В новом выпуске программы − художественный руководитель, главный дирижёр Московского государственного академического камерного хора Тимофей Гольберг. Тимофей расскажет об истории легендарного коллектива, который публика любит и знает как "Хор Минина", а также об опыте, полученном от маэстро В.Н. Минина, и о ноу-хау, которые он привнес в творчество коллектива, взяв бразды правления в свои руки.
(В расшифровке сохранены некоторые особенности устной речи)
Тимофей Гольберг, художественный руководитель, главный дирижер Московского государственного академического камерного хора, родился в 1991 году в Нижнем Новгороде. В 2014 году окончил Нижегородскую государственную консерваторию имени Глинки. С 2016-го дирижер, а с 2019 года − художественный руководитель и главный дирижер Московского государственного академического камерного хора. Занял этот пост по предложению основателя коллектива народного артиста Советского Союза профессора Владимира Минина. Под руководством Тимофея Гольберга прошел ряд мировых музыкальных премьер на ведущих сценах столицы. Обо всем подробнее поговорим прямо сейчас в программе «Канон».
− Тимофей, однажды Владимир Николаевич Минин сказал: «Задача ведь не в ноты попасть, а спеть смысл». Вот сегодня мы с Вами поговорим и о нотах, и о смыслах, и о замечательном коллективе, которым Вы руководите. Но вначале я хотел бы все-таки поговорить о Вас. Расскажите, пожалуйста, с чего начался Ваш музыкальный путь. Как Вы стали музыкантом?
− Мой музыкальный путь начался в Нижнем Новгороде лет с пяти. Наверное, такое случается практически со всеми музыкантами, когда мама за ручку куда-то вас приводит. Для меня это была хоровая студия «Камертон», которой я впоследствии руководил, когда поступил в консерваторию. Собственно, в Нижнем Новгороде я окончил музыкальный колледж, консерваторию по классу хорового дирижирования, затем по классу оперно-симфонического дирижирования. После конкурса в Москве в 2015 году Владимир Николаевич Минин меня пригласил в помощники. Вернее так: мне позвонили из хора, сказав, что предлагают сделать концерт с хором Минина. И предоставили личный домашний телефон Владимира Николаевича.
Можете представить мое ощущение, когда ты полтора года назад окончил консерваторию, сейчас учишься в ассистентуре, на стажировке, но, по сути, еще студент? Ну да, поездил по каким-то конкурсам. Я сначала выбирал программу, потом звонил Владимиру Николаевичу, согласовывал это… Помню его культурную и высокоэстетичную речь и как он обращается. За все время нашего общения ни разу не обратился ко мне без имени-отчества, хотя я младше его на 60 с лишним лет…
Я приехал на концерт в июне 2016 года, и после концерта уже Владимир Николаевич подозвал меня и пригласил работать: помогать в должности дирижера. И что было очень важно − со свободной репертуарной политикой. То есть пригласил, что называется, молодого коллегу, чтобы привносить какие-то свежие краски в репертуар коллектива.
− Давайте мы прямо сейчас насладимся этими красками и посмотрим фрагмент вашего выступления…
(Фрагмент выступления.)
− Тимофей, несколько лет назад Владимир Николаевич был у нас в гостях, и это была незабываемая встреча с легендой. Сейчас Владимир Николаевич тоже остается при делах? Поясните, какая у него сейчас должность.
− После того как Владимир Николаевич предложил мне стать художественным руководителем коллектива, сам он занял должность президента коллектива. Эта должность является, по сути, функцией верховного советника, верховного наставника (как для художественного руководства, так и для дирекции хора). И, собственно, Владимир Николаевич приходит на концерты. Иногда я могу попросить его прийти на какую-то генеральную репетицию, чтобы потом получить совет. Стараюсь согласовывать с Владимиром Николаевичем серьезные кадровые перемены, особенно если это касается людей, с которыми он работал несколько десятилетий. Это обязательно. Это такая, что называется, этика общения. Но самое ценное в этих отношениях для меня, наверное, то, что Владимир Николаевич ведет себя по отношению к художественному процессу невероятно деликатно. Он дает совет только тогда, когда ты сам за ним придешь.
− И что удивительно, зрители по-прежнему называют: хор Минина. Несмотря на такое большое красивое название (Московский государственный академический камерный хор), все равно для зрителей это хор Минина.
− Лет пять назад у нас произошел так называемый ребрендинг, мы изменили название: Минин-хор. Вроде бы нормально, вроде бы правильно, но у всех как-то язык не поворачивался это произносить. Я имею в виду сотрудников, артистов, музыкантов этого коллектива, и потом мы все-таки решили вернуться к прежнему названию. Должно быть какое-то человеческое название, которое легко произнести. И то, которое сформировалось еще в 70-х (хор Минина), считаю, самое верное, и я надеюсь, что за все время существования этого коллектива именно так он и будет называться.
− Владимир Николаевич в январе отметил 96-летие. Мы его поздравляем и желаем многая лета. И в связи с возрастом, конечно, он сейчас все реже дает интервью. И вот, как я уже сказал несколько лет назад, он был у нас в гостях, но для тех зрителей, которые не видели эту встречу или, может быть, уже забыли об этом, Вы могли бы напомнить историю коллектива? Сказать, с чего он начался.
− Владимир Николаевич был ректором Гнесинского института, и именно апрель 1972 года считается точкой отсчета истории нашего коллектива со своим любительским хором, который он создал на базе студентов. Причем это были студенты и инструменталисты, и хоровики, и вокалисты. Вот на базе этих студентов, собственно, хор дал первый концерт в Доме ученых на Кропоткинской − это недалеко от Храма Христа Спасителя.
Через год с небольшим хор уже, благодаря усилиям многих музыкальных деятелей, не без помощи Георгия Васильевича Свиридова, получил уже профессиональный статус. Было штатное расписание, была выделена база, выделен бюджет, и коллектив уже 1974 год встречал в статусе профессионального. Вторая половина 70-х и 80-е − это период совершенно дикого взлета коллектива. Что самое главное, что обеспечило Московскому камерному хору и его руководителю Владимиру Николаевичу Минину такую мировую славу? Ведь коллектив объездил все континенты, кроме Австралии. У нас до сих пор есть люди, которые работают еще с 80-х годов, они говорят: чемодан всегда оставляли в прихожей.
Два-три месяца в году люди проводили за границей. Когда приезжали сюда, в Москву, успевали только спеть несколько абонементов в Московской филармонии, еще какие-то концерты с приглашенными оркестрами и дирижерами − и опять отправлялись за границу. Это действительно так было.
И хор одним из первых исполнил русскую духовную музыку в Советском Союзе, которая была росчерком пера отменена; хор исполнил «Литургию» Рахманинова. Именно тогда, конечно, не осмелились написать на афише «Литургия» и написали «Рахманинов. Семь хоров. Оп. 31». Умные знали, что это «Литургия» святого Иоанна Златоуста. Да, конечно, исполнили не всю, семь фрагментов, но это был огромный шаг. Есть пластинки, которые впоследствии записывались, причем в храмовой акустике. И именно то качество, то, с какой страстью, честностью, искренностью хор подходил к исполнению духовной музыки, и было каким-то сильнейшим толчком и трамплином к мировой славе. И эта же музыка принималась во всех странах мира просто на ура.
− Переняв такой большой и легендарный коллектив с огромной традицией, богатой школой, насколько Вам было сложно взаимодействовать с этими артистами? Найти общий язык с ними?
− Мне и сейчас сложно. Владимир Николаевич сказал мне, передавая ключи от кабинета: «Самое главное сейчас для Вас − партитура человеческих отношений». В 2019 году, когда Владимир Николаевич предложил мне стать художественным руководителем и главным дирижером коллектива, мне было 27 или 28 лет. В то время в коллективе было, наверное, только два человека младше меня, все остальные были старше. Более того, на сегодняшний день есть люди старше меня, которые работали в коллективе еще тогда, когда меня не было на свете. И, кстати, они в прекрасной вокальной форме находятся, потому что настоящей закалки.
Самым весомым для меня стало то, чтобы артист видел, что ты занимаешься музыкой. И когда авторитет стал зарабатываться (конечно, это достаточно длительный процесс), стал в глазах артиста более удельным с точки зрения его веса и массы, тогда с точки зрения взаимоотношений с артистами, мне кажется, стало все очень неплохо. Как я говорю, коллектив артистов − это светящаяся восхитительная материя, я воспринимаю это как пульсирующий светящийся шар, который ты поддерживаешь руками, чтобы он пульсировал в рамках эстетики организма, а с другой стороны, слишком сильно его не зажимаешь, чтобы не прекратить эту пульсацию. Это постоянное внимание к своим артистам.
− Сам маэстро Минин говорил, что у каждого дирижера должны быть свои ноу-хау. Несмотря на то что есть традиции, какие свои новшества Вы привнесли в коллектив?
− Я бы прежде всего говорил о репертуаре. Последние 10−15 лет (до того, как я стал художественным руководителем) Владимир Николаевич гениальнейшим образом дирижировал. Причем это надо было видеть: человек выходит, что называется, в 80 плюс на полтора или два часа концерта, ни разу не присев. С экспрессией, с отдачей, наизусть, без нот… Это просто надо видеть. Я даже какие-то концерты вставал в хор, в партию баритонов, подпеть, чтобы посмотреть вот в это лицо, как это работает. Мощная энергия.
Пожалуй, репертуар − самое важное, что ты должен привносить в коллектив, будучи его дирижером. Начали мы с музыки, которая совершенно далека от исполнительской эстетики нашего хора. Я решил, как ни странно, зайти, что называется, с боковой двери. Это была музыка Альфреда Шнитке. И очень интересная история связана с тем, как Альфред Гарриевич, написав «Реквием», обратился к Владимиру Николаевичу Минину еще 40 лет назад и попросил его это исполнить, записать. Тогда хор был занят концертно-гастрольной деятельностью, и Владимир Николаевич, раз времени не было, был вынужден отказать.
Я эту историю узнал только после того, как мы взяли в репертуар «Реквием» Шнитке. Это было первое сочинение у нашего коллектива этого автора, и мы его записали, у нас выпущен диск, к нему добавили, что называется, бонус-трек, «Три духовных хора» (тоже Альфреда Шнитке), и тогда у меня было внутри ощущение, что каким-то образом мы, что ли, отдали дань или долг Альфреду Шнитке из-за того отказа. Это было очень важно.
− Всему свое время, видимо.
− Совершенно верно, и потом еще Владимир Николаевич мне говорил, что, наверное, это не его музыка. Потому что Владимир Николаевич − гениальный мелодист. В музыке Шнитке нужны более собранные, точные голоса. Это несколько отличается от привычной манеры, эстетической манеры пения Московского камерного хора… Там же прежде всего − точность. Конечно, сначала артисты все это воспринимали в штыки. Но исполнили, потом записали. И когда был результат, я видел, что все больше людей уже на моей стороне, я почувствовал принятие этой музыки… Были еще некоторые сочинения Альфреда Шнитке. В общем-то, самое главное ноу-хау − это репертуар и иные формы исполнительства, какие-то театральные проекты. Сейчас у нас с Даниилом Спиваковским замечательные проекты, он читает «Метель», мы поем музыку Свиридова. С Евгением Витальевичем Мироновым у нас замечательные проекты и так далее, хор должен чуть шире жить, а не просто с папками стоять на сцене филармонии.
− Поиск этих новых форм − это попытка быть в конкуренции с другими коллективами? Потому что многие обращаются к каким-то сценическим фокусам.
− Честно признаюсь, я не думал о конкуренции. Как мне видится по сегодняшней ситуации в Москве, у каждого коллектива есть свой слушатель. Или даже так: у каждого зала есть свой слушатель. Если мы поем, допустим, максимум десять раз в сезон в зале «Зарядье», то всегда есть слушатель, всегда есть слушатель нашего коллектива. Наверняка там нет в зале слушателя другого московского великолепного коллектива.
Точно так же у них есть люди, которые ходят вот на такой-то хор. Конечно, есть и другие, которые идут на программу. Поэтому смысл был прежде всего в том, что я искал в глазах артистов потребность, и я ее видел и получал это в чем-то новом, в чем-то интересном. Один из примеров − это заказ композитору Илье Демуцкому музыкально-драматического действа «Последний день вечного города» (когда еще ковид случился). Специально пошиты костюмы, созданы декорации на сцене «Зарядье». Поднимаются ступени, создается картина римского амфитеатра, колонны, девушки в красивых платьях; и хор − главное действующее лицо. Был режиссер, был художник по пластике, ставили конкретные задачи, причем каждый из наших певцов является солистом, дипломированным вокалистом, исполняли сольные партии, и получился интереснейший спектакль. Большинством артистов (а много молодежи сейчас в хоре) это воспринимается как глоток свежего воздуха. А если вернуться потом к «Литургии», когда мы стоим в одинаковых костюмах на филармонической сцене, это опять как перемена деятельности, дающая новый глоток свежего воздуха.
− То есть хор не застаивается, происходит развитие таким образом?
− Да, и в этом развитии мы пытаемся соблюдать баланс между академическими концертами и экспериментальными, между духовной музыкой и светской, акапельной... То есть во всем нужен свой баланс.
− Как Вы считаете, в чем главная ценность хоровой музыки на сегодня? Простому обывателю как это объяснить?
− Мне кажется, в России хор имеет особое значение, поскольку традиции очень глубокие.
Если мы говорим про Православную Церковь, то ни один храм не может обойтись без хора. Бывает, это один-два человека… А если зайти в какой-то крупный храм, можно увидеть хоры и по 15, по 20 человек и больше. То есть это прежде всего какой-то наш культурный код, даже духовный код. Поэтому когда приходишь на концерт хоровой музыки, где есть прекрасная акустика, замечательный репертуар, ну и само качество исполнения стоит того, то, мне кажется, это какая-то связь времен. Это погрузиться в истоки, взглянуть в суть народности. Конечно, еще все зависит от репертуара. На какой концерт пришел… Но для меня это прежде всего какая-то вертикальная ось в глубину истории. Я хор воспринимаю именно так.
− Я предлагаю прямо сейчас окунуться в эти истоки, послушать фрагмент вашего выступления, а наш интересный диалог продолжим в следующем выпуске программы.
(Фрагмент выступления.)
В новом выпуске программы - встреча с певицей, автором песен Юлией Теуниковой. Юлия расскажет, как она - музейный работник по образованию - стала сочинять песни. Также гостья исполнит свою песню и представит премьеру клипа "Холодно".
У книжной полки. Архимандрит Иов (Гумеров). Смиренный сердцем. Жизнь и духовный подвиг святителя Нектария Эгинского
Этот день в истории. 28 марта
День ангела. 28 марта
Церковный календарь 28 марта. Священномученик Михаил Богословский
Евангелие 28 марта. Был также зван Иисус и ученики Его на брак
Допустимо ли не причащаться, присутствуя на литургии?
— Сейчас допустимо, но в каждом конкретном случает это пастырский вопрос. Нужно понять, почему так происходит. В любом случае причастие должно быть, так или иначе, регулярным, …
Каков смысл тайных молитв, если прихожане их не слышат?
— Тайными молитвы, по всей видимости, стали в эпоху, когда люди стали причащаться очень редко. И поскольку люди полноценно не участвуют в Евхаристии, то духовенство посчитало …
Какой была подготовка к причастию у первых христиан?
— Трудно сказать. Конечно, эта подготовка не заключалась в вычитывании какого-то особого последования и, может быть, в трехдневном посте, как это принято сегодня. Вообще нужно сказать, …
Как полноценная трапеза переродилась в современный ритуал?
— Действительно, мы знаем, что Господь Сам преломлял хлеб и давал Своим ученикам. И первые христиане так же собирались вместе, делали приношения хлеба и вина, которые …
Мы не просим у вас милостыню. Мы ждём осознанной помощи от тех, для кого телеканал «Союз» — друг и наставник.
Цель телекомпании создавать и показывать духовные телепрограммы. Ведь сколько людей пока еще не просвещены Словом Божиим? А вместе мы можем сделать «Союз» жемчужиной среди всех других каналов. Чтобы даже просто переключая кнопки, даже не верующие люди, останавливались на нем и начинали смотреть и слушать: узнавать, что над нами всеми Бог!
Давайте вместе стремиться к этой — даже не мечте, а вполне достижимой цели. С Богом!