Православный взгляд. Беседа с митрополитом Томским и Асиновским Ростиславом

– Владыка, сегодня мне было бы очень интересно поговорить на тему «Монастыринг». Недавно я обнаружил, что, оказывается, молодежь обсуждает в Интернете появление так называемого явления «монастыринг», о котором я даже не подозревал. То есть люди едут в какой-нибудь монастырь трудниками, и, казалось бы, все прекрасно. Но на самом деле их посыл – не просто поехать и потрудиться, а снять это на видео, как говорит молодежь, запилить контент и выложить его где-то в социальных сетях. Как, на Ваш взгляд, это нужно расценивать? С одной стороны, Господь и таким образом может привести к Себе человека, а с другой стороны, мне кажется, человек едет в монастырь из-за гордыни. Или я ошибаюсь?

– Об этом лучше спросить у самого человека, что им движет, когда он едет в монастырь, чтобы пожить там какое-то время, побыть трудником, разделить монашескую жизнь. Во многом человек получает пользу не только от того, что он делает, но и с какой целью он это делает.

Преподобный Серафим Саровский в наставлении о стяжании Духа Святого говорит, что только добро, делаемое ради Христа, приносит нам плоды Духа Святого. Если человек делает, казалось бы, доброе дело, но с низменными целями или движимый страстью, то это доброе дело либо полностью нивелируется, либо сводится к минимуму.

Например, человек ухаживает за больным. Если им движет чувство христианской любви, если он делает это во славу Божию, то это одно. А если человек делает это, например, с намерением получить наследство или по необходимости, ненавидя в душе того, за кем приходится ухаживать, то, конечно же, это доброе дело сводится на нет.

Преподобный Иоанн Лествичник в своей книге о духовной жизни «Лествица, возводящая на небо» пишет о трех основаниях, по которым человек удаляется от мира и идет в монастырь. Первое основание – это безграничная любовь к Богу, когда душа пылает божественной любовью и человек, как говорит апостол Павел, желает неразлучно быть с Богом. Для того чтобы достигнуть этого состояния, человек и идет в монастырь.

Второе основание – когда человек идет в монастырь, чтобы избежать в будущем вечной муки и получить от Господа награду, венец за труды, которые он несет. И, наконец, третье основание – это глубокое покаяние в грехах, сотворенных человеком, и желание залечить духовные раны.

Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что каждый, кто идет в монастырь, должен быть движим одним из этих состояний. Если же человек не испытывает ни одного такого состояния, то его отречение, удаление от мира является суетным, бесполезным, никчемным.

Другое дело, когда человек идет в монастырь не навсегда, а на какое-то время, и мотивация в таком случае как бы не совсем обязательна. Человек начинает подумывать о том, не является ли монашеский путь путем его жизни, но до конца в этом еще не уверен. Иногда духовники советуют таким людям испытать себя и прийти на время в монастырь и не сразу порывать с миром и с привычным укладом жизни, а сначала испытать себя, чтобы уход в монастырь не был неосмотрительным.

Вот человек приходит в монастырь, и оказывается, что монастырь – это совсем не то, что он нарисовал в своем воображении, прочитал в каких-то книгах. Монастырь – это не только и не столько тихая и безмятежная пристань, сколько крепость, выдерживающая много бурь и треволнений. Это место, поприще борьбы, и человек идет туда для этой духовной битвы за чистоту своей души.

Если человек недостаточно себе представляет, что такое монастырь, прежде чем сделать этот шаг, по совету духовника он приходит в монастырь на время отпуска либо на какое-то более продолжительное время, если имеет такую возможность. Обычно таких людей называют трудниками.

Они еще не связаны монашескими обетами, пришли в монастырь не в качестве послушников – тех, кто уже готовится к монашескому постригу, но полностью разделяют жизнь монахов, участвуют во всех монастырских молитвах, в монастырских трудах и послушаниях. Эти люди как бы вживаются в жизнь монастыря изнутри.

Я не знаю, насколько уместно как первой, так и второй категории людей фиксировать все на какие-то современные гаджеты, делать фотографии, селфи и куда-то это выкладывать, об этом оповещать. Это кажется мне не очень основательным и серьезным.

Другое дело, если человек приезжает в какой-то монастырь в качестве паломника либо даже в качестве туриста, ведь наши монастыри часто являются известными центрами не только монашеской жизни, но и жизни культурной, нашей истории. И, конечно же, и паломники, и туристы, впервые приезжающие в то или иное святое место, хотят запечатлеть и виды этого монастыря, и себя в этом монастыре. Многие из них в настоящее время выкладывают это на своих страницах в соцсетях, и это кажется вполне естественным.

Вспоминаю себя в детстве. В 60-е годы, еще в советские времена, я, тогда еще дошкольник, впервые приехал с мамой на экскурсию в Троице-Сергиеву лавру. Эта поездка не была паломничеством, это была обычная экскурсия, но для меня уже тогда она стала паломничеством, потому что часто люди, приехавшие на экскурсию, не могут остаться равнодушными или бесчувственными к окружающему.

Сколько я видел людей в Троице-Сергиевой лавре, приехавших туда туристами, а уезжавших уже паломниками… Потому что, соприкоснувшись с древними храмами, с древними иконами, побывав даже не полностью, а частично за монастырским богослужением, они не могли оставаться равнодушными и увозили оттуда что-то такое, что заставляло потом еще и еще раз приехать в монастырь либо стало толчком для более внимательного, более глубокого отношения к духовной жизни. Иногда с этого и начиналась духовная жизнь того или иного человека, приехавшего просто познакомиться с монастырем.

Я понимаю недостаточно или поверхностно воцерковленных молодых людей, которые на опыте хотят узнать что-то для них таинственное, экзотическое. И вот они приезжают в качестве трудников в тот или иной монастырь, и тут нужно быть очень внимательным, стоит ли все выставлять напоказ.

Если человек построит себе дом из стекла, комфортно ли ему будет у всех на виду спать, есть, заниматься какими-то делами? На телевидении есть передачи, где люди живут за стеклом. Если человек выставляет свою душу на всеобщее обозрение, это не всегда хорошо, потому что по этой душе может пройти человек с грязными ногами, не очень добрыми намерениями. Здесь нужна некая аккуратность, осмотрительность. И если во всем необходимо разумное самоограничение, то, мне думается, и здесь должно быть такое самоограничение.

– Не несет ли какой-то опасности это явление – монастыринг для самих святых обителей? Не превратим ли мы наши монастыри в «Дом-2»?

– В каждом монастыре есть игумен, духовник, братия. Прийти в монастырь и поселиться там в качестве трудника может не всякий желающий. Каждого человека, приходящего в монастырь, должен с рассуждением испытать игумен: с какой целью человек пришел, какой результат желает получить от своего пребывания в обители в качестве трудника. И уже игумен вместе с братией и духовным собором принимает решение, нужен ли этот человек монастырю, полезно ли ему быть в монастыре.

Например, в монастырях Афона есть обычай: паломники не могут оставаться в монастыре более чем на одни сутки. То есть приехал паломник в монастырь, там его поселят, он помолится и едет дальше. Если же человек желает в каком-то монастыре пробыть большее количество времени, то он вступает в категорию трудников, и тогда ему уже диктуют некие правила внутренней монастырской жизни, которые необходимо соблюдать. Не человек приходит со своими правилами в чужой монастырь, а монастырь говорит ему: «Ты к нам пришел и должен вести нужный образ жизни».

Среди афонских монастырей есть такие монастыри, где, например, категорически запрещено пользоваться телефонами, и не только монахам. Люди приходят в монастырь с желанием именно там принять постриг. В числе прочих обещаний они дают обещание не пользоваться телефонной и мобильной связью. Не все монастыри на Афоне придерживаются этих позиций, но, по крайней мере, в монастыре Ксиропотам к этому относятся очень строго.

Я думаю, если игумен монастыря заботится о монастыре, о духовном состоянии братии и духовной пользе для трудников, то, конечно, он видит, кого стоит взять в обитель в качестве трудника, а кого нет. Поэтому монастырям опасность здесь точно не грозит. А вот получит ли пользу человек, пришедший в монастырь, во многом зависит от него самого.

– Выставлять что-то напоказ некрасиво, некорректно. А если человек точно знает, что он не собирается быть монахом, но решил провести свой отпуск в монастыре в качестве трудника, это поощряется?

– Опять же в зависимости от того, с какой целью он хочет провести отпуск в монастыре. Если он желает глубже узнать церковную традицию, духовную жизнь, то это одно, и это полезно для человека. И совсем другое, если человек просто хочет выставить себя: «Смотрите, в каких экстремальных условиях я побывал!»

Вы сказали, что выставлять что-то напоказ некрасиво, но так тоже бывает не всегда. Иногда люди что-то выставляют напоказ, чтобы поделиться чем-то важным в своей жизни – тем, что они умеют, чего достигли, чтобы передать этот опыт другим. Раньше передача своего опыта другому делалась исключительно в живом общении, сейчас же это иногда делается и посредством Интернета.

Например, люди являются талантливыми поварами, и процесс приготовления тех или иных блюд они фиксируют на камеру. А потом они делятся опытом, как им удается сварить такую вкусную кашу или борщ, выкладывая это в Интернете. Я думаю, что в этом кроется уже не человеческая гордыня, а желание поделиться своим опытом.

Такое может быть в разных сферах жизни. Когда человек отправляется в путешествие, в том числе и по святым местам, снимает эти святые места и свое участие в каких-то мероприятиях и потом делится с другими, в этом тоже нет ничего плохого. Он как бы говорит: «Посмотрите, в каком замечательном месте я побывал – в святом граде Иерусалиме. Здесь Гроб Господень, где Господь воскрес из мертвых. Я был в Вифлееме, где Господь родился ради нашего спасения. А вот в этом я поучаствовал. И вы тоже можете последовать моему примеру и получить духовную радость, которую получил я».

Если человек побывал в качестве трудника в монастыре, а потом хочет поделиться своим опытом, то он должен решить для себя, нужно ли делиться этим опытом со всеми либо только с теми людьми, у которых есть запрос на хотя бы кратковременное пребывание в монастыре. Эту очень тонкую грань нужно иметь в виду.

– Владыка, давайте перейдем ко второй части нашей программы. Предлагаю поговорить о святителе Тихоне, патриархе Московском и всея Руси. 18 ноября 1917 года он был избран на российский патриарший престол. Учитывая, какой был год, когда это случилось, мы понимаем, насколько тяжелый крест ему достался.

– Кто-то из известных людей сказал, что Россия не могла бы существовать, если бы ею не управлял Сам Господь. Вся история нашей страны, нашего народа – это непрестанные свидетельства Промысла Божия. Когда для нашей страны наступали сложные времена, Господь иногда воздвигал таких праведников, которые, по сути, являлись ангелами-хранителями или спасителями России, веры православной и народа нашего.

Так же произошло и в 1917 году, когда были разрушены традиционные формы государственного управления и Россия перестала быть монархией. Тогда к власти сначала пришло Временное правительство, а потом правительство большевиков во главе с Лениным, и был изменен не только политический, но и идеологический курс, которого придерживалась государственная власть.

Церковь, перестав быть государственной, попала в разряд не нейтральных, а гонимых, преследуемых, когда духовенство, верующих людей стали отправлять в ссылки, подвергать судебному преследованию, часто заканчивавшемуся тюремным заключением и расстрелом.

Действительно, Церковь столкнулась с такими гонениями, которых на территории нашей страны она никогда не знала. И Церковь, к сожалению, встретила этот вызов не очень готовыми структурами, сформированными в Синодальный период. Петр Первый обезглавил Церковь, лишив ее традиционного управления, когда вместо патриаршего управления Церкви был навязан коллегиальной орган управления – Святейший Правительствующий Синод.

Когда произошла революция, такая форма управления была совершенно немыслима для Церкви. Собор, собравшись в тех непростых условиях в Москве, принимает одно из важных решений – о возрождении патриаршества. И когда Собор однозначно принял решение, что во главе Русской Церкви снова должен встать патриарх, как это было в древности, встал вопрос, кто же должен быть избран на это патриаршее служение.

Делегаты Собора имели на этот счет разные мнения, и было очень много предложений, кто же должен быть патриархом всея Руси. В конце концов с помощью голосования были выявлены три кандидатуры. А далее Собор очень мудро стал полагаться не на себя, а полностью возложил упование на Бога, кто из этих трех кандидатов окажется более способным, более состоятельным, что ли, в ведении корабля Церкви Христовой среди очень сложных условий гонений и преследования, чтобы Церковь сохранилась и продолжила свою спасительную миссию.

Кандидаты были очень образованными богословами с богатым опытом, и на них возлагались большие надежды. Помолившись, члены Собора написали их имена на бумажках, и доставленный на Собор из Зосимовой пустыни старец вытащил из стоявшего перед чудотворной Владимирской иконой Божией Матери ковчега одну из трех бумажек. Там было написано имя патриарха Тихона.

Некоторые не восприняли избрание патриарха Тихона с воодушевлением, потому что он им казался более простым, менее богословски образованным, чем собратья, выдвинутые кандидатами на патриаршее служение. Но Господь среди них усмотрел именно патриарха Тихона. И мы видим, что Промысл Божий проявился здесь действительно во всей своей полноте, потому что в то время именно такой Первосвятитель и нужен был Церкви Русской и русскому народу – с одной стороны, очень мягкий, добрый, отзывчивый, терпеливый, а с другой стороны, очень стойкий и непоколебимый.

Патриарх Тихон был готов вести корабль Церкви среди рифов, чтобы тот не был разбит об один из этих рифов, с другой стороны, он был бескомпромиссным, когда вопрос касался истинной православной веры. Патриарху Тихону приходилось противостоять не только безбожной власти и местечковым революционерам, самочинно взявшим на себя карательные функции и расправлявшимся с неугодными им священниками, монахами, верующими людьми. В Церкви возникло движение обновленцев, изнутри подрывавшее основы Церкви Христовой.

В этих непростых условиях, благодаря трудам и молитвам патриарха Тихона, Церковь сохранилась, не погибла… Против нее работало государство, государственная карательная машина, а также враги Церкви Христовой в лице обновленцев, тем не менее Церковь выстояла.

Патриаршая Церковь вышла из этих условий еще более окрепшей, и в этом, конечно же, есть заслуга и патриарха Тихона. Он был молитвенником, подвижником, человеком высокой духовной жизни. Патриарх Тихон закончил свой жизненный путь в 1925 году. Он был погребен в Донском монастыре города Москвы, а спустя несколько десятилетий причислен к лику святых угодников Божиих. Святые его мощи покоятся в Донском монастыре.

– У нас еще есть вопросы телезрителей.

«Можно ли фотографировать Иверскую икону Божией Матери в Иверской часовне в Томске?»

– Я бы не стал здесь выделять какой-то один храм и какую-то одну икону, потому что есть общее правило – самовольная съемка в храмах не дозволяется. Во многих храмах на входных дверях до сих пор висят такие знаки – перечеркнутый фотоаппарат. Но, к сожалению, в последнее время это правило соблюдается все меньше и меньше.

Когда совершается богослужение, помимо специально назначенных фотографов, фиксирующих какие-то моменты богослужения, фрагменты богослужения или проповеди снимают и другие. Иногда выходишь на амвон, чтобы произнести проповедь, и на тебя смотрят сотни записывающих телефонов. Это не очень хорошо, потому что как бы разрушает особую атмосферу в храме.

И во многих храмах хранятся святыни, одновременно являющиеся и памятниками искусства. Мы знаем, что далеко не во всех музеях разрешается фотографирование каких-то памятников искусства, это же можно сказать и о храмах. Поэтому, если возникает вопрос, можно ли что-то фотографировать в храме, нужно обращаться с ним к ответственным людям, они дадут ответ, можно это делать или нельзя.

А вот взять сейчас и сказать на камеру в эфире: «Дорогие братья и сестры! Выстроились дружными рядами и пошли в Иверскую часовню фотографировать икону», – это будет неправильно. И для чего нужна эта фотография? Как она будет использоваться? Здесь возникает много всяких вопросов, которые должны решаться в частном порядке.

– «Благословляется ли отправлять бойцам на фронт сигареты? С одной стороны, это как бы поощрение вредной привычки, с другой – в известной песне поется: ‟А на войне как на войне, патроны, водка, махорка в цене”.

– Если бы я собирал такую посылку, я сигареты не стал бы отправлять. Понятно, что есть люди курящие, и для кого-то это, может быть, важно и дорого. Но я думаю, что есть какие-то другие, не менее важные и необходимые воинам вещи, которые можно туда посылать.

Ведущий Виталий Стёпкин

Записала Людмила Белицкая