Плод веры. Супервизор координаторов Добровольческого движения «Даниловцы» Александра Сошникова. Часть 1

Зачем вести переписку с заключенными и осужденными? Нужна ли помощь подопечным психоневрологических интернатов? О своем личном опыте и опыте коллег рассказывает Александра Сошникова, супервизор координаторов волонтерских проектов Добровольческого движения "Даниловцы".

– Добрый день, Александра. Давайте сразу поясним нашим телезрителям, что за сложное понятие «супервизор координаторов». Чем Вы занимаетесь в добровольческом движении и зачем нужны супервизоры?

– С удовольствием поясню. Супервизорство можно назвать «ноу-хау» нашего добровольческого движения «Даниловцы». Мы подсмотрели этот инструмент в другом движении, но там он был реализован немного по-другому. Мы адаптировали его под нужды социального волонтерства. Супервизор – это, по сути, наставник, помощник координаторов, человек, который способствует тому, чтобы координатор не выгорал и знал, как решать вопросы, связанные со своей работой: что ему делать, как общаться с волонтерами, как вообще выстраивать работу.

Особенно это актуально для новых координаторов, которые еще только приходят к нам и имеют очень много вопросов. Даже если они прошли обучение, все равно в ходе практики вопросы возникают. А супервизор – это человек, который всегда подставит плечо, подскажет, расскажет. Он всегда находится в курсе дел группы, тем самым устанавливая связь между координатором и управляющей командой нашего движения, чтобы они знали, как складываются рабочие процессы. В то же время это не контролер в чистом виде.

У каждого супервизора существуют собственные «зонтики», в которые входят по нескольку координаторов, чтобы все было для всех посильно. Эти инструменты помогают избежать текучки координаторов, потому что координаторы всегда знают, что им в любой момент помогут. У них есть возможность задавать вопросы, советоваться. Они могут не только решать свои проблемы с помощью супервизора, но и поделиться с ним своей радостью об удачных посещениях.

А ведь это тоже очень важно, потому что мы часто сосредоточены на негативе, на решении каких-то задач, «тушении пожаров». А ведь важно замечать и радостные моменты, когда все получилось и прошло хорошо. Выяснить, почему это так хорошо получилось? Мы можем разложить наши инструменты и изучить, как нам это удалось.

– Наверно, не все телезрители знакомы с движением «Даниловцы». Что это за движение, как оно возникло и какие у него направления деятельности? Давайте кратко обозначим, чем вы занимаетесь.

– Добровольческое движение «Даниловцы» возникло в 2008 году, то есть уже достаточно давно. Оно образовалось при Патриаршем центре духовного развития детей и молодежи, корни его изначально выросли оттуда. Мы до сих пор поддерживаем добрые связи с этим Центром. Потом мы стали более самостоятельными, а изначально возникла инициатива со стороны коллег, сотрудников монастыря, которые хотели делать что-то доброе для людей. Первой была группа в детской больнице имени Бурденко. У больницы длинное название, но, если сказать коротко, это дети с онкологией, с опухолями.

Благодаря нашему первому координатору, Андрею Мещеринову, который, как мы шутим, стоял у истоков этого движения и до сих пор является его сотрудником, был сформулирован принцип нашего движения как «Встреча человека с человеком». «Встреча» именно с большой буквы. Мы приходили в детские больницы, потом мы стали приходить в различные приюты, в детские дома для детей с особенностями, в разные учреждения для взрослых с особенностями (диспансеры и др.). Потом у нас появилось направление в режиме онлайн.

Но все это делается для того, чтобы, говоря казенным языком, организовать досуговое волонтерство в этих учреждениях. Досуг этот не ради досуга, а для того, чтобы человек увидел, что он интересен нам как личность. Я, человек-волонтер, пришел к тебе как к человеку-подопечному. Но то, что ты подопечный, – не главное. Главное в том, что ты – человек и я – человек. Я могу поделиться с тобой своим свободным временем, своими интересами, подарить тебе частичку себя, и ты тоже можешь подарить волонтеру в ответ очень много.

Конечно, это основано на христианском понимании того, что мы – личности, что каждый человек – образ и подобие Божие. У нас нет ощущения, что мы какие-то гуру или супермены, которые приходят к людям с уязвимостью и чему-то их учат. Мы с этими людьми находимся абсолютно на равных и видим в них прежде всего не их диагнозы или ситуации, а их человеческое достоинство.

– Не возникает ли со стороны тех людей, с которыми вы общаетесь, некоей настороженности? Особенно со стороны людей, далеких от религии? Мол, сейчас меня будут обращать в веру, выполнять миссионерскую функцию. Не чувствуете ли вы этого по отношению к вам со стороны тех, кто, может быть, не готов к разговорам о вере?

– Дело в том, что мы возникли при Патриаршем центре, но являемся сейчас светской организацией. Мы сейчас принимаем в качестве волонтеров людей разных конфессий, а также тех, кто причисляет себя к агностикам и атеистам. Единственное, кого мы не принимаем, – это сектантов, людей, которые исповедуют какие-то запрещенные верования. Но если человек адекватный и у него свое какое-то светское, гуманистическое мировоззрение – это абсолютно нормально. Наша миссия не в том, чтобы нести православие через катехизаторство и просвещение, потому что не все у нас православные христиане. Наша задача, как я уже сказала, – обеспечить Встречу с человеком, независимо от его конфессии или исповедования.

Если подопечный хочет говорить о Боге и волонтер готов об этом говорить (например, какой-то человек спросит: «А ты верующий?»), мы можем сказать, что мы веруем в Господа Иисуса Христа. Но мы это не навязываем, не приносим специальную литературу, чтобы об этом рассказать. В этом люди могут быть совершенно спокойны: мы не будем ничего навязывать, но готовы ответить «о своем уповании», о своей вере, если нас спросят об этом.

У нас есть группа, о которой я еще не упомянула. Это группа помощи бездомным. И есть группа помощи осужденным, которые находятся в местах лишения свободы. Люди там с разными сроками, кто-то и с пожизненным. И вот как раз в этой группе у нас имеется христианская направленность. Но мы не идем туда, где нас не ждут. Если человек только хочет прийти к вере, тянется к ней, он может написать письмо на наш адрес, и мы ему ответим. Он знает, что это адрес, связанный с христианской перепиской, и мы, как братья и сестры во Христе, можем ответить этому человеку. Он знает, что эта переписка связана с определенной направленностью, и сам к ней стремится. Веру навязать невозможно: невольник – не богомольник.

Я сама очень четко понимаю в жизни этот принцип, и это касается не только веры. Если человек сам, добровольно чего-то не принимает, то нет смысла пытаться это ему навязать. Ведь Господь от нас ждет искреннего сердца: Сыне, даждь ми сердце твое. А зачем из-под палки заставлять? Это совершенно никому не нужно.

– Вы упомянули переписку с заключенными. Действительно, многие прихожане разных храмов ведут такую переписку. Но я беседовал с правозащитницей Евой Меркачевой, которая написала книгу о заключенных на пожизненный срок, побывала во всех колониях для пожизненно заключенных, много общается с ними и получает от них просьбы. В том числе я задавал ей вопрос: кто вступает в эту переписку и с какими целями? И она честно признает, что очень многие преследуют достаточно прагматичные, зачастую меркантильные цели: получить материальную поддержку. Не стесняясь, обманывают тех, кто искренне пытается вступить с ними в переписку.

Насколько это распространенное явление? Как вы можете определить, что человек действительно искренне чем-то интересуется? Потому что часто пишут: дорогие братья и сестры, помогите, пришлите денег, не хватает ни на что. А потом это все тратится на сигареты и еще на что-то такое. Какой-то фильтр у вас существует или вы переписываетесь абсолютно со всеми?

– Вопрос этот действительно сложный и неоднозначный. Конечно, мы в своей практике сталкиваемся с этим и видим, что человек может обращаться к нам под личиной благочестия и елейности, мимикрировать, пытаясь показать, что он встал на путь православного становления, и просить: пожалуйста, помогите. Конечно, это встречается, и зачастую это можно распознать. Когда мы видим, что человек постоянно уводит разговор в какие-то материальные просьбы, а если ему отказываешь, он начинает высказывать: Господь же говорил, в Библии же написано… Начинает в основном на определенные строки упирать. Абсолютно точно, что это манипуляции. У нас есть координатор, который подсказывает нам, как быть в такой ситуации. Опытные волонтеры уже знают, что на такие манипуляции вестись не надо.

Мы четко отвечаем: я готов с Вами переписываться по таким-то вопросам, а материальное обеспечение мы Вам предоставить никак не можем. Мы сразу честно об этом говорим. Может быть, у него есть представление, что он сейчас немного пыли в глаза пустит, человек растает… Такие случаи тоже бывают, сердобольные волонтеры могут на этот путь встать. Но тут есть важный момент, чтобы из-за тех людей, которые занимаются манипулированием, не выплеснуть с водой и ребенка. Среди сотен, может быть, даже тысяч людей, которые могут пользоваться этим недобросовестно, могут попасться один-два человека, которые искренне пришли к Богу.

И кто мы, чтобы судить, кто достоин, а кто нет? Если мы видим эту манипуляцию, мы ее останавливаем, стараемся ей не поддаваться. Но все-таки у нас существует некоторая презумпция невиновности, мы предполагаем, что человек обращается к нам добросовестно, что действительно в его сердце что-то затеплилось. Были такие случаи, когда заключенные писали нам: пожалуйста, ничего нам не присылайте материального, пришлите христианскую литературу, давайте с вами разговаривать. Я сама видела такие письма и общалась с такими людьми.

Я читала письма, когда человек искренне делится тем, что у него на душе: как он пытается молиться, как рассеивается его внимание, как он обратно возвращается, как пытается бороться со своими страстями, анализирует и осознает свою жизнь. Я вижу, что это искренний рассказ, почти исповедь. Человек говорит, что он действительно был в помраченном состоянии: ему казалось, что он «право имеет» ограбить или обмануть кого-то. Когда переписка уже длительная и человека немного узнаешь, хочется думать и верить, что это все действительно искренне. И я его поддерживаю. А дальше уже Господь рассудит, кто был искренним, а кто пытался что-то с этого получить.

– Вы лично и Ваши коллеги по переписке не встречаетесь с осуждением со стороны знакомых, окружающих, когда рассказываете, что переписываетесь в том числе с осужденными на пожизненный срок? Вам не говорят: вы хотите облегчить участь маньяков, убийц, душегубов? Зачем вы делаете им хорошо, если они сделали плохо десяткам людей? Как Вы отвечаете на этот вопрос?

– Да, я сталкиваюсь с таким, как и другие наши участники группы. И даже не всегда осуждают, просто человек говорит: я бы так не смог, не стал бы этого делать. Но в данном случае мы смотрим на это по-другому. Если есть искреннее стремление к Богу, человек уже совсем по-другому оценивает свою жизнь. Да, преступления могут быть ужасными, но мы никогда не расспрашиваем их об этом. Опять же вспоминается: кто мы, чтобы судить?

Человек уже несет свое наказание, государство его уже наказало. Своей перепиской мы его не освобождаем, не пытаемся помочь ему избежать наказания. Но душа человека тянется к исправлению, к тому, чтобы переоценить свою жизнь, и мы поддерживаем это. Если человек нам не пишет, мы сами не пишем в колонию какому-нибудь, как Вы сказали, маньяку: давай исправляйся, кайся! Мы так не делаем. Только если у самого человека есть это стремление.

И еще такой момент: раз это пожизненное заключение, то представляется всегда что-то ужасное, какое-то ужасное преступление. Но бывает, что к этому очень тонко подмешивается наше восприятие себя как человека, носящего «белое пальто». Он такое совершил, но я бы такого никогда не сделал, это же просто ужасно! Но если покопаться в своей собственной душе, может быть, и не найдешь каких-то кровавых злодеяний, но ведь Господь сказал: если ты кого-то злословил – это все равно что убил. И получается, что мы себя считаем очень чистыми и безгрешными, а этих людей – ужасными.

Да, они совершили ужасные вещи, особенно осужденные на пожизненный срок. Но я – не тот человек, который должен их судить. Есть наказание, но есть и наша история христианская, наша переписка. Это не про то, что человека освободят от наказания. Это про то, что, может быть, его душа будет очищаться через его приход к вере и через то, что он, возможно, сможет искупить совершённое. Вспоминаем благоразумного разбойника, который в последний момент осознал, что он делал, и сказал: Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем! И что Господь ответил? Ныне же будешь со Мною в раю.

– Как Вы относитесь к высказываниям, которые, возможно, Вы тоже встречали, о том, что лучше бы отменили мораторий на смертную казнь и всех, кто сидит на пожизненном, убили за их преступления? Мы видим, что процент наших сограждан, которые поддерживают решение об отмене моратория на смертную казнь, близок к половине. Что Вы можете сказать исходя из Вашего опыта переписки с осужденными на пожизненное заключение, почему этого нельзя делать?

– Это нельзя делать потому, что пока человек жив, он может покаяться. Здесь тоже можно сказать: вот смертную казнь введут, и он в последний момент перед смертью покается. Но это же тогда будет покаяние под принуждением, под страхом смерти. А тут у человека есть возможность все переосмыслить. Пожизненное заключение, по сути, может быть, даже страшнее самой смерти. Представляете, быть запертым и знать, что ты никогда не выйдешь? Или в лучшем случае выйдешь через 25 лет условно (есть такая статья, по которой можно через 25 лет выйти, но она очень редко применяется).

По сути, ты всю жизнь будешь сидеть здесь. И это более серьезное наказание. Есть такое высказывание: умереть легче, чем жить, когда трудно. Получается, что само пребывание там – это длительное, растянутое наказание. Но я все-таки хочу рассматривать это с той точки зрения, что у человека есть возможность в этих условиях покаяться и каким-то образом еще принести пользу.

Я переписываюсь с человеком, находящимся на пожизненном. И я получала от него очень много поддержки, потому что тоже делилась с ним чем-то; конечно, в разумных пределах. Какими-то своими переживаниями о воспитании детей (у него тоже есть дети). И он мне говорил очень мудрые вещи. В каких-то ситуациях я даже просила его молиться за меня. Казалось бы, странная ситуация: человек сидит на пожизненном, а я прошу его молиться за меня. А ведь его молитва, может быть, даже скорее до Господа доходит, потому что он может находиться в таком предельном страдании, что Бог его скорее услышит.

Господь так не судит: ты сделал ужасные вещи – и на тебе клеймо… Мы, люди, мыслим какими-то жестокими категориями: наказать, отомстить, око за око, зуб за зуб. И получается, что эту цепочку зла мы не останавливаем. Мы продолжаем это осуждение. Я нисколько не отрицаю горя людей, которые пострадали от них, чьих родственников убили, ограбили. Я нисколько не оправдываю этих преступников. Но именно наше христианское мировоззрение позволяет даже в этой, покалеченной ужасными делами душе увидеть человека и возможность отмыть в нем образ Божий, как на запыленной, испорченной иконе. 

Пока у человека есть жизнь, у него есть шанс. А если мы эту жизнь отнимаем – с этим уже сложнее. Это лично моя позиция, но мне кажется, что нужно отходить от кровожадных желаний. Зачастую я смотрю какие-то правовые передачи и вижу, сколько бывает ненависти, например, у пострадавших или у их родственников. Они говорят: «Да ему мало, ему надо больше!» Получается, что повреждается сам пострадавший или его родственники, когда они встают на тропу жажды крови. Да, человека надо наказать, но получается, что ты сам заражаешься ненавистью и грешишь. Ты не готов ему простить: нет ему прощения! А что это значит – нет прощения? Это же страшно услышать. Господь никому так не говорит.

– Александра, можно сказать, что Вы еще и волонтер телеканала «Союз». Перед началом нашей беседы Вы сказали, что подписаны на регулярные пожертвования этому каналу. Можете объяснить, почему это важно, как Вам кажется?

– Я являюсь зрителем телеканала «Союз» уже давно. Это был, пожалуй, первый православный канал, который я обнаружила. Моя мама смотрит этот канал. Для меня это было окно для просвещения, я пользовалась даже какими-то материалами с сайта, в том числе для переписки с заключенными. Но и лично для меня это – возможность услышать слово Божие, если можно так сказать, в его правильной интерпретации.

Мне очень хочется как-то поддержать телеканал «Союз», и я свою скромную лепту тоже в это вношу. У меня каждый раз сердце кровью обливается, когда я вижу задолженности за телевещание. И я думаю: «Ведь все равно телеканал живет, Господь его поддерживает, и нам надо хоть что-то делать для этого». Поэтому я всех телезрителей очень призываю жертвовать на работу канала. Это реальное просвещение, которое мы получаем из прямых уст священников, богословов, и это то, что можно противопоставить грязи и пошлости на других каналах. Не буду всех мазать черной краской, но это есть. И хорошо, когда можно просто переключить канал, вдохнуть глоток свежего, чистого воздуха и что-то для себя полезное узнать.

– Спасибо огромное за Вашу поддержку!

Ведущий Александр Гатилин