Читаем Добротолюбие. «О молитве». Священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать подвижнические слова святого Исаака Сирина из второго тома «Добротолюбия». Сегодня вернемся к разговору о молитве, потому что мы уже касались этой деятельности, когда в прошлый раз читали 54-й абзац о внимательной молитве.

Все верующие, уповающие на Бога люди знают, что молитва – это хорошо. Все знают, что хорошая молитва – это очень хорошо. Я не знаю, как это было тысячу лет назад или во времена преподобного Исаака Сирина, но все современные люди считают молитвой одно из двух деланий.

Первое: мы читаем некий молитвенный текст в молитвослове, акафистнике или каноннике, в богослужебных книгах или просто отдельно распечатанные молитвы, порой даже не знаем, кто их составил, Интернет очень обезличивает в этом смысле и молитвенные тексты. На самом деле любой молитвенный текст должен пройти рецепцию Церкви, действительно ли он является молитвой или к таковой не относится, если это просто заговор, чехарда слов. Очень часто люди под видом молитвы приносят то, что не является церковным текстом вообще, не то что творением святых отцов. Что человеку нужно, то он в Интернете и скачал. Например, ему нужно исцелиться от болезни, скачал текст под нужным названием и читает.

Второе делание, которое связывается у нас с молитвой, – это обращение к Богу своими словами с выражением какой-то просьбы. Обычно это многократно повторяющееся обращение: «Господи, исцели меня. Пожалуйста, Господи, исцели. Исцели, мне очень нужно здоровье. Пожалуйста, исцели». С плачем, с сокрушением или без такового постоянно повторяемая просьба, обращенная к Богу своими словами без какого-либо текста. Обычно это мы называем молитвой.

На самом же деле действий, которые называются молитвой, которые могут быть соотнесены с молитвой, великое множество. Преподобный Исаак Сирин частично об этом говорит. Например, 82-й абзац:

Надлежит знать нам, что всякая беседа к Богу, совершаемая втайне, всякое попечение доброго ума о Боге, всякое размышление о духовном установляется молитвою, и нарицается именем молитвы, и под сим именем сводится воедино, – будешь ли разуметь различные чтения, или глас уст в славословии Богу, или заботливую печаль о Господе, или телесные поклоны, или псалмопение, или все прочее, из чего составляется весь чин подлинной молитвы, от которой рождается любовь Божия; потому что любовь от молитвы, а молитва от пребывания в уединении; в уединении имеем мы нужду для того, чтобы нам была возможность удобнее беседовать с Богом.

Вот часть действий, упражнений, деланий, перечисленных здесь (что-то знакомо нам по опыту, что-то нет), но все здесь упомянутое (и гораздо больше, что могло быть здесь упомянуто, в том числе и чтение, и поклоны, и псалмы, все, что мы делаем и что называем молитвенным деланием) Исаак Сирин называет тоже молитвой.

В этом наименовании всех многочисленных действий есть утешение и правда, потому что радостно любому верующему человеку сознавать себя молящимся человеком, сознавать, что все эти дела, которые мы делаем, действительно соотносятся с молитвой, Бог называет это молитвой, принимает это как молитву. Значит, мы все-таки молимся Богу. И радостно сознавать, что мы делаем то, что делать должны. От этого у нас на душе тепло, светло и иногда даже радостно, потому что мы делаем именно то, что нужно делать.

Хорошо бы выписать это слово из «Добротолюбия», распечатать, заламинировать и просто носить с собой в записной книжке или положить в Евангелие и утешать себя периодически тем, что мы на самом деле молимся. С точки зрения преподобного Исаака Сирина, мы молимся, и это нас успокаивает, утешает, это нас вдохновляет. Не могу сказать, насколько хорошо такое переживание и такое утешение, но какую-то утешительную роль и это может сыграть, потому что хуже уныния и отчаяния, наверно, вряд ли что-то можно найти для верующего человека.

Но есть в этом и сложность, неведомая простому человеку, сложность, о которой предупреждает нас, например, апостол Павел. Но поскольку это сложность, мы никакой сложности не замечаем, даже читая апостола Павла и слыша его предупреждение, потому что для нас то, что здесь написал преподобный Исаак Сирин, – это радостное понимание, что любая мысль о Боге и есть молитва, любой поклон, любое стихословие, отрывок стихословия, любое размышление о Боге, любое понимание любого слова, услышанного нами от хора или от чтеца, есть молитва. Стало быть, мы молимся. Это нам понятно, нас это радует, и больше мы ничего не понимаем. Нам этого достаточно, хоть на какое-то время нас это утешает, вдохновляет.

А то, что все это не так однозначно, мы не можем понимать, потому что это сложно. Не в смысле трудно, а в смысле – непросто. Мы люди легкомысленные, люди грешные. И духовно легкомысленные. Нам хорошо говорить о Боге, мы способны, мы готовы говорить о Боге и легко поддержим разговор о Боге даже мусульманина, даже иудея, тайца или китайца. Если они вдруг решили поговорить с нами о Боге, какой у них бог могучий или сильный, мы легко поддержим их разговор.

Но тут приходит какой-то семинарист или батюшка и говорит, что все не так просто, что наш Бог другой, Он троичен в Лицах, и много других вещей. И человек говорит: «Это все не то, я не хочу это слушать, это все сложно, это усложняет мой простой мир, я привык к такой легкомысленной простоте». Есть не легкомысленная простота, мы о ней говорить не будем, она очень проста. А есть легкомысленная простота, про которую говорят, что она хуже воровства. Мы не хотим таких сложностей.

Нам понятно, что Бог у мусульман, христиан, иудеев один. Это просто и понятно, просто мы по-разному служим, молимся. А чтобы понять и разобраться, что, позвольте, все совсем не так по Писанию, по догматическому учению Церкви, опыту святых отцов, вообще все не так, а гораздо сложнее, – в эту сложность мы вникать не хотим. Так же и тут. Нас предупреждает апостол Павел, что все не так просто, но мы за пределы этой простоты выходить не хотим.

Например, в самом начале Послания к Коринфянам он пишет: Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно (1Кор. 2, 14). Что это значит? Все, что сказано в 82-м абзаце, верно. Это не может быть неверно, это опыт, это святой отец, многие об этом пишут. Но все то, что имеет в виду преподобный Исаак Сирин, совсем не то, что понимаем под этим делом мы. Мы прочитали и успокоились. Но святой Исаак Сирин подразумевает под этим совсем другое, а мы совсем другое, потому что мы душевные, а он духовный. Или, говоря другим языком, все то, что он здесь перечислил, для него действительно является молитвенным действием, а для нас все это не является молитвенным действием. Даже если мы читаем Псалтирь, это не является для нас молитвенным действием. Мы просто читаем Псалтирь, это душевное действие, а не духовное.

Преподобный Исаак Сирин говорит, что читать Псалтирь хорошо, потому что она производит такое-то и такое-то действие, приносит такой-то и такой-то плод. Мы говорим: «Здорово! Значит, я занимаюсь тем же делом, каким занимались святые отцы». И вот я читаю Псалтирь уже лет пятнадцать. Но никакого плода, который описан преподобным Исааком Сириным или кем-то другим, у меня нет. Но я говорю: «Вот тут же сказано, что читать Псалтирь хорошо, я ее читаю. Значит, я делаю правильно? Правильно. Я молюсь? Молюсь. Всё, отстаньте от меня. Я не хочу вникать в какие-то ваши сложности, в какие-то споры о словах. Мне это неинтересно. Я прочитал у Исаака Сирина, что читать псалмы хорошо».

Но святой Исаак Сирин еще много чего другого пишет. А мне важны только эти слова, они соответствуют моему простому восприятию моей духовной жизни, которая мне нравится, мне приятно так жить. А то, что под размышлением преподобного Исаака Сирина совсем другой опыт, духовный, а у меня душевный, мне нет до этого никакого дела: «Не лезьте в мою жизнь, мне и так тошно. У меня нормальная жизнь, я кое-как только-только наладил свои отношения с Богом и буду делать то, что делаю: молиться по книге, по псалмам, буду делать поклоны, буду петь в храме, петь на распев акафисты, потому что все это хорошо».

Таким образом я успокаиваю свою совесть, а вникать в то, что между нашим опытом и опытом преподобного Исаака Сирина или любого другого отца есть непроходимая бездна, сложно; и думать об этом я не хочу.

81-й абзац:

Молитва имеет нужду в упражнении, чтобы ум умудрился долговременным пребыванием в оной. Молитву предваряет отшельничество (уединение, отвлечение мыслей от всего стороннего). Отшельничество нужно ради молитвы, а молитва – для того, чтоб приобрести нам любовь Божию; потому что вследствие молитвы сыскиваются причины любить Бога.

Молитва имеет нужду в упражнении. Зачем? Ведь чтобы прочитать текст, распечатанный на бумажке, Символ веры, канон, молитвословие, акафист в акафистнике, «Се, Жених грядет в полунощи» пропеть, «Достойно есть» пропеть, «Отче наш» пропеть или прочитать от «Царю Небесный» по «Отче наш», какая для этого нужна подготовка, какое нужно упражнение? Пришел, прочитал, пропел, и все. Или сделал поклон со словами Господи, помилуй, сделал три поклона, можно десять, можно двенадцать. Какая для этого нужна подготовка?

Или, например, у меня болеет ребенок, я прибежал в храм: «Где у вас здесь икона того святого, который может помочь? Где ему молитва? Ой, какая молитва длинная, я своими словами, мне некогда». «Святой целитель Пантелеимон, исцели моего сына, исцели». Свечку поставили, пошли дальше. Для этого какая нужна подготовка? Никакой. Какое нужно упражнение? 

Мы же не проходим упражнения для того, чтобы ходить в больницу. Например, когда-то мне предстоит идти к кардиологу или к онкологу. Для этого же не надо тренироваться, разминать ноги. Это нелепо, смешно. Какое упражнение? Или в огороде собираемся работать, мы же не разминаемся всю зиму, чтобы не потерять навык, не копаем же лопатой пол, например. Принесли грядку в дом, засыпали землей и тренируемся каждый день понемножку, копаем, чтобы не потерять навык. Ничего не надо. Почти все вещи человек делает без упражнения. Влюбился человек, важное дело – семью созидает. Какое у него может быть упражнение? Это важная вещь, никто не может в наше время сохранить семью. Надо же подготовиться к этому, поупражняться? Большинство молодых семей сейчас и не создают семьи, они упражняются с партнерами и партнершами, сожителями и сожительницами, тренируются, чтобы когда-нибудь, возможно, заключить брак. Но это не то упражнение, о котором говорит здесь преподобный Исаак Сирин. С чего ради молитва, как мы ее понимаем, чтение текста или делание поклона, выражение своей накипевшей просьбы перед кем-нибудь вдруг нуждается в упражнении?

Молитва имеет нужду в упражнении. Для чего? Чтобы ум умудрился долговременным пребыванием в оной. Молитва есть деятельность, в которой ум рождается, ум оживает, ум живет, в которой ум становится тем, чем он должен быть по замыслу Божьему, преображая вследствие этого самого себя и всего человека.

Опять сложности. Нет, подождите, вы не о том. Молитва – это просто. Вот мне нужно стать хорошим. Я прихожу и спрашиваю: «Какая молитва, чтобы стать хорошим?» Господи, даруй мне смирение. Вот. И я начинаю читать эту молитву.  Там, конечно, большое количество слов, все красиво, образы из Библии приведены, большая, хорошая, красивая молитва. Я ее читаю, читаю, несколько лет читаю. А смирение от этого не прибавляется. Но я надеюсь, что если я до конца, до самой смерти буду читать эту молитву, лет сорок, все равно как-то получится у меня со смирением.

Не получится. Для того чтобы пришло смирение, должен измениться твой ум. Ум и меняется во время молитвы. Как он еще может измениться? А если он не изменится, откуда возьмется смирение? Но мы упорно считаем, что смирение, или целомудрие, или милостивость, или сострадательность, или воздержанность, или безгневие, что угодно нами желаемое – это все некоторые качества, которые нам, как медаль, однажды приколет Господь. Мы просили, просили, Он говорит однажды: «Да, молодец! На тебе награду, на тебе медаль. Ты теперь милостивый!» Мы так это воспринимаем, поэтому ничего и не происходит. Нет никаких наград и нет никаких медалей.

Человек такой, какой он есть, его надо преобразить, его надо изменить, переплавить. Мы считаем, что мы, в общем-то, хорошие, только нам не хватает неких добродетелей. Эти добродетели нам надо выдать.

Например, я говорю: «Слушайте, у меня лохмотья, стыдно на люди показаться. Вот слышал притчу о званых на брак. Выдайте мне брачную одежду, пожалуйста». Мне говорят: «Держи, пожалуйста. Классная одежда, как у бояр времен Ивана Грозного». – «Здорово! Хорошо! Согласен!» Надел эту одежду. А сам каким был, таким и остался. Я хожу в этой одежде, но завидую все равно всем, пылаю похотью, жаден до вина, до еды. Одежда ничего не изменила во мне, я каким был, таким и остался.

А если я по сути своей человек из Боярской думы, даже если сняли с меня эту одежду и дали лохмотья, так я и в остроге буду думским боярином даже в лохмотьях, потому что такова моя душа.

Не в одежде дело, не в том, что мне выдадут, не в напяливании добродетелей, а в переплавке сердца, в переплавке внутренности моей, чтобы из нее выдавились, вышли, исчезли невоздержание и страх, а появились воздержанность, кротость, храбрость, упование. Измениться надо внутри, переродиться надо, а это и делается в огне и пламени молитвы, потому что начинается все с ума, он – сердцевина человеческой жизни, через него происходит освящение, изменение сердца.

Как говорит замечательный тропарь, посвященный Григорию Паламе, который целую книгу написал об этом, яко ум Уму Первому предстояй, то есть ум человеческий, предстоящий Небесному Уму. Вот что важно. Но мы отмахиваемся: «Это сложно. Мы же просто о молитве». Да, и отцы тоже о молитве, только они и мы понимаем молитву по-разному.

Вот еще цитата из Послания апостола Павла к Ефесянам: отложим прежний образ жизни ветхого человека и обновимся духом ума нашего и облечемся в нового человека (см. Еф. 4, 22–24). Чтобы ветхого человека изменить, снять эту одежду, надо обновиться духом ума, только тогда мы облечемся в нового.

Мы представляем это не так: я пил – теперь не пью. Ну и что? По сути, ты остался таким же, у тебя вместо пьянства появилось что-то другое. Надо измениться умом, а изменение ума начинается на молитве, совершается молитвой, изменение его происходит во время молитвы, и плоды этой молитвы распространяются на изменение жизни человека.

Записала Инна Корепанова