Читаем Добротолюбие. 17 августа. Курс ведет священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана. Напомню, разговор идет о борьбе с унынием. В прошлый раз мы читали 110-й абзац и пришли к выводу, что борьба с унынием есть как бы сам нерв подлинно аскетической жизни. Я бы даже сказал подлинно христианской жизни, потому что человеку, живущему в семье, человеку, исполняющему социальное служение, да просто ходящему регулярно на работу, приходится встречаться с унынием, он знает это состояние.

Собственно, вся наша развлекательная жизнь с ее пестростью, изменчивостью, переменой мест, переменой обстановки, переменой мебели, шопингом, отпуском – это для того, чтобы никогда в жизни не встречать уныние. Как только мы чувствуем приближение этого настроения, этого приражения, мы сразу придумываем, чем бы себя развлечь. Добро, если человек не сильно искушен в индустрии развлечений и для него утешением является хороший фильм, хорошая книга или прогулка с семьей на природе. А если он уже искушен в индустрии развлечений, то каждый раз приходится придумывать все новые и новые способы развлечений, они становятся все более дорогими, более искаженными, потом извращенными, потому что прежние уже не помогают в борьбе с унынием; каждый раз приходится увеличивать дозу (как у наркомана).

По сути, уныние есть специфическое свойство нормальной жизни человека на земле, и мы про это говорили. Земля – это место, куда мы сосланы; место, где мы ищем дорогу в рай. Это место, где мы идем по пустыне, чтобы добраться до своего отчего дома, до своего Отца. Поэтому, естественно, здесь, не в Отчем доме, уныние должно встретиться нам, и мы должны его преодолеть, каждый в свою меру. Так или иначе единственный возможный выход из него – это терпение, когда мы просто терпим сухость, скудость, безрадостность тех ситуаций жизни, в которые введены Промыслом Божиим.

Каждый из нас скажет, что это невозможно. Но это возможно. Когда мы читаем жития святых, слышим их слова, мы понимаем, что это возможно. В прошлый раз мы упоминали, что Иоанн Лествичник почти двадцать лет боролся с унынием. Боролся тем, что собирал и записывал изречения святых отцов. Вот эта работа его развлекала. Двадцать лет борьбы с унынием! Пустыня, Синай, жара, птицы не летают, соловьи не поют…

Недавно прочитал житие новомученика и исповедника митрополита Иосифа Алма-Атинского. Он просидел в лагере десять лет. Конечно, не в расцвете своих сил; когда он вышел, ему было за шестьдесят. А кто-то сидел двадцать, двадцать пять лет. Это трудно представить! Понятно, что там есть какие-то маленькие утешения, но в основном это лагеря строгого режима, куда даже посылки не всегда возможно передавать, да и не всегда их отдают. Каждый день жить с уголовниками, каждый день жить в труде; мороз, насекомые, даже покушать и отдохнуть нормально нельзя. Это только представишь – и уже впадешь в уныние, а люди десятки лет так жили.

Когда сопоставляешь разные образы, разные опыты, разные срезы жизни святых, понимаешь, что никуда не деться от уныния. Ты будешь бегать от уныния, утешая себя все больше и больше, а оно будет настигать тебя. И ты будешь бегать, пока не примешь бой с ним или пока оно тебя не съест с помощью удовольствий, которые станут просто греховными и из ряда вон выходящими, и Бог оставит.

В терпении вашем стяжите души ваши (Лк. 21, 19). Это сказал нам Христос. Надо терпеть. Это первый способ, и мы знаем величайших подвижников, которые этим путем прошли.

Есть второй способ борьбы с унынием, и мы знаем, что Церковь его приняла и одобрила, – это работа, обыкновенный физический или интеллектуальный (как у Иоанна Лествичника) труд. Даже необязательно труд, а смена рода деятельности. То есть когда человек делает что-то, что ослабляет давление уныния, переключает внимание, утешает, но при этом это не является бегством от уныния, это, так скажем, разумная борьба. Ведь сам устав и ритм, как некая составляющая аскетической, монашеской церковной жизни и деятельности, придуманы именно для того, чтобы люди, не уходя в удовольствия, развлечения, в опыт потакания страстей, могли бороться с унынием. То есть немощным дается нечто в помощь их собственному мужеству, чтобы терпеть.

Когда преподобные Феодосий и Пахомий придумали общежительный устав, во-первых, они заповедали совместную трапезу. Отшельники первых веков ели в одиночестве, мало и в одиночестве. И вот ввели совместную трапезу (хотя какая уж там трапеза, у нас, наверно, нищие так не питаются, как там питались монахи), то есть люди сидят вместе за столом, разделяют общую трапезу, и это утешает. Это и совместная молитва, которая чередуется с келейной молитвой. Совместный или отдельный труд. Во время труда человек переключается, его руки и ноги что-то делают, он работает на каком-то нехитром огородике или на другом послушании. В этот момент, даже если человек не оставляет молитву, это ослабляет борьбу с унынием, потому что он двигается, что-то делает руками, тело, сменяя работу и чередуя род деятельности, отдыхает, и уныние отступает.

Так же, например, чередование праздников и непраздничных дней. В праздничные дни происходят какие-то особые вещи, которые выделяют этот праздник: украшения, традиции, особые освящения, особые молебны. Скажем, после поста следует праздник, перед постом – обязательно заговенье. Вся эта цикличность, ритмичность, регламентированность и устав дают время труду и оставляют небольшое количество минут, условно говоря, на потеху, отдых, смену деятельности, на какую-то радость, какое-то ослабление напряженности, сосредоточенности. Человек выделяет время для молитвы и труда. Например, уделяет время людям, а час – молитве. То есть он обязательно чередует разные виды деятельности, потому что делать одно и то же в течение каждого дня очень утомительно.

Есть люди (я их лично знаю и безмерно уважаю), которые на протяжении многих лет ежедневно читают утренние и вечерние молитвы. Они говорят, что через какое-то время ты уже не можешь их читать, потому что все пережито, перечувствовано. Не то чтобы все, но их нужно отложить на полгода, на год, молясь какими-то другими словами, другими молитвами, и через год ты откроешь новые глубины, новые грани, новые откровения будут связаны с этими молитвами. Этот момент нужно использовать.

Но при ритмичности чередования, чтобы разумно бороться с унынием, важно знать и помнить две вещи. Первая вещь касается послушания. То есть человеку лучше всего эту мерность регулировать с помощью послушания. Потому что если он сам решает, как ему сейчас бороться с унынием, он включает свою самость, сам определяет меру: «Посмотрю-ка я кино». Или: «Почитаю книгу». Или: «Пойду погуляю». Разумно, замечательно. Но так как  уныние постоянно и постоянно приходится принимать решение, что сейчас делать, и удержаться от того, чтобы пробовать разные способы утешения, то обыкновенному грешному человеку это трудно. Поэтому лучше, чтобы кто-то за тебя это решал. В монастыре это делает игумен, в храме это делает священник, настоятель, а в семье это должно быть очень по-живому.

Например, когда дети просят сходить на каток, надо сходить на каток. Может быть, это не входило в твои планы сегодня, а было вполне нормальное настроение почитать «Лествицу», но дети сказали: «Мама! Открыли каток, пойдем на каток». Берем детей и идем на каток. Это Бог зовет утешить тебя, порадоваться, повеселиться. Книга Иоанна Лествичника никуда не денется и лежит на столе, а вот дети в следующий раз не позовут. В следующий раз ты сам будешь искать, чем бы утешиться, как бы отдохнуть, но законных способов уже не будет, и придется придумывать какой-то способ отдыха не совсем законный.

А здесь Бог, зная, что ты на грани срыва, на грани усталости, что ты слишком много думаешь, читаешь, разговариваешь с людьми, дарит тебе вечер на катке с твоими детьми. Ты иначе проживешь этот вечер, почерпнешь эмоции. И никакого греха. То есть этот вечер ты проводишь с Богом в большей степени, чем если бы сидел и читал «Лествицу» Иоанна Лествичника. Ты прикасаешься к иному измерению Бога: что Он не только Премудрость, не только Великий и Святой, Он – радость, мир и любовь. И, утешившись на катке, ты видишь, что появились силы и появился опыт. Да и просто как-то стряхнул с себя некоторое оцепенение и понял, что человечность присутствует в христианстве неизбывно и неизменно, а иногда мы об этом забываем.

Надо уметь чувствовать не от своей воли исходящие позывы к утешению, а черпать то утешение, которое нам дает Бог. Да, это не утешение во Святом Духе, да, это не то, что было утешением для Антония Великого и Силуана Афонского, но это тоже Божественное утешение, радости, которыми щедро питает нас Бог, радости, помогающие не забыть, что мы люди.

Второе, что необходимо помнить. Это правило очень настойчиво повторяет Исаак Сирин. Он говорит, что если ты устал бороться с унынием и как-то надо хитро, разумно ему уступить, сделай все, что считаешь правильным, только никогда не позволяй разрешать чувства (то есть слух, язык и глаза). Ты можешь пойти на свежий воздух, можешь почитать книгу, если устал молиться, можешь поспать, поработать, можешь сделать  что угодно, только не развязывай язык, не пяль глаза и не слушай непотребных речей. Тогда твоя сокровенная внутренняя составляющая останется неоскверненной. Вот такое простое правило.

Разумно борясь с унынием, где-то включая ритм, где-то уходя на работу, где-то радуясь общению с духовными людьми или с семьей, можно пройти этот пустынный страннический путь назначенного Богом скитания, чтобы дойти до Отчего дома.

Сто четырнадцатый абзац:

…Во втором же послании к тем же Солунянам он (апостол) к сему прибавляет: «повелеваем вам, братие, о имени Господа нашего Иисуса Христа, отлучатися вам от всякого брата бесчинно ходяща, а не по преданию, еже прияша от нас» (2 Сол. 3, 6). Здесь уже не молит, а повелевает, и не голым словом, а именем Господа нашего Иисуса Христа, давая разуметь, что это неотложная заповедь. Из дальнейшей речи видно, что это есть заповедь о труде, чуждающийся которого не должен быть терпим в обществе христианском. – Итак, он повелевает удаляться от тех, которые не хотят трудиться, и отсекать их, как члены, поврежденные растлевающею праздностью, чтоб болезнь ничегонеделания, как смертоносная зараза, не прилипла и к здравым членам тела…

Он продолжает ту мысль, которую мы только что озвучили: труд, работа помогают нести тяготы нашего страннического жития. Напомню, что пишет апостол Павел во Втором послании к Фессалоникийцам (или к Солунянам по-церковнославянски): Завещеваем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас, ибо вы сами знаете, как должны вы подражать нам; ибо мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день... (2 Фес. 3, 6–8).

По мысли апостола Павла, нам всем предлагается трудиться, и брат, который не идет путем труда, поступает бесчинно, не по чину, не по преданию; поступает не так, как нужно. И мы видим, что Иоанн Кассиан категорически против иного способа сопротивления унынию кроме дозволенного труда. В этом смысле он очень много говорит о том, как труд полезен (очевидно, был такой устав в тех монастырях, которые он окормлял).

Но нам важно обратить внимание еще на одну вещь. Труд – признак нормальной, адекватной человеческой жизни; это как бы критерий адекватности человека, что он действительно нормальный. Апостол Павел, например, говорит: кто не работает, тот не ест (см. 2 Фес. 3, 10). Но нам важно другое: человек, который не трудится, не пребывает в труде, является не только бесчинным, но является человеком, вышедшим из предания, и слушать, говорить, общаться с этим человеком не нужно.

Праздно шатающиеся люди были всегда: и до Иоанна Кассиана, и во времена апостола Павла. И всегда будут. Люди, которые ничего не делают, но думают, что они что-то знают, были всегда, но только сейчас, в наше время, такие люди приобрели какое-то значение. Раньше их не слушали и ни во что их не ставили. Но только сейчас человек, не умеющий, не желающий работать, вдруг приобрел какую-то ценность, его стали бояться обидеть, его стали бояться заставить работать. Хотя праздность, отсутствие какого-то дела, труда, трудности – это признак духовной болезни. И апостол Павел настойчиво говорит не прилепляться к таким людям, а удаляться от них, избегать их. Слова «избегать», «уклоняться» должны быть у нас в лексиконе. Мы как-то боимся сказать человеку: «Я не буду с тобой иметь дела, я не буду с тобой разговаривать». Мы стыдимся этого. Но апостол Павел напрямую это повелевает. От тех, кто, называясь братом, поступает бесчинно, праздно, не по чину, отпадая от предания, мы должны просто уклоняться; и ничего нехристианского в этом нет.

Записала Инна Корепанова