Плод веры. Супервизор координаторов Добровольческого движения «Даниловцы» Александра Сошникова. Часть 2

Как волонтерская деятельность меняет жизнь людей, придает ей смысл? Как помощь нуждающимся позволяет волотить в жизнь христианские ценности? Рассказывает Александра Сошникова, супервизор координаторов волонтерских проектов Добровольческого движения "Даниловцы".

– В прошлой программе Вы затронули очень глубокую тему добровольчества в таких сложных сферах, как переписка с осужденными, в том числе осужденными на пожизненное заключение. Если я не ошибаюсь, вы занимаетесь волонтерством в той или иной форме примерно с 2012 года. Не так давно я видел уникальный документальный спектакль, в котором Вы тоже участвовали, где волонтеры разных некоммерческих организаций представляли свой личный опыт: как они попали в некоммерческую сферу, с какими сложностями сталкивались, чему они радуются, занимаясь этой деятельностью.

И Ваша история была по-своему уникальной, потому что Вы рассказывали в том числе и об опыте выгорания. Не секрет, что рано или поздно все волонтеры с этим сталкиваются. Устаешь морально, физически, психологически. Задаешь себе вопрос: а зачем? Действительно ли приносит пользу то, на что я трачу свое время и силы? Каким был Ваш путь и что бы Вы, уже исходя из своего опыта, посоветовали тем людям, которые хотят сейчас бросить всё и заняться только волонтерской деятельностью? Как выставлять границы, чтобы быстро не выгореть и не уйти из этой сферы совсем?

– Большое спасибо за вопрос. Я – человек очень увлекающийся. С детства, если я была чем-то увлечена (это касалось кинофильмов, музыки и т.д.), то фильм выучивала наизусть, носила футболки, покупала все предметы, относящиеся к нему, делала сайт с любимым актером, еще что-то… То есть мне надо полностью погрузиться в свое увлечение. И, видимо, это мое качество отразилось и на моей работе, и на поиске того, что мне хотелось бы делать. Я окончила МГИМО, юрист-международник. С одной стороны, я была нацелена на то, что буду строить там карьеру. Но потом, работая в компании, я поняла, что не насыщаюсь духовно, душевно, что мне не хватает реальных смыслов. И я стала искать, где могу эти смыслы найти.

Так я пришла в волонтерство. Начала с экологического, событийного, на разных форумах и площадках. Но потом поняла, что хочу работать напрямую с людьми, и пришла в социальное волонтерство. Действительно, в 2012 году я пришла в добровольческое движение «Даниловцы» и увидела, что вот оно – огромное поле для деятельности. У меня загорелись глаза: детская больница, ярмарки, переписка с заключенными, поездки в Можайскую колонию для несовершеннолетних (я один раз ездила, мне было интересно), благотворительные ужины при Даниловом монастыре и много-много всего. Мне захотелось в это полностью погрузиться.

С той же перепиской – я стала набирать много адресатов. Они не сразу отвечали: я один раз приду на встречу и возьму новые письма, второй раз приду… Потом стали приходить ответы. А я уже много адресатов набрала. Я понимала, что несу ответственность, люди мне пишут, надо отвечать, должна быть регулярная переписка. А я уже стала даже не волонтером, а координатором детской больницы, то есть моя ответственность возросла. На работе меня повысили – и там надо было прилагать усилия. Потом я вышла замуж. И вот на меня навалилось все это множество жизненных обстоятельств.

Во все это я много вкладываюсь, не хочу делать плохо – хочу хорошо. Конечно, где-то у меня получается лучше, где-то – хуже, у меня есть какие-то свои приоритеты, но я все равно стараюсь вкладываться во все свои вещи, в которых вижу смысл. И, видимо, в какой-то момент, когда всего стало очень много – работы, личной жизни и волонтерства (много писем, ответственность как координатора, другие обязанности, которые я на себя брала), мой организм и моя психика этого не выдержали, и просто произошел сбой. У меня возникли панические атаки. Они начались в транспорте: это ужасное ощущение, когда ничего не происходит, а ты умираешь и тебе хочется бежать. Вырабатывается адреналин, и ты чувствуешь себя как загнанный зверь.

Представьте себе: какой-то зверек шел по лесу и увидел тигра. Надо срочно убегать! А тут не было никакого тигра, никто за мной с пистолетом не гнался, но у меня внутри начинало колотиться сердце, я куда-то бежала… Это было неправильно – бежать, как я потом поняла. Чем больше бежишь, тем больше вырабатывается адреналина, ты погружаешься в это еще глубже. В этот момент надо сказать себе: стоп, я никуда не побегу. Остановить себя. Но бывают уже запущенные случаи (и мой случай был как раз таким), когда сила воли и убеждения уже не срабатывают. Поэтому до такого не надо доводить.

Я была уже в таком состоянии, что, подходя к транспорту, чувствовала, что меня трясет. Ничего не происходит, мне просто нужно сесть в автобус. Но я себе придумываю непонятно что, и мне плохо. Произошла перегрузка психики, выраженная в этих панических атаках. Включалась сигнализация, когда никакой опасности нет. В организме бродит напряжение, и оно выстреливает такими вещами через психосоматику.

Я обратилась к психотерапевту, мне выписали таблетки и сказали, что нейромедиаторы нужно уже поддержать медикаментозно, а не просто психотерапией. Я была на антидепрессантах в течение полугода. Конечно, мне пришлось снизить всю нагрузку. Сначала это вызвало во мне ужасное сопротивление: как? на мне же мир держится! Это наша маленькая гордынька так действует: я же делаю, без меня все рассыплется, мне же люди пишут... 

Я обратилась к батюшке (в спектакле я обо всем этом рассказываю), а батюшка говорит: все приостанавливай сейчас, ешь курицу (а это был пост), все подряд, смотри хорошие сериалы (я даже помню, что смотрела «Гордость и предубеждение»), отдыхай, на работу свою ходи, минимум свой делай, и всё! Это было жутко сложно: отказаться от волонтерства, от всего… Но пришлось, Господь меня таким образом смирил, остановил мое саморазрушение.

И действительно, я пропила курс, делегировав на какое-то время свои функции опытному волонтеру, часть переписки передала другим людям, постаралась расчистить это пространство. Хотя мне этого абсолютно не хотелось, мне казалось: как я все это отпущу? Но я тогда сделала для себя вывод, что надо все-таки себя беречь. Это банальная истина, но невозможно себя нагружать до бесконечности.

Сфера социального волонтерства – это сфера работы с уязвимостью людей. Ты постоянно сталкиваешься со страданиями, с переживаниями других. Даже если они при тебе не плачут, ты видишь какие-то ограничения, видишь, как человек себя чувствует, и внутренне сопереживаешь ему. Ты понимаешь, что это объективные вещи, и ты в этом помочь не можешь, но можешь дать человеку общение. Даже в этом истощении мы что-то даем, что-то получаем. Так или иначе мы истощаемся, потому что происходит обмен энергией. Если ты постоянно черпаешь и в какой-то момент черпаком коснулся дна, то понимаешь, что там уже ничего больше нет, это уже не работает. Если телефон разрядился – он разрядился. И пока не поставишь его на зарядку, он не заработает.

С человеком же получается так: заряда уже нет, а ты на каких-то волевых качествах пытаешься продолжать что-то делать. Но это уже не работает, поэтому до такого доводить не надо. Здесь нужно, во-первых, слушать: если это волонтер в группе, то координатор может со стороны заметить, что волонтер уже «подгорел», и посоветовать ему на время прерваться, отдохнуть, сходить к друзьям, полежать дома. Это можно определить: например, появляется повышенная лихорадочная деятельность; или человек, наоборот, начинает все обесценивать, становится равнодушным.

Включаются внутренние защитные механизмы психики. Очень важно себя в какой-то момент отследить, остановить, послушать мудрого человека. И, возможно, принудительно остановить, не дожидаясь того, что придется принимать таблетки или, не дай Бог, лежать в клинике неврозов. Человек, который выгорел и не видит смыслов и все делает с усилием, явно не принесет пользы подопечным. Потому что подопечный все равно будет подсознательно чувствовать, что человек отдает от скудости, а не от избытка; и даже не от нормального уровня ресурсов. Отдирая от себя эти куски, он и сам прекращает быть целостным, и другому такое самопожертвование абсолютно не нужно. Подопечный не умрет от того, что ты не придешь. Придет другой волонтер. Он может о тебе поскучать, но ты можешь честно сказать: сейчас такие обстоятельства, что я какое-то время ходить не буду. Для подопечного, как и для каждого из нас, это нормальный опыт: в жизни бывает, что мы с кем-то прощаемся или делаем паузу. Волонтер не должен чувствовать себя постоянно обязанным: взял на себя волонтерство, и теперь это крест на всю жизнь.

– Это очень важный вопрос, и, мне кажется, многие им задаются: «Я бы хотел что-то попробовать, но если приду куда-то, то буду уже обязан чуть ли не всю жизнь этим заниматься». Как сделать первый шаг в волонтерскую деятельность, попробовать себя? И как почувствовать – твое это или не твое? Как выбрать направление? Вы обозначили направления движения «Даниловцы», есть и множество других замечательных организаций. Но как почувствовать, что это вам близко?

– Я думаю, что стоит начать с нашего движения или с какой-то другой организации, о которой вы где-то услышали, узнали, что требуются волонтеры. Почувствовать, на что откликается сердце, на что есть добрая воля, желание решить какой-то вопрос. Предположим, я хочу прийти к ребенку, у которого нет значимого взрослого, провести с ним время и на два часа побыть ему крепким другом, наставником или еще кем-то. Или, предположим, хочу пойти покормить бездомных людей. Приготовить для них обед, может быть, один раз, не на постоянной основе (хотя, конечно, здорово, когда есть регулярность). Но надо попробовать себя. Если поймешь, что это не твое, – попробуй что-то другое.

Экологичная организация, которая действительно понимает социальное волонтерство, не будет вас клещами тянуть: «Нет, ты все-таки останься! Почему ты уходишь? Ты же начал нам помогать, тебе нельзя это бросать…» Мы учим, что так нельзя обращаться с волонтером. Да, можно ему как-то помочь, если он испытал шок после первого посещения, жалость или другие сильные чувства. Координатор может с ним поговорить, проговорить его проблему и понять: он просто сейчас столкнулся с сильными чувствами, может их пережить и дальше быть волонтером; или это какая-то непреодолимая стена. Тогда волонтер может попробовать какие-то другие направления, более для него приемлемые.

Но мы ни в коем случае не за то, чтобы волонтер делал что-то на надрыве, из последних сил: «Раз пришел, должен остаться, даже если это мне не нравится». Такие установки абсолютно неправильны. Так нельзя, так не ведется правильная благотворительность. Да, хочется привлечь больше помощников, доноров, спонсоров. Поэтому можно, конечно, писать большими буквами: «Вы пьете чашку кофе, а там умирает ребенок. Вы такие жестокосердные…» Но это – манипуляция. Даже если она основана на добром намерении помочь другому человеку, она не перестает быть манипуляцией.

Сейчас организации, которые ратуют за правильное отношение к людям, стараются придерживаться этичных принципов работы с волонтерами. Поэтому я рекомендую выбрать такую проверенную организацию и попробовать в ней поработать. Не получится в одном месте – возможно, получится в другом. Даже если вы поймете, что волонтерство по какой-то причине не для вас, – это нормально, но это будет опыт, и вы уже часть себя подарите. Пусть это будет разово, на час, на два, но вы получите этот опыт, подарите опыт другому человеку, подарите время и заботу организации. Это уже будет хорошо. Здесь не нужно мерить глобальными категориями.

– Еще один стереотип существует: многие жители малых городов, сел, казалось бы, хотят участвовать в благотворительной деятельности, но нет в селе благотворительной организации. Как человек может дистанционно участвовать в благотворительных проектах? Ведь у вас многие проекты, а с момента пандемии еще в большей степени, переведены в режим онлайн.

– Спасибо большое, что затронули эту тему. У нас есть онлайн-направление. Действительно, оно возникло на волне пандемии, и мы считаем, что это плюс от такого трагического события. Это направление, которое мы начали развивать, и для меня оно стало очень ресурсным, оно помогло мне открыть новые горизонты и как сотруднику, и как волонтеру. Я являюсь действующим волонтером нескольких онлайн-групп, работаю в том числе в танцевальном направлении. То есть можно даже танцы устраивать с нашими подопечными в онлайн-режиме.

Конечно, здесь важны технические условия, доступ в Интернет, но если доступ есть, этого будет достаточно для того, чтобы можно было реально помогать людям в режиме онлайн. И наш опыт показывает, что во многих ситуациях, в тех же самых региональных учреждениях, куда мы не можем дотянуться очно, мы можем дотянуться онлайн.

Таким образом, подопечные, которые находятся где-то далеко, встречаются с такими же людьми, которые находятся в небольших городах, где тоже есть возможность выходить в Интернет. И в волонтерстве очень важно, что не все ради подопечного и не все ради волонтера, должен быть баланс. И волонтер требует внимания и заботы, и, естественно, подопечный. Бывает перекос: есть подопечный, и ради него надо все сделать, а волонтер – это как функция. Отсюда как раз и возникает выгорание и ощущение, что ты не можешь никуда уйти. Такого не должно быть. Мы за то, чтобы, соединяя через онлайн волонтеров и подопечных, делать для всех всё хорошо.

–  Но – онлайн! Вы призываете, а наши зрители недоумевают: а что я буду с ними делать? Если нет опыта общения с людьми с ментальными особенностями, то нужно сначала понять, что и как с ними делать.

– Очень легко найти точки соприкосновения, если не думать о том, что ты приходишь к человеку с диагнозом, а думать, что приходишь к человеку в трудной ситуации. Каждый из нас может оказаться в трудном положении. Я поняла это как раз на примере последней своей жизненной ситуации (повредила ногу и стала ограниченно мобильной): мир для меня изменился. Там, где для меня было достаточно шагнуть и быстро что-то сделать, я теперь думаю: пойду я туда или не пойду? Как мне пойти: на костылях или на кого-то опереться? Сразу идет перестройка планов.

А если люди находятся в такой ситуации постоянно? У нас есть и колясочники с ограниченной подвижностью, с ДЦП. Можно понять, что этим людям нужно, приложив к себе эти условия, ограничения. Когда не можешь пойти туда, куда тебе хочется, не можешь что-то сделать, за тебя кто-то решает, что ты должен делать, потому что есть режим, дисциплина. Тебе просто не с кем поговорить в любой момент. И мы, понимая это, все это можем дать. У нас это есть, и мы можем этим поделиться: своими впечатлениями о мире, о том, что есть в нем. Человек, может быть, не может поехать в другую страну, но мы можем показать ее ему: смотри, какая красивая!

Иногда люди спрашивают: зачем вы их дразните, показываете им такой мир? А им это интересно. Они воспринимают это как расширение их кругозора. Они зачастую бывают очень интеллектуально развитыми людьми, ведь есть разные диагнозы. Бывает, что человек интеллектуально очень сохранен. Но есть ограничение в подвижности, например. Представьте, что человек интеллектуально сохранный заключен в малоподвижном, немобильном теле и находится среди людей, которые не могут с ним поддержать разговор на его уровне. 

А тут приходит или подключается волонтер, который может с ним что-то интеллектуальное обсудить и лично ему сказать: «Василий Петрович, обсудим закон термодинамики». Я сейчас утрирую, конечно, но у нас в домах, где проживают пожилые люди, бывают и профессора. И, например, один наш подопечный, человек с профессорским образованием, однажды сам прочитал какую-то научную лекцию для волонтеров и сотрудников.

Он был так счастлив! Он готовился к этой лекции, он поделился своими знаниями и вспомнил свою молодость и свою профессиональную деятельность. Это же прекрасно! Мы как-то равняем всех под одну гребенку, а ведь каждый человек талантлив. У человека может быть серьезный диагноз, но он может писать прекрасные картины, у него может быть уникальный слух или еще какие-то таланты. Он такой же человек, как и мы, но с какими-то ограничениями.

– Александра, спасибо за Ваш труд, за Ваше служение. Спасибо за вдохновляющий рассказ. Я уверен, что многие заинтересуются такой деятельностью и, возможно, примкнут к вашей группе.

Ведущий Александр Гатилин