Читаем Добротолюбие. 11 января. Курс ведет священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана и переходим к 165-му абзацу:

Чрез помыслы преимущественно действуют на нас темные силы, и конечно, нам легче было бы управляться с ними, если б нас непрестанно и не в малом количестве не окружали эти недоброжелательные нам враги, – но это нечего ужасаться. Враги сии точно постоянно наветуют нам, но они только посевают и возбуждают злое в нас, а не принуждают к нему. Если б им дана была власть не внушать только худое, но и насильственно влечь к нему, то какое бы ни захотели они возжечь в сердцах наших греховное желание, ни один человек не смог бы избежать греха по нему. Но видим, что как им дано позволение подстрекать нас, так и нам дарованы и сила отревать такие подстрекания, и свобода соглашаться на них. Чего же бояться? – Впрочем, если кто боится их насилия и нападков, тому мы, с противной стороны, предлагаем Божий покров и Божию помощь, которая могущественнее тех, как говорится: «болий есть иже в вас, нежели иже в мире» (1 Ин. 4, 4), – Коего заступление  с несравненно большею силою поборает по нас, нежели с какою восстает против нас вражеская сторона. Ибо Бог не только внушает добрые дела, но и покровительствует им и до конца доводит их; так что иногда без нашей воли и нашего ведома привлекает нас ко спасению. Итак, решено, – что никто не может быть прельщен дьяволом, кроме того, кто сам восхочет дать ему своей воли согласие. Что Екклезиаст ясно выразил такими словами: «яко несть пререкания бывающаго творящим лукавое вскоре: сего ради уверися сердце сынов человеческих в них, еже сотворити лукавое» (Еккл. 8, 11). Очевидно посему, что всякий согрешает потому, что когда нападают на него худые помыслы, он не дает им тотчас отпора противоречием. Ибо сказано: «противьтесь дьяволу, и бежит от вас» (Иак. 4, 7).

Иоанн Кассиан признает, что чаще всего помысел бывает от врагов нашего спасения. Потому что, в принципе, мы сопротивляемся злу; мы находимся в потоке, противном тому, который несет человека от Бога. Грех есть вектор, направленный в сторону от Бога. Зло, смерть – это поток, изливаемый от противной от Бога стороны. Если человек тянется к Богу, идет к свету, жаждет жизни – он идет против смерти, против потока, несущего все сущее к потоку смерти. Этот поток начал литься, когда согрешил Адам, и все рождаются в этом потоке и плывут в этом потоке, увлекаемые его силой все к большему и большему греху, принуждаемые все к большему и большему злу и все дальше и дальше уносимые водами смерти от Бога.

И вот человек, придя в себя, разворачивается и говорит: «Я не хочу больше плыть потоком смерти. Я не хочу больше увлекаться в сторону зла. Я не хочу больше делать грех, удаляющий меня от Бога; не хочу больше делать грех, который усиливает этот поток смерти так, что, начавшись с небольшого ручейка, он превращается в огромные массы воды, увлекающие все большее число людей». Человек разворачивается и идет в противоположную сторону. Он пытается идти против потока смерти, против потока, увлекающего его ко злу через совершаемый им грех и влекущего в бездну смерти.

Человек, сопротивляясь этому потоку, идет, а значит, естественно, встречает сопротивление смерти, сопротивление тех существ, которые отдали  себя этому потоку, которые есть движущая сила этого потока. Как и любой человек, идущий против течения, встречает сопротивление воды. Это понятно для любого человека, живущего на природе и знающего, что такое река. И чем более бурная река, тем большее сопротивление встречает человек, идущий против течения. И совершенно никакого сопротивления не встречает человек, если плывет по течению.

Из этого следует: кроме того, что мы неизбежно должны встретить сопротивление смерти, зла, сопротивление в виде принуждения нас ко греху, то есть попыток увлечь нас обратно в поток смерти, мы свидетельствуем этим сопротивлением, что мы живы, ибо только живое идет против течения, а все мертвое плывет по течению. Тем, что мы сопротивляемся, не принимаем помыслы зла, не склоняемся ко греху, тянемся к Богу,  мы свидетельствуем, что мы живые.

Это очень важно для человека, который один (а такое часто бывает): у него нет духовника, нет друзей, он просто искренне пытается сделать то, что считает правильным и о чем читал у святых отцов или в Евангелии. Он старается это выполнить, но наблюдает только одно: кругом страсти, помыслы, он задыхается среди этих страстей и помыслов. Он, конечно, иногда делает правильный выбор и борется, но он не видит, не встречает ни одной светлой мысли, ни одного светлого чувства; ему кажется, что он весь просто тонет в болоте, в мерзости собственных мыслей, чувств, желаний, наклонностей, что все просто бессмысленно. И где-то там есть какая-то крошечная мыслишка: «Хорошо бы с Богом!» Но кругом такой мрак, смрад, такая вонь, грязь, убожество, что человеку кажется, что он пропал, погиб.

Если бы он сумел увидеть этот образ, сумел понять, что на самом деле его ощущения говорят о том, что он живой! А раз живой – значит, Бог его животворит. Ибо что еще может быть живым, как не то, к чему прикоснулся Бог? Просто волна поднялась большая, просто сопротивление очень сильное, но это сопротивление и показывает, что он живой. Если бы он был мертвый, он думал бы те же самые помыслы, но они не пугали бы его, и он радовался бы им.

Например, человек ощутил в себе блудные помыслы и наклонности: взгляда не может бросить по сторонам, потому что все вызывает в нем вожделение. Ему страшно стыдно, гнусно, безобразно от собственной нечистоты, он омерзителен сам для себя и не знает, как вообще такой человек может дышать, жить, еще и в храм заходить. Ему стыдно прикасаться к свечке или иконе – он же просто гнусность ходячая. Но если бы он не был живой, он наслаждался бы этим помыслом, бесстыдно разглядывал кого угодно хоть в храме, хоть в алтаре, хоть за работой, потому что считал бы это нормальным, естественным, а себя – вполне успешным и здоровым, и тем самым свидетельствовал бы сам о себе, что он мертв.

Если мы страдаем от собственной гнусности – это свидетельство того, что мы живы. И чем сильнее наше влечение к Богу, тем выше степень омерзительности к тому, что мы встречаем как помыслы и чувства в собственной душе. Мы буквально идем в другую сторону, и восстающие помыслы свидетельствуют о том, что мы идем в правильном направлении. Как только мы перестанем идти, мы покоримся помыслам и скажем: «Да что такого, в самом деле? Нормальные мысли, как у всех людей, ничем не хуже остальных. Буду жить так, как жил». Вот этот образ очень хорошо объясняет, почему на нас восстают помыслы.

Главная мысль, которую этим абзацем свидетельствует нам Иоанн Кассиан: как бы сильно ни возбуждал нас враг, какие бы страшные страстные помыслы ни влагал в наше сознание и сердце, принудить к этому он нас не может. А значит, если мы все-таки делаем что-то в соответствии с всеянной в нас мыслью или вложенным в нас чувством, мы виноваты сами и сами несем за это ответственность. И мы уже немало об этом говорили. Просто мы не принимаем этого; нам все время хочется кого-то обвинить: это не я в этом виноват, это он (она, они). Это бес меня попутал. Это враг меня искушает; это он меня соблазнил, и я напился. А я хороший человек, я всей душой хочу быть хорошим, но этот негодяй меня уронил, уронил, и вот я лежу весь такой раненый и уроненный.

Нет! На самом деле это всё мы, и у нас не будет покаяния и никаких отношений с Богом так и не возникнет, пока мы не примем и не поймем всем сердцем, что это мы виноваты, а не они. Они – просто поток, против которого мы идем. Мы сильны идти против потока, но так хочется отдаться на волю волн этого потока и просто плыть по течению, не сопротивляться. Это мы хотим так сделать, а вовсе не встречающиеся нам помыслы. По сути, они просто попадают в наш резонанс. Они предлагают то, что нам действительно хочется, и мы не можем скрыть, что именно этого нам и хочется. По сути, они – орудие нашей трезвости, потому что показывают нам, чего мы на самом деле хотим. Они говорят: «Хватит притворяться! На самом деле ты любишь не Бога, а всего лишь собственное удовольствие. Не притворяйся, на самом деле ты никого не любишь, кроме самого себя! Вот мы сейчас тебе покажем. Видишь? Если бы ты любил Бога, ты шел бы к Нему и спокойно преодолел наше сопротивление, но ты пал и этим показываешь, что идешь ты не к Богу, просто очень хочешь в собственных глазах произвести такое впечатление».

Когда мы отрезвляемся, мы говорим: «Я в самом деле люблю себя и хочу собственного удовольствия?» Тогда не выпендривайся, ляг спокойно и плыви, как все. Не надо пытаться обмануть смерть, ты должен идти против нее. Если ты отдашься ей – будешь мертв. Если хочешь жить – надо идти, и идти до конца.

Абзац 166-й:

У иного может родиться недоумение, как эти злые духи входят в общение с душою, – нечувствительно разговаривают с нею, всевают в нее, что ни захотят, видят ее помышления и движения и пользуются ими к ее вреду. – Но в этом нет ничего дивного. Дух может входить в общение с духом и сокровенно влиять на него, внушая, что ему желательно. Ибо между ними, как и между людьми, есть некое подобие и сродство по природе. Но чтоб они взаимно друг в друга входили и друг другом овладевали, это совершенно невозможно. Это может быть истиннейше приписываемо только Божеству.

Суть проста: злые помыслы, от злых существ исходящие, когда находят свойственное нам – ту же самую область смерти, те же самые помыслы, живущие в нас, ту же гордыню, что у них, ту же нелюбовь, что у них, то же недоверие  Богу, что у них, – тогда и действуют, увлекая в нас в свой поток. Но это потому, что в нас это есть, а не потому, что они сильные. Очистим свое сердце от гордыни, недоверия, нелюбви, наполним его Богом, жизнью, и ничего они сделать с нами не смогут.

И, наконец, очень важный 169-й абзац:

Но как же духи нечистые знают наши мысли? – Они не прямо их в душе читают, но познают из обнаружения их во внешних чувственных признаках, то есть из наших слов и действий. Но они никак не могут проникнуть в те мысли, которые еще не вышли из внутрь души. Даже и то, приняты ли, и как приняты внушаемые ими самыми мысли, узнают они не из самой души и не по внутреннейшим в ней вследствие того сокровенно происходящим движениям, а по обнаружениям того вовне души. Так, например, если, всеяв помысел чревоугодия, видят, что монах стал посматривать в окно и на солнце или осведомляться, который час, то узнают из того, что им воспринято чревоугодливое похотение. И не удивительно, что воздушные силы так узнают сие и подобное сему, когда видим, что и людям умным тоже удается по глазам, лицу и другим внешним признакам узнавать состояние внутреннего человека. Тем, конечно, вернее могут узнавать это те, которые, как духи, без сомнения гораздо тоньше и проницательнее людей.

Очень часто люди задают вопрос: видят ли духи злобы наши мысли? видят ли они наше сокровенное? Почему иногда они ведут себя так, будто видят наши мысли, будто мы для них как раскрытая книга? На самом деле целиком, глубоко, до самого донышка, видит и знает человека только Бог, больше никто и ничто. Только Бог знает то, что неведомо нам, неведомо и бесам. Иногда в богослужебной литературе, в житиях святых это обыгрывается достаточно интересно.

Скажем, то, что Мария Египетская принесет покаяние, сатане, естественно, было неведомо. Бог знал, что она его принесет, и Он привел ее из Александрии в Иерусалим, чтобы она смогла там принести покаяние. Он знал, что она к нему готова, и знал, что сделать для того, чтобы это покаяние вырвалось из ее сердца. Он знал, что она будет ходить по водам. Но все это явилось полным удивлением для сатаны, он и представить себе не мог, что она сможет это сделать. Покаялась, что в храм не пускают, – это не сложно; с кем не бывает. Но сатана был уверен, что она не сможет перейти через Иордан, не сможет выдержать в Иорданской пустыне то, что на нее свалится. Она не сможет там прожить – она же избалованная женщина! Сатана не видел этой сокровенности в ней. Но все получилось.

И всякий раз, когда какой-нибудь пьяница, наркоман, какая-нибудь блудница или мытарь, чиновник, военный, бандит обращается к Богу по-настоящему глубоко, полным своим существом, это всегда является неожиданностью для падших духов. Они не ожидают этого, это для них всегда неприятный сюрприз. Особенно неприятно, когда это происходит за несколько дней или часов до смерти, когда они уже понимают: человек-то наш, уже нет никакой силы, чтобы этого человека спасти. Но вдруг что-то происходит, чего не ведают ни люди, ни бесы, ни ангелы, и человек начинает каяться, плакать и говорит эти страшные для бесов слова: «Помяни меня, Господи, во Царствии Твоем». И они ничего не могут сделать. Как они это проглядели – они не знают.

Вот эта мысль всегда очень завораживала церковных писателей, гимнотворцев, и они всегда с особой внимательностью, пристальностью и радостью описывали подобные сюжеты. Может, поэтому так много прекрасных строчек написано для раскаявшихся грешников.

Таким образом, получается, что, во-первых, глубины человеческого сердца бесам неведомы; они не знают о возможностях покаяния и не видят того глубинного добра, той крошечной, микроскопической, невидимой наклонности воли, которая, однако, достаточна сильна, чтобы переломить и переменить всю жизнь человека. Во-вторых, они знают настроение человека, а по настроению знают и устроение человека. Они не зациклены на созерцании плоти. В том смысле, что мы видим плоть, мы смотрим и угадываем что-то (если мы проницательны). Собственно, слово «проницательность» предполагает, что мы как бы проходим, проникаем за завесу плоти, угадываем то, что человек не хотел, чтобы угадали. По его взгляду, по каким-то его движениям тела, словам, интонациям голоса мы распознаем, что человек – не то, что собою являет внешне, что в глубине прячется что-то другое (кстати, не всегда плохое, иногда и хорошее). Святые отцы скрывали свое добро и юродствовали, например, для этого; и только проницательный человек мог заметить, что на самом деле это не дурак, не грешник, а светильник Божий.

Так вот, бесы тоже видят душевную оболочку. Если уж мы ее иногда видим, как говорит Макарий Великий, то тем более они могут это видеть, и устроение человека по внешним проявлениям души, по свету души они могут различать. В-третьих, они знают мысли, которые мы думаем, по внешним проявлениям. Как и мы это знаем. То есть то, что думает человек, мы можем иногда прочитать на лице, если мы достаточно наблюдательны, проницательны и мудры. То же самое, естественно, могут делать и они, только опыта у них больше, способности к проницательности больше и, естественно, желания увидеть это у них неизмеримо больше, чем у нас. Они всматриваются в человека очень пристально, пытаясь угадать, чем можно его побороть, насколько можно им овладеть. Поэтому по каким-то внешним проявлениям они могут угадывать мысли человека.

И наконец последнее, что они могут сделать: они знают мысли, которые сами же в нас всеяли. Это гораздо чаще, чем может показаться, путает и смущает людей. Люди вдруг неожиданно удивляются, что какой-то не очень хороший человек, далеко не святой, узнал их гадкие мыслишки. Это людей пугает, они думают: «Наверное, он все-таки святой, раз знает мои гадкие мыслишки». Нет; просто сначала бесы всеяли в нас эти мыслишки, а потом другому человеку рассказали, что они всеяли в нас. И к святости это не имеет никакого отношения, потому что святость – это не знание наших худых мыслей, а способность их покрывать, способность любить нас вопреки нашим мыслям и чувствам, видеть ту красоту, которую сотворил Господь.

Записала Нина Кирсанова