Церковь и общество. Член-корреспондент Российской академии художеств Д.А. Трофимов. Часть 2

Продолжение разговора с художником, иконописцем, руководителем творческой мастерской «Царьград», членом-корреспондентом Российской академии художеств, в настоящее время – генеральным продюсером Фестиваля современного церковного искусства «Видеть и слышать» Дмитрием Александровичем Трофимовым, который в беседе с писателем Константином Ковалевым-Случевским рассказывает о современном иконописании и рассуждает о том, какое значение имеют иконы в жизни православного человека.

– У нас в гостях снова Дмитрий Александрович Трофимов, русский художник, иконописец, руководитель творческой мастерской «Царьград», член-корреспондент Российской академии художеств, а в настоящее время – генеральный продюсер фестиваля современного церковного искусства «Видеть и слышать».

В прошлый раз Вы стали нам объяснять, что такое современное церковное искусство и чем светский художник отличается от иконописца. Давайте поговорим об иконе немного подробнее. Вы выросли в московской интеллигентной семье, в творческой среде и могли бы стать известным художником, не обращая внимания на Церковь. Что Вас повернуло в сторону иконы и как это произошло?

– Действительно, мой отец – очень талантливый художник, пейзажист. Мама – тоже художник. Я родился в семье, которая уже предполагала мой путь в жизни. Начиная с трех-четырех лет я много рисовал, и всем было понятно, что это и будет направлением моей деятельности. Все было предопределено.

Я окончил Московскую среднюю художественную школу (МЦХШ), поступил в Суриковский институт. Были внутренние творческие идеи по написанию исторических картин, пейзажей и портретов. Это та художественная культура, в которой я вырос. Отец показывал мне в Третьяковской галерее и Эрмитаже великие образцы и везде выстраивал некую иерархию ценностей по тому искусству, которое является основой нашей европейской, русской цивилизации, – это классическая культура.

В конце моей учебы в школе началось воцерковление. В институте (это был 1990 год) я встретил удивительных людей, которые стали для меня Учителями с большой буквы. Это Николай Николаевич Третьяков, который преподавал нам русское искусство и постепенно начал открывать ту красоту, которая является проявлением церковной культуры. Он открывал, с одной стороны, красоту, а с другой – те смыслы, которые являются основой церковного искусства, то есть Священное Писание. Эти два параллельных процесса привели меня к тому, что мне все более и более стала интересна церковная культура.

Важным местом в моей жизни, которое повернуло мою творческую судьбу, стал город Ростов Великий, там была практика Суриковского института. Мы копировали фрески XVII века Гурия Никитина. Эти шедевры русской живописи, в отличие от предыдущих эпох, дошли до нас в неплохом состоянии. В процессе копирования ты находишься в творческом диалоге с мастером: видишь эту линию, которая буквально на кончике кисточки осталась зримой для тебя с XVII века; ты видишь нажим этого мастера, где-то на ликах замечаешь удивительный про́бел… Это меня эстетически захватило. Стали интересны такие вещи в искусстве, как символическое содержание. Это время для меня было связано с изучением Евангелия, святоотеческой литературы, и уже с третьего курса я понял, что мне интересно заниматься именно церковным направлением.

– Ростов Великий – чудом сохранившаяся при советской власти православная цивилизация, маленький остров невероятной красоты; это эстетическое ощущение православного пространства. Вам просто повезло, что Вы попали именно туда. Вы расписали множество храмов: в Великом Устюге, вот Ваша роспись Спасского кафедрального собора в Пензе; Вы расписывали Храм Христа Спасителя… Вы написали то, что для Вас является самым главным или лучшее произведение еще впереди?

– Для каждого творческого человека самое лучшее его произведение – впереди. Когда работаешь над росписью или иконой, вносишь какие-то художественные коррективы в ткань художественного произведения: подправляешь рисунок, переписываешь какие-то вещи, работаешь над образом, над глубиной взгляда… В этот момент ты сосредотачиваешься, и тебе кажется, что ты добиваешься того, что внутренне чувствуешь. Это именно чувства, а не понимание; это то, что творец-художник передает через свое сердце. Проходит время, и уже немного по-другому начинаешь смотреть; думаешь, что композицию надо было по-другому сделать… Это нормально, это борение творческой личности. Нормальный процесс, когда художник взрослеет, развивается, и то, что было сделано несколько лет назад, может и нравиться тебе в профессиональном смысле, но есть некие мелодии, которые ты бы по-другому придумал.

Я недавно был в Дивеево и смотрел роспись нашей мастерской в храме Рождества Богородицы. Я снова окунулся в это очень небольшое золотое пространство, в котором находятся мощи Дивеевских преподобных святых, и снова переживал все, что в тот момент чувствовалось, думалось, придумывалось… Из 50 композиций 28 – новые композиции из жития преподобного Серафима, из истории обители. И когда я снова все это пережил, я понял: если бы я сейчас это делал, какие-то вещи сделал, может быть, по-другому... Но какое-то внутреннее удовлетворение от этой работы по-прежнему остается, хотя прошло уже больше двенадцати лет.

– Многие росписи, иконы, иконостасы создаются по заказу: такой-то храм, такое-то место, такие-то размеры и так далее. Можно немного пофантазировать… Вот у Вас, например, невероятные средства, невероятные возможности и Вам сказали: «Делайте что хотите!» Что бы Вы сделали, чтобы воплотить свои идеи, мысли, таланты? Построили бы, например, собор в центре Санкт-Петербурга или Калининграда и расписали бы его… О чем-то подобном думали? Или я напрасно задаю такой вопрос?

– Я думаю, что у каждого художника есть внутри какие-то непроявленные образы, непроявленные идеи, которые хочется реализовать.

– Например, Гауди, который придумал и строил, строил, строил...

– По заказу.

– Согласен.

– Реализация художественных проектов всегда происходит благодаря творческой потенции художника и заказчика, идеям заказчика и его доверию. Часто получается так (по крайней мере, у меня), что идеи, которые во мне зреют, потом предлагают мне осуществить заказчики, которых я встречаю. Это или настоятели храмов, или ктиторы. Такое есть, и я думаю, что это относится к Промыслу Божиему.

Сейчас мы начали работать над одним проектом. Это проект, к которому я внутренне очень давно шел, и надеюсь, что он будет реализован. Это, как Вы угадали, действительно храм. В моей работе не только внутреннее интерьерное благоукрашение – наша мастерская делает и архитектурные проекты храмов. Очень интересный проект мы начали, но, к сожалению, в силу трагических событий пока он остановлен. Это Спасский храм в Дубне, за основу которого мною были взяты два, можно сказать, храма-близнеца по внутренней структуре. Это византийские храмы VI века (527–529 годы): Сан-Виталия в Равенне и Малая София в Константинополе. У них был один архитектор и, можно сказать, один заказчик.

– Я там был, это потрясающие храмы! Вы хотите мозаику вводить или роспись?

– В первую очередь – саму структуру: октагон, ротондовый принцип с окруженной галереей, в которой выстраивается удивительное, очень легкое пространство. Есть центричность крестово-купольная, более распространенная в России, но есть и ротондовый принцип построения храмов, который тоже очень интересен. И мы уже продвинулись, сделали хороший начальный проект на стадии архитектурных решений с проработкой. Отделка храма – это уже вторичная история. Безусловно, мозаика – одна из самых красивых техник, в которые храм может быть благоукрашен. Но нам удалось в этот проект привнести разные и художественные, и технические идеи. Я надеюсь, что он все-таки будет реализован.

– Дай Бог, чтобы это произошло. Апостол Павел говорил: вера – есть осуществление ожидаемого (Евр. 11, 1). Если мы во что-то верим, то это осуществится. Какие образы, которые Вы создавали, были наиболее Вам близки или остались в памяти как какое-то достижение?

– Одной из самых интересных для меня работ в монументальном искусстве, в росписи храмов является роспись храма Димитрия и Евфросинии Московских в Тульском кремле. Это храм, расписанный в стилистике XVII века: основной собор (Успенский) Тульского кремля расписан в стилистике Ярославской школы, и владыка попросил, чтобы мы работали именно в этой стилистике. Главный интерес был в иконографии: мы создали 12 житийных композиций, посвященных Димитрию и Евфросинии. Первая композиция: святитель Алексий благословляет Димитрия Донского в путешествие за ярлыком в Орду. А последняя – это сретение Владимирской иконы Богородицы, где уже его вдова, великая княгиня, с сыном встречают этот образ в Москве.

Этот житийный цикл связан с работой с акафистами: акафистом Димитрию Донскому, акафистом Евфросинии, акафистами пред Владимирской и Донской иконами. Был очень интересный, творческий процесс придумывания этих композиций, потому что на тот момент большинства из них не существовало – мы как бы ввели в оборот традиции, посвященные великому князю. Для меня это личная тема, потому что великий князь Димитрий Донской является моим небесным покровителем. Я недавно обнаружил свои детские рисунки, и в 4 года в моем творчестве уже появляется образ великого князя, причем на фоне стяга со Спасом (а это 1976 год). Видимо, родители погружали меня в русскую православную культуру уже в таком возрасте.

Донской монастырь, рядом с которым я родился и живу до сих пор, барельеф Храма Христа Спасителя, на котором великий князь Димитрий Иванович изображен принимающим благословение от преподобного Сергия, – эти детские воспоминания питали в более позднем возрасте интерес к личности Димитрия Донского. Я очень люблю службы 1 июня и по возможности молюсь в Архангельском соборе Московского Кремля, где находятся его честные мощи. Я также пишу иконы, на которых изображаю эту удивительную пару. Эта работа была, наверное, самой интересной по какому-то личностному проникновению в житие святых и сложности работы над этим житием.

– Как я Вас понимаю… Как автор книги о Евдокии Московской в серии «Жизнь замечательных людей», книги о Савве Сторожевском, ее духовном наставнике, как автор книги о Юрии Звенигородском, ее втором сыне. Я считаю, что эта семья, где было 12 детей, является образцом православной семьи. Мы отмечаем день Петра и Февронии, в который воспеваем любовь. Но этого мало для того, чтобы построить настоящую семью и вырастить 12 детей, из которых несколько были руководителями государства. Эта пара Димитрия и Евдокии (в иночестве – Евфросинии) для нас очень важна.

Каковы Ваши творческие планы, кроме тех, о чем Вы уже сказали?

– Сегодня мы работаем над росписями двух кафедральных соборов – это Спасские кафедральные соборы в Пензе и Кирове. За нами в студии – фрагмент росписи алтаря Пензенского кафедрального собора. Работа сейчас идет. Она началась в конце 2023 года и должна завершиться в 2026 году. Огромный собор, очень интересная задача по воссозданию того убранства, которое было в середине XIX века. Наш замечательный художник Макаров принимал участие в этой росписи. Создавал росписи собора гениальный живописец-портретист и художник; к сожалению, осталось только несколько эскизов, по которым мы работаем. В Кировском кафедральном соборе тоже очень интересная задача – воссоздать росписи XVIII века; мы работаем в стилистике русского барокко. Кроме этого, есть еще несколько храмов, над росписями которых работает большой коллектив «Царьграда». У нас много очень талантливых художников. Ведутся переговоры по поводу и других храмов, и мы надеемся, что наше творческое горение будет воплощено в их благоукрашении.

Ведущий Константин Ковалев-Случевский

Записал Иван Игнатов