Православная азбука. Молитвы. Беседа со священником Максимом Плякиным. Часть 1

(В расшифровке сохранены особенности устной речи)

Разговор человека с Богом называют молитвой. И мы знаем множество текстов молитв, в которых просим, каемся, благодарим или воспеваем Бога. А как появились эти тексты? Кто их сочинял и сочиняет? И почему мы повторяем чужие слова, когда можем обратиться к Богу со своими? На эти и другие вопросы ответит гость студии телеканала «Союз» – священник Максим Плякин.

– Мне приходилось слышать, как молодой человек говорил: «Я не могу читать правила утренние, вечерние, потому что это чужие слова. Я могу только от души к Богу обратиться». Зачем мы повторяем, разучиваем молитвы? Почему это важно? Это же чужие слова. Или это не так важно, ведь мы имеем право обратиться своими словами?

– Я, пожалуй, приведу музыкальный пример. Никто в здравом уме не будет исполнять музыкальное произведение камертоном, потому что камертон способен воспроизводить только одну ноту. Никакое музыкальное произведение из одной ноты не состоит. Но если бы не было камертона, чистого звучания известной ноты, эталона звука, то никакое музыкальное произведение нельзя было бы исполнить.  Точно так же с молитвой, чтобы звучала симфония молитвенная, – где-то будет личное молитвенное чувство. Если человек не умеет обращаться к Богу сам, а способен только повторять уже заученные фразы, то возникнут определенные вопросы к его духовной жизни: «А почему ты не можешь обратиться ко Господу?»

Но, с другой стороны, те самые тексты, которые прошли сквозь многовековое, а кое-где многотысячелетнее сито отбора церковного, в определенном смысле камертоны. И если мы металлический камертон, эталон ноты, считаем обязательным при исполнении музыкального произведения, а у дирижера кто-нибудь из его музыкантов выдаст не ту ноту, дирижер ему что скажет? «Ты сфальшивил». Это тоже нота, она тоже может звучать, но это фальшивая нота. Здесь и сейчас ей не место.

Точно так же в нашем молитвенном обиходе должен быть камертон. И, наверное, самый главный наш камертон – это Псалтирь. У святителя Тихона Задонского есть такая мысль в его письмах: «Кто закроет Псалтирь, перед тем закроется Небо». Если человек способен отринуть молитвенный опыт тысячелетий, зафиксированный в Псалтири, опять же появляются вопросы к его духовной жизни: почему ты не видишь вот этих жемчужин, которые в Псалтири собраны? А ведь из Псалтири до сих пор состоит наше богослужение на четверть минимум. И мне представляется, что в молитвенной жизни человека должно быть и то, и другое. Нужно все-таки понимать: когда прижмет, не будешь искать книжку по всему дому, ты возопишь ко Господу своими словами. Но при этом игнорировать эти жемчужинки, набранные многими тысячелетиями и многими поколениями живших до нас, в том числе святых людей, мне кажется, это обеднять самого себя.

– Я когда только еще делала первые шаги воцерковления, знакомилась с утренним и вечерним правилами. Сначала просто пыталась понять язык. Потом вроде бы разобралась, поняла, о чем речь. Но с каждым годом читаешь одни и те же молитвы, а образы каждый раз открываются другие. Смыслы и образы, о чем ты просишь, и вообще смысл, который наполняет твою христианскую жизнь, не сразу в молитвах раскрываются. Может быть, кого-то сразу осеняет, а мне потребовалось какое-то усилие: когда вдумываешься текст, тогда тебе открывается смысл. И молитва смыслом наполняется.

– С одной стороны, это вообще явление литературы. У литературоведов есть такая мысль, что каждый раз ты читаешь другую книгу, открывая один и тот же бумажный том. Ты будешь читать ее заново, потому что меняется твой опыт, меняется твоя жизнь. Ты переживаешь еще раз героев. Так если даже с художественной литературой это срабатывает, то тем более это относится к жемчужинам нашего наследия. Святой Василий Великий, например, считал, что вообще все молитвенные чувства, которые могут быть у человека, собраны в Псалтири. И у него есть целая очень поэтичная беседа о пользе чтения псалмов. С другой стороны, это показатель определенного роста. Видя тексты и вчитываясь в тексты, созданные святыми, мы все-таки немножечко приобщаемся к их опыту. Для меня совершенный шедевр – молитва Иоанна Златоуста перед причащением «Верую Господи, исповедую». Настолько емко, настолько сжато, буквально в семь строчек, внести всю догматику Православной Церкви о причащении Святых Христовых Таин… Для этого, вероятно, надо быть Златоустом. Потому что у человека с меньшим талантом это может и не получиться. Этот текст мы повторяем каждый день, причащая наших прихожан, и каждый прихожанин, готовясь к причастию, повторяет этот текст, а с другой стороны, он чрезвычайно догматический, и если вдуматься в эту короткую молитву, откроются целые пласты учебника догматического богословия. В семи строках и уверенность в реальности Тела и Крови, и уверенность в том, что мы грешники и нам нужно спасение. Надежда на то, что это спасение дается нам через Господа Иисуса Христа. Надежда на то, что Причастие дается нам не по нашим заслугам, не потому, что мы такие белые и пушистые, а именно потому, что мы бедные грешники, но ради нас приходит Господь. «Да, я первый из грешников, но ради меня пришел мой Спаситель».

И вот все эти пласты мысли загнаны в чрезвычайно лаконичный текст. Так же, как до сих пор пишутся комментарии на Символ веры, где вся наша догматика всего в 12 предложениях. И до сих пор богословы вчитываются в этот текст, хотя со времен Никейского Собора прошло почти 17 столетий (на будущий год как раз будет 1 700 лет составления Символа веры), и мы до сих пор находим в нем новые слои, и его используют для научения, для молитвы, мы поем его на литургии, он читается в утренних молитвах, и везде он исполняет какую-то свою функцию, что не сводится только к этим двенадцати фразам. Это догматический текст, безусловно. Это крещальный текст исповедания веры приходящего в Церковь. Но это молитва, иначе бы мы ее на литургии не пели. А это один из немногих текстов, которые многие знают наизусть, и, как следствие, в больших приходах Символ мы поем с народом, чтобы каждый мог поучаствовать в этой молитве.

Но первоначально это же текст не для общественного богослужения, у него была сугубо утилитарная функция. Желающий креститься должен подтвердить свое согласие с верой Церкви. Вот подтверди, прочитай и скажи: да, я в это верую. Поэтому Символ и написан от первого лица. Много позже его составления, через несколько столетий, он начинает входить в литургию. И как? Это же тоже чужая молитва. Это тоже текст, причем у него нет автора. Это труд многих людей. А для нас он еще и из другой эпохи. Ему 1 700 лет, этому чужому тексту. И что? Мы его повторяем. Мы его знаем наизусть. Многие его готовы воспроизвести в любое время дня и ночи, в нашей ежедневной литургии, в наших утренних молитвах он все равно остается, потому что этот текст чрезвычайной важности, хотя с точки зрения авторства он чужой.

– Как появились молитвы в обиходе христиан? Кто их сочинял?

– Когда создавалась христианская Церковь, уже в эпоху Нового Завета, то она пришла не на пустое место. Она пришла туда, где уже было возвещено Божие откровение. То, что мы сегодня именуем Ветхим Заветом, то, что для древних евреев было единственно возможным Священным Писанием, по наследству досталось и Завету Новому. Как пишет апостол Павел, христианская Церковь – это новый Израиль. А значит, те наработки, те сокровища, которые уже были у Церкви Ветхозаветной, достались и Церкви Новозаветной. И это предопределило те два первых сборника, которые стали основой молитв христиан новой эпохи. Во-первых, это Псалтирь. Хотя в заголовке всего этого сборника традиционно ставят имя царя и псалмопевца Давида, X век до нашей эры, мы должны понимать, что это очень большой сборник, и Давидовых псалмов в нем лишь около половины. Этот сборник составлялся на протяжении многих и многих столетий. Вспомним, допустим, великопостное наше богослужение, 136-й псалом, который поется в подготовительные недели перед постом. Его пели изгнанники, переселенные в Вавилон. А это VI век до нашей эры, 300 с лишним лет после Давида.

То есть состав Псалтири не был закрыт со смертью царя-псалмопевца. Но поскольку его псалмов в Псалтири большинство, то по традиции и вся Псалтирь именуется песней царя Давида. Это первый источник. Второй источник – так называемые песни Священного Писания. То есть те поэтические произведения, которые уже встречались в составе библейских книг. Это песня пророка Моисея, которую он воспел после Исхода из Египта. Это песня пророка Исаии – «С нами Бог, разумеете языцы и покоряйтесь», то, что в нашем христианском богослужении до сих пор поется, например, на всенощной перед Рождеством Христовым. Это песни пророков. Например, песнь пророка Аввакума. Это гимнографические произведения меньших размеров, входящие в состав разных библейских книг. Например, в составе одной из хроник в Ветхом Завете находится молитва, которая приписывается царю Манассии, царю иудейскому, в момент, когда он переживал острое покаянное чувство. Манассия жил примерно в VII веке до нашей эры. И вот считайте, что уже 27 веков этот текст, написанный кающимся царем древнего Израиля, находится в молитвенном обиходе христиан. Первые молитвенные сборники – это либо были непосредственно библейские цитаты, псалмы, песни, гимны, в том числе, например, чрезвычайно красивый гимн о любви апостола Павла из Послания к Коринфянам. А потом начинаются вариации на эту тему.

И христианское творчество, уже именно христианское, начавшееся буквально в первые десятилетия апостольского века, продолжается по сей день. Возьмем Книгу Откровение. Даже там апостол Иоанн приводит некоторые ранние христианские гимны. Книга Откровение, по оценкам разных исследователей, – это 70–90-е годы I века, от 40 до 50–70 лет после времени жизни Господа Иисуса Христа. И эти первые десятилетия уже дают нам некоторые гимны. Начиналось все с так называемых центонов, когда из готовых цитат, из псалмов, из гимнов, собирали новый текст. В частности, существующее в нашем обиходе до сих пор великое славословие «Слава в вышних Богу» – это центон почти на 100%. То есть почти каждой из его строчек можно подобрать библейский прототип. Первые слова «Слава в вышних Богу» – это песнь ангелов, воспетая при Рождестве Христовом, которую слышали пастухи на поле близ Вифлеема. И дальше, если мы пойдем по этой песне, то практически каждая группа слов в этом тексте имеет библейский прототип.

Но какой-то талантливый человек, мы не знаем какой, примерно в конце IV века нашей эры вот эти библейские отсылки, библейские рецитации, библейские аллюзии собрал в единый текст и создал новое произведение. И это новое произведение уже полторы тысячи с лишним лет звучит на нашей службе. И если мы возьмем общественное богослужение нашей Православной Церкви, то есть то, что звучит в наших храмах, то костяк богослужения, то, что повторяется неизменным изо дня в день, остается неизменным со времен Ветхого Завета. Слова псалма «Воздеяние рук моих есть вечерняя жертва» так до сих пор и звучат в вечернем богослужении, хотя со времен написания этого псалма прошла не одна тысяча лет. Потому что ничего более удачного пока поэтическая мысль христианская не создала. Это один из самых поэтичных образов о том, в чем суть молитвы, что жертвоприношение Богу – это воздеяние человеческих рук. И вот это воздеяние рук наших, то есть наш молитвенный труд, и остается нашей молитвенной жертвой Богу на протяжении уже многих-многих столетий.

Ведущая программы Ольга Бытко

Записала Елена Чурина