Читаем Добротолюбие. «Развращение мутное». Священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать наставления преподобного аввы Дорофея из второго тома «Добротолюбия».

40-й абзац:

Бывает, что яд осуждения, переполнив нашу душу, ищет излиться и в других. И вот мы, встречая другого брата, мирного ко всем, спешим пересказать ему: то и то случилось, – и причиняем ему вред, внося в сердце его грех осуждения. Не боимся мы рекшего: «горе напаяющему подруга своего развращением мутным» (Авв. 2, 15); но совершаем бесовское дело и нерадим о том. Ибо смущать и вредить чье дело, как не бесовское? И вот мы оказываемся помощниками бесов на погибель свою и ближнего. Отчего так? Оттого, что нет в нас любви. Ибо «любы покрывает множество грехов» (1Петр. 4, 8).

В абзаце описано хорошо знакомое нам дело, которое мы совершаем постоянно, порой не раз в течение дня. Почему так происходит? И какой акцент придает этому обыденному делу преподобный авва Дорофей?

Во-первых, он приводит свидетельство Священного Писания, слова из Книги пророка Аввакума: горе напояющему подруга своего развращением мутным (Авв. 2, 15). Даже без перевода все понятно. Конечно, это церковнославянский текст, и он сделан с Септуагинты, с греческого перевода. В синодальном переводе, сделанном с еврейского текста, слова звучат немного иначе: горе тебе, который подаешь ближнему твоему питье с примесью злобы твоей и делаешь его пьяным, чтобы видеть срамоту его (Авв. 2, 15).

Здесь действие различается. Под развращением мутным, которым мы напояем своих друзей, можно понимать все что угодно, от упомянутого осуждения до лжи, сплетен, мифов и алкоголя в том числе. Контекст же синодального перевода конкретизирует ситуацию только вокруг спаивания человека, когда мы даем ему питье, чтобы увидеть его срамоту, посмеяться над ним и порадоваться его падению.

Разница есть, но если мы задумаемся о сути происходящего, то увидим, что человек, который спаивает своего друга, делает это сознательно, чтобы удовлетворить свою похоть. Он наслаждается лицезрением безобразного, уродливого состояния человека, его падением и унижением. Хотя синодальный перевод говорит нам только о спаивании, это, в сущности, то же самое.  Мы предлагаем человеку некую гадость, вкушение зла, отравы, яда, как говорит авва Дорофей.  Мы даем ему возможность попробовать этот яд, чтобы удовлетвориться его падением, получить некое услаждение, некое приращение удовольствия (в том смысле, что мы рады, что человек согрешил).

Это замечательное свидетельство Священного Писания при внимательном рассмотрении, не беглом, не формальном, показывает, что человек, который предлагает другому грех, действительно похож на беса. Он предлагает ему грех, наслаждаясь его падением и получая все большее удовольствие от того, что другой человек упал, согрешил и лишился благодати Божьей. Радоваться тому, что кто-то обнажается от благодати Божьей, – это, безусловно, состояние, уподобляющее человека бесам.

Когда мы искушаем другого, соблазняем его и подталкиваем к действию, в котором он безусловно согрешит, мы пользуемся его немощью, используем нашу связь с человеком, чтобы он поддался искушению и согрешил. Я предлагаю ему соблазн и хочу вовлечь в грех, используя нашу близость. Он считает меня своим, ведь я бы так не разговаривал с посторонним человеком. Между нами существует определенное сближение, и я пользуюсь этим, желая причинить ему заведомое зло, то есть действую как бес.

Ситуация похожа на бесовскую, но никто же всерьез так не подумает. Мало ли кого мы уговариваем что-либо сделать, необязательно же это всегда соблазн, даже если мы невольно предлагаем ему нечто нехорошее. «Пойдем со мной Великим постом на день рождения. Надо сходить!» Да, это действие соблазна, но мы-то поступаем из чистых побуждений, чтобы спасти человека от уныния, чтобы моя мама, к которой мы идем, не обижалась. То есть находим какие-то вещи, слова и образы, которые могут нас оправдать в наших глазах. Но когда мы поймем внутреннюю сущность этого явления, то увидим, что на самом деле мы горим желанием вовлечь человека в грех и осуждение, а это как раз то, что ощущают бесы. Вопрос только в том, чтобы назвать вещи своими именами. Однако не всякий раз мы уговариваем, соблазняем человека по-бесовски. Например, многие соблазняют своих внуков и детей пойти в храм, обещая им что-нибудь. Тоже соблазняют и поступают не совсем честно, но делают это ради блага.

Когда мы уговариваем кого-то выпить, то можем чувствовать себя как соблазнитель или лукавый дух, но всегда есть возможность оправдаться. Однако когда мы сами переживаем то, что свойственно бесам, оправданий уже не найти. Мы радуемся, когда вовлекаем других людей в осуждение. Мы испытываем удовольствие и раздражение, если кто-то не хочет участвовать в нашем обсуждении. «Ишь ты, цаца какая! Не хочет осуждать. Подожди, я тебе еще припомню!» И бежим к следующему.

Когда мы вместе осуждаем кого-то, я испытываю восторг и восхищение. Когда я был один, груз этого осуждения был невыносим, а теперь это просто наслаждение. Хочется поделиться им с кем-то еще, чтобы продлить это чувство. И вот мы уже обсуждаем это с кем-то другим. Пусть экстаз уже не такой сильный, но я все равно чувствую радость от того, что могу рассказать об этом и обсудить с кем-то, хотя на самом деле мы просто осуждаем другого человека.

У нас должны быть те же самые чувства, которые во Христе Иисусе, а у нас чувства, которые в бесах. Злорадствуем по поводу того, что кого-то измазали, хотя мы сами находимся в этой грязи. Мы злорадствуем по поводу того, что вовлекли в грех других людей после того, как сами вовлеклись в этот грех. Это падение наше, и когда мы отправляем в падение другого человека, мы не только похожи на бесов, мы совершаем их дело, мы губим души доверившихся нам людей.

Самое неприятное в этой ситуации то, что мы поступаем так же, как и бесы: скрываем свой грех под маской благочестия. Мы не говорим: «Давай вместе осудим людей». Нет, мы говорим: «Ты знаешь, какую гадость учинил тот человек? Нельзя молчать, нужно срочно что-то делать. Ну что такое? Куда катится мир?» Мы хотим поговорить о грехе какого-то человека, не так важно, значимого или не очень, известного или неизвестного, великого или не очень великого. Мы хотим обсудить его грех, чтобы сделать какие-то благочестивые практические выводы, но на самом деле мы просто судим его и грешим. Но делаем мы это и вовлекаем других в осуждение под видом заботы о благочестии.

Почему же это возможно? Почему так происходит? Именно о причинах, по которым это возможно, говорит в данном абзаце авва Дорофей.

Первая причина, общая, универсальная, заключается в том, что грех имеет свойство эпидемии. Человек, который сделал грех, думает, что сделал его сам: просто захотелось – и сделал. Он думает: «Ничего особенного, сам сделал – сам покаюсь». В тот момент, когда он сделал грех, он уже над ним не владеет, и грех начинает жить в нем своей жизнью. Человек делается рабом греха, а поскольку грех он сделал по навету, по соблазну лукавого, то делается и его рабом. Инфицированный грехом, он является угрозой для всех других людей. Ситуация и смысл такие же, как в эпидемии, только это духовно-нравственная эпидемия. Бесы оставляют такого человека как носителя греха, чтобы он заражал своей греховностью других, побуждают его, дают ему силу, волю и энергию. Часто подобное описывается в фильмах, когда враги берут носителей вируса и внедряют их в среду здоровых людей, чтобы больных и мертвых было как можно больше. Враг рода человеческого делает точно так же.

Именно этим обусловлена строгость отцов Древней Церкви в отношении к грешнику. Он сразу обозначался как грешник и ставился в разряд кающихся. Так все узнавали, что этот человек – грешник, от которого можно заразиться. От него не надо шарахаться как от чумного, но необходимо иметь, грубо говоря, маску, а лучше еще и прививку от этого греха.

Каждый, кому доводилось прикоснуться к человеческому греху, знает по опыту, что сразу появляется желание поделиться им с окружающими. Хочется, чтобы появился еще один человек, зараженный вирусом лжи, неправильного понимания или ереси. Так действует всякий грех, в том числе и осуждение. Если я хочу кого-то осуждать, то делать это в одиночку неинтересно, хочется вовлечь и других людей в состояние греха.

Напротив, если человек скрывает свой грех, не распространяет его, стыдится и боится этим грехом заразить других людей, то это свидетельство того, что хотя он и согрешил, но не оставлен Богом. Он трепещет и стыдится греха, а это уже есть действие благодати Божией. Во-вторых, он переживает за ответственность, которую он понесет, если заразит грехом другого человека. Поэтому он ведет себя бдительно, бережет себя. Это значит, что не совсем все плохо у него, не далек он от Царствия Божьего.

Вторая причина, по которой мы распространяем грех и вовлекаем людей в осуждение: в обычном состоянии мы вменяем осуждение и злословие ни во что. Думаем, что есть страшные грехи, отвратительные, омерзительные, о которых даже говорить не хочется (блуд, прелюбодейство, пьянство, колдовство, воровство, экстрасенсы, ереси), они ужасны, омерзительны, гнусны и противны. А осуждение – нет, это пустяки. Или простить кого-то не можешь, обиду какую-то держишь – это ерунда, ни о чем. Вот человек блудит – это серьезно, другой пьет, наркоманит – это серьезно. А в том, что я осуждаю кого-то, ничего особенного нет.

Это системная, фундаментальная ошибка. Да, блудники и пьяницы Царства Божьего не наследуют. Но осуждающие и непрощающие тоже. Мы обращаем внимание на какие-то страшные грехи не потому, что знаем слова Священного Писания, которые угрожают отказом в спасении блудникам и пьяницам. Мы просто думаем в своем сознании, что это плохие грехи, а те, которыми мы грешим, нет.

На самом деле Царство Божье не наследуют и пьяницы, и блудники, и те, кто хранит обиды, не может простить, и те, кто осуждает, злословит. Все это закрывает от человека Царство Божие.

Однако в нашем сознании совсем другая картина. Мы не понимаем, что между пьянством и осуждением нет большой разницы. Не все ли равно, по какой причине ты погружаешься во тьму и лишаешься Христа? Потому, что ты человека осуждаешь или потому, что женщин любишь? Это не имеет значения. Пока мы не поймем, что человек лишается Христа и по той причине, и по другой, мы будем вести себя как фарисеи.

Третья причина, о которой говорит авва Дорофей, в том, что в нас нет любви. Мы произносим злые слова, осуждаем других людей и легко откликаемся на осуждение, потому что не имеем любви. Это тоже евангельский компонент, ведь главное для человека во Христе – возлюбить Бога всем сердцем и возлюбить ближнего, как самого себя.

В том, что мы переносим осуждение, распространяем его среди людей, нет любви ни к Богу, ни к людям. В результате, не имея любви, мы не имеем в себе и Бога. А не имея в себе Бога, мы чужды христианских обетований.

Вывод простой: если бы мы любили, то покрывали бы человеческий грех. Раз мы его обнажаем, значит – любви в нас нет; и нам есть о чем молиться, что искать и к чему стремиться.

Записала Инна Корепанова