Читаем Добротолюбие. «Промысл Божий в печали». Часть 1. Священник Константин Корепанов

201-й абзац:

Не думай, что ты один терпишь скорбей больше всякого. Как живущему на земле невозможно избегнуть этого воздуха, так человеку, живущему в этом мире, невозможно не быть искушенным скорбями и болезнями. Занятые земным от земного испытывают и скорби; а стремящиеся к духовному о духовном и болезнуют. Но последние будут блаженны, потому что плод их обилен о Господе.

Каждому кажется, что его скорбь особенно велика, что она совершенно непереносима, что никто не может понять его собственной скорби. Одинокая девушка скорбит о том, что она одинока. Женщина, пережившая измену, скорбит о том, что муж ей изменил: «Лучше бы я тебя никогда не знала и была одинока». Какая-то женщина скорбит от того, что муж ее бьет, или унижает, или наркоман, или пьяница. А у кого-то вроде муж хороший, но детей нет. А кто-то скорбит от того, что детей слишком много или они непутевые.

Что-то каждый должен потерпеть. У каждого человека бывает та или иная скорбь. Как говорит апостол, каждый понесет свое бремя (Гал. 6, 5). Или, как говорит Христос, многими скорбями подобает войти в Царствие Божье, ибо человека ждет узкий путь.

Земной человек, как здесь пишет преподобный Ефрем Сирин, переживает земные скорби и терпит все, что посылает ему Бог в этих земных скорбях. Если перетерпит до конца все земные скорби, то спасется. Как Лазарь.

Если человек духовный, он переносит скорбь другого вида. Ему не так важно, есть у него еда, или питье, или еще что-то. Его духовная скорбь вызвана тем, что он грешный, что перед Богом хочет жить иначе, но не получается: хочет смириться, а сам гордится; хочет быть целомудренным, а сам развратен; хочет молиться, но ленится и ничего не может с собой поделать.

Духовная скорбь совсем другая, чем скорбь земная. Но все равно человек духовный скорбит, и без скорби он не может спастись. Если он вытерпит эту скорбь, понесет собственную немощь или немощь других людей, то спасется. Если не сможет понести, не дотерпит, сойдет с пути, то, конечно, погибнет, потому что в терпении человек спасает свою душу.

Нам важно другое. В общем-то, все это прописные истины. Но в целом лейтмотивом разговора преподобного Ефрема Сирина о борьбе со страстью печали являются слова о том, что и тому, и другому человеку помогает терпение с верой. То есть вера и терпение. Как и говорит Христос: Претерпевший же до конца спасется (Мк. 13, 13).

Об этом говорит 203-й абзац:

Ныне два есть рода скорбей, которыми окружен всякий человек под солнцем: скорбь по Богу и скорбь мирская; и невозможно пройти настоящую жизнь без которой-нибудь из них, – или без скорби по Богу, или без скорби мирской. – Скорбь мирская тяжела, и не обещает вознаграждения; а скорбь по Богу с собою приносит утешение, и еще паче обвеселяет и обетованием жизни вечной. Подвергаясь первой, поспешай превратить ее во вторую, – и прогонишь мучительную скорбность из сердца.

Какими бы ни были у человека скорби, чтобы их перенести, человеку надо перетерпеть. Хоть это будет мирская скорбь, скажем, нехватка денег, надо терпеливо это нести. Или же это потеря здоровья, или жажда смирения, или жажда молитвы, или жажда чистоты… В любом случае единственный способ перенести это искушение – это терпеть, терпеть до тех пор, пока это искушение не пройдет.

Это важный момент. Мы не раз еще вернемся к этим словам, когда будем читать слова преподобного Ефрема Сирина о печали, для него это ключевая мысль: хоть чего-то достичь в борьбе с печалью можно только в том случае, если есть терпение.

Апостол Павел говорит, и мы хорошо знаем эти слова, что мирская печаль приводит к смерти, а печаль ради Христа, как печаль совершаемая, претерпеваемая ради Него, всегда дает человеку благодать (см. 2 Кор. 7, 10). И вот, скажем, мы имеем мирскую печаль, недостаток чего-то, например, нет денег – и мы унываем. Мирская печаль? Да. Об этом ли надо пещись христианину? Но есть какие-то необходимые вещи: надо за квартиру заплатить, надо купить что-то поесть, надо на телефон положить деньги, какие-то простые вещи купить. И вдруг неожиданно, нежданно-негаданно ломается холодильник, и надо откуда-то взять большую сумму денег, а ее нет. Можно, конечно, посмеяться над таким человеком. Но у него печаль. Он буквально может плакать. И, конечно, чем больше плачет, тем более грустно становится, потому что мирская печаль убивает человека.

И вот человек, убиваемый этой печалью, может иначе отнестись к этому, стоит только мысленно подумать: «Но ведь Бог знает, Бог ведает! Он сказал: “Я знаю, в чем вы имеете нужду, только вы ищите прежде Царства Божьего, а остальное все приложится вам”. Вот и буду терпеть. Без холодильника не могу, но куплю себе маленький. Совсем без него нельзя, а маленький куплю в кредит. Будет трудно. Но Бог же знает, что у меня это испытание, и как-то позаботится об этом».

Вот есть мысль о Боге, о том, что надо потерпеть, мысль, что любую скорбь надо терпеть с памятью о том, что Христос знает о моей беде и допустил эту беду, она не тайком от Него совершается. Если у человека есть эта мысль, то ему хватает сил терпеть и эту, скажем, мирскую скорбь, мирскую недостаточность, что-то мирское – и все равно это не приводит его к смерти. Поскольку он любое искушение принимает с верой и терпит, то даже печаль мирская неожиданно может повернуться к жизни, потому что любая мирская печаль, если человек принимает ее с верой и переносит с терпением, становится той тропиночкой, которая приводит человека к обретению отношений с Богом, обретению своего мира с Богом, и так или иначе человек утешается.

221-й абзац:

Бог не допускает душе, уповающей на Него и терпеливой, быть искушаемою в такой мере, чтобы дойти ей до отчаяния, то есть впасть в такие искушения и скорби, которых не может она перенести (1Кор. 10, 13). И лукавый не в такой мере искушает душу и тяготит ее скорбью, в какой хочет, но в какой попущено ему Богом. Пусть только душа переносит все мужественно, держась упования по вере и ожидая от Бога помощи и упования; и невозможно, чтобы она была оставлена. Напротив того, чем более подвизается душа, прибегая к Богу с верою, и надеждою, и несомненно ожидая от Него помощи и избавления, тем скорее избавляет ее Господь от всякой обдержащей ее скорби. Ибо Он знает, сколько душа должна подвергаться испытанию и искушению, – столько и попускает. Если горшечник, сделав сосуды, не положит их в печь, чтобы обожженные отвердели, то не бывают они годными к употреблению людям. Но и, (полагая их в печь), знает он, сколько времени должно держать их в огне, пока не сделаются годными, и не оставляет их в печи сверх надлежащего времени, чтоб перегорев не истрескались; и опять не вынимает прежде времени, чтоб не остались недоделанными и не годными к употреблению. Итак, если люди в рассуждении тленного имеют столько разборчивости и знания, то кольми паче Бог знает, сколько имеют нужды в испытаниях и искушениях души, желающие угодить Ему и вожделевающие улучить вечную жизнь.

Вот такой пространный абзац. Преподобный Ефрем создает замечательный образ, метафору человека, находящегося в искушении. Любой человек как глиняный сосуд (это образ апостола Павла). Из него горшечник делает то, что необходимо. Потом для закрепления результата ставит в печь. И очень важно знать, сколько в печи пробудет горшок, потому что от этого зависит его качество и, собственно, сфера его употребления, куда можно этот глиняный горшок использовать в зависимости от того, сколько он продержится в печи.

Образ сам по себе хорош, и им можно пользоваться для того, чтобы верить, что когда мы впадаем в какую-то скорбь, печаль, уныние, депрессию, Бог знает все, что с нами происходит, и сосчитал уже секунды, сколько нам нужно в этом искушении побыть. Нам просто нужно довериться и быть в этом столько, сколько Он считает нужным.

Меня больше волнует, больше заинтересовала первая часть 221-го абзаца:

Бог не допускает душе, уповающей на Него и терпеливой, быть искушаемою в такой мере, чтобы дойти ей до отчаяния, то есть впасть в такие искушения и скорби, которых не может она перенести (1Кор. 10, 13). И лукавый не в такой мере искушает душу и тяготит ее скорбью, в какой хочет, но в какой попущено ему Богом. Пусть только душа переносит все мужественно, держась упования по вере и ожидая от Бога помощи и упования.

Получается, что Бог не допускает, чтобы от тяжести переживаемых страстей человек впал в искушение свыше меры, чтобы дошел до отчаяния. У Бога нет такой цели, чтобы человека довести до отчаяния. У Него нет такой цели, задачи, чтобы человек мучился, страдал и был на краю гибели. И если с нами происходит что-то отчаянное, если мы впадаем в отчаяние, то это наша собственная вина. Причина не в Боге, ибо Он не хочет, чтобы мы отчаивались. Причина не в искушениях, ибо Он не хочет, чтобы мы стали как мерзость  запустения. Значит, если мы все-таки впадаем в отчаяние от обрушившихся на нас искушений, то это вина наша, мы что-то делаем не так.

Или возьмем второй случай, предлагаемый здесь апостолом Павлом: лукавые духи не по своей воле, не по своей ненависти, не по своей жестокости нападают на людей. Мы это знаем, скажем, еще из Книги Иова. Их ненависть к нам невыносима, их ненависть люта, но при этом они ничего не могут сделать, если им не будет позволено. Будь их воля, они уничтожили бы нас всех давно, еще в самом-самом начале бытия, просто убили бы всех. Но в том-то и дело, что они не могут этого сделать. Они не могут даже заставить человека принять то, что они ему внушают, если Бог этого человека им еще не отдал.

Опять-таки значит, если искушения настолько сильны, что разрушают нас, нашу душу, наше тело, что нам вообще невыносимо жить на этом свете, то мы должны понимать, что на самом деле это не по силе нашего врага, как очень часто люди понимают. «Враг на меня ополчился, он сильный, он меня мучит». Враг-то может ополчиться, но причина моего тягостного, тяжелого состояния не в том, что он ополчился, а в том, что я что-то делаю не так. Если Бог это дал, значит, что-то не так: что-то я не так делал, и Бог либо отвернулся от меня, либо еще что-то. Но в любом случае это моя вина.

Так в чем же эта вина? Что с нами происходит? Читая этот отрывок, этот абзац, мы видим, что Бог не допускает душе, уповающей на Него и терпеливой, быть искушаемою в такой мере, чтобы дойти ей до отчаяния… И лукавый не в такой мере искушает душу и тяготит ее скорбью, в какой хочет, но в какой попущено ему Богом. Пусть только душа переносит все мужественно, держась упования по вере и ожидая от Бога помощи и упования; и невозможно, чтобы она была оставлена.

Что мы должны делать, чтобы нас не сокрушали скорби, чтобы не приходить в страшные, странные состояния от обилия нашедших на нас скорбей?

Первое – мы должны уповать на Бога. Второе – мы должны быть терпеливыми. И третье – мы должны быть мужественными в этом терпении.

Почему мы должны уповать на Бога? Вера и надежда на Бога приводят любого человека к тому, что Бог начинает в этом человеке действовать. По вере вашей да будет вам (Мф. 9, 29). Упование именно и нужно тогда, когда приходит скорбь, то есть ощущается человеком пустота, он не может ощутить Бога, не может ощутить присутствие Бога в своей жизни. Мы говорили про это. Сама суть скорби именно в этом. Не в том, что что-то объективно происходит, потому что мы всегда можем помолиться Богу. Но в том-то и дело, что мы не можем помолиться Богу: либо мы не можем, так как у нас вдруг ослабели силы, ослабела воля, либо мы не можем, потому что вроде и молимся, а никакого результата, толку нет.

И вот в этом состоянии, когда мы не чувствуем присутствия Бога в нашей жизни, именно тогда и нужны надежда и упование. Именно тогда и нужно надеяться на то, что Бог, Которого мы не чувствуем, нас тем не менее не оставил. Тогда и нужно это упование. Если мы надеемся, но ничего не чувствуем, продолжаем надеяться, уповать на Бога, но ничего не происходит, естественно, нужно терпение.

Если человек готов мужественно терпеть, не теряя надежду на Бога, то Бог его и не оставляет, и то искушение, которое на него обрушилось, он переносит. Он сохраняет верность Богу, и Бог сохраняет верность ему. В таком виде это то, что мы привыкли богословским языком называть синергией.

Но у нас-то совсем другая реакция, другой стереотип поведения, модель поведения другая. «Ну да, конечно, Он меня бросил. Кому я нужен? Ведь я грешник! Конечно, Он мне не будет помогать. Он пошел праведникам помогать, а я никому не нужен в этом мире. Молился-молился – толку никакого нет. Думал, хоть Он не бросит, хоть Он поможет. Конечно, понимаю, что грешен. Кому нужен такой грешник? Никому не нужен! Вот даже Богу не нужен. Молюсь-молюсь, а Он не слышит…»

Мы таким образом сами загоняем себя в отчаяние. Мы сами ведем себя как капризные дети. Нет, даже по-другому можно сказать: мы ведем себя как Израиль в пустыне. Помните? Нет еды: «Что мы тогда сюда пришли? Мы так и говорили, что все будет плохо, что доверять Ему нельзя, смысла никакого нет! Бесполезно просить, бесполезно молиться. Ничего Он нам не даст!» А Бог дает.

Человек всегда ведет себя очень стереотипно, как грешный Израиль, как ветхозаветный Израиль. В грехе своем он думает: «Вот я жалуюсь. Бог увидит, как мне плохо, и даст мне что-то. Потом снова увидит, что мне плохо, и снова даст».

Но все совсем не так в отношениях с Богом. И апостол Павел пишет: «Днесь, когда услышите глас, не ожесточите сердец ваших, как тогда, в дни прогневания в пустыне» (см. Евр. 3, 15). Если плохо вам, если трудно, если ничего не получаете, то надо терпеть, а не вести себя так, как ветхозаветный Израиль в пустыне. Наоборот, чем тверже дерзновение, чем преданнее упование, тем больше надежды и скорее прекращается скорбь.

Собственно, скорбь и послана нам для того, чтобы мы зацепились за упование, хотя ничего не чувствуем; просто терпели бы, уповали бы, несмотря ни на что, мужественно переносили вот эту сухость нашей жизни. И тогда Он посылает нам благодать, видя, что мы остаемся верными, что претерпели с Ним в напастях, что мы, доверяя Ему, терпели некую трудность ради Него. Тогда Он пришлет людям избавление.

Записала Инна Корепанова