Канон. Дирижер, руководитель хора Московского метрополитена Борис Тараканов. Часть 1

15 марта 2025 г.

Главная » Передачи » «Канон» (Москва)

В новом выпуске программы – встреча с дирижером, руководителем хора Московского метрополитена, создателем цифрового нотного архива (общероссийской медиатеки) Борисом Таракановым. Речь пойдет о творческом формировании музыканта и проектах, над которыми работает Борис Игоревич. Также будут показаны фрагменты выступлений коллектива под управлением Бориса Тараканова.

Сегодня в гостях музыкант, руководитель большого хора Российского химико-технологического университета имени Менделеева, руководитель Академического хора Московского метрополитена, видный деятель российского музыкального Интернета Борис Игоревич Тараканов.

Борис Тараканов – российский дирижер, хормейстер, писатель и профессор. Родился во Владивостоке в 1968 году. Окончил Государственный университет управления и Московский государственный университет культуры и искусств. До 2012 года работал ведущим экспертом Центрального банка Российской Федерации, параллельно совмещая творческую деятельность. С 2004 года является художественным руководителем и главным дирижером Академического большого хора Российского химико-технологического университета имени Менделеева. С 2017 года руководит Академическим хором Московского метрополитена. Борис Игоревич – создатель крупнейшего бесплатного нотного интернет-архива «Нотный архив Бориса Тараканова», получившего в 2017 году официальный статус общероссийской медиатеки. Ежемесячно дает мастер-классы по хоровому дирижированию и менеджменту хорового искусства в России и за рубежом. Сегодня Борис Тараканов – гость программы «Канон».

– Борис Игоревич, Вам принадлежит фраза: «Человек, певший в хоре, уже никогда не будет полностью несчастным». Как Вы обрели свое счастье, как занялись хоровой музыкой?

– Путь был достаточно извилист. Я окончил музыкальную школу имени Дунаевского, после чего закрыл фортепиано и сказал, что больше к нему не подойду. Потом я, как все молодые люди, пошел в армию, и там произошла некая инвентаризация, переоценка собственных ценностей. Там по радио я услышал «Времена года» Вивальди, а в фонотеке нашей воинской части вдруг оказалась пластинка рок-оперы «“Юнона” и “Авось”» Рыбникова – культовый двойной винил, где качественная современная музыка переплеталась с церковными хорами. На тот период подобного рода сочетания не были музыкальным «климатом», но тем не менее эта опера была выпущена (записана в 1980 году), и все церковные вкрапления пел Государственный хор СССР – это была работа великолепного качества. Тогда меня и заинтересовало хоровое пение с уклоном в русскую духовную музыку. Это была довольно закрытая сфера, и я ее открывал для себя постепенно.

Вернувшись из армии, я попал в хор университета. Если бы тогда кто-то сказал, что мне придется его возглавить, я бы не поверил. Сначала я просто пел тенором, потом перешел в басы. «С понижением Вас», – в шутку сказал мне тогда руководитель хора Сергей Строкин. Он принял монашество; недавно он ушел из жизни, будучи уже иноком Киприаном. И, таким образом, я остался в хоровом искусстве. Я успел поработать один сезон в хоре Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Затем, когда окончил Университет управления, буквально на спор поступил в Университет культуры уже на дирижерское отделение. И даже когда получил диплом, я все еще не думал, что встану за пульт. Но потом пришлось.

– При этом Вы продолжали работу госслужащим?

– Да, сначала я работал в одном информационном центре, потом меня взяли в Центробанк. Там я 16 лет отработал ведущим экспертом по стандартизации информационных систем, то есть в IT-направлении.

– Все-таки спор между физиками и лириками состоятелен?

– В споре между химиками и лириками я точно проиграл. По химии у меня была тройка, и ту «нарисовали». Руководить хором химического вуза и ничего не понимать в химии – мой случай.

– Казалось бы, химики – ученые, серьезные мужи, которые занимаются фундаментальными работами, а при этом еще профессионально поют…

– При этом они достаточно веселые люди; они любят петь, любят жить. Поют студенты, преподаватели, сотрудники, выпускники; кого-то берем со стороны. Этому вузу уже более 120 лет. Изначально это было Московское промышленное училище, в котором духовными элементами были хор и домовый храм. Последний не сохранился (говорят, там был фарфоровый иконостас, который варварски разбивали кувалдами), а хор остался, и нашим традициям уже за сто лет. Мы стараемся держать традиции большого хора и помнить, что изначально это учебное заведение было просветительским центром, куда для пения в хоре принимались люди со стороны.

– Давайте сейчас сделаем музыкальную паузу и посмотрим выступление этого коллектива.

(Звучит композиция Hymn. Исп. сводный хор Менделеевского хорового конгресса п/у Б. Тараканова.)

– Многие телезрители наверняка слышали о театре в Нью-Йорке Metropolitan Opera. У нас в Москве есть созвучное явление – опера в метрополитене, и Вы выступили создателем этого проекта. Расскажите, что это такое.

– Ко мне обратились из Московского метрополитена (я тогда еще не был руководителем хора) по поводу программы «Ночь в метро» и спросили: «Что ты можешь предложить»? В ответ я предложил сделать оперу в метро. Аналогов в мире не было, хотя в Германии на открытии станции ставили отдельные фрагменты опер. Но полноценного концертного исполнения оперной программы под землей на тот момент еще никто не делал.

И вот на станции «Кропоткинская» прозвучала опера Пьетро Масканьи «Сельская честь». Хор был из 270 человек: мы собрали желающих практически со всей Москвы. Был Президентский оркестр, солисты Большого театра, Датского королевского театра и театра «Новая опера». И в том интерьере и акустике это прозвучало неожиданно потрясающе. На «Кропоткинской» феноменальная акустика: станция строилась по пропорциям одного из египетских храмов. За это потом попало архитектору, но сейчас мы имеем станцию, на которой ночью, когда не ходят поезда и выключены все производственные механизмы, можно делать даже фондовые записи. К сожалению, этого нет, но это прекрасная акустическая площадка.

Я очень люблю «Маяковскую» (это моя любимая станция), но акустика там очень плохая: проводить концерты можно только с искусственной подзвучкой. Из новых станций интересен «Деловой центр» – мы там тоже делали и оперы, и оратории: хор встает на эскалаторах, оркестр остается внизу; на путях стоят два поезда, чтобы никто не упал.

– А вообще как запела подземка? Сейчас же есть целый хор Московского метрополитена.

– Сначала был дан клич, и собралось около 300 человек. Дальше пошло прослушивание.

– Это простые служащие метро?

– Да, это машинисты, помощники машинистов, сотрудники эскалаторной службы, тоннельные рабочие, дежурные по станции. Я перед ними преклоняюсь, потому что при такой специфике работы они иногда путают день и ночь, подземелье и поверхность, но делают все, чтобы нам было комфортно и безопасно ездить. Как я иногда говорю, это достойно оратории.

После прослушивания осталось около 50 человек, которые действительно были мотивированы и хотели этим заниматься. Я был потрясен, насколько все-таки у нас поющий метрополитен. Если в «наземной» ситуации вы решите создать хор, к вам вначале придет какое-то количество женщин – может, с образованием, может, просто с талантом, но они будут составлять костяк вашего коллектива. Мужчин придется искать по всем углам: их нужно мотивировать, обучить, и при этом еще неизвестно, останутся они или нет. Под землей почему-то всё наоборот. Пошли ребята и уже с голосами. Я спрашиваю одного: «Где ты учился?» – «В караоке». При этом сейчас он уже распелся до оперного уровня. Я говорю о нашем солисте Павле Артемьеве, который в прошлом году даже поступил в Институт культуры на заочное вокальное отделение. Сейчас он занимается с частным педагогом из «Геликон-Оперы» и уже поет у нас арии из «Принцессы Турандот», из «Тоски»…

– Аккуратнее, а то так сотрудников метрополитена переманите в театр.

– Самое интересное, что он не хочет бросать метрополитен: у него золотые руки электромеханика, и его мастерство ценится во всех отношениях. И вот так совмещать небесное и подземное! Я перед Пашей преклоняюсь.

Все ребята, которые ходят в хор, уже «жестко отравлены» хоровым искусством. Многие не знали нот; это их отпугивало. Но я говорил: давайте не будем бояться, потому что никакой нотной грамоты в природе не существует. Существует график звуковысотности. У них же по-другому работают мозги – они все технари. И вначале они строили графики – что-то для себя привычное: вот тут выше, вот тут ниже. Поначалу они называли диез «хэштегом», и мне приходилось это терпеть. Но я не стал их отпугивать. И буквально через год эти ребята начали читать с листа. Методика такого подхода – «не напугать» – себя оправдала.

Не так давно, к 90-летию Московского метро, мы создали музыкальный фильм, в основу которого легли литургические песнопения мессы с хором и симфоническим оркестром. Солистов мы поместили в различные специальности метро: сопрано стало кассиром, бас – тоннельным рабочим или механиком эскалатора; тенор стал машинистом, а меццо-сопрано (болгарская певица) стала диспетчером по управлению поездами. Назвали мы это «Сны о метро»: из концертной ситуации герои перемещаются в какие-то локации метрополитена. Нам дали разрешение на съемки даже в тех помещениях, которые обычно скрыты от взгляда пассажиров.

– Какие еще творческие проекты планируются в подземке в ближайший год?

– Этот год особенный – он дважды юбилейный: будет отмечаться 80-летие Великой Победы и 90-летие Московского метрополитена. Здесь нужно каким-то образом одним выстрелом убить сразу несколько зайцев. Сейчас ведутся переговоры. В мае мы планируем исполнение под землей оратории Михаила Марутаева «Героическая Русь». Она была написана в 1980 году, записана и исполнена всего один раз силами Большого театра, после чего положена на полку: якобы в ней обнаружили намеки на церковные песнопения, зашифрованные в оркестровых составляющих, за что потом очень попало композитору. Но осталась вся документация: партитура, партия инструментов, клавир и даже та запись восьмидесятого года (на мой взгляд, сделанная не очень хорошо – тогда и лучше писали). Мы хотим возродить эту ораторию, где показана история России от монголо-татарского ига до победы в Великой Отечественной войне. Причем это сделано на стихи лучших советских поэтов, включая Маяковского. Очень высокое качество поэзии и, соответственно, качество музыки, потому что Марутаев был учеником Шебалина, другом Свиридова и Шостаковича, и он брал от каждого из них что-то лучшее для себя. И эта оратория достойна того, чтобы быть исполненной в рамках проекта оперы в метро.

И второе мероприятие пройдет 31 мая – это будет мировая премьера огромной оратории «Авраам». Она состоится в католическом соборе Непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии. Авраам – персонаж, почитаемый во всех монотеистических религиях, поэтому в соборе охотно согласились принять такое исполнение. Оратория написана израильским композитором Барухом Берлинером, очень интересным автором. Он прекрасный мелодист, и иногда какие-то узнаваемые интонации дают возможность глубже понять этот библейский код. Хор на иврите будет петь библейские тексты. При этом введена партия Чтеца, которая расскажет об этих событиях уже на русском – произведение полностью адаптировано для русского слушателя. Мы с нетерпением ждем этой мировой премьеры, потому что на иврите мы еще не пели.

– Вообще удивительно, что хор людей, которые работают в метрополитене, дает мировые премьеры в лучших залах столицы.

– Нам поставили такую задачу. В метрополитене люди в погонах. И они не только нас защищают, чтобы нам было хорошо и комфортно ездить, но еще и делают возможными мировые премьеры со своим участием. Хотя это любители, которые не знают нот и изучают их в процессе работы. Но когда им говоришь, что у нас будет огромная оратория на иврите, они уже не боятся. Потому что они не знают, что это невозможно. Это как майский жук – насекомое, которое по всем законам физики и аэродинамики не должно летать, оно просто не приспособлено для полета. Просто жук не в курсе, поэтому и летает. Так и эти ребята.

– И очень здорово, что даже под землей, в подземке, люди поют о небесах, о Боге.

– Совсем недавно мы приняли участие в архиерейской службе в Елоховском соборе на правах полноценного второго хора. Нам достались основные литургические песнопения: великая ектения, Херувимская, «Тебе поем» – то, что составляет основу литургии. Это не просто концерт духовной музыки, это участие в богослужении – совершенно другой подход. Да, не все в хоре воцерковленные, есть и представители других религий, но надо было видеть, с каким интересом и с каким наслаждением они пели прямо на службе. Это очень ценный опыт.

Есть еще ежегодный опыт, когда мы двумя хорами поем пасхальную службу. Обычно это бывает в храме в Раменском, под управлением игумена Никодима. Нас приглашают и обеспечивают прекрасные условия. Мы берем произведения и современных духовных авторов, и старинные песнопения – совмещаем таким образом времена и пространства.