Читаем Добротолюбие. 10 января. Священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать слово о трезвении преподобного Исихия и говорить о борьбе с помыслами.

181-й абзац:

Как невозможно нам, человекам, гоняться по воздуху за пернатыми птицами, или летать подобно им, потому что это не свойственно нашему естеству; так невозможно нам избавиться от нетелесных демонских помыслов и свободно устремлять внимательное око ума к Богу, без трезвенной непрестанной молитвы. Если нет в тебе этого, то ты на земле и за земным охотишься.

Удивительно честное свидетельство. «Невозможно человеку избавиться от помыслов»,– говорит святой отец, написавший все свое слово о трезвении и о том, как с этими помыслами бороться. И вот он на старости своих лет, как итог своей жизни и борьбы, говорит замечательное, искреннее свидетельство о том, что человек не может избавиться от помыслов. Поэтому люди, которые хотят, чтобы помыслы к ним не приходили, чтобы они не волновали и не мучили их никогда, хотят невозможного.

Действительно, избавиться от помыслов невозможно. Во-первых, потому, что человек существо сложное. Вот живот заболел – помысел о том, что кушать хочется; начальник накричал – помыслы; поскользнулся и упал – помыслы; солнце скрылось, голова заболела – помыслы; занозу посадил, споткнулся, вошел в автобус – все это помыслы. Мы живем сложной жизнью, в сложном мире, и все это неизбежно рождает помыслы, все это, так или иначе, приводит к помыслам.

Во-вторых, человек отравлен грехом. Мы все грешные, и сама греховная природа наша неистребима, пока мы в теле. Мы можем достигнуть, скажем, чистоты и святости, мы можем стать как Иов или Ной, и тогда уже помысел гордыни находит к нашему сердцу более удобную дорогу. Мы можем быть совершенно непорочны, но чем более мы непорочны, чем более совершенны, тем труднее наша брань с помыслом гордыни, тщеславия или упокоения собственного тела. Сам грех внутри нас живет, он соприроден нам. Поэтому, пока мы дышим, мы должны бороться с грехом. Мы никогда не можем успокоиться, почить на лаврах и сказать подобно безумному богачу: «Ну, вот все! Теперь у меня все готово, всего достаточно, теперь можно спокойно жить, творя только добро». Не получится. До самого последнего момента мы должны сопротивляться злу, которое исходит из нашего сердца в виде различных отравляющих нашу жизнь помыслов.

Третья, самая главная причина, почему помыслы в нас неистребимы, – это то, что мы существа тварные, то есть мы сотворены Богом. Что это значит? Это значит, что в целом в нашей природе нет никакой непоколебимости. Просто нет. Мы сотворенные существа, в нас нет стабильности, непоколебимости, соприсущей нам чистоты – мы грешные люди. Это важно понимать, это просто некий факт повседневной жизни, и отрицание его приведет ко многим и многим огорчениям и разочарованиям.

Надо понять: да, мы просто люди. Если мы сегодня прожили чисто и в наше сердце не вошел ни один страстный помысел, это означает только одно – с нами был Бог. Если, несмотря на то, что нас сегодня похвалили, а потом поругали, а потом наградили, а потом обматерили, а потом бросили лицом в грязь, а потом вытащили из грязи, накормили и утешили (и при этом наше сердце осталось ровно таким, каким оно было при пробуждении), то это не говорит о том, что наше естество непоколебимо. Это говорит о том, что с нами был Бог. Даже в повседневных молитвах – утренних и вечерних, в молитвах Покаянного канона, мы можем встретить свидетельства о том, что мы существа тварные, а потому изменчивые. В нас нет стабильности, мы постоянно меняемся. Непоколебимость, неизменчивость, постоянство – это удел Бога.

Если мы, например, сегодня читаем правило, и завтра читаем правило, и через месяц читаем правило, и через год читаем правило, и никогда за долгое время мы его не только не пропустили, но и ни разу не почувствовали тяжести, нежелания читать это правило, значит, с нами был Бог. Если мы любим свою жену или своего мужа, прожили с нею или с ним двадцать пять лет и каждое утро, открывая глаза,  радуемся, что есть рядом любимый человек, то это не значит, что мы хорошие, – это значит, что с нами Бог. Если мы имеем ребенка и через пятнадцать лет радуемся ему так же, как радовались в тот день, когда забирали его из роддома, то это не значит, что мы такие люди, – это значит, что с нами Бог. Если мы ходим на работу пятнадцать, двадцать, тридцать лет и радуемся тому, что мы работаем на такой замечательной работе, то это не потому, что мы профессионалы, а потому, что с нами Бог. Ибо любая непоколебимость, любая стабильность есть производная Божественного присутствия – только Он не изменяется.

А вот если мы сегодня не хотим идти на работу, но заставляем себя, проснулись – и человек, с которым мы прожили пятнадцать лет, нам неприятен, а мы бурчим под нос «доброе утро» и хотим от него подальше спрятаться, это по-человечески, в этом нет ничего особенного, мы – люди. Если ребенку, которого мы вчера любили и хвалили, сегодня хочется подзатыльник дать, а мы сдерживаемся и не даем, то это по-человечески, мы – люди.

Любая непоколебимость есть знак Божественного присутствия. Поэтому если помыслы нас не волнуют, то с нами Бог. А если волнуют, значит, мы люди, и Бога с нами нет. Не то что совсем нет, Он нас не оставляет, иначе бы эти помыслы нас раздавили, а они нас просто волнуют, беспокоят, тревожат; и с ними надо бороться, что-то делать. Он отнял Свою благодать, умалил ее ощущение, чтобы напомнить нам, что мы люди, чтобы не превозносились, чтобы не судили, чтобы не гордились, а всегда помнили, что мы такие же, как и все остальные люди, находящиеся вокруг нас.

Пришел человек и говорит мне: «Вот я хотел сегодня напиться, но кое-как сдержался!» А я думаю: «Ну, беда какая! А мне даже выпить не хочется!» Глупый ты человек! Это потому не хочется, что Бог покрывает твою немощь, а не потому, что ты лучше другого человека. Все мы просто люди. И когда мы начинаем превозноситься и гордиться, тогда и Бог умаляет присутствие Своей благодати, и мы чувствуем свою беспомощность перед помыслами.

Поэтому и нужна молитва. Речь-то о ней! И суть именно в том, чтобы мы молились и смогли этой молитвой отразить зло. И даже не только в том, чтобы мы смогли отразить зло, которое пытается вползти в нас с помощью помыслов, а в том, чтобы мы укоренились в Боге, чтобы ощутили Его силу, помощь, благодать, щедрость и непоколебимость. А это и есть плод непрестанной молитвы.

Мы не только машем молитвой, как машут мечом, мы творим молитву так, как будто роем колодец, чтобы вырыть его, и чтобы из сердца нашего забил источник воды живой. Тогда нам ничего не страшно, потому что тогда эта живая вода отразит не только все помыслы, которые вползают в нашу жизнь, в нашу душу, – она сможет напитать нашу душу, а это гораздо важнее. Важна не только борьба со злом – важно, чтобы мы сами были укоренены в свете, и только тогда мы будем непоколебимы. Без молитвы же нам грозит только одна непоколебимость – это непоколебимость зла.

Вот тут парадоксальным образом обнаруживается, что выбравший зло, ставший на сторону зла человек может быть и непоколебимым – он может не изменяться. Зло обладает таким свойством, природой. И тогда человека не волнуют помыслы – для него никаких помыслов и прилогов нет. Он даже их не видит, настолько помыслы легкомысленны по сравнению с тем тяжелым злом, которое вползло в его сердце. Человек, укоренившийся во зле, становится стабильным, непоколебимым, его не волнует ни жалость, ни сострадание, ни трусость. Его ничем не взволновать, он ни в чем не сомневается и совершенно уверен в том, что  все делает правильно. И если у нас нет никаких помыслов, если мы стабильно переживаем какие-то ощущения и эти ощущения плохие, эти ощущения злые, то это говорит об очень плохом нашем внутреннем состоянии, от чего всех нас да убережет Господь.

187-й абзац:

Будем всегда вести себя, как «наказанные сердцем в мудрости» (Пс. 89, 12), непрестанно дыша Иисус-Христом, Бога Отца силою и Божией Премудростью. Если же, по какой-либо случайности опустившись, вознерадим о сем умном делании, то в следующее утро опять добре препояшем чресла ума нашего и покрепче возьмемся за дело свое, зная, что нет никакого оправдания нам, «ведущим добро творити», если не будем творить оного.

Замечательное выражение дыша Иисус-Христом! В молитве ко Причащению мы читаем слова преподобного Симеона Нового Богослова: «Ты дыхание мое, радование мое, жизнь моя». В молитве и через молитву человек дышит Богом. Вот это дыхание человека, дышащего Богом, и приводит к тому, что он дышит чистым воздухом ума, он дышит самой чистотой, он вдыхает имя Божье, и его душа наполняется чистейшим воздухом. Если бы человек научился, как Симеон Новый Богослов или преподобный Исихий, дышать именем Иисуса Христа, то никакого бы зла, никакой черноты, никакой темноты на сердце никогда бы не было. Собственно, к этому, по всей видимости, и призван человек – дышать именем Иисуса Христа.

Опять-таки мы видим здесь искреннее свидетельство преподобного Исихия о том, что и на святых бывает проруха. Даже у них, дышащих Иисус-Христом, не все ладится, не все получается. Нет-нет, да что-то и проникнет в душу, хотя уж они, как никогда, бодры и стоят на страже, они молитвенны и чисты. Они вообще никогда не то чтобы делом,  даже мыслью не делали того, что мы делали сознательно, со всяким удовольствием и смаком, будучи крещеными, верующими.

Даже если они и не могли порой углядеть за помыслами, что же тогда говорить о нас? Тем более что у нас, не умеющих молиться, а только старающихся обучиться молитве; у нас, после крещения грешащих так, как христианину грешить не следует и невозможно; тем более у нас, не знающих ни духовников, ни опытных делателей молитвы и даже простого слова Божьего не знающих, естественно, и сердце нечистое. И в это нечистое сердце по свойству вваливаются разные нечистые помыслы, а ум наш почти никогда не может эти помыслы отразить.

Но это не повод унывать или опускать руки. Да, сорвался, да поколебался, да упал, смутился, разбился. Ну и что? А мы именно к этому состоянию оказываемся совершенно не готовы. И в предыдущем слове мы читали, что наша нетрезвая самооценка и непонимание того, что мы есть такое, приводит нас к уверенности, что как-то можно добиться такого состояния, чтобы помыслы к нам не приходили. Конечно, хочется, чтобы их не было – помыслы-то пакостные, неприятно их думать-то, вообще-то говоря. «Я только молиться начинаю, а тут такая мерзость в голову ползет – такая скверная! И как хочется, чтобы этого не было!» Но иначе не бывает, иначе невозможно, потому что мы люди грешные, непостоянные. Не надо унывать, надо бороться.

Так и в этом случае. Все мечтают о том, чтобы не спотыкаться, не ударяться, не падать, чтобы все всегда было стабильно и непоколебимо, чтобы никогда больше мы не срывались в какую-нибудь страсть: или накричали, или переели, или перегордились. А порой может и скверное словцо сорваться… Каждый, кто  исповедуется, знает эти разного рода грехи, которые может человек совершать. Да, бывает. Но мы к этому не готовы потому, что мы сразу впадаем в депрессию. «Ну вот, я-то думал, что больше никогда со мной этого не случится, а тут…» Конечно! Просто не надо было очаровываться самим собой, не надо было обольщаться самим собой – ведь мы всего лишь грешные люди. Это очень важно осознавать!

Апостол Петр говорит, что крайне важно помнить о своих грехах. Не в том смысле, чтобы непрестанно о них плакать перед Богом или непрестанно в них исповедоваться. Важна сама по себе память о том, что мы грешники. Дело не в воспоминании подробностей о грехе, просто важна память о том, что мы грешили. Она моментом отрезвляет: «Что я там возмечтал? Преподобный Сергий! Преподобный Серафим! А я-то кто? Кто я? Что я делал? Что я творил? Что я думал? Что я говорил? И это после того, как прочитано Священное Писание, после того, как я причащался, после того, как я даже пережил какую-то благодать. О чем я думаю? На что я надеюсь? На милосердие Божье! Вот и буду уповать на милосердие Божье, а не мнить о том, что я могу быть непоколебимым».

Да, преподобная Мария Египетская тоже была грешница. Но она же не жила среди мира – она достигла своей совершенной чистоты, живя в пустыне, совершенно удалившись от любого источника внешнего греха. А мы остаемся в миру, не каемся так, как она, и при этом окружены соблазнами. Мы падаем потому, что это неизбежно; мы просто не готовы не падать. Но это не должно приводить нас к депрессии и унынию.

Мы согласны молиться, мы согласны даже заниматься трезвением, лишь бы только быть непоколебимыми. А любое падение, провал, срыв нас утомляют. Наши силы истощаются, и мы говорим: «Все, больше не могу! Молишься, молишься, а толку никакого нет. Вот  уже сколько месяцев творю Иисусову молитву, а как грешил, так и грешу. Батюшка сказал читать слово Божье, и я читаю. А что толку? Опять грешу, опять сваливаюсь, опять делаю то, другое, третье!»

Падение на самом деле свидетельствует о том, что я объективно не могу сделать некоторых вещей. Потому и падаю. А уныние по этому поводу говорит о том, что я очень верю в себя, очень надеюсь на себя и очень высоко о себе думаю. Падать естественно. Нет человека, который бы жил и не согрешил, даже если один день поживет на земле. Мы же знаем это. Если мы согрешили – это по-человечески, а унывать – дело гордыни. Да, согрешили, ну и что? Например, мы шли и упали в лужу в чистой одежде. Но такое падение – не повод, чтобы лежать и дальше в луже. Встали, пошли, поменяли костюм. Снова упали – снова поменяли… Никто же не остается лежать в луже – это абсолютно дико и неразумно.

То же самое и с грехом. Да, упали. Сходили, вычистились, дальше пошли. Снова упали – снова вычистились. Но мы унываем и сидим в луже, потому что очень высокого о себе мнения. Мы думаем, что никогда падать не будем. Нам этого хочется. Но падение учит, падение отрезвляет, падение смиряет. А восстание учит нас тому, чтобы мы больше надеялись на Бога, больше прилеплялись к Нему, больше именно молитвенно взывали к Нему. И каждое падение должно приводить нас не к унынию, а к усилению молитвы, потому что мы пали именно потому, что понадеялись на себя.   

Будем молиться больше, уповать на Бога больше, и глядишь, падать будем меньше. Хотя все равно будем! Ибо и святые оступались, проваливались, падали, и мы об этом знаем. Это самая неизбежная и самая необходимая часть духовной жизни, духовного становления: оступаться, падать, познавая свою немощь, а после вставать, прилепляясь к Богу все полнее, глубже и совершеннее.

Записала Инна Корепанова