Читаем Добротолюбие. 7 марта. Священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать слова о молитве преподобного Нила Синайского. Напомню, в прошлый раз мы читали 42–43-й абзацы и говорили о молитвенном чувстве как о принципиально важном действии, элементе, свойстве молитвы. Если этого молитвенного чувства нет, молитва получается как бы пустой, тщетной, порожней. Молитвенное чувство и свидетельствует о том, что молитва живая. Ведь в том и состоит особенность христианского внутреннего делания, что происходит благодатное оживление и преображение человека.

Некоторые, слыша о чувствах, думают, что речь идет о каком-нибудь проявлении человеческой чувствительности, некой экзальтации. Религиозные предметы, религиозные переживания неизбежно вызывают чувства, точнее – порождают некую чувствительность, всегда приводят (если это не сдерживать) к некой экзальтации. Это естественно: раз есть Бог, мы испытываем к Нему некоторые чувства. Это не святое, не истинное, но естественное явление для обычного человека – испытывать некую чувствительность в отношении неких возвышенных, не от мира сего явлений и религиозных предметов. Но речь не об этом.

Естественно, какие-то объективные вещи, в которые мы веруем, порождают некие чувства, особенно у людей чувственных, у которых чувства наиболее обострены. Собственно, это и приводит к экзальтации. И это, естественно, не имеет трезвости. Глубоко прав святитель Игнатий (Брянчанинов), предупреждающий, чтобы этого разгорячения сердца не было. Это правильно и верно.

Но если мы на этом основании сделаем вывод, что никаких чувств вообще быть не должно, мы потеряем гораздо больше. Потому что человек – это не ангел. Человек – это такое существо, которое имеет сердце, чувства, волю, ум, и все это Христом воспринято, и все это должно быть уврачевано, преображено. Преображено – значит, облагодатствовано Божественными энергиями во Христе.

В прошлый раз мы вспоминали слова апостола Павла: в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе (Флп. 2, 5). Это и происходит, когда молящийся ум в молитве спускается в сердце и начинает молиться в сердце. Молящийся, призывающий Бога и пребывающий в Боге ум приобщает сердце благодатным энергиям Бога, приобщает чувства Богу. Ум чувства пробуждает, молитва облагодатствует и освящает.

Дело не в том, что есть некий предмет, который мы чувственно или чувствительно переживаем, а в том, что через молитву, в молитве ум соединяется с сердцем. Ум, пребывающий в Боге, входит в сердце и пробуждает там именно те чувства, которые должны быть во Христе Иисусе. Это не чувства по отношению к религиозному предмету, предмету почитания и поклонения – не это называется молитвенным чувством, а когда в нас рождаются те самые чувства, которые были в Сыне Божием, во Христе. Молитва пробуждает эти чувства.

Если они у нас были в каком-то зачаточном состоянии, молитва освящает и преображает эти чувства. Но чаще всего молитва именно рождает те самые чувства, которые были во Христе Иисусе. Пока молитва не войдет в наше сердце через молящийся ум, мы и понятия не имеем, какие должны быть чувства у человека во Христе.

Молитвенное чувство и религиозное чувство – это принципиально разные чувства. Одно порождается переживанием некоего явления, которое мыслится человеком как отличное от него и которое он любит, почитает, ценит, вдохновляется им и так далее. А молитвенное чувство рождается от того, что Бог входит в человека, живет в человеке и рождает в нем именно те чувства, которые должны быть.

Вот это погружение в себя, обретение своей внутренней глубины, опознание, во-первых, бездонности своей и своего греха и, во-вторых, Божественного человеколюбия, приводит к тому, что рождается покаянный плач, сокрушение и надежда. Болезнование сердечное о своих грехах, о своей нелюбви к Богу и людям, сопровождающее наше исповедание плачем, свидетельствует как раз о том, что сердце проснулось во Христе.

Мы можем чувствовать умиление, но не всякий раз можем отличить умиление экзальтированное, умиление как религиозное чувство от умиления как чувства благодатного. Только опытный человек может распознать в другом и в себе разницу этих переживаний.

Плач о своем грехе с глубинным сокрушением о своих неправдах, о своей нелюбви с одновременным упованием на всепобеждающую милость и щедрость Божию и само это чувство, что рождается в этом плаче как исток, как фундамент всех прочих чувств, которые родятся в человеке, и свидетельствуют о том, что благодать коснулась сердца. Симеон Новый Богослов назовет его: радостотворный плач.

Вот этот плач – парадоксальное явление внутренней жизни человека во Христе, когда человек со всей отчетливостью, всей ответственностью и ужасом переживает свой грех как онтологическое безобразие, онтологическую смерть, закрывающую тотально всякую возможность спастись, и одновременно переживает все возрастающее упование на то, что эта возможность открывается во Христе. Одновременное переживание этих настроений, чувств, осознаний и свидетельствует о том, что сердце живо. Это невозможно смоделировать, невозможно симулировать, невозможно даже стимулировать; это только благодатное воздействие Бога на сердце человека.

Продолжая ту же самую мысль, рассмотрим 50-й и 51-й абзацы о важности молитвы и о том, как ополчаются против нее бесы:

Вся, ведомая между нами и нечистыми духами, брань не из-за чего другого ведется, как из-за духовной молитвы, ибо она очень им противоборственна и несносна, а нам спасительна и благоприятна.

Для чего демонам желается возбуждать в нас своим воздействием чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, злопамятство и прочие страсти? Для того чтобы ум, одебелев от них, не мог молиться, как должно; ибо страсти неразумной части нашей, начав действовать (пришедши в движение), не позволяют уму действовать разумно.

Замечательное свидетельство преподобного Нила Синайского! Мне очень хотелось бы, чтобы эти слова (и подобные им) отразились на скрижалях нашей памяти, ума или сердца, чтобы мы проникли в саму суть того, что нам здесь говорит преподобный Нил Синайский.

Страсти – это своего рода оружие или инструменты врага, которые направлены врагом на то, чтобы лишить нас возможности молитвы. Не всякой молитвы, а духовной молитвы, как пишет преподобный Нил Синайский. Именно страсти разрушают эту молитву. Поэтому демоны, нечистые духи, бесы ополчаются на нас страстями, чтобы вырвать, освободить, заслонить нас от духовной молитвы.

Особенно приятно для них, что человек, не знающий духовной молитвы или потерявший ее, сам не переживает об этом; он лишен жизни, лишен возможности бороться за жизнь, пребывает во тьме смерти, но об этом не ведает. Собственно, тогда бесам не очень важно докучать ему какими-то страстями. Потому что если дальше докучать человеку какими-то страстями, он может испугаться, подумать, что погибнет, и снова начать молиться, а это никак не входит в планы врага. Для него важно, чтобы мы пребывали в уверенности, что все хорошо. Если с помощью страсти ему удается добиться того, что человек перестал молиться, то страсть может тут же и оставить, не теребить человека, не мучить. Лишь бы только человек не молился. Эти страсти – орудие.

Но особенность слов преподобного Нила Синайского в том, что не сами страсти являются главной бедой человека. Есть много состояний, при которых страстей вообще нет, тем не менее человек находится в столь же погибельном состоянии. Не сами страсти являются опасными; страсти направлены против духовной молитвы. Борясь со страстями, мы должны помнить, что мы не просто боремся с ними в желании их победить, а боремся за то, чтобы сохранить сокровище – духовную молитву.

Если мы боремся со страстями как с препятствием к молитве, как с тем, что разрушает нашу молитву, то эта деятельность, эта борьба со страстями в конце концов принесут и плод, и пользу. Но если мы боремся со страстями ради того, чтобы просто умертвить страсти (скажем, избавиться от чревоугодия, винопития, раздражения, блудной страсти и всего прочего), победить страсти, чтобы их не было, то мы ничего не достигнем. В лучшем или в худшем случае (тут все относительно) мы станем обычными фарисеями, которые заботятся о внешней праведности и довольны тем, что победили страсть.

Вообще в борьбе за внешнюю непогрешимость, внешнюю чистоту, внешнюю непререкаемость без внутренней, духовной молитвы можно зайти очень далеко. По сути, можно прийти, скажем, к буддийской нравственности, буддийской духовности. Ведь буддисты это и делают: они искореняют, убивают страсти вообще и становятся бесстрастными до крайних степеней возможностей человека. Они могут вообще не есть, долгое время не пить, могут жить, не возбуждаясь ни малейшей страстью. Они борются с этим целенаправленно, побеждая гнев, раздражение, уныние, печаль, все страсти, тем не менее не спасаясь.

Нас именно это и соблазняет в них. Мол, вот же совершенные люди: собственности нет, семьи нет, денег нет (и не нужны они им), порой одежды нет, ничего нет. Они живут буквально как птицы небесные, чуждые совершенно всему, имеющие совершенную непоколебимость. Даже если по ним проехаться катком или сжечь заживо, ни один мускул на их лице не дрогнет. С нашей точки зрения, это и есть совершенство. Собственно, когда мы приходим в Церковь, стараемся идти этим путем: чтобы не было у нас грехов и страстей, чтобы ни от чего не зависеть. Слава Богу, у нас это не получается, мы только познаем собственную немощь, понимаем, как немощны и как нужен нам Христос. И это рождает в нас молитву. А бывают состояния, в которых молитву ничто не рождает.

Нужно помнить, что для христиан важна как раз не безгрешность и не бесстрастность, а жизнь Бога, пробудившаяся в нашем сердце, важно соединение с Богом, которое происходит на молитве, важны те потоки воды живой, которые струятся из сердец, верующих во Христа. Бесстрастная жизнь заманчива, она нас влечет, и все мы хотели бы ее. Нет человека, который хоть раз не хотел бы достичь этого состояния и ни от чего не зависеть: не есть, не пить, не спать, не раздражаться, не завидовать, не гневаться...

Каждый этого хотел бы, но сила Божия совершается в немощи. И это совсем не случайно. Только нищий духом обретает Царство Божие, человек, который полностью осознает свою беспомощность, что он без Бога, без Христа не может творить ничего. Тогда этот человек начинает искать Бога в молитве, просить Бога в том числе об исцелении от мучительных страстей, но до конца от них не исцеляется, быть может, для того, чтобы не уставал просить. Ибо молитва поддерживает в человеке духовный огонь, поддерживает его общение с Богом. Но не всякая молитва это совершает, а только молитва духовная, молитва в Духе, молитва, которая, по существу, является богообщением.

То же самое и когда появляется молитвенное чувство, о чем мы говорили в прошлый раз. С разных сторон преподобный Нил Синайский описывает опыт богообщения, опыт пребывания в Боге, опыт жизни во Христе, когда Бог – в человеческом сердце, когда каждая молитва совершается в Боге, когда есть призывание Святого Духа, возрождение во Святом Духе, погружение в жизнь Духа и соединение своей жизни с Богом в Духе, во Христе, когда человек, соединившийся так с Богом, проживает с Ним и в Нем жизнь.

Конечно, страсти этому мешают. Они есть оружие против этого, потому что никак по-другому не отклонить человека от молитвы – он пребывает в Боге, и это невозможно ничем заслонить. Но как только молитва прекращается, затухает – приходит страсть. И страсть предлагает нечто значимое для нас, что может стать препятствием на пути к Богу: иди поешь, согреши, насладись, сделай то, другое, третье...

Страсти и показывают, что мы не всем сердцем любим Бога. И потому Бог попустил страсть, потому попустил действовать врагам: они не просто препятствуют молитве (победить или отвлечь нас они не могут), но своей деятельностью обличают нас. Они являются оружием Божественного Промысла и показывают, что наше сердце не всецело предано Богу; не всем умом, не всем сердцем, не всей крепостью мы любим Бога. А значит, есть опасность, что огонек погаснет – и мы снова свалимся вниз, в область смерти.

Мы должны бороться со страстями; в этом – делание, но не цель человека. Когда человек строгает рубанком, бьет молотком, режет ножом, его цель – не сам этот процесс, а чтобы получилось изделие (мебель, например). Так и борьба со страстями имеет цель, и это не просто искоренение страсти. Цель в том, чтобы сохранить себя в молитве. Страсти отвлекают нас на себя, на свою волю. Молитвенно борясь со страстями, мы отрываем кусочки своего сердца от любви к греху, к себе, к миру и посвящаем это Богу.

Записала Инна Корепанова