Православный взгляд. Беседа с митрополитом Томским и Асиновским Ростиславом

– Владыка, в прошлой передаче мы с Вами достаточно много говорили про Пасху. Я бы хотел сегодня поговорить про Пасху, но для усопших. На следующей седмице грядет праздник Радоницы, который отмечается на 9-й день после Пасхи. На самом ли деле людям, которые уже отошли в мир иной, важно приобщиться к этому торжеству с нами, ныне живущими?

– Для верующего человека нет смерти. Господь сотворил человека и призвал его к вечности. Живем ли мы еще на земле, облеченные плотью, или уже переступили грань между жизнью земной и вечностью – человек есть. Здесь, в земных условиях, мы нуждаемся в общении с Богом, потому что только Господь является источником подлинной радости, счастья и благополучия для человека. Так и для вечности. Земная жизнь человека должна быть не чем иным, как приготовлением к встрече с Богом. Многие святые угодники Божии достигали такого духовного состояния, что переживали благодатную встречу с Творцом уже на земле.

Усопшие в жизни будущего века обретают для себя неизреченную радость в постоянном общении с Господом. В этом им помогает Церковь Христова, совершая о них молитву. В любое время – не только в пасхальные дни, но и в любые другие – христианин призван молиться за усопших. Ведь самая главная заповедь, которую дал нам Господь, – это заповедь о любви к Богу и ближним. И если мы говорим о любви к ближним, то в чем эта любовь должна заключаться? Не в потакании человеческим недостаткам и слабостям. Любовь не тогда, когда мы продолжаем улыбаться, видя, что человек погибает или совершает какие-то недостойные, губящие его душу и сердце поступки; любовь тогда, когда мы реально заботимся о духовной пользе этого человека. Если мы действительно любим кого-то, то мы об этом человеке молимся, проявляем какую-то заботу. И когда этот человек завершает свой земной путь и уходит в вечность, любящий никогда не забывает своего близкого родственника, друга, знакомого и не оставляет его в своих молитвах. Молитва об усопшем – это проявление нашей любви к нему. И это в какой-то степени, я бы сказал, лакмусовая бумажка: любим мы в действительности этого человека или нет.

В наши дни иногда наблюдаешь такую картину: человек умирает, и родственники думают, как бы подешевле и побыстрее его (не побоюсь этого слова) утилизировать. Раньше усопшего приносили в дом, где он жил, и он там находился несколько дней. В это время над его гробом непрестанно читалась Псалтирь. Потом его несли в храм Божий, где совершалось его отпевание: Церковь и близкие молитвой провожали усопшего «в путь всея земли». Сейчас, по-моему, даже в деревнях перестает существовать обычай принесения усопших в дом. Сейчас обычно обходятся моргами, ритуальными залами; но и оттуда родственники не торопятся забрать для отпевания в храме тело усопшего, потому что это сопряжено с какими-то лишними хлопотами. В итоге хотят провести похороны с меньшими затратами, с меньшей возней, с меньшими для себя обременениями. Если человек любящий, будут ли эти вопросы для него важными и значимыми? Я думаю, что нет.

Но самый главный показатель, действительно ли мы любим усопшего, заключается в том, молимся мы о нем или нет. Церковные традиции настолько прижились, что даже люди некрещеные помнят, что в девятый день надо вспомнить усопшего, в сороковой день… Но ведь усопший нуждается в наших молитвах всегда. И если мы действительно любили людей, кто жил с нами на земле, эта любовь не должна прекращаться и тогда, когда они ушли в вечность. После этого они особенно нуждаются в нашей молитвенной поддержке. 

Мы во многих наших передачах говорили, что человек, который тщательно духовно готовится к празднику Пасхи, в пасхальные дни переживает реальную встречу со Христом Воскресшим. И пасхальная радость, торжество победы Христа над грехом, дьяволом, тлением наполняют его душу духовным ликованием. Но когда человек переживает какую-то радость, она не вполне удовлетворяется, если этой радостью не с кем поделиться. Если мы с кем-то делимся земными сокровищами, материальными благами, их становится меньше у того, кто их отдал. А чем больше мы делимся духовной радостью, тем больше ее становится и у нас, и у тех, с кем мы этим поделились.

В дни Светлой седмицы мы, насладившись радостью благодатной встречи со Христом Воскресшим, каждый день делимся этой пасхальной радостью с теми людьми, которые нас окружают: с нашими близкими, родственниками, друзьями, коллегами. Мы каждый день посещаем храм Божий, а потом, встречая близких, знакомых, а иногда не очень близких людей, делясь пасхальной радостью, приветствуем их: «Христос воскресе! Воистину воскресе!»

Но вот проходят дни первой Пасхальной седмицы, и, движимые любовью и к нашим усопшим сродникам, мы делимся этой пасхальной радостью и с ними. Поэтому по истечении Пасхальной седмицы Церковь возобновляет заупокойные поминовения усопших. Появляется такой пасхальный поминальный день, который называется Радоница.

Почему он так называется? Мы продолжаем делиться пасхальной радостью, но уже с теми, кто ушел в вечность, с теми, кто переступил порог земной жизни. Как ждут усопшие нашего пасхального приветствия, когда в дни пасхального поминовения усопших близкие и знакомые приходят в храмы! Многие в этот день идут на кладбище – но это уже второе, что мы можем и должны сделать. В этот день в храмах пасхальным чином совершается особое заупокойное поминовение усопших, и прежде всего человек должен на Радоницу прийти в храм, подать заупокойную записку для того, чтобы и священнослужители, совершая пасхальное заупокойное богослужение, помолились индивидуально о тех людях, которых мы вспоминаем в этот день. За этим богослужением и близкие, и родственники должны помолиться о своих усопших.

Есть традиция идти на кладбище для того, чтобы на могилках дорогих нам людей совершить пасхальную заупокойную молитву о них, чтобы поделиться пасхальной радостью и приветствием: «Христос воскресе!»

Святые отцы говорили, что посещение кладбища очень полезно, потому что это – напоминание для нас, живущих на земле, о скоротечности земной жизни. Это напоминание о том, что когда-то и мы окажемся в могилках, а поэтому должны дорожить тем временем жизни, которое нам отведено. Это повод остановиться в той беготне и житейской суете, в которую мы иногда погружаемся. Не раз я вспоминал на наших передачах (и сейчас снова приходит на память) стихотворение Евтушенко:

Проклятье века – это спешка,
 И человек, стирая пот,
 По жизни мечется, как пешка,
 Попав затравленно в цейтнот.

Эта поспешность иногда полностью овладевает человеком. Вывод из этого стихотворения: нужно остановиться, потому что «забегавшийся – жалок», как пишет Евтушенко, а «остановившийся – велик». Посещение кладбища дает нам повод остановиться, задуматься, умиротвориться и на могилках молитвенно помянуть усопших.

Иногда, посещая кладбище в день Радоницы или в родительские субботы, можно видеть, как могилы людей превращаются в место какого-то, простите за выражение, пикника, где накрывают «поляну», распивают горячительные спиртные напитки, ведут далекие от духовности разговоры. Души усопших это не наполняет пасхальной радостью, а наполняет их печалью. Мы усугубляем их печаль.

Трапеза, в том числе и на кладбище, должна носить поминальный характер: мы сопровождаем ее молитвой, а также пасхальным приветствием к усопшим: «Христос воскресе!» Посещение кладбища не должно быть прогулкой, не должно быть увеселительным пикником – это должно быть действительно молитвенное поминовение усопших.

– Существует проблема: города разрастаются очень сильно, вместе с ними разрастаются и кладбища. Земли становится все меньше. Ищут разные выходы, в том числе строят крематории. Вы по-прежнему считаете, что так делать нельзя?

– Вопрос не в том, как я считаю или не считаю. Сама постановка вопроса, которую Вы в очередной раз озвучили, часто звучит из уст многих: земли не хватает. Можно подумать, что мы живем где-то в Гонконге или в Западной Европе, где плотность населения достаточно большая. Позвольте, Россия по протяженности одна из самых больших стран мира, причем плотность населения у нас достаточно низкая. И поэтому говорить, что земли не хватает, – это, по крайней мере, смешно. Когда строят крематории в Москве (хотя это с церковной точки зрения недопустимо), можно найти какую-то логику – многомилионному мегаполису где-то нужно эти огромные кладбища содержать. Но то, что крематории появляются в Сибири, где можно ехать час или два на машине и не встретить ни одного населенного пункта, – это удивительно.

Это не проблема на самом деле (а если и проблема, то чисто идеологическая). Мы помним, что первые крематории появились при советской власти в конце 1920-х годов. Идеологически открытие крематориев было обусловлено борьбой с религией, с Церковью, с теми погребальными традициями, которые преодолеть было не так-то просто. Нужно было разрушить православные церковные традиции, православное отношение к смерти и погребению. И вот в Москве, на территории Донского монастыря (что было дополнительным элементом глумления над нашей православной традицией, историей и верой), открывается первый крематорий, где начинают сжигать останки усопших. Но это было продиктовано не какой-то необходимостью – это было демонстрацией: мы против веры, мы против православия. То есть это своего рода бросок против Бога. Сейчас многие уже так не воспринимают крематорий; привыкли к этому явлению. К очень многим вещам, которые на самом деле носят разрушительный и неправильный характер, мы привыкаем и уже перестаем на это смотреть как на какую-то аномалию.

Скажем, в некоторых православных храмах Греции усопшего не отпевают и не предают церковному погребению, если достоверно известно, что человек при жизни завещал себя кремировать. Другое дело, если сам человек таких заявлений не делал. Это решили его родственники, и усопший оказался заложником такого решения. В таком случае человек не виноват, и его предадут церковному погребению, но вина и грех лежат на его родственниках. Мне думается, что кремирование – это очень плохой, но ставший для многих регионов уже почти нормой погребальный обычай, который не соответствует ни учению Церкви, ни воззрению Церкви на тело человека при его погребении.

Конечно, тело – это еще не весь человек: душа идет в вечность, а тело (каким бы образом оно ни оказалось погребено) в день всеобщего воскресения восстанет на Суд Божий. Бывает, люди утонули в море и их тела съели акулы; есть люди, кого загрызли звери; есть те, что погибли в особых экстремальных обстоятельствах. И если тело было сожжено, а прах развеян, то и в этом случае Господь силен собрать все частицы: человек восстанет на Суд Божий.

Вопрос больше не в том, пострадает ли от сожжения тела сам усопший, сколько в том, страдаем ли мы – те, кто совершает это над усопшим. Я бы рекомендовал всем, кто нас сегодня слышит, не прибегать к кремированию. И пусть никого не вводит в заблуждение то, что иногда при крематориях существуют ритуальные залы с храмами, где совершается чин отпевания. Это скорее снисхождение Церкви к усопшим, которые не виноваты, что у них такие неблагодарные родственники.

– Следующее воскресенье – это праздник, который называется Антипасха. Название для людей неверующих странное, потому что «анти» – значит «против». Расскажите об этом дне.

– Дело в том, что некоторые греческие слова и выражения более емкие, нежели как мы привыкли их сейчас толковать. «Анти» – это не только «против», но и некая противоположность, некий антипод, что ли. Заканчивается Пасхальная седмица: пасхальный цикл сделал свой полный недельный круг, и дни возвращаются к исходной точке. И в первое воскресенье Церковь обновляет радость Воскресения Христова. В государственной, светской жизни есть события, которые празднуются обществом раз в год. Например, День народного единства. Год совершает свое кругообращение, снова наступает 4 ноября, и снова День народного единства – мы как бы обновляем в своей памяти, в своих переживаниях этот праздник. Есть праздники церковные, которые мы празднуем также раз в году: Рождество Христово, Успение Пресвятой Богородицы – проходит год, и мы обновляем переживания этого праздника в своей жизни.

Но есть события настолько важные и значимые, что Церковь установила обновлять эту радость праздника не раз в год, а раз в седмицу, раз в неделю. Ключевое событие в мировой истории, а значит, и в жизни каждого человека – Воскресение Христово. Не все, может быть, до конца понимают почему вдруг выходной день в конце недели – воскресный. В этот день воскрес Господь. Почему мы с таким упорством каждые семь дней вспоминаем: «В этот день Господь воскрес, в этот день Господь воскрес»? Потому, что совоскреснуть Христу, быть общником Воскресения Христова – в этом спасение человека. Для того Господь и приходил в этот мир, для того Он страдал на Кресте, чтобы не Самому вернуться к жизни, а чтобы нас приобщить к Своей жизни. И поэтому Церковь установила каждое воскресенье творить воспоминание Пасхи, воспоминание Христа. Каждый воскресный день в течение года иногда называется малой Пасхой.

Первое обновление пасхальной радости происходит в послепасхальное воскресенье. Закончилась Великая Пасха, которую мы праздновали не один день, а целую неделю. И вот некое обновление Пасхи – Антипасха. По-другому этот день называется Фомино воскресенье. «Фома неверующий» – очень распространенное выражение, и многие его произносят даже не зная, что же лежит в его основе. В первое послепасхальное воскресенье Церковью воспоминается такое евангельское событие. Воскресший Христос явился Своим ученикам в первый пасхальный вечер, как Он воскрес, но тогда среди апостолов не было апостола Фомы. Господь промыслительно удержал апостола Фому для того, чтобы через него сделать еще более явным истину Воскресения Христова. И когда апостол Фома появился и другие апостолы стали рассказывать ему о том, что их Учитель жив, что Он приходил и все они Его видели, Фома проявил скепсис и сказал, что не может в это поверить, пока своими руками не ощутит раны на руках и ногах своего Учителя. «Пока свои персты не вложу в пробитое копьем римского воина Его ребро». И это убедит, что Спаситель – не призрак, не привидение, не какое-то мечтание, а реальность. Только тогда апостол сможет признать истину Воскресения Христова. Проходит семь дней, наступает первое послепасхальное воскресенье, и Господь снова является Своим ученикам. Среди апостолов уже был и апостол Фома, и тогда у Христа было к нему особое слово: «Фома, вот ты не верил; подойди сюда и вложи пальцы твоих рук в Мои раны, убедись, что это Я, и не будь неверующим, но верующим». И апостол Фома, получив такой опыт соприкосновения со Христом, воскликнул: Господь мой и Бог мой (Ин. 20, 28). Уверение апостола Фомы, описанное подробно в Евангелии от Иоанна, Церковью воспоминается в этот день, поэтому воскресенье Антипасхи одновременно называется и Фоминым воскресеньем.

– Почему монахи не меняют документы, которыми пользовались в миру?

– Документы – это некая бумага, которая очень важна для реалий мира сего, для каких-то житейских дел. Паспорт не требуется для того, чтобы прийти в церковь. Не требуется паспорт или какое-то удостоверение для того, чтобы войти в Царство Небесное. Господь не спросит с нас удостоверения тогда, когда мы приходим с покаянием на исповедь или когда приступаем к другим таинствам. Документы необходимы для чисто земных вещей. Монах отрекается от мира, от мирских реалий и соприкасается с этим миром лишь в силу того, что он все-таки продолжает жить на земле. И хотя он отрекся от мира, но мир от него не отрекся – он остается гражданином государства, поэтому у многих остаются документы на мирское имя, хотя многие считают, что надо довести дело до конца, и меняют свое имя и в мирских документах. Насколько правильно, когда монашеское имя становится и мирским именем? С одной стороны, это удобнее, но с другой – человек, отрекшись от мира, снова как-то пытается к этому миру приспособиться. Мне кажется, это излишне.

Ведущий Виталий Степкин

Записал Иван Игнатов