Читаем Добротолюбие. Священник Константин Корепанов. Выпуск от 22 ноября

Мы продолжаем читать слово о трезвении преподобного Исихия. Сегодня мы поговорим о хорошо всем знакомом явлении нашей повседневной жизни, о котором пишут и святые отцы. Речь пойдет о пустословии.

125-й абзац:

Если мы с Божией помощью каждый день приобретаем что-нибудь чрез наше трезвение, то не следует нам без разбора вступать в сношения с другими, чтобы не понести ущерба от каких-либо соблазнительных бесед; но паче надобно презирать все суетное красоты и благотворности ради этой добродетели (трезвения), прелюбезной и пресладкой.

Это слово о том, что происходит с людьми, верующими во Христа, читающими духовные книги и тем не менее постоянно теряющими весь накопленный благодатный опыт через пустословие. В том-то и беда, что пустословие мы воспринимаем как нормальное, естественное состояние. Мы к нему привыкли и с ним живем.

Люди моего поколения (или чуть старше) застали еще людей (своих бабушек, дедушек), которые были молчаливы, но не угрюмы: они просто не любили много и бессмысленно говорить. Вспоминая этих бабушек, дедушек или их друзей, пытаясь сейчас это прожить, мы неожиданно понимаем, что, оказывается, можно жить нормальной человеческой жизнью, не проводя время в бесконечных пустословиях. Но если мы не застали таких людей, то по-другому мы не умеем жить. Для нас постоянна болтовня, обмен ненужной, никчемной, пустой, бессмысленной, бестолковой (часто пошлой, грязной, лживой) информацией, постоянное осуждение кого-нибудь естественны. Мы так проводим время.

Народная традиция этого в той или иной вариации была всегда. Собираются люди, и тот, кто умеет, что-то рассказывает. Но он не болтает, а рассказывает. Остальные в это время шьют, прядут, вяжут или что-то стругают, чинят, сверлят. Они занимаются каким-нибудь ремеслом. Раньше люди не говорили за работой. А сейчас это сплошь и рядом: «Что молчишь? Надо что-то говорить». И обычно это пустые речи.

То, что мы сейчас не имеем благодатных переживаний, благодатных  даров, способностей; то, что не понимаем, о чем говорят святые отцы, происходит не потому ли, что мы постоянно болтаем? Ведь и апостол Иаков говорит, что человек, который не обуздывает свой язык, не может начать духовную жизнь. Его язык, с которым он не может справиться, воспламеняем геенною. Поэтому вполне возможно, что разные разговоры, беседы, в которых мы участвуем, которые слышим, приводят наше сердце к вожделению сладости, радости и удовольствий этого мира.

Просто обсуждая с человеком разные проблемы, мы вдруг говорим себе: «У него дети умницы, потому что они ходят к репетитору. Надо бы мне своих тоже отправить к репетитору. А где взять денег? Надо что-то с этим делать». Или: «У него дети такие проблемные. А у меня не такие, как у этого человека. Мои дети замечательные». Или: «Она говорит, что купила дорогую кофемашину. А что плохого, если я ее тоже куплю? Это же не грех». И человек начинает думать об этом. Разговор их был не о Боге: они говорили, не призывая имя Бога, не в контексте Священного Писания. Это были просто слова, их ум вращался вокруг вещей мира сего, и человек за что-то зацепился. Как крошечная заноза, если по ней легкой тканью провести, зацепится и будет болеть.

Поскольку мы не чистые умом, а только-только пытаемся что-то делать по-христиански, то когда мы проговорили полчаса (а то и час) на мирские темы, мы думаем: «А что плохого? Живут же люди в мире, решают мирские проблемы. Надо и мне серьезнее к миру отнестись». И завладевает человеком некая страсть, навязчивая идея отдать ребенка или в фигурное катание, или в шахматный кружок, или еще куда-то, где, по его мнению, ребенок избавится от тех дурных наклонностей, которые у него появились. И вот человек начинает разрабатывать тему, которая ему кажется вполне нормальной и естественной.

Что в этом плохого? Ничего. Но ты же не помолился Богу перед этим. Помолись: «Господи, я хочу это. Как Ты на это смотришь? Как Ты к этому относишься?» Тогда бы ты, несомненно, увидел, освоил, понял, что лучше это не надо делать. Сердце успокоилось бы и поняло: «Вообще-то он и не хочет никакого фигурного катания. Пусть сидит дома, книжки читает. Иаков сидел в шатрах и ничего плохого из этого не вышло». И успокоился человек, потому что помолился.

Или воспламеняется ум человека желанием какой-то вещи; например, машины. Друг так рассказал о своей машине, что хочу именно ее. Обыкновенная машина среднего класса, не очень проходимая, ничего особенного, но друг так рассказал, что я хочу этот автомобиль. Я понимаю, что ничего греховного в этом нет. У меня есть автомобиль, но надо его поменять. Денег не хватает, значит, надо брать кредит, а то я не успокоюсь. И мной постепенно овладевает эта страсть. Но я это даже не заметил, потому что в разговоре же я воспринимал слова друга адекватно. Он же не о грехах говорил, он не украл эту машину, не пытался кого-то обмануть. Я просто вожделею некоторое состояние, качество или вещь, о которой мы говорили. А поскольку она не кажется мне изначально греховной, то я начинаю о ней думать. Чем больше я о ней думаю, тем более она мне кажется правильной.

Я начинаю думать, и это завладевает всем моим естеством, пока я не покаюсь и не помолюсь. Эта мысль лишает меня мира, молитвы. Моя молитва перестает быть собранной, постоянно приходят какие-то мысли. Я говорю себе, что должен решить вопрос, купить машину и забыть о ней, чтобы снова начать молиться. Меня самого тяготит это состояние, потому что мысли о чем-то, попавшем мне на сердце, терзают и мучают меня.

Захотелось мне, например, построить дом. Думает человек: что в этом плохого? Ничего. Я чувствую, что мне эта мысль радостна, она делает меня счастливым. Я начинаю все свободное время мечтать, как я построю дом, какой у него будет фундамент, комнаты. Но мир потерян, мысль не может собраться в Боге. Ты теряешь молитвенное состояние, молитвенное предстояние перед Богом, присутствие Бога.

В твоем сердце поселился враг, который еще притворяется нормальным, человеческим, естественным, и ты его не заметил. Он может до конца не обличать себя, не показывать, кто он есть. Он может не показать, какой он вредный, и закончить все каким-то явным грехом. Ему гораздо выгоднее оставаться предателем и разведчиком, волком в овечьей шкуре, чтобы постепенно разрушить твою молитву.

Человек теряет мир, молитву. Постепенно это проявляется в том, что напряженность духовной жизни падает, молиться становится неинтересно, читать Писание и думать о нем уже не хочется. Все время тратится на события, так или иначе связанные с этой страстью: человек выбирает дом, лодку или машину. И все это именно для того, чтобы послужить своей страсти. Он даже не замечает, что его устремленность к Богу стала меньше.

Конечно, Господь милостив и дает это понять человеку, не отдает его врагу. Человек вдруг обнаруживает, что у него неожиданно проснулась страсть, он стал неравнодушен к молодым девушкам, марочному вину, дорогому коньяку, сериалам, стал частенько повышать голос, кричать, унижать кого-то, сквернословить. Что-то в нем появилось, что дает ему понять, что он разрушается, отходит от Бога. Он смотрит: вернулись страсти, которые он победил много лет назад. Он снова не может с ними справиться, разрушается и вожделеет не Христа, не Его заповеди. Это можно было бы заметить, но Бог именно по Своей милости не оставляет человека, иначе он может впасть в отчаяние и будет еще хуже. Поэтому часто милосердие Божие, которым Он нас покрывает, позволяет нам не замечать, что мы на самом деле уже совсем неверующие люди.

В книге «Православный брак», кроме статей разных авторов, содержится очень хороший, мудрый, честный рассказ о том, как два верующих человека − муж и жена − потеряли все. Так неожиданно, что сами не поняли как. Они перестали быть христианами, перестали не то что в храм ходить, а потеряли веру. Просто они начали позволять себе то одно, то другое. А началось все это именно с бесед. И мы часто такие расслабленные и несобранные именно потому, что очень много и впустую разговариваем. Если бы мы следили за этим, то заметили бы наше отпадение от Бога.

В 127-м абзаце преподобный Исихий пишет об этом подробнее:

Ум омрачается и становится бесплодным, когда монах или поговорит с кем о мирских вещах, или мысленно сам в себе поразглагольствует о них, или когда у него тело с умом суетно займутся чем-либо чувственным, или когда он вообще предается суетности (и суетливости). Ибо в таком случае тотчас непосредственно за тем теряет он теплоту, сокрушение, дерзновение к Богу и ведение (забывает о Боге и порядках Божиих): так что поскольку внимаем мы умом, постольку просвещаемся, и поскольку не внимаем, – омрачаемся.

Разве речь идет только о монахах? Конечно, нет. Со всеми христианами происходит то же самое. Любой человек, посвятивший себя Богу и вкусивший хоть толику благодати Божьей, теряет ее именно потому, что начинает много говорить, размышлять о вещах мирских, страстных, а потом уж и откровенно грешных. И это закон нашей здешней жизни. Все мы теряем благодать, начиная размышлять, рассуждать о мирских вещах.

Вот это погружение в мир приводит, по мысли преподобного Исихия, к тому, что мы теряем очень важные признаки здорового человека: теплоту, дерзновение перед Богом, ведение. Но мы не воспринимаем это как признаки здорового человека. Скажем, у человека упало давление или возросла температура, пропало обоняние. Он потерял нормальное состояние и сразу это чувствует, на это реагирует. Он пьет таблетки, измеряет температуру, пытается восстановить давление, принимает меры, чтобы сохранять работоспособность. Он понимает, что это очень тревожные симптомы. И он будет вынужден лечь, поскольку тело его дало сбой. Это нарушенное здоровье опознается человеком практически сразу.

У душевно здорового человека то же самое. Как только он потерял теплоту, дерзновение перед Богом или ведение, он сразу это понимает. Он что-то сделал не так, что-то не исполнил, и ему надо это срочно исправить: помолиться, исповедаться, покаяться. Иначе он будет разрушаться дальше и умрет.

Почему же мы этого не чувствуем? Потому, что мы никогда не сознавали, что такое душевное здоровье (в этом скорее наша беда, а не грех). Что, собственно, считать здоровой христианской душой? Мы считаем, что если мы ходим в храм, то у нас здоровая душа. Но, приходя в храм, мы всех осуждаем; приходя из храма, сразу начинаем раздражаться на свою семью. Разве это признак здоровой души? Или, скажем, мы пытаемся молиться перед причастием, но никакой теплоты не испытываем. Наши мысли где-то блуждают, а мы терпеливо вычитываем молитвы. Это признак здоровой души? Нет, конечно.

Мы никогда не ставили себе вопрос, что считать здоровой душой. Это само по себе важно и интересно. По мысли преподобного Исихия, важнейшими признаками здоровой души являются теплота, дерзновение молитвенного воззвания и ведение Бога, Его заповедей. Если у нас это пропало, значит, мы больны. Если этого у нас никогда не было, мы очень давно и хронически больны, мы в очень тяжелом состоянии и потеряли Бога, связь с Ним, отпали от Него.

Обычно мы успокаиваем себя тем, что Бог мне помогает, обо мне заботится. Чего переживать-то? Нет теплоты, ведения, ну и ладно. Главное, что Бог мне помогает. Значит, все не так плохо. Это странная реакция. То, что Бог нам помогает, это Его дело, Его забота; это свидетельство о том, как Он нас любит и заботится о нас. Это никаким образом не говорит о нас.

Скажем, пришел к нам замечательный врач, который заботится о нас (дай Бог побольше таких врачей). Качества врача, его забота, микстуры, его помощь − это замечательно, но я по-прежнему болен. Я могу умереть у самого замечательного врача. Важна не только его характеристика. Речь-то идет не о враче, а о нашей болезни. Мне важно вылечиться. Поэтому очень важно смотреть не на то, что Бог мне по-прежнему помогает, поддерживает меня и что-то дает, стоит мне только попросить, а на признаки моего душевного здоровья. Я ведаю Бога и Его заповеди? Я переживаю Бога? Испытываю теплоту во время молитвы? Есть ли у меня дерзновение перед Богом, особенно тогда, когда мне это очень важно? Если этого нет, то я болен и мне нужно лечиться. А лечение предполагает то, о чем писал преподобный Исихий.

Записала Инна Корепанова