Читаем Добротолюбие. Священник Константин Корепанов. Выпуск от 16 августа

Мы продолжаем читать слово о трезвении преподобного Исихия из второго тома «Добротолюбия». В прошлый раз мы начали читать 46-й абзац, в котором разбирается структура умной брани. Эта брань состоит из четырех этапов, четырех ступеней: прилог, сочетание, сосложение и, собственно, грех.

Про прилог и сочетание мы говорили в прошлый раз. Если человек не вырвется из этого, он уже пленен. Не только ум пленен (он, собственно, пленяется уже в сочетании), но пленяется сердце, оно начинает вожделевать того, о чем говорится в помысле. Сердце этого алчет, сердце влечется к этому, но воля слабеет, и сопротивляться влечению сердца у человека уже нет никаких сил, он не может это делать.

Но даже в этом плену, пока грех еще не совершен, мы иногда предпринимаем попытки, чтобы вырваться из него, в этом плену мы тем не менее сохраняем свободу выбора. Свобода наша потеряна, но свободу выбора мы сохраняем. То есть мы можем и сейчас взять и отвергнуть это сосложение, выпутаться из него. И мы пытаемся это сделать, только у нас ничего не получается. И мы запутываемся больше и больше, нам открывается правда, которая очень важна. Мы понимаем, что вырвемся из этого легко. Вот наступило состояние, что уже хочется так, что просто сил нет. Но если я сейчас всем сердцем воззову к Богу: «Господи, спаси меня!» – Он спасет. Я знаю это, поэтому не зову Его.

Вот в этом трагизм, в этом парадокс ситуации. Страшная трагедия именно в этом. Если мы сейчас позовем Господа, Он защитит. И греха не будет. Вот мы все парализованные, но мы можем все остановить просто шепотом губ, сердца: «Господи, спаси». И Он придет и спасет. Мы, конечно, будем чувствовать себя ужасно, разбитыми, раздавленными, да и сатана будет нам мстить за это, но мы не сделаем греха. Но люди существуют столько же, сколько грех, грех существует столько же, сколько люди, все это весьма отработанная схема, и сатана знает, да и мы знаем, чем все это кончится. Это кончится словами: «Да ладно, я лучше потом покаюсь». И человек грешит, иногда даже кается после этого. Но важен именно этот момент. Вот такая зараза.

Надо быть честным, надо набраться мужества, чтобы быть честным. Нельзя говорить: мной страсть овладела, меня одурманила, бесы охмурили. Это все неправильно. Мы виноваты до последнего штриха, когда совершаем грех, поэтому грех – это наше. Не его, не сатаны, это мы его сделали, мы захотели. И именно эта структура мысленной, умной брани показывает, что это мы в грехе виноваты, а не он. Мы могли его прогнать одним движением губ, просто дыханием прогнать, как священник дует на лицо оглашаемого, изгоняя тьму. Стоит только дунуть в лицо злу, когда пришел прилог, и всё.

Но мы потому и не дули, что подумали: «Эх, какой ты интересный! А дай-ка я посмотрю. А ну-ка, повернись. Вот ты какой! Да какая на тебе одежонка незнакомая! Интересно, какой ты! Что пришел-то? А, вот что! Знаешь, вообще-то я по одежке вижу, что ты не наш, злодей ты, злыдень, но интересно, я вот только с ангелами беседую, а тут с тобой хочу поговорить и не хочу тебя выгонять. Скучно мне тут, честно сказать, скучно в добре-то сидеть у сердца своего. Так скучно, что хочу на тебя посмотреть, с тобой пообщаться, ко злу прикоснуться. Сладостно! Я знаю, что вредно,  опасно, но сладостно. Ну, давай еще что-нибудь скажи… О, прямо душу греет. Я знаю, что ты врешь, но душу греет». Еще что-то, еще что-то… А потом возникает сосложение, когда я понимаю все, горю: лучше умереть, но сделать то, что мне хочется. Но я всем своим нутром сознаю: «Ты просто скажи: Господи, помоги! Просто призови имя Господне – и спасешься». – «Да ладно, я потом позову, сейчас не хочу. Ну дай мне сделать этот грех, отойди, не мешай, не лезь, дай мне хоть раз в жизни насладиться скотскостью этого греха, не лезь ко мне!» И Он не лезет, Он отходит: «Ну, хочешь – давай».

Но вот эта честность является ключевой. «Это я виноват, я согрешил, никто не виноват, ни Интернет, ни телевидение, ни жена, ни муж; никто, ни то, что он пьяный, ни то, что он трезвый, ни то, что она в короткой юбке, ни то, что у него машина такая, что он наглый, подлый. Я виноват, потому что я хотел это сделать, и я это сделал. Он, конечно, соблазнял, но сделал я это потому, что хотел это сделать». Пока человек не скажет это себе и на исповеди, ничего не будет, вообще ничего. Не будет ни жизни, ни Христа, ни покаяния, ни благодати, ни жизни во Христе, ни преображения, ни освящения, ни преображения человека, ничего не будет. Человек будет топтаться на месте, обвиняя всех – начиная от Бога (вчера на исповеди слышал: «Бог виноват, Он нас такими сделал»), заканчивая сатаной. Все виноваты, весь род  человеческий, обстоятельства, и Путин, и Рейган, и Обама, ЦРУ, ФСБ, пьяное сообщество… Кто угодно, но не я.

Покаяние (а стало быть, жизнь с Богом) начинается тогда, когда я эту схему рассмотрел (пусть у аввы Исихия прочитал) и заплакал, говорю: «Господи,  получается, что я во всем виноват? И в том, что у меня денег нет, и что я семью потерял, и что я пьяница, и что я вор, весь такой несчастный, у меня жизни нет, я никому не нужен…  В этом я виноват, что ли? Вот ведь беда какая! Но, Господи, я  хочу, чтобы хоть кто-нибудь был еще виноват, ну хоть кто-нибудь».

А приговор суровый, окончательный, обжалованию не подлежит – ты признаешь себя виновным и говоришь: «Да, Господи, все верно Ты говоришь, я люблю грех, потому его и вкушаю». Когда человек это сказал, начинается спасение. В Книге пророка Иеремии говорится: если бы ты только признал вину свою, Я бы исцелил тебя (см. Иер. 3, 13). Или: признай только вину свою, и Я исцелю твою непокорность (см. Иер. 3, 22). Вот и всё.

Поэтому, кроме чисто практической стороны борьбы с помыслами, в этом есть очень важная составляющая теоретическая. Глядя на это слово, читая это слово, мы должны понять, что мы виноваты и несем ответственность за все то, что делаем. Больше не виноват никто, потому что даже в ситуации сосложения достаточно только помолиться, но мы этого не делаем.

В этом, между прочим, мысль Священного Писания касательно известной фразы  пророка Иоиля, которая потом повторяется в Новом Завете: всякий, кто призовет имя Господне, спасется (Иоиль 2, 32; Рим. 10, 13). Это правда. Это про нашу среду, о которой я уже сказал; это покаянная среда, борьба с помыслами, умная брань. Это касается и судеб мира.

Любому человеку в любой ситуации, даже во времена антихриста, достаточно просто сказать: «Господи, спаси меня». Мы видели, как это было с разбойником, достаточно просто сказать: «Господи, спаси меня». Да, я знаю, там есть фарисейская точка зрения: несправедливо вроде, мы тут всю жизнь учения принимали, постились, молились, в храмы ходили, а он куролесил с Антихристом на балу, а тут ему подай-ка спасение.

Но Бог любит нас. Нет, Он есть сама любовь. Он бы нырнул снова в ад (если бы это могло помочь), чтобы вытащить оттуда хоть кого-то. Но у Бога нет ни будущего, ни прошлого, все, что можно было сделать, Он сделал. И Он хватает за каждый палец, высунувшийся над пучиной тьмы, было б за что схватить, и Он вытащит человека за волосок, за ноготок. Но человек не высунет палец. И каждый это знает по себе, каждый знает, что достаточно одного слова «Господи» – и спасение придет. Но нам легче согрешить самым невероятным злом, чем в момент погружения во тьму, в момент сосложения с помыслом, сказать это одно слово.

Вот именно поэтому  так важно быть в молитвенном тонусе, так важно быть в непрестанной молитве, так важно быть в том, о чем сказал Христос: бодрствуйте и молитесь, да не внидете в напасть (Мк. 14, 38). Тогда почти автоматически, как только прилог пришел, человек его именем Господним отбрасывает, чтобы от молитвы хотя бы не отвлекал. Святые отцы молящегося человека уподобляют кипящей кастрюле: мухи не не садятся на кипящую кастрюлю, как бы вкусно оттуда ни пахло. И вот если бы человек всегда жил с именем Бога, с именем Господа в сердце и на устах, он всегда все прилоги отражал бы немедленно.

Очень часто бывает, что человеку нужно отвлечься от молитвы. Врачу, священнику для разговора, людям, которые весь день работают на пашне, в огороде, в саду, прокатном цеху, сталеварами... (Представляете, есть еще сталевары в нашей стране, и они, бывает, христианами становятся.) Бывает, что  постоянная молитва по объективным обстоятельствам невозможна, обстоятельства такие, что невозможно в молитве всегда пребывать. Но человек по воле Божьей избавляется от прилогов, они к нему не лезут, ведь Бог хозяин его жизни. Бог видит: вот человек сейчас не молится непрестанно, не бодрствует, потому что варит сталь, или он повар у пяти кастрюль для того, чтоб накормить в столовой кого-то или детей в детском садике, или учитель, ведущий восемнадцатый урок в этот день, или еще кто-то. Да много таких людей во всех профессиях, во всех социальных слоях. И Бог хранит такого человека, к нему не приходят никакие плохие прилоги, потому что он служит, исполняет свой долг, кормит семью. Он не празден в этот момент, он занят важным делом, которое поручил ему Бог исполнять. И поэтому прилоги не лезут.

Но стоит ему только сесть на диван, уехать на море, выйти на природу, как сразу начинают лезть вражьи прилоги. Будь осторожен, бодрствуй и молись, ибо теперь ты отдыхаешь, теперь ты занимаешься не тем делом, которое поручил тебе Бог. И часто труженики, которых немало по лицу земли (что бы мы делали без этих тружеников!),  не знают ни о каких прилогах и ни о какой умной брани не потому, что они грешные, а потому, что Бог покрыл их и защитил Своей благодатью от всех прилогов вражьих, пока они работают.

И мы можем узнавать и познавать волю Божью в том числе и этим способом. Если во время работы, во время какого-то дела, которым я занимаюсь регулярно, ко мне не лезут пустые мысли, не суются без спроса прилоги, то это вернейший показатель того, что я делаю именно то, что поручил делать мне Бог.

У 46-го абзаца есть вторая часть; в ней, собственно, не о структуре, а о сути умного делания:

Ибо лукавый, будучи умом бестелесным, не иначе может прельщать души, как чрез мечтание и помыслы. (Из сих действий) о прилоге говорит Давид: «во утрия избивах вся грешные земли» (Пс. 100, 8); великий же Моисей говорит о сосложении: «да не смесишися с ними» (Исх. 23, 32).

Лукавый бес – ум бестелесный, поэтому он внушает все отталкивающее, отдаляющее нас от Бога через ум наш, своим умом он действует на наш ум. Он действует таким образом, что умом это воспринимается как мысли, как умные картинки, как какие-то смыслы, идеи, образы. То есть он именно таким образом и действует. Помыслы – это не комарики, летающие в безвоздушном пространстве, не кванты света, которые движутся сами по себе, куда ветер дует. Нет. Прилог – это энергия,  мысль, которой думает и живет лукавый дух, и эту мысль он несет в себе. И поскольку он сильный и могучий, то, сталкиваясь с нашим умом, он пленяет нас этой мыслью. Когда человек не крепкий, слабенький, эта мысль, картинка обрушивается на человека сразу, просто пленяя все его существо и завладевая всем его сердцем, подавляя его волю, его желания. Настолько сильным умом является лукавый бес. Соприкасаясь с нашим слабеньким, тщедушным умишком, он просто раздавливает его, сплющивает его, вовлекая в орбиту своих мыслей, своего состояния. Вернее – так бы было.  Никто из современных грешников не устоял бы ни одного мгновения, даже половины этого мгновения, мы бы все были раздавлены… Люди говорят: вот враг искушает, ополчился на меня. Да не ополчился он. Если бы он ополчился, нас бы давно никого не было, ни одного бы не то что праведника не осталось, ни одного нормального грешника бы не осталось. Остались бы одни трупы и мертвецы, духовные мертвецы, которые бы шли просто по головам этих трупов, осуществляя даже не свою похоть, а похоть своих владык.

Но в том-то и дело, что Бог покрывает нас и защищает, Он не попускает врагу сделать этого. Тот может показывать нам блеклые, невнятные картиночки, которые не цепляют даже сердце по существу, так, чуть-чуть соблазняют, чуть-чуть воюют с нами. Конечно, если мы на них поведемся и отдадимся им, разрушив ту защиту, которой покрывает нас Бог, тогда получится страшно...

Но нас никто не принуждает отдавать им свою душу, свое сокровенное. Мы можем бороться, и это Бог, покрывая нас, не позволяет собственно бесу на нас ополчиться, чтобы раздавить нас. Но Он позволяет ему действовать тогда, когда мы праздны (прилогами и искушениями бледными, хилыми, не страшными, но все-таки достаточно соблазнительными), с одной-единственной целью: чтобы мы молились и осознали, что мы немощны и слабы, и только Его милость, Его любовь, Его сила нас защищают. Чтобы мы осознали  и познали это, почувствовали  и всегда молились Ему, ибо в этом наша жизнь, смысл ее и защита от всего.

Записала Инна Корепанова