Читаем Добротолюбие. «Как терпеть укоризны». Священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать наставления преподобного аввы Дорофея из второго тома «Добротолюбия». Разговор у нас пойдет об укорении.

43-й абзац:

Отчего происходит, что иногда кто-либо, услышав оскорбительное слово, не обращает на него внимания, а переносит оное без смущения, как будто вовсе не слыхал его, иногда же как только услышит, тотчас смущается. Отчего так бывает? Не смущаются вот отчего: во-первых, случается, что иной после молитвы, или доброго упражнения, находится в добром расположении духа, и потому снисходит брату своему и не смущается его словами; случается также, что иной имеет большое расположение к кому-либо, и потому без огорчения переносит все, от него наносимое; бывает также, что иной презирает желающего оскорбить его, и ни во что вменяет обиды его. – А смущаются от противоположного сему, – оттого, что бывают не в добром расположении духа, или оттого, что имеют неприязнь против оскорбившего, – и от других причин. – Но главною причиною всякого смущения служит то, что мы не укоряем самих себя.

Вот такое рассуждение об укоризне. Начав разговор о том, как мы реагируем на укоризну, авва Дорофей начинает большую череду абзацев о самоукорении.

Что делать, если нас оскорбили, если нас укорили, унизили, сделали несправедливое замечание? Если сделали справедливое замечание, человеку понятно, что делать. А вот если несправедливое замечание? Человеку так кажется. Или действительно он этого не заслуживает. Если это случилось, человек либо возмущается, либо не возмущается. Если он возмущается, то с ним происходят возмутительные вещи. Если он не возмущается, то это происходит по трем указанным здесь аввой Дорофеем причинам.

Во-первых, в нем действует благодать после какого-то духовного упражнения, эту благодать давшего. Или он расположен весьма и весьма к этому человеку, так его любит, так перед ним благоговеет, какие-то особые отношения у него есть к этому человеку, что он не реагирует на укоризны этого оскорбителя. Потому что весьма и весьма к нему расположен. И третья причина: если у человека есть презрение, он свысока смотрит на всех и просто не считает нужным на это реагировать, как мы не реагируем в сердцах на лай собаки.

А если человек возмущается, значит – благодати у него нет, приязни к человеку нет, зато есть неприязнь. И главная причина, как в конце говорит авва Дорофей: человек не укоряет сам себя.

И все бы про этот абзац. Что еще скажешь? Но авва Дорофей подчеркивает (и еще не раз подчеркнет позже), что у человека, реагирующего на возмущение, оскорбление, унижение другого, может быть особая приязнь к этому другому, а может быть особая неприязнь к нему. И очень часто мы реагируем именно потому, что у нас есть неприязнь к этому человеку. Это многое и очень многое объясняет, но мы не хотим этого видеть, мы не хотим об этом думать, не хотим это принимать во внимание.

Нас несправедливо оскорбили. «Это возмутительно! Как ты смеешь? Кто ты такой?» Все во мне восстает, чувство справедливости и чувство достоинства поднимаются. «Нет, я не потерплю от тебя этого». И когда начинаем делать разбор ситуации с духовником или перед исповедью, начинаем честно смотреть, почему мы это сделали, то кипение нашей души мешает нам увидеть, что на самом деле мы имели к этому человеку неприязнь. Внимательные люди знают, что эта неприязнь, которую мы имеем к тому или иному человеку, легко опознается и обнаруживается другим человеком.

Мы человеку улыбаемся, делаем вид, что ему радуемся, а на самом деле у нас в сердце есть неприязнь. Нам кажется, что человек ни о чем не догадывается, кажется, что мы скрываем это, а на самом деле скрывать не получается, человек понимает, что мы им недовольны. Собственно, это и провоцирует его несправедливое к нам отношение. Наша же неприязнь вызывает его ответную неприязнь, раздражение, порой озлобленность, почему мы к нему так относимся, и он в конце концов срывается, раздражается, несправедливо себя ведет.

Но эта ситуация для того и попущена, чтобы уврачевать мою неприязнь. Фактически он отзеркалил меня, отразил видимым образом ту неприязнь, которая у меня есть; в его возмущении я увидел отражение своей собственной неприязни, я ее как бы экстериоризировал и теперь могу ее увидеть, могу ее осознать, что вообще-то я этого человека не люблю, не хочу его любить, мне противно  с ним. Пусть он причащается, исповедуется, делает что хочет, но мне противно с ним. А ему противно со мной. Он видит, что мне противно с ним, и испытывает то же самое в отношении меня.

И Бог попускает вспыхнуть искре, в результате которой происходит открытый конфликт. Но открытый конфликт хорош тем, что неприязнь моя к другому становится открытой, а моя внутренняя болезнь приобретает открытую форму, и я теперь знаю, что отношусь к другому с неприязнью. Более того, я понимаю, что пока не уврачую свое сердце, я не могу жить со Христом, мне, несомненно, надо с этим что-то сделать.

Об этом тоже нужно иметь попечение. Нужно об этом помнить, если возник некий конфликт, особенно когда это касается среды братьев, сестер, людей в рамках одной веры, одной общины, монашеской или приходской. А это встречается часто, жизнь очень многих общин из этого соткана. Когда видишь, что кто-то на меня бочку катит, то первый толчок этой бочки был в моем сердце. И я должен это увидеть, должен заметить и честно признаться себе, что я сам виноват, я никогда не заботился о любви к этому человеку, никогда не молился о том, чтобы стяжать любовь к этому человеку, чтобы хотя бы мирные были отношения, чтобы моя улыбка была искренней, а взгляд моих глаз был лучистый. Тогда неприязни не будет – и человек не будет возмущаться.

44-й абзац:

Авва Пимен сказал: «Куда бы ни пошел укоряющий себя, какой бы ни приключился ему вред, или бесчестие, или иная какая скорбь, он уже предварительно считает себя достойным всего неприятного и никогда не смущается. Есть ли что беспечальнее такого состояния?»

Авва Дорофей начинает разговор о самоукорении. Этим он заканчивает 43-й абзац: главною причиною всякого смущения служит то, что мы не укоряем самих себя. И вот уже дальше говорит об укорении, что человек, который укоряет сам себя, всегда будет успешен, всегда будет мирен, спокоен. Я помню слова аввы Пимена (скорее всего это те же самые слова, просто в другой формулировке, помню их из чтения Древнего Патерика): тот, кто укоряет сам себя, везде и всегда устоит, то есть никакие искушения, никакие бури, никакие скорби, опасности не смогут его поколебать, потому что он выбрал правильное основание.

В последующих абзацах мы увидим то же самое: самоукорение считается одним из главнейших инструментов христианского, особенно монашеского делания. Я подчеркну, что особенно монашеского делания. Это не значит, что самоукорение неприлично мирянину. Нет, оно прилично всем. Собственно, это некий парафраз слов Христа: кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвышен будет (Мф. 23, 12). Это об одном и том же. Самоукорение является некой производной из евангельской нравственности, а не сугубо монашеским деланием. Но тем не менее о чем идет речь?

Самоукорение хорошо, это один из лучших методов, важнейший, как настаивает на этом преподобный авва Дорофей. Тем не менее в наше время и это стало своего рода искусством или должно стать таковым. Нельзя просто так взять и экстраполировать опыт в данном случае аввы Дорофея или современной ему монашеской жизни в плоскость современных человеческих отношений. Не получится.

Дело в том, что самоукорение помогает только тогда и только такому человеку, который действительно молится и который действительно идет к Богу, исполняет Его волю и укоряет себя в свете правды Божьей. Тот опыт самоукорения, который здесь описан аввой Дорофеем со ссылкой на многочисленных бывших до него отцов, – опыт спасительный, этот опыт действительно приводит к смирению, к сокрушению человека и к тому, что он никогда о себе не мнит, никогда не отчаивается и никогда не ропщет, что является важными качествами уповающего на Бога человека.

Но сложные ситуации и практика самоукорения встречаются не только в монашеской традиции или в церковноприходской. Это встречается и в семье, и на работе. И не всегда выбранная интонация самоукорения приводит к нужным результатам. Не всегда человек, занимающийся самоукорением, созидает свою душу, потому что делает он это не по истине, а из человекоугодия. Он думает не так, что он виноват перед Богом и надо ему что-то потерпеть. А думает так: «Я не прав перед этим человеком, поэтому он поступает правильно. Я согрешил вот этим, вот этим, поэтому возмущения этого человека обоснованные, я сам виноват, надо было так не делать. Я так сделал, поэтому приходится мне это терпеть». Всякий раз, когда человека укоряют, он находит силы, находит основания, чтобы сказать: «Сам виноват, не надо было так делать, не надо было так говорить, не надо было туда смотреть, не надо было на эту половичку наступать, не надо было эту бумажку трогать, сам виноват». Всегда находит, в чем себя укорить.

Но это совсем не то самоукорение, о котором говорят отцы. Самоукорение, о котором говорят отцы, действительно созидало душу человеческую, душу не одного, а многих и многих монахов вплоть до ХIХ века. Мы слышим об этом в письмах святителя Игнатия (Брянчанинова), преподобных Амвросия Оптинского или Макария Оптинского, все об этом методе знают и пишут о нем как о безусловном и хорошем.

Однако в этой ситуации вдруг неожиданно самоукорение не работает. Оно приводит к порабощению одного человека другим, приводит к появлению страшной искривленности души, к болезни души, к неврозу, а порой и психозу. Вместо того чтобы благодатно изменять душу, неожиданно оно приводит к разрушению души, значит – в современной мирской среде этот метод не работает.

Конечно, и отцы говорили об укорении себя перед другими людьми, перед братьями. Скажем, об этом говорит 45-й абзац, именно эту ситуацию он описывает:

Скажет кто-нибудь: если брат оскорбит меня, и я, испытав себя, найду, что не подал ему никакого к тому повода, то как могу укорить себя? 

Дальше идет ответ аввы Дорофея: кто руководствуется Царством Божьим, всегда обозначит, всегда найдет, в чем он виноват перед тем человеком, который хочет его чем-то оскорбить, который его чем-то укоряет.

Можно и в монашеской среде по-настоящему укорять себя перед людьми, находить свою вину. Но при этом нужно помнить две вещи. Первая: человек в монашеской традиции, в той традиции, которую описывают авва Дорофей, преподобный Амвросий Оптинский (общежительный монастырь со множеством разнообразной братии с набором разнообразных характеров, разных эмоциональных перегибов), в этой монастырской ситуации, описанной святыми отцами, человек не становится зависимым от того, кто им недоволен. И он ищет только того, чтобы не смущалось собственное сердце, чтобы на сердце не было никакой обиды, раздражения, тьмы. Я укоряю себя, оправдываю ближнего для того, чтобы мое сердце было в мире. Я молюсь за брата, который меня оскорбляет, молюсь за игумена, который, может быть, ко мне несправедлив, но при этом я не становлюсь совершенно зависимым ни от этого брата, ни от игумена.

Я всегда могу уйти из этого монастыря, если это перестанет созидать мою душу, я всегда могу уйти в другую келью, если брат в этой келье совершенно не выносит меня. И такие случае известны в великом множестве: и переходы в другой монастырь, и смена кельи, и много чего другого. Когда здоровый брат видит, что нет никакой возможности примириться с тем, кто на него кричит, орет и возмущается, то надо искать другую форму жизни, чтобы им не пересекаться. И человек легко меняет образ существования так, чтобы тот брат, который постоянно искушается, наконец-то успокоился.

Но никогда это не приводит к совершенной зависимости меня, постоянно себя обвиняющего и укоряющего, от того, кто мной всегда недоволен. Это первое. Часто такие ситуации возникают в семье, переходится граница, когда уже система самоукорения не работает, потому что один стал совершенно зависим от другого человека; и никакого созидания души в принципе не происходит, а разрушается не только душа оскорбителя, но и душа оскорбляемого человека, потому что он попал в зависимое состояние.

Второе условие, которое тоже надо помнить: человек находится в некой церковной системе или общественной системе, где всегда были отработаны, всегда существовали и силы, и механизмы, которые запрещали такое зависимое положение человека от человека, регламентировали эти состояния зависимости и могли защитить обижаемого от совершенного произвола обижающего.

Именно эти два условия работали раньше и совершенно не работают сейчас. Поэтому, хотя самоукорение действительно является очень хорошей системой, очень хорошим методом, очень важным, очень правильным методом духовной жизни, помогающим человеку смириться и перенести все скорби, которые на него сваливаются, в том числе и скорби неудовольствия со стороны братий, этот метод на территории мирян, в содружестве мирян, стал иметь некие поправки, некоторые корреляции, которые надо учитывать.

Записала Инна Корепанова