоанну (Крестьянкину) в свое время задавали пресловутые вопросы о трех шестерках, штрих-кодах, о том, нужно или не нужно получать ИНН. Вы к этому относитесь так же серьезно?

– По-моему, все эти проблемы давно сняты, уже не задаются такими вопросами, за редчайшим исключением. То есть само время все расставило на свои места, и стало очевидно, что в этих ИНН и штрих-кодах нет ничего такого, что бы нас как-то разлучало с Богом или вообще оказывало хотя бы малейшее влияние на нашу внутреннюю жизнь.

Гораздо большее влияние оказывают всякие злые мысли, суета, что мы сами впускаем в свое сердце, наше безразличие к Богу, к своей собственной душе и к своим близким. Наконец, аборты – это такое разрушительное зло! Но о нем помалкивают, зато паспорта и ИНН, мол, зло, дальше некуда.  Удивительно, как Господь нас еще терпит за одни только аборты. В нашем вроде бы исторически православном христианском государстве кровь льется рекой, но из-за этого люди не рвут на себе волосы от ужаса. Вот что меня больше всего печалит, потому что это очевидное зло, очевидное преступление.

– Но это отчасти взаимосвязано, ведь то, что нам преподносится, пропагандируется по большей части в виртуальном мире, мы переносим в мир реальный. Там, в виртуальном мире, тот же блуд не считается каким-то злом, и мы переносим это и в нашу жизнь.

– Любой грех – это в какой-то мере следствие виртуализации сознания. Вспомним слова Спасителя на кресте, когда Он молился за Своих распинателей словами: Отче! прости им, ибо не ведают, что творят. Человек по большей части совершает грех именно в силу определенного неведения. Он просто не понимает, что делает (как с теми же абортами). Если бы люди отдавали себе отчет в том, что это такое, что за зло, от которого содрогается Вселенная, то, думаю, они бы это как-то переосмыслили.

– Чтобы все переосмыслить, Церковь придумала такое благодатное время, как пост. Скоро грядет Петров пост. Расскажите, пожалуйста, чему он посвящен, сколько  продлится в этом году и что мы должны в это время делать.

– Петров пост не самый строгий. В определенные дни разрешается вкушение рыбы. Это единственный пост из четырех продолжительных, у которого меняются границы, поскольку его начало привязано ко времени празднования Пасхи и, соответственно, ко дню Пятидесятницы. Он начинается через неделю после Святой Троицы, а заканчивается всегда в одно и то же время – к празднику святых апостолов Петра и Павла, отчего и получил свое название, поскольку праздник святых апостолов очень важен, в Церкви это великий праздник.

По церковной традиции посты установлены в преддверии наиболее значимых праздников: перед Пасхой – Великий, перед Рождеством – Филиппов (или Рождественский), перед Успением Божией Матери – Успенский. И вот перед праздником святых апостолов Петра и Павла, которых Церковь чтит как первоверховных, то есть главных провозвестников истины Евангелия всему миру, установлен Петров пост.

Проводить его нужно так, как и все остальные посты. Пост – это время, может быть, более усердных духовных размышлений, более усердного воздержания от каких-то развлечений, отвлекающих нас от духовной жизни. Может быть, нужно поменьше смотреть телевизор, поменьше собираться шумными компаниями, больше времени посвящать своей душе и общению с Богом. Если возможно, нужно чаще ходить в церковь, чаще причащаться.

Но, конечно, самое главное то, что все посты – время духовной тренировки, главная цель которой – научиться жить вечной жизнью, то есть жить по заповедям. Заповеди – это не просто какие-то навязанные нам внешние нормы, неприятные и тяжелые. Это характеристики той жизни, которой живет Бог, поэтому, исполняя заповеди, мы приобретаем навык к той жизни, что ждет нас в раю. Если мы не научимся этому здесь, то просто не сможем там находиться.

– У нас остаются вопросы телезрителей.

 «Что посоветуете делать, если ребенок начал дерзить? Вроде и воспитывали правильно, и в храм часто водили на причастие».

– Это зависит от возраста. Скорее всего речь идет о подростковом возрасте. Надо набраться терпения, молиться и научиться говорить со своим ребенком иначе, уже не языком приказаний, как в младшем возрасте, а на языке диалога. Надо учиться его слушать и слышать, и так можно к чему-то прийти.

В любом случае надо помнить, что каждый ребенок – это не Вы, не Ваша часть, а самостоятельная личность, которая приведена в этот мир Богом, хотя и с Вашим участием. И поэтому надо учиться относиться к ребенку уже так и познавать его. У него другой характер, у него формируется свое самоопределение, в том числе духовное, и надо учиться это улавливать, то есть надо выстраивать диалог и молиться.

– Как Вы относитесь к такому понятию, как «православная аптека»? В некоторых храмах продают какие-то травы, настойки, не говоря уже о православных выставках. На Ваш взгляд, это не жульничество?

– Смотря что там предлагается. Я не думаю, что в храмах предлагается что-то такое, что не соответствует своему названию. Если это на самом деле лекарственные травы, то они приносят пользу. А православными они называются, как говорится, не по содержанию, а по способу, то есть все это собиралось в каких-то храмах или монастырях, часто руками монахов или монахинь, с молитвой, поэтому и православное. Но это не значит, что в обычных аптеках, на которых нет вывески «православная», лекарства хуже. Здесь  название просто по источнику этих лекарств.

Что касается выставок, то там, как правило, и содержание во многом православное, потому что там православная литература, православные иконы. Да, наряду с этим есть и какие-то другие товары, но все-таки значительная часть этих выставок по своему содержанию как-то связана с церковной жизнью. А то, что вроде бы напрямую не связано, часто тоже является продуктами тех же самых монастырей. Так что здесь нет никакого жульничества.

– То есть нет такого, что может прикрываться словом «православный».

– И сатана является в образе ангела света, такое всегда возможно. Лукавству человеческому нет предела. Но, насколько мне известно, администрация и Патриархия стараются за этим следить, есть список рекомендованных выставок. Не все выставки, которые пытаются назвать себя православными, рекомендованы священноначалием, то есть за этим следят.

– Куда бы Вы посоветовали отправиться в этом году в России в паломническую поездку и почему?

– Если я буду только перечислять, боюсь, это займет все время нашей передачи. Обычно я советую ехать туда, куда ездил сам. Я бывал в Псково-Печерском монастыре – прекрасная обитель. Валаам, Соловки, Нило-Столобенская пустынь, Оптина пустынь мне очень понравились. В нашей стране есть святыни Крыма. И есть еще масса мест, не так трудно их найти. Я думаю, желающий найдет, куда ему съездить. Главное – чтобы ехали для духовной пользы.

Паломничество отличается от туризма тем, что это не просто время для отдыха, это время, чтобы потрудиться душой прежде всего. Постоять на службах, пожить той жизнью, которой живут монахи, вместе с ними помолиться на более продолжительных службах и приобрести некий духовный плод. Обычно так и бывает.

– Скажите, есть вероятность того, что, может быть, в скором времени священник либо владыка на этот вопрос ответит так: «Рекомендую съездить в паломническую поездку в Томскую область, потому что там есть и мощи старца Феодора, и мощи Макария Невского»?

– А это уже есть и сейчас. Может быть, святыни нашей земли не так известны, как та же Оптина пустынь или Валаам, но, по крайней мере, среди окрестных регионов и на исторической земле Томской губернии хорошо знают и Богородице-Алексеевский монастырь, и чтут мощи старца Феодора. И те паломники, которые приезжают летом, в июле, на день его памяти, об этом свидетельствуют. Даже крестный ход идет с Юрги. Это инициатива снизу. Так что наши места тоже чтут; по крайней мере, здесь, в Сибирском регионе.

Ведущий Виталий Стёпкин

Записала Людмила Белицкая