– Жить с такой ответственностью тяжело, но интересно. Дело в том, что в тот момент, когда я пришел в специальность, когда был еще студентом, я понял, что от наших действий в процессе излечения пациента зависит далеко не все и всех больных мы спасти не можем. С таким, я бы сказал, трезвенным подходом к нашей специальности я и живу, и в специальности 27 лет.
– То есть «подвиг каждый день» – это не про Вас?
– Отчего же? Это и про меня, и про моих коллег.
– В чем подвиг? Что все-таки зависит от личности реаниматолога?
– Продолжим с того, с чего Вы начали. Да, от наших действий зависит немало, и эффект правильности или неправильности своих решений и поступков мы видим достаточно быстро. Часто нам приходится принимать серьезные решения, работать на пределе своих возможностей, как сейчас делают наши коллеги, которые борются с эпидемией новой коронавирусной инфекции. Так что в нашей специальности есть место и подвигу, и романтике.
– А цинизм? Очень часто говорят, что врачи – закоренелые циники.
– Не всегда. Не надо цинизм привязывать только к нашей профессии: в каждой профессии у человека возможно выгорание (не побоюсь этого слова) – и у врачей, и у учителей, и даже у священников. Но вера и правильный настрой, правильная оценка своей роли в процессе исцеления пациента не позволяет наступить профессиональному выгоранию и дать цинизму захлестнуть все наше существо.
– А чему учат врачи и пациенты?
– Пациенты и особенно их родственники нас очень многому учат. Внимание к пациенту делает возможным воспринимать его не просто как набор каких-то симптомов, набор жалоб и клинических лабораторных признаков, но и как человека со своей историей, семьей, жизнью, профессией… Иной раз приходится сталкиваться с очень интересными людьми, и болезнь, бедственное состояние человека не должны заслонять интересную человеческую личность, с которой мы имеем счастье работать.
– Встреча с кем из Ваших пациентов запомнилась Вам?
– Мы работаем в церковной больнице, поэтому, конечно, больше всего запоминаются священнослужители, прихожане каких-то храмов. Наверное, запоминались все-таки молодые люди, ведь больше всего в отделении реанимации пожилых: средний возраст наших пациентов – 65 лет, он увеличился, как увеличился средний возраст населения в нашей стране вообще. Пациент может быть и 100-летний (вчера мы оперировали старушку 98 лет), но иногда попадают молодые – они запоминаются.
– Чем запоминаются? Поведением, отношением, фразами?
– Опять же о священнослужителях… Их глубокая вера и совершенно необычное отношение к собственному состоянию и болезни…
В одном из священнослужителей (который у нас же и почил, это было 8 лет тому назад) настолько была живая вера, что он до последнего дня, пока мог вставать, Святое Евангелие читал стоя и не позволял себе читать Евангелие не то что лежа, но и сидя. А другой батюшка, очень близкий мне человек, сгорел буквально за 5 дней: в 7 утра он служил литургию, в двенадцать преставился, то есть он, как ракета, взошел на Небо. Еще один священник вылечился, но путь к исцелению занял четыре месяца, из них три месяца на искусственной вентиляции легких с трахеостомой; сейчас ему 82 года, и он возглавляет один из больших приходов в Москве, имеет очень крепкую церковную общину, и недавно после двухнедельного карантина (у них болел один из клириков) он при закрытых дверях начал вновь совершать Божественную литургию и прочие богослужения. Мы с ним уже попрощались несколько раз: на момент его болезни ему было 79 лет, медики меня поймут: доза норадреналина превышала 1 мкг. Но, видимо, молитвы его прихожан и наши усилия сотворили чудо, и я был свидетелем этого чуда: он вернулся к жизни, более того, восстановился, вновь начал петь с хорошим голосом – и это после двух месяцев с трахеостомой. Так что каждому Господь открывается по-своему: с рыбаками Он говорил через чудесный улов рыбы, с пастухами – через их стада, через их животных, с докторами Господь разговаривает языком наших пациентов.
– Cреди ваших пациентов есть атеисты? Как они переносят все тяготы: хуже, лучше? Можно ли сравнить?
– Атеисту болеть тяжелее: он не понимает смысла страданий; и атеисту сложнее сообщать тяжелые диагнозы, когда шансы на излечение малы. Но мы стараемся найти общий язык со всеми нашими больными.
– Были случаи, когда атеисты приходили к вере, находясь в реанимации?
– Были люди, крестились, часть из них поправились, часть преставились.
– Кого Вы считаете своим главным учителем и какой главный урок Вы вынесли?
– Я ученик академика Бориса Романовича Гельфанда. Он, к сожалению, скончался 3 года тому назад. Кстати, сейчас нашу кафедру возглавляет Денис Николаевич Проценко (это имя сейчас знакомо всем россиянам), он тоже ученик Бориса Романовича. Девизом нашей кафедры и основным лозунгом, который Борис Романович насаждал в сердца и сознание своих учеников, было: «Эмпатия и релевантность», что означает «Сострадание и соответствие»: сострадание ближнему и соответствие высоким и профессиональным, и морально-этическим принципам, которых требует от нас наша профессия.
– Чем церковная больница отличается от обычной? Десять лет назад Вы в интервью сказали, что если бы работали в любой другой московской больнице, Вы бы получали вдвое больше, но при этом продолжаете работать именно в церковной больнице. Почему?
– Сейчас разрыв в зарплате, благодаря разумной политике нашего руководства, сократился. Но пусть мы даже получаем несколько меньше, чем наши коллеги в больнице через дорогу, много плюсов есть в нашей работе…
Очень хорошее лекарственное обеспечение и обеспечение самой современной медицинской техникой: у нас внедрены все методики сегодняшнего и завтрашнего дня; и у нас очень хороший коллектив.
Почему я бы не мог работать в городской больнице? Как театр начинается с вешалки, так сейчас любая больница начинается с кабинета платных медицинских услуг. К счастью, в нашей больнице этого нет. Чему меня научили в институте 35 лет тому назад, так мы и работаем сейчас: что медицинскую помощь надо оказывать бесплатно, поэтому никакого когнитивного диссонанса по этой части в сознании нет.
– Как относятся Ваши близкие родственники, друзья к такому бессребреничеству?
– Я повторяю: нельзя говорить, что мы бедствуем. Я из медицинской семьи, у меня папа, бабушка, дедушка, супруга, теща – все медики. Жена моя врач анестезиолог-реаниматолог, старшая дочь становится ветеринаром, так что у меня никогда не было в семье конфликтов, непонимания по этой части.
– Я прочитал в интервью, что вы с женой вечером за ужином обсуждаете своих больных…
– Да, обязательно.
– Зачем?
– Это же очень интересно, мы обмениваемся опытом: обмениваться опытом полезно с любыми коллегами, а если это еще и любимый, близкий тебе человек, это приятно вдвойне и полезно.
– Вы и так на работе в этом варитесь, еще и дома?
– Нет, хорошо обсудить каких-то больных, узнать мнение супруги, она узнает мое мнение, все-таки где-то больше разбирается она… Она очень неплохой анестезиолог, я что-то больше понимаю в антимикробной терапии. Затем, открою тайну, моя супруга Ирина Владимировна – врач Свято-Спиридоньевской богадельни, и всех насельников богадельни мы знаем буквально по именам, обсуждаем, и периодически они приезжают ко мне лечиться. Это отлаженная система, такой вот семейный подряд.
– На Вашем веку были какие-то заболевания, которые из неизлечимых стали излечимыми?
– Я бы перевел разговор в несколько иную плоскость: повысилась за те 27 лет, что я работаю, функциональная операбельность пациентов. Сейчас усовершенствовались методы проведения анестезии, мы можем провести анестезиологическое пособие без особенного вреда пациенту практически с любой сопутствующей патологией.
Повторяю, вчера нашей пациенткой была больная Марья Кузьминична, 98 лет, с переломом бедра, и пока она достаточно неплохо переносит это хирургическое вмешательство. Я так думаю, благодаря не то что нашим умениям, а благодаря современной технике, современным методикам проведения анестезии, которых 25 лет тому назад не было.
– Вы говорили, что часто приходится беседовать с родственниками пациентов, и зачастую это переходит в духовно-этическую сферу. О чем Вы говорите? И почему с ними важно разговаривать?
– С родственниками общаться тяжелее, чем с нашими пациентами: пациент видит наш труд и может объективно оценить наши старания. Родственники же не всегда уверены, что мы делаем максимум для их близкого человека. Но все-таки с ними надо разговаривать много и терпеливо, и я считаю, мои врачи этому обучены. Родственников мы стараемся пропускать, если они этого хотят, к их близким, которые находятся в отделении реанимации. Родственники нас учат многому: я уже говорил, мы грешим подчас тем, что воспринимаем человека как носителя болезни, а они знают всю его прошлую жизнь и, видя их такое теплое отношение к близкому человеку, к страдающему, мы сами проникаемся этим отношением. Человек перестает для нас быть клиническим случаем, становится личностью со своим внутренним миром.
– Вы считаете день воскрешения Лазаря своим профессиональным праздником: отчасти вы действительно ближе всех к возвращению людей к жизни. Как вы этот день проводите и почему именно так?
– Начал бы с того, что не стоит ставить знак равенства между великим чудом, которое сотворил Спаситель, воскресив четверодневного мертвеца, и нашей работой. Мы можем вернуть человека к жизни максимум после пяти минут клинической смерти, иногда чуть больше, и то при благоприятном стечении обстоятельств. Но так или иначе в названии этого праздника присутствует слово «воскрешение», и мы занимаемся реанимацией, то есть возвращением к жизни, поэтому мы этот праздник считаем очень близким. В евангельской истории, которую поведал евангелист Иоанн, меня лично очень трогает человечность Христа Спасителя: Он ведь Совершенный был не только Бог, но и Человек, и никакие человеческие эмоции Ему не были чужды. Когда Спасителя привели на гроб Лазаря, что сказано в Евангелии? Он прослезился. Человечность Христа Спасителя, Сына Божия, и нас учит быть человечными, теплыми по отношению к нашим ближним. И этот праздник мы всегда отмечаем: духовенство у нас совершает молебен, обычно его возглавляет епископ Пантелеимон, затем следует беседа с владыкой, которая бывает всегда полезна для нашего развития, для нашей души.
– Понятие «человечность» очень хорошо характеризует атмосферу, что царит в больнице. Как Вы подбираете коллег, сотрудников? Помимо профессиональных критериев есть еще какие-то человеческие?
– Конечно. В свое отделение я стараюсь принимать людей на работу, которые мне близки, профессиональные истории которых мне знакомы: мы стараемся не брать на работу случайных людей; пока нам это удается, слава Богу.
– Какой у Вас коллектив в отделении? Сколько человек?
– Около сорока пяти: двенадцать врачей, достаточное количество сестер и санитарок.
– Сколько сейчас мест в отделении?
– Девять коек плюс четыре операционных стола, проведение анестезии на которых тоже входит в сферу компетенции нашего отделения.
– Все койки постоянно заняты? Как с востребованностью реанимационных коек?
– Реанимационные койки весьма востребованы, и когда наш стационар снова войдет в апогей своей оперативной активности, увеличится объем плановых и экстренных операций, конечно, они будут заняты.
– Насколько реально попасть в больницу, попасть к Вам? Люди, слушая и Вас, и Алексея Юрьевича Зарова, видят, что можно довериться…
– Несколько дней в неделю привозит больных скорая помощь, но для прихожан московских храмов и монастырей, тем более духовенства, нет никаких проблем попасть в нашу больницу.
– Алексей Юрьевич, когда рекомендовал сделать интервью с Вами, сказал, что Вы человек размышляющий. Что для Вас значат размышления о вере, о ее роли в жизни человека?
– Никогда я себя не считал человеком богословствующим. Мне ближе богословие в красках – искусство иконы. Год назад по благословению отца Владимира Воробьева, ректора Свято-Тихоновского гуманитарного университета, группа иконописцев для нашего отделения написала уникальную икону Собора святых целителей. И там вместе с целителями древних времен (от апостола Луки, святых Космы и Дамиана, Пантелеимона и Ермолая, Самсона и Диомида, Фалалея, Трифона) целители новых. Мы включили и великую княгиню Елисавету Феодоровну с ее сподвижницей инокиней Варварой, и государыню Александру Феодоровну с ее четырьмя дочерьми, которые были сестрами милосердия, Анастасию Романову, которая в Киеве основала не только монастырь, но и замечательный госпиталь, страстотерпца Евгения Боткина, сохранившего до смерти верность своему государю (не многие дворяне так отличились, не многие даже представители духовенства сохранили верность государю, которому присягали). Там есть медицинские сестры Татьяна Гримблит, Варвара Чернышева (святая Ижевской митрополии, дочь священника, которая работала медицинской сестрой и не оставила своего отца, когда его мучили в 1918 году, погибла вместе с ним). Так что эта икона теперь напоминает в нашем отделении о высоком идеале, которому мы должны служить.
– Как Вы восстанавливаете силы? Каждый день Вы в таком нервном стрессе, напряжении; от Вас, Ваших действий действительно зависит жизнь человека…
– У меня замечательная семья. Супруга Ирина Владимировна мой единомышленник, о ней я уже достаточно сказал, трое прекрасных детей, живы мои родители, уже очень пожилые. Общение с семьей силы придает – я вижу, ради чего работаю. Затем я вижу определенную отдачу от того, что удается сделать на работе, – все-таки летальность у нас не превышает 10%: из 10 умирает только один, но девять человек мы выписываем.
Я вижу, что удается что-то сделать на уровне коллектива, коллектив радует: это содружество врачей, медицинских сестер и санитарок; я бы сказал, коллектив моей мечты. И это не может не радовать.
Вы спрашиваете, как возвращаются силы. Конечно, утренние и вечерние молитвы, участие в церковных таинствах. Я иногда могу сократить вечернее молитвенное правило, но утреннее стараюсь совершать неукоснительно и считаю, что это лучшая зарядка, возможность напитаться Божественной энергией в начале рабочего дня.
– Алексей Юрьевич посетовал на изменения, которые происходит в медицинском образовании. Общаетесь ли Вы с молодым поколением и сильно ли молодые отличаются от Вас тридцатилетней давности?
– Я не склонен ругать молодежь ни прежнюю, ни современную, да и себя я не считаю пожилым и опытным человеком. Есть молодые люди очень интересующиеся, очень ответственные, их мы с удовольствием принимаем на работу.
– Что должны знать простые граждане о каких-то действиях, которые они могут предпринять на улице…
– Вы не оговорились: все люди, имеющие среднее образование (даже не специальное), должны иметь навыки сердечно-легочной реанимации. Внезапно умершего человека можно вернуть к жизни, если навыки сердечно-легочной реанимации применить на практике. Чаще всего внезапная смерть, уличная смерть наступает как осложнение ишемической болезни сердца, и таких людей реанимировать можно и нужно, у них шанс на возвращение к жизни достаточно велик. И этому мы стараемся обучить как можно больше и медицинских работников всех уровней, и наших волонтеров, добровольцев. Занятия проходят у нас в отделении, у нас есть очень хороший манекен, который нам служит уже 13 лет, мы учим непрямому массажу сердца, искусственному дыханию, оценке, диагностике клинической смерти, оценке эффективности реанимационных мероприятий, и я надеюсь, не одну жизнь человеческую таким способом нам удалось спасти.
– Вы сказали, что не все зависит от действий человека, а многое зависит и от техники, что есть под руками. Насколько обеспечена технически реанимация в больнице святителя Алексия?
– Все основные процедуры, которые требуются для замещения работы жизненно важных органов, у нас есть. И аппараты ИВЛ последних поколений, и аппараты для заместительной почечной терапии, следящая аппаратура, наркозно-дыхательные аппараты, дозирующее устройство, противопролежневые матрасы, термостабилизирующий матрас... Но вот методика экстракорпоральной мембранной оксигенации – это, возможно, наш завтрашний день.
Ведущий программы Александр Гатилин
Записала Елена Чурина
Как родившийся в Париже потомок эмигрантов первой волны впервые оказался в России, как общался с соотечественниками в 90-е годы и как способствовал объединению двух ветвей Русской Православной Церкви? Рассказывает архиепископ Русской Православной Церкви Заграницей Михаил (на покое).
Православный телеканал «Союз» существует только на ваши пожертвования. Поддержите нас!
Пожертвовать
«Источник жизни» (Нижний Новгород). Выпуск от 29 марта 2024
«Путь к храму» (Новосибирск). Выпуск от 29 марта 2024
У книжной полки. Беседы и слова о Божественном домостроительстве
Благая часть. 29 марта 2024
Саратов. Прием заявок на XXII Областной пасхальный фестиваль
Допустимо ли не причащаться, присутствуя на литургии?
— Сейчас допустимо, но в каждом конкретном случает это пастырский вопрос. Нужно понять, почему так происходит. В любом случае причастие должно быть, так или иначе, регулярным, …
Каков смысл тайных молитв, если прихожане их не слышат?
— Тайными молитвы, по всей видимости, стали в эпоху, когда люди стали причащаться очень редко. И поскольку люди полноценно не участвуют в Евхаристии, то духовенство посчитало …
Какой была подготовка к причастию у первых христиан?
— Трудно сказать. Конечно, эта подготовка не заключалась в вычитывании какого-то особого последования и, может быть, в трехдневном посте, как это принято сегодня. Вообще нужно сказать, …
Как полноценная трапеза переродилась в современный ритуал?
— Действительно, мы знаем, что Господь Сам преломлял хлеб и давал Своим ученикам. И первые христиане так же собирались вместе, делали приношения хлеба и вина, которые …
Мы не просим у вас милостыню. Мы ждём осознанной помощи от тех, для кого телеканал «Союз» — друг и наставник.
Цель телекомпании создавать и показывать духовные телепрограммы. Ведь сколько людей пока еще не просвещены Словом Божиим? А вместе мы можем сделать «Союз» жемчужиной среди всех других каналов. Чтобы даже просто переключая кнопки, даже не верующие люди, останавливались на нем и начинали смотреть и слушать: узнавать, что над нами всеми Бог!
Давайте вместе стремиться к этой — даже не мечте, а вполне достижимой цели. С Богом!