Православный взгляд. Епископ Колпашевский и Стрежевской Силуан отвечает на вопросы

– Владыка, в нашей передаче мы стараемся говорить на разные темы, но поскольку нас смотрят люди и церковные, и нецерковные, мы стараемся подбирать темы, которые были бы интересны и тем, и другим.

Сегодня я предлагаю поговорить о кресте, тем более что скоро праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста. На Ваш взгляд, актуальна ли тема креста, несения своего креста для людей, далеких от Церкви? Может ли человек, который не ходит в церковь, тоже нести свой крест?

– В жизни каждого человека есть сторона объективная и субъективная – то, что происходит с ним в реальности, и то, как он это видит. Если смотреть с субъективной стороны, то крест свой несут все без исключения, это закон бытия. Одни несут его добровольно, другие невольно, одни сознательно, другие – бессознательно.

А как мы это воспринимаем, какое вырабатываем к этому отношение – это уже дело личной свободы. Одни и те же обстоятельства жизни могут послужить нашему созиданию (и внутреннему, и в каких-то внешних вещах), а могут, наоборот, сокрушить нас или даже сломать. Так что крест несут все.

Вспомним Голгофу. Как известно, с Христом были распяты еще два человека. Оба они были разбойниками и в рамках римского законодательства того времени несли заслуженное наказание, но как по-разному они отнеслись к этому наказанию... Один роптал, хулил Спасителя мира, и крест его ничего ему не дал в духовном плане, он лишь стал закономерным итогом его преступной жизни.

Но был и другой разбойник, именуемый Церковью благоразумным, который использовал крест как последнюю возможность духовного возрождения. С креста он принес покаяние в своих грехах, когда, останавливая другого разбойника, сказал: «Мы по делам нашим принимаем, а Он никакого зла не сотворил».

И следом он исповедовал свою веру в то, что распятый с ним Иисус был Сыном Божиим, когда обратился к Нему с просьбой: помяни меня, Господи, когда приидешь в царствие Твое. То есть он назвал Его Господом и выразил твердую уверенность, что Христос – Царь мира, и просил помянуть его в этом Царстве.

В ответ он услышал очень утешительные и ободряющие слова: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю. Вот архетип человеческой жизни. В сущности, наш выбор – это всегда альтернатива между тем, понести свой крест, то есть свои жизненные невзгоды, добровольно, осмысленно, с надеждой или бесконечно роптать, проявлять недовольство и, что еще хуже, обвинять в этом Бога.

– Как известно, есть четыре канонических Евангелия, и в одном из них говорится о том, о чем Вы рассказали. А в другом Евангелии говорится, что оба разбойника хулили Спасителя. Не закралась ли здесь какая-то ошибка?

– Нет, никакой ошибки здесь нет. Просто в Евангелии от Луки говорится об этом более подробно, и наше внимание обращено на детали. А там, где об этом говорится в общем смысле, эти детали просто игнорируются. Но нужно помнить, что, во-первых, Евангелия являются свидетельством очевидцев, которые фиксировали то, что видели своими глазами или в чем они были удостоверены людьми, которые заслуживали доверия. Будучи людьми, они не всё видели и не всё знали. Во-вторых, Евангелия в известной мере дополняют друг друга, то есть не все Евангелия говорят обо всем. Есть какие-то события, которые излагаются только в одном из Евангелий.

Мы можем допустить, что перемена с благоразумным разбойником произошла постепенно. Может быть, в самом начале он тоже выражал свое недовольство, а следом за этим пришел в себя, одумался и прозрел духовными очами. Но здесь мы вступаем в область догадок, а с точки зрения Предания Церкви, когда мы говорим о покаянии и о возможности покаяния до последней черты, мы имеем в виду все-таки благоразумного разбойника.

В конце концов, я же говорю об архетипе, и тут не так важны детали. Важно, что подобный архетип постоянно воспроизводится в человеческой жизни. И дело даже не в этом покаявшемся разбойнике, а в том множестве людей, и святых, и не совсем святых, которые каждый раз как-то реализуют свою свободу в отношении тех жизненных испытаний, которые им посылает Господь. Так что в этом смысле здесь все на своих местах.

– Когда на человека сваливаются какие-то горести, беды, он чаще всего обращается к Богу с просьбой избавить его от этих бед. Можно ли сказать, что человек таким образом просит избавить его от креста, который на него возложен?

– Здесь все зависит от того, как человек просит. Во-первых, если он просит Бога, значит, он – человек верующий и в нем есть готовность принимать от Бога то, что Он посылает.

– Но кто-то приходит к Богу как раз через скорби.

– Да, и в этом есть определенная закономерность. В результате грехопадения, которое погрузило мир во зло, человек утратил духовную чуткость, поэтому, к сожалению, радости приводят его к Богу реже, но все-таки тоже приводят. Есть люди, которые приходят к Богу от радости, от мира, из благодарности, я встречал таких людей. Но большинство приходит через скорби, потому что скорби как бы счищают с человеческой души шелуху бесчувствия, она становится более чуткой к духовному миру, с которым имеет природное родство.

Духовный мир – это родина души, и, конечно, душа предназначена к тому, чтобы не только чувствовать этот мир, но и жить в нем. Скорби помогают пробудиться этой чувствительности. Опять же это не приводит человека к Богу механически, он может и отвергнуть этот путь, но, по крайней мере, это более благоприятный контекст для обращения к Богу, хотя сам по себе не является причиной этого обращения.

Скорби – не причина, а скорее катализатор тех духовных процессов, к которым способна человеческая душа. Господь видит, что человек к этому способен, и посылает ему какое-то испытание, и это испытание помогает пробудиться от духовной спячки и наконец-то взглянуть на небо, оторвать взгляд от земли.

– Но Церковь и батюшки в беседах со своей паствой уделяют большое внимание в том числе и внешним атрибутам – ношению креста. Это на самом деле настолько важно или все-таки люди, которые привыкли носить какие-то украшения, могут нести свой крест, но не носить крестик?

– Человек состоит из души и тела. В нем есть незримая (духовная) природа и есть зримая, телесная. И поэтому все духовное находит выражение в зримом, телесном. Так и вера – это ценность духовная, незримая, но она должна иметь некое зримое воплощение. Как говорит апостол: сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению.

Но под исповеданием устами можно более широко понимать всякое наше внешнее, зримое проявление веры – жизнь по вере, словесное исповедание веры, христианское отношение к скорбям, достойное их претерпевание и так далее. Поэтому ношение нательного креста находится именно в этом русле – это внешнее исповедание нашей веры.

Эта традиция очень давняя, она восходит к ранним христианским временам, то есть  существует  две тысячи лет. Но крест носили не всегда. В первые века христианства отношение к кресту было противоречивым, поскольку были еще живы воспоминания о том, что крест – это средство наказания каких-то злостных преступников. Так что носить на себе крест были готовы не все.

Христиане носили символические изображения Христа, например изображение рыбы –ранний христианский символ Христа. Но нательные кресты – это тоже очень давняя традиция; по крайней мере, на Руси она существует испокон веков, с самого начала бытия Церкви.

– Я не знаю правильный ответ на этот вопрос, но могу пофантазировать. По преданию, крест – это наша защита. Обычный крест мы можем снять, потерять, но если ты сделал тату в виде креста, он никуда от тебя не денется.

– В таком случае это выражение скорее не веры, а суеверия. Все-таки крест – это святыня, но не оберег. Люди, носящие нательный крест, точно так же страдают, и болеют, и умирают, и порой подвергаются насилию, и даже погибают, если Бог это попускает. Поэтому главное в кресте – это не какие-то магические свойства, а исповедание нашей веры, которое и привлекает помощь Божию.

Так что нельзя служить Богу вопреки Богу. А если мы пытаемся выдумывать свои формы вопреки Преданию Церкви, вопреки тысячелетнему учению, то это путь богопротивления, своеволия, то есть именно то, что разлучило человечество с Богом, что погрузило род человеческий во мрак греха и смерти. Поэтому путь послушания – это путь креста. Как можно до смерти носить изображение креста – символ абсолютного послушания Богу и являть своеволие? В этом есть противоречие, разрыв формы и содержания.

– А имеет ли под собой какой-то смысл фраза: «у кого крест снаружи, тот всех хуже»? Или это тоже, что называется, придумано народом и никакого духовного смысла в себе не несет?

– Я впервые слышу эту поговорку. Могу только предположить, что здесь имеется в виду нарочитое изъявление себя каким-то добродетельным христианином, причем внутри человек не особо это ценит. Об этом говорится и в Священном Писании – о людях, которые имеют вид благочестия, а силы его отверглись. Так было всегда. У человека всегда есть угроза лицемерия – жить по двойным стандартам: один для себя, а другой для окружающих. Но это не имеет ничего общего с верой, и крест здесь становится только декорацией, бессодержательным знаком.

Бог ничего не имитировал, Он реально взошел на крест и умер на нем по плоти. К этому Он призывает человека, когда заповедует ему путь крестоношения: отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Это не путь имитации, это путь подлинного бытия, путь подвига. Быть, а не казаться – вот к чему призывает христианина Господь.

– На Ваш взгляд, выражение «нести свой крест» актуально даже для светских людей? А как выбрать крест по силам? Понятно, что дается какой-то крест, но наверняка Вы, как многоопытный пастырь Церкви, сталкивались с тем, что человек берет себе крест не по силам и в результате бросает его, не сумев донести до конца. Как найти эту золотую середину, что это именно твое?

– Самый лучший путь решения этой проблемы – предоставить выбор Богу. В этом смысл послушания – принять от Бога все, что Он дает: жизнь, смерть, благополучие, горе. Как говорил праведный Иов: «Господь дал, Господь и взял. Как Ему угодно, так и стало». Это наиболее правильное отношение к тем жизненным обстоятельствам, которые можно назвать крестом.

Люди нецерковные, как Вы говорите, светские, могут называть это иначе, но, по сути, это и является крестом. Здесь самое главное – является ли этот крест вольным или невольным. Лучше ничего не выбирать, а действовать по принципу, которым руководствовались и руководствуются очень многие люди: ни от чего не отказываться и ничего не просить. Вот отношение к жизни, когда мы ставим себя в послушание Промыслу Божьему. Бог дает– мы не отказываемся, не дает – не просим. Если Богу что-то неугодно, то лучше и не просить, потому что Богу угодно то, что служит к нашему благу.

Нужно научиться этой духовной чуткости, этому мужеству, потому что есть мужество не отказаться, когда очень тяжело, и понести этот крест, но есть и другое мужество – не добиваться во что бы то ни стало того, что не дается, быть способным отступить, смириться. В обоих случаях нужны мужество, и смирение, и мудрость, и духовная сила, и тогда не будет ошибок и разочарований.

– Владыка, давайте перейдем ко второй части нашей программы; 24 сентября память преподобного Силуана Афонского – очень близкого Вам святого. Я думаю, этот человек настойчиво искал и нес свой крест так, как дай Бог всем нам нести свой крест. Расскажите о нем подробнее.

– Это был очень простой человек и по своему происхождению, и по своему образу жизни. Он происходил из крестьянской среды, имел около двух классов образования в церковноприходской школе, писал с ошибками и при этом был человеком удивительной мудрости и глубины, оставив нам и пример своей жизни, и свои очень проникновенные (хотя, на первый взгляд, очень простые) писания.

Жизнь он провел большей частью на Афоне насельником русского Свято-Пантелеимонова монастыря. Будучи простым монахом, он исполнял очень тяжелое послушание на мельнице – таскал по склону горы взад-вперед тяжелые мешки с мукой и зерном. Кроме того, днем работая до изнеможения, всю ночь напролет он молился. Он никогда не ложился в кровать, его сон длился пару часов и был некой полудремой на табуретке, а все остальное время он молился.

Господь попустил старцу Силуану очень большие испытания. Когда он еще был послушником, несколько месяцев кряду ему являлись бесы, и они довели его до отчаяния. Наконец, придя в состояние, близкое к утрате всякой надежды на спасение, он пошел в церковь, помолился перед иконой Спасителя, и вдруг эта икона перед ним ожила. То есть на какое-то мгновение он увидел живой лик Христа, и этого мгновения ему хватило на всю жизнь.

Это явление произвело в нем такую глубокую перемену, так глубоко вошло в его сердце, в его ум, что он качественно изменился – стал другим человеком. Он понял причину своих бед и понял тот путь, которым нужно идти, и проповедовал об этом пути всю жизнь своей жизнью, своими писаниями, в беседах, когда к нему обращались люди, которые очень его почитали еще при жизни.

Он говорит о смирении и любви, говорил, что идет духовная война за смирение, а кто смирил себя, тот победил врагов. Путь к смирению – это послушание воле Божией, которая открывается и через заповеди, и через духовников, и через Предание Церкви, и непосредственно. Цель этого пути – послушания и смирения – любовь. Это и цель, и некий критерий духовного преуспеяния.

Казалось бы, мысль простая, но слово старца наполнено такой духовной силой, что, несмотря на простоту выражений, оно очень глубоко касается человеческого сердца. Я испытал это на себе, будучи еще совсем юным. Мне приходилось говорить с людьми, читавшими старца Силуана, и они свидетельствовали о глубоком переживании, которое сопутствовало прочтению, причем так было не только в России.

Я слышал в Греции от духовно опытных людей, что многие молодые греки, прочитав в переводе книгу старца Силуана, ушли на Афон. Эта книга способна вдохновить на безоговорочное, безусловное служение Богу, потому что она говорит об этом служении не с позиции аскетических подвигов, а с позиции более глубокого духовного смысла, той самой любви, благородства, красоты этой жизни, ее безграничной полноты, которые ничто не может заменить на земле.

– У нас остались вопросы телезрителей.

«Читал в одной книге о том, как император, чтобы успеть на поезд, попросил сократить богослужение, чтобы присутствовать на нем до завершения литургии, и ему пошли навстречу. А разве это уместно? Ведь литургия не для земного царя, а для небесного».

– Это уже зависит от духовной меры тех пастырей, которые решают, сократить службу или не сократить. Да, с точки зрения некого духовного смысла, конечно, нельзя ради земных царей делать свое служение Небесному Царю каким-то ущербным, редуцировать его.

Но, с другой стороны, есть и противоположное искушение, угроза, вызов – превратить следование уставу, регламенту в некое законничество, в ригоризм, который уже будет выхолощенным; как говорится, будет служить букве. Это то, чем занимались иудейские священники времен Христа, которые ради буквы распяли Того, Кто эти буквы дал. То есть ради закона, понятого формально, они распяли Того, Кто дал этот закон.

Такая угроза тоже есть, поэтому правильное решение между этими двумя полюсами –человекоугодием и бездушным и безразличным к людям формализмом. А какую меру тут выбрать – в каждой конкретной ситуации пастырь должен руководствоваться своей совестью.

– «Если сердце злое, можно ли его изменить? Или это на всю жизнь? Практика показывает, что это почти нереально: человек либо добрый, либо нет. Разве не так?»

– Здесь главное слово – «почти». Действительно, на вопрос апостолов: «Можно ли спастись?»  – Господь отвечает: человекам это невозможно, Богу же все возможно.  Если рассчитывать только на человеческие силы, измениться в лучшую сторону практически невозможно. Хорошо бы удержаться и не измениться в худшую сторону, хотя бы стоять на том месте, на каком стоишь. По-человечески это уже большой успех.

Но благодать Божия побеждает естество. «Бог идеже хощет, побеждается естества чин» – эта фраза из Великого покаянного канона Андрея Критского обозначает духовную перспективу для любого человека. «Нет греха непростительного, кроме греха нераскаянного», – говорит преподобный Исаак Сирин. Нет необратимых действий, к Богу всегда можно вернуться.

Вспомним благоразумного разбойника. Всю жизнь он грешил, причем грешил так, что его осудили на крест, но перед лицом смерти он нашел в себе мужество покаяться. Это вовсе не означает, что покаяние нужно оставлять до смерти, но благоразумному разбойнику Господь это позволил, Он дал ему такое вдохновение. Но если мы будем относиться к этому лукаво и откладывать свое покаяние, то Бог может и не дать нам эти силы.

– Здесь шанс даже меньше, чем  один на миллион.

– Да. И так мы и уйдем в вечность в этой бессильной неспособности к покаянию.

– Церковь позиционирует себя вне политики, но на самом деле это нереально. Церковь не может быть вне государства, как бы она этого ни хотела. При этом уже давно нет депутатов-священников. Кто же будет отстаивать интересы Церкви, ведь они есть?

– Надо понимать, что выражение «вне политики» все-таки относительно.

– Да, так и скажем, что это нереально.

– Конечно, нереально, если понимать это в абсолютном смысле, но так никто никогда это не понимал. Конечно, Церковь как сообщество людей является частью этого мира, в котором все со всеми связаны, поэтому все на всех влияет. Политики влияют на Церковь, Церковь влияет на политиков, только механизм этого влияния специфический.

Когда речь идет о дистанцировании от политики, это означает, что Церковь не занимается непосредственной политической деятельностью. Она не борется за власть, не разделяет своих прихожан по их отношению к власти или к каким-то политическим теориям, по тем политическим целям, которые они перед собой ставят, если только эти цели не очевидно греховны. Для нее все – ее паства.

Действительно, в России среди всех современных партий есть прихожане более церковные, менее церковные, и даже среди коммунистов есть верующие люди. В этом православие принципиально отличается от католичества, потому что католичество как раз встало на путь политической борьбы, в том числе за земную власть, хотя на первый взгляд и с высокими целями. Это делалось для того, чтобы распространить христианское благовестие, просто они решили использовать и этот инструмент.

Православная же Церковь убедилась не только в неэффективности политических инструментов, но даже в их разрушительности. Так, Православная Церковь в России была насильно интегрирована в государственный аппарат. И хотя Российская империя де-юре считалась православной, императоров помазывали на царство, и они обязательно должны были быть православными, но де-факто в самодержавной императорской России Церковь находилась не только в подчиненном, но и в угнетенном положении.

Об этом, не выдерживая порой, говорили даже ведущие иерархи того времени, например, святитель Филарет Московский, который как-то с горечью сказал: «Вы поработили Церковь». В результате активистами революционной борьбы Церковь была воспринята как часть государства, поэтому с Церковью боролись не столько из соображений вероучительных или философских, сколько из политических.

Государство разрушали до основания, и Церковь, которая на самом деле по своей благодатной природе не может быть частью никакого государства, но по своей человеческой организации была туда встроена, тоже понесла урон. Конечно, причина не только в этом, революционное движение было и метафизически богоборческим, но все-таки эта интеграция с государством была скорее минусом, чем плюсом.

Ведущий Виталий Стёпкин

Записала Людмила Белицкая