Читаем Добротолюбие. «О подозрительности». Священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать преподобного авву Дорофея из второго тома «Добротолюбия».

96-й абзац:

Вот один пример из многих. Если кто постится или по тщеславию, или думая в себе, что совершает особенную некую добродетель, то таковой постится неразумно, и потому начинает после укорять брата своего, почитая себя чем-то великим; и оказывается, что он не только, положив один камень, снял два, но находится в опасности разрушить и всю стену чрез осуждение ближнего. А кто разумно постится, тот не думает, что совершает особенную добродетель, и не хочет, чтоб его хвалили, как постника; но думает, что чрез воздержание приобретет целомудрие, и посредством сего придет в смирение, как говорят отцы: «путь к смирению суть труды телесные, совершаемые разумно», – и прочее. – Таковой оказывается искусным созидателем, могущим прочно построить свой дом.

Простое слово о посте. Но это относится не только к посту, а к любой внешней телесной добродетели. Но почему акцент делается именно на посте? Потому, что каждый раз, когда мы вступаем в пост, у нас получается искушение, связанное с тем, что нам тяжело терпеть пост и трудно побороть раздражение, возникающее в сердце. И это раздражение приводит нас к возмущению грехами, неверием, а главное – «непостностью» других людей. И это возмущение рано или поздно приводит к осуждению.

В связи с этим первое, на что обращает внимание авва Дорофей: если во время своего постного или всякого другого подвига мы осуждаем других людей, то не только не приносим себе никакого плода и результата, а разрушаем полностью здание своей духовной жизни.

Каждый, кто постится так, думает: «Да, конечно, я осуждаю, я возмущен, горжусь, тщеславлюсь. Зато я пощусь, зато страдаю, зато ради Христа принимаю труд». И вот это «зато» успокаивает, человек молчаливо, твердо, уверенно разрушает все здание своей духовной жизни. В конце концов через пару постов оно полностью разрушено, душа приходит в запустение, в ней, кроме страстей, давно ничего не живет, человек уже практически мертв душой. Но вот это заученное «зато пощусь, зато страдаю ради Христа» успокаивает на долгие годы, десятилетия, вплоть до конца жизни.

Возможно, только смертельная болезнь или просто приближение смерти сдирает с него футляр, выколупывает его из раковины, и он вдруг начинает понимать, что не может поститься в силу объективных телесных причин. Тогда ему делается страшно, и он понимает, что у него ничего нет; душа его опустошена и разрушена. И последнее некоторое время жизни ему дается для покаяния, чтобы он осознал, что всю свою жизнь он разрушал собственную душу и в конце концов убил ее.  И вот сейчас ему дается последний шанс, буквально дверь закрывается, и он больше никогда не сможет войти в Царство Божие.

Это важно. Десятки людей, ходящих в церковь, поднимающих усилия по соблюдению поста, особенно Великого, всё делают неверно, они разрушают собственную жизнь. Это не значит, что не надо поститься, чего и не говорит здесь авва Дорофей. Он говорит, что поститься надо правильно. Если мы постимся неправильно, то мы только разрушаем свою жизнь.

Второе, на что нужно обратить внимание в этом отрывке: человек не должен укорять другого человека. А это происходит тогда, когда он, постясь, никакой цены этому деланию не дает, то есть не считает свой пост чем-то великим и почтительным. Вот что важно.

О том, как правильно поститься, написано в Книге пророка Исаии, в 58-й главе, об этом много говорит Христос. И Постная Триодь очень много говорит о том, как правильно надо поститься. Но ведь никто же это не слышит или не понимает, а понимая и слушая, не внимает этому, не изменяет своего отношения к посту. Надо просто не считать Великий или любой другой пост чем-то великим.

Скоро наступает Великий пост. Мы начинаем представлять, что будем поститься так-то и так-то. И мы сами в собственных глазах начинаем думать, что совершаем нечто великое. Как только мы перестанем думать, что совершаем нечто великое, у нас не будет никакой мотивации его совершать: а зачем тогда это делать, если это ничего не значит? Да, это ничего не значит, но совершать его надо. В нем нет ничего особенного, но совершать его надо. А у нас есть представление, что если дело особенное, великое, то надо его совершать, а если в этом нет никакого смысла, зачем его делать? Это касается нашего представления о посте, о молитвах, особенно о молитве Иисусовой, о хождении в храм, о всем внешнем делании. Мы совершаем это потому, что считаем это великим. А раз это великое дело, за него нас Бог простит и помилует. Нет, это не великое дело.  Как говорит Христос Своим ученикам: «Даже если вы исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17, 10)».

Если дворник подметает двор – это большое дело, во дворе чисто. Если он не подметает двор – это плохо, потому что двор становится грязным. Если мусорщик не убирает мусор, то постепенно весь двор превращается в одну огромную свалку. А когда он убирает мусор – это здорово, замечательно, двор чистый. Но мусорщик или дворник делает всего лишь свою работу, за которую он получает деньги. С одной стороны, в глазах жителей этого двора это большое и важное дело, они говорят ему спасибо. С другой стороны, с точки зрения дворника или мусорщика, они просто исполняют свою работу, никто им ордена за это не даст, никто их за это на пьедестал не вознесет и памятника им не поставит. Они ничем не лучше других людей, которые не убирают мусор, а, наоборот, мусорят. Но эти другие люди ходят на свою работу и делают свое дело. Кто-то работает пожарным, кто-то в милиции, кто-то чиновником, кто-то в детском садике, кто-то в школе, в управляющей компании или еще где-то и делает другое общественно важное дело, за которое ему никто не даст награду и никто не поставит памятника, но зато дадут зарплату. И каждый занят своим делом.

По большому счету никто не замечает труда дворника или мусорщика, хотя на самом деле их труд более заметен, чем труд учителя или военного, потому что чистота двора – это то, что бросается каждому в глаза, то, что человек видит сразу (и ему это нравится, он сразу замечает, когда двор становится заваленным мусором и никто его не убирает). Но при этом это просто работа. Одна видимая, другая невидимая. Но каждый понимает, что он просто выполняет свое дело и получает за это зарплату.

Если дворник будет гордиться тем, что он делает, и осуждать остальных, что они не делают того дела, которое делает он, будто бы все ерундой занимаются, все лентяи и только он по-настоящему важный человек, все будут понимать, что человек просто заболел, надо срочно вызывать скорую помощь и лечить человека. Что великого в его деле? Оно более заметно, чем все остальные, вот и все, но это дело не великое. Наоборот, гордиться нечем, на большее человек не очень способен, только двор подметать.

Такой же парадокс с Великим постом и вообще с постным подвигом. Человек исполняет его. Это на виду и заметно. В этом и опасность поста. Но ничего великого постящийся не делает, он просто исполняет то дело, которое ему поручено. Так делал Христос, так должен делать и он. Он не должен давать никакой цены за свой постный труд, он просто должен выполнять это как некое нормальное рутинное дело.

В конце концов христиане прежних эпох просто постились всегда, не только сорок дней поста, а всегда, и у них был действительно пост: они просто ничего не ели или ели только хлеб и пили воду. Допустим, 150 лет назад в пост ели один раз в день, а мы едим много раз в день и объедаемся. Где тут пост? А 50 лет назад в Советском Союзе люди хоть и не были христианами, но вообще ели гораздо меньше, чем мы, постники ХХI века, и это видно в наших телесах, видно в наших страстях. Они вообще гораздо меньше обращали внимание на то, что едят, их рацион был более здоровым, меньшего объема, и они не считали это чем-то великим, хотя недоедали, недосыпали, особенно в экстремальные периоды вроде Великой Отечественной войны. Но ничем особенным это не считали.

А мы носимся с этим постом как с писаной торбой, потому ничего, кроме раздражения, он и не вызывает, потому что мы гордимся своим постом, а гордость приводит к тому, что благодать нас оставляет и пост начинает разрушать все то, что созидается нашим постом; мы полностью приводим нашу духовную жизнь в ничто.

103-й абзац:

При виде других больше всего должно избегать подозрительности, от которой происходит пагубное осуждение. Имею множество опытов, подтверждающих ту истину, что всякий судит о других по своему устроению.

Дальше слово продолжается, но мы остановимся. Пример, который дальше приводит авва Дорофей, хорошо известен. Суть в том, что мы воспринимаем мир не по тому, что есть в этом мире, а по тому, что есть в нас самих. Наше представление о мире, о людях, обо всем том, что происходит, есть всего лишь отражение самих себя. Мы понимаем, воспринимаем, видим в мире лишь то, что есть в нас самих.

Мы называем это объективной картиной, нам кажется, мы видим все то, что есть на самом деле. Но в действительности мы просто видим то, на что способен наш внутренний человек. Или как образом, метафорой, притчей говорит Христос: если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло (Мф. 6, 22). Ум есть око. Как ум воспринимает окружающее, так и видит человек мир. Все дело не в объективной картине мира, а в чистоте твоего ума.

Получается, что человек, который совершенно очистил свою душу, очистил свой ум, видит мир таким, какой он есть, он видит в нем Бога и весь мир, залитый Его любовью. Если он видит так – он прозрел, он протер свои глаза, он протер окно, через которое смотрит на мир, и видит мир ясно, какой он в действительности есть. Если человек Бога не видит, не видит Его любви, если видит все совсем по-другому, это свидетельствует не о том, что мир действительно такой, а только о том, каковы собственные глаза человека, какова его душа и насколько он помрачен.

Поэтому мы должны себя смирять, мы должны очищать свою душу, свое сердце вместо того, чтобы изучать мир. Что мы изучаем? Даже не следы на песке, а разводы на окне. Нам кажется, что это весь мир, а это всего лишь точка на нашем окне: жук ползет или потоки грязной воды текут по окну; мы мира даже не видим. Надо протереть окно, надо высушить его, сделать его прозрачным, и только тогда увидишь мир действительно таким, какой он есть. Надо не изучать мир, а очищать свое сердце.

Дальше приводится история трех людей. История хрестоматийная, все про нее знают, ничего особенного в ней нет. Три человека видят идущего ночью по пустой улице человека. Один подумал: «Вот идет вор либо с добычей, либо за добычей». Другой говорит: «Вот идет человек с пьяной пирушки или к любовнице изменять своей жене». Третий думает: «Солнце еще не встало, а он уже на службу торопится». Три человека видят одно и то же, но каждый судит по-своему. На самом деле вариантов сколь угодно, все зависит от того, какие люди это видят. Может быть, вообще и не было никакого человека. Поскольку улица была неосвещенная, может, это всего лишь было колыхание ветра, или они приняли за человека переходящего дорогу медведя, или просто это наваждение бесовское. Это может быть что угодно. Только если они догонят его, увидят, что это и правда человек и спросят его, куда и зачем он идет, а он скажет им правду, тогда они действительно будут иметь представление об объективном течении событий. Они поймут, что это за человек и куда он идет, и придут к некоему консенсусу. Это тогда, когда можно это проверить.

Но в большинстве случаев проверить ничего нельзя. В большинстве случаев мы не можем догнать человека, мы не можем приблизиться к той картинке, которая нам показалась, и не можем действительно гарантированно свидетельствовать, что тот человек, которого мы спрашиваем, сказал нам правду. Все это вместе говорит о том, что на самом деле с объективностью все очень сложно.

Сколько жизнь нас ни учит, сколько в жизни мы ни переживали подобные ситуации, мы постоянно делаем эту ошибку, постоянно начинаем мучить себя подозрениями. Иногда нам кажется, что говорят о нас. Вот я слышал, что имя мое прозвучало. По интонации понятно, что говорят обо мне плохо, с осуждением. И я начинаю думать, что я не так сделал, и подозревать этих людей в злых мыслях обо мне.

Но они могли говорить не обо мне. Это мог быть однофамилец или другой человек с таким же именем. Или они говорили обо мне, но вовсе не плохо, а хорошо, но мне показалось, что плохо, потому что в целом я склонен подозревать, что люди говорят обо мне плохо. И то, что я обычно подозреваю, мне показалось в действительности. Но на самом деле они говорили не обо мне, а о другом человеке, которого звали так же. Говорили-то хорошо, но я накрутил себя, что-то надумал и начал подозревать, что люди против меня что-то замышляют.

«Вот он на меня смотрит косо. А почему? Я ему ничего не сделал. А он косится и косится, будто я ему что-то плохое сделал, но я ему вообще ничего не делал». Да он не косится, у него вообще косоглазие, это просто особенность его взгляда. Или он подавлен тем, что его жена сказала, что подает на развод, и он в целом недоволен миром, недоволен людьми, особенно женщинами. Ничего из того, что я надумал, нет. Но я почему-то свою реакцию на его физиономию считаю правильной и не собираюсь ничего проверять, да и такой возможности чаще всего нет.

А сколько проблем возникает в связи с тем, что человеку показалось, что женщина отвечает ему взаимностью... Вот он посмотрел на нее, она ему улыбнулась. Она улыбнулась не ему, она в принципе улыбается всем, она улыбнулась просто своим мыслям. Но я уверен, что она улыбнулась мне, начинаю строить планы, как мы будем дальше вместе жить. Полгода страдаю: ну почему же она больше мне не улыбается, ну почему она больше на меня не смотрит? Вот опять она улыбнулась. Значит, я все-таки правильно предположил. Год проходит, полтора года. Ладно, все-таки надо подойти и выяснить: мне она улыбалась полтора года назад или не мне. Вдруг говорят, что она выходит замуж. Как? Как она могла меня обмануть? Как она могла меня предать? Ведь я же планы полтора года строил, ведь я же был уверен. Почему она так со мной поступила? А ты просто все выдумал, просто все себе придумал.

Но сколько таких историй! Не в четырнадцать лет, когда это естественно, не в восемнадцать, даже не в двадцать пять, а в тридцать пять и даже в сорок лет точно такие же истории могут произойти с человеком. Он выдумывает себе все: хорошее, плохое. Сколько разбитых судеб только потому, что мужчине показалось, что она смотрит на другого, смотрит влюбленными глазами. «Это моя-то жена? Да как она может?» Вплоть до исхода, как у Отелло. Это потому, что человек все себе выдумывает.

Мы с детства играем в «глухие телефоны», и с детства нас эта игра должна научить простому явлению жизни: люди всё не так понимают, не так слышат, как им говорят. Но мы продолжаем играть. Игра-то хорошая. Она должна нас научить тому, чтобы, повзрослев, мы стали трезвыми людьми и понимали: все, что тебе говорят, совсем не так.

«А Маша сказала, что ей Михаил Петрович сказал, которому Анна Николаевна пришла и сказала: тебя скоро уволят». – «Ох ты, а что делать-то?» – «Не знаю, надо готовиться». Готовлюсь, готовлюсь, но что-то не увольняют. Наверное, ждут хорошего дня, чтобы это сделать. Но на самом деле ничего не происходит, все не так. А я, которому сорок пять или пятьдесят пять лет, неделю дрожу, пью валерьянку или водку и думаю, как мне все это пережить. Жене рассказал, маме рассказал. Маму инфаркт хватил, потому что ей уже за восемьдесят, жена не знает, что делать, депрессия; дети волнуются. Через полгода, когда я уже чуть не схожу с ума, у меня нервный срыв, мне наконец говорят: «Слушай, перепутали, не о тебе речь была. Ошиблась Анна Николаевна; оказывается, про другого человека говорили». А у меня уже катастрофа.

Эта подозрительность – источник скорбей, источник страданий, которые не стоят и выеденного яйца. «Когда кажется, нужно креститься». Это не какая-то смешная, нелепая поговорка. Она отражает суть: если тебе что-то кажется, перекрестись и помолись, вспомни, что это скорее всего просто наваждение. А если не наваждение, то тебе и так в свое время правду скажут. Главное – твердо, жестко всегда себя одергивать: это только сказали, это только тебе кажется. Надо сначала протрезвиться и никогда не доверять всему тому, что тебе говорят, и всему тому, что тебе кажется.

Записала Инна Корепанова