Беседы с батюшкой. Жизнь священника в современном мире. Священник Олег Патрикеев. 3 июля 2025 года

Сегодня у нас в гостях священник Олег Патрикеев, настоятель храма святой великомученицы Варвары в поселке Рахья (г. Санкт-Петербург), помощник председателя Миссионерского отдела Выборгской епархии.

– Думаешь о том, что происходит в современном мире, и, наверное, есть два способа существования в нем. Закрыть глаза и идти куда-нибудь, лишь бы только не видеть того, что происходит. Другой способ – видеть все, оценивать это. И возникает очень много вопросов. Потому что иногда просто невозможно разобраться в происходящем. Тогда мы приходим к священнику и спрашиваем, как жить, что делать. И очень хочется всегда получить ответ. А священник может сказать: сам не могу понять, что происходит,  поэтому не могу помочь. Бывает так? Или все-таки священник не может так сказать? 

– Я всегда нахожу ответы на вопросы в Евангелии.  Если вижу готовность человека услышать,  подсказываю, как поступил бы в этот момент Христос или святой. Может быть, я сам бы ошибся, поступил по-другому, но вот Евангелие говорит: так поступил бы Христос. Вопросы же простые: простить или не простить, любить или не любить. И чаще всего они касаются даже не духовной жизни; бытовые вопросики...  Поэтому на них ответить очень просто, так как сам уже прошел опыт жизни семейной.  И дети тоже помогают отвечать мне на вопросы жизни. Как отвечать перед Богом за своих детей. То есть эти вопросы звучат не только от наших прихожан,  но чаще всего даже от самого себя. Потому что я ведь тоже спрашиваю у Бога, как мне жить, что делать.

Если я получаю ответ из Евангелия, значит, понимаю, что это правильный поступок. Он не просто будет как-то учтен или что-то еще, потому что это не ради галочки, а ради того, чтобы понять, в духе ли ты, в Боге ли, во Христе ли.  И тогда ты можешь уже и другим помочь. Разберешься, потерпи, помолись, все пройдет.  Поэтому этот вопрос решится только с помощью Евангелия.

– Вы недавно отметили свой день рождения. Восемь лет стоите у престола, каждый день.  Простите меня за этот вопрос: замыливания не происходит? 

– Нет. Знаете, жизнь бьет ключом, и не всегда по голове, а радостным фонтаном. По крайней мере, у меня. Я человек творческий, и для меня каждый день что-то новое, удивительное, неизведанное, неразгаданная тайна, потому что каждый день – это маленькая жизнь.  На самом деле она очень похожа на жизнь человека, потому что именно утром мы просыпаемся, восстаем… И начинается новый день. Неизвестно, проснешься ли утром следующего дня. И ночь, которую мы отдаем сну, – это как маленькая смерть.  Поэтому каждый день я хочу (получается или нет, Богу виднее) проживать с полной отдачей. Я всегда говорю, что мне не так много осталось пожить. Что такое 20–30 лет?.. Даже как бы вздох один. Поэтому хочется наполнить дни какой-то творческой изюминкой. Как режиссер хочет всегда, чтобы каждая серия была интересная, запоминающаяся. Таким образом я и стараюсь жить. 

– Мне очень нравится история, как вообще Вы стали священником.  И Вы им стали каким-то удивительным образом. Как это произошло? 

– Это вопреки всем правилам...  Я стать священником не собирался.  Думаю, многие из священников могут повторить эти слова, потому что священство – не желание.  Это Промысл Божий и призвание. Его невозможно перепутать ни с каким другим призванием.  Но это тоже проявляется не сразу. Это же не голос Бога: иди и становись священником, иди учись. Это всё подсказки: как знаки на дороге, когда едешь в неизвестность. И вот знак: направо. Налево нельзя, только направо. Жизнь через эти знаки, через ошибки учит каждого человека.

Идешь как бы на зов. «Иди за Мной, – говорит Христос в Евангелии каждому человеку, – иди за Мной. Бери свой крест. Адам, ты где?» Этот голос Христа звучит через призвание. Призваны все на самом деле, ведь священство – только одно из разных видов служения Богу. Конечно, это важнее, но это не значит, что мы чем-то круче, чем диаконы.  Или тот же псаломщик. Ведь без хора и псаломщика я не могу служить один. Поэтому здесь надо понимать, что призвание стать священником настолько красивое, что это как песня какая-то, которую ты начинаешь подхватывать. Она уже в небесах звучала, потому что Господь-то знал до моего рождения, кем я стану.  Но ведь не сразу, меня в 50 лет рукоположили. Наверное, когда я уверовал (это примерно был 2002 или 2003 год) через Евангелие. Когда оно открылось, я понял, что живу неправильной жизнью, и старался ее изменить с помощью и поста, и молитвы, таких бедных трудов...

Но еще очень далек был от Церкви, хотя читал Евангелие, зачитывался святыми отцами. Для меня это было откровение… Философию почитал, но что-то не то. И когда Евангелие вкусил, это было, конечно, как манна небесная, как сладкий мед, который уже невозможно с чем-то спутать.  Это слово Божие проникает в тебя, тебя питает. Каждое слово в Евангелии – это красота.  Это просто необыкновенная красота, которую невозможно передать, можно только либо воспеть, либо нарисовать на иконах.  Ведь слово было и в начале, и слово было Бог, поэтому для нас само слово евангельское является символом нашей вечной жизни. 

Конечно же, было много интересных событий, как я стал священником. Я сначала пришел в храм, в котором сейчас служу. В самом начале я познакомился с настоятелем этого храма. Его папа был моим духовником.  Я уже начал воцерковляться. Мне очень понравилось, что мне дали в первую очередь лекции митрополита Антония Сурожского, на которых я воспитывался.  И слушая его, я понимал, что во мне это и жило, во мне это и открывалось. Боже мой! И он так думает, как и я! И я думаю, как он. Это было интересно. 

– Вопрос телезрительницы: «Есть акафист за единоумершего. (У меня завтра день памяти сына, хочу поехать на кладбище.) Как сейчас его можно читать? Может быть, и нельзя нежелательно?»

– День памяти близкого человека является самым, наверное, сокровенным.  Ведь когда мы теряем, мы и находим.  Теряем сына, находим Христа, теряем близких, находим через молитву их в Царстве Небесном… Акафист за единоумершего очень трогательный. Там есть и покаянные мотивы, и любовь к Богу, к тем, за кого мы молимся. Это самое главное: проявить в молитве любовь. Просто молитва обычная, когда мы читаем даже «Отче наш», если она не сказана с любовью, просто пустая, кимвал звенящий.  Вы только скажите его имя, мы обязательно помолимся за упокой его светлой души.

– Кстати, отсюда следующий вопрос.  Мы говорим о жизни священника в современном понимании, и невозможно, наверное, священнику абстрагироваться от этого мира, уйти в какое-то место, где хорошо и спокойненько молиться без каких-то, может быть, треволнений.  Или все-таки те испытания, искушения, которые происходят в этом мире, как раз и воспитывают?  Не то что воспитывают, а каким-то образом обновляют священника… 

– Вы правы, конечно; есть желание у любого человека иногда немного отдохнуть.  Просто мы не знаем, что такое отдых в молитве.  На Афоне, например, спать не хочется, там не хочется терять времени на сон. Здесь же хочется поспать. Я и про себя тоже говорю, потому что борьба со сном – это борьба со своей плотью. Надо заставить себя. Это и есть сила воли, которую мы воспитываем в себе.  А у священника есть дар благодати, который не только он усваивает во время священства, но может передавать через свое слово, благословение, через молитву и другим людям. Для этого он и призван стать неким посредником, хотя не считает себя посредником, потому что у каждого путь к Христу свой.  Обязательно путь есть, и священник только как знак на дороге.  Я стою на дороге и показываю: вот туда к Христу.

– Вопрос телезрительницы: «Какими качествами должен обладать священник?»

– Если Вы почитаете Первое послание к Тимофею, там все про нас абсолютно, какими нам нужно быть. Конечно, не всегда это удается.  Вообще мы перед каждой литургией исповедуемся. Перед Богом стоим, перед вратами царскими и молимся. И просим прощения у всех, кто находится в храме в этот момент, и у всех святых. То есть у нас чувство покаяния должно присутствовать априори. И всегда добавляешь: недостойный священник. Тут опять уже тщеславие, гордынька попрут сразу же.  И хоть как-то ты свой ум смиряешь, потому что встать перед престолом – вообще космос какой-то. Это вообще другое пространство.  Это сужение веков в одну точку бытия. Это невозможно сделать даже в уме, не вычислить, не нарисовать, не описать. Есть только одна икона – «Тайная Вечеря», которая может показать, что было на Тайной Вечере. Это лишь фрагмент. А в литургии вся жизнь Христа. Его проповедь, его смерть, его воскресение. От Рождества до его вознесения и до ожидания будущего века, его Пришествия.

Самая главная задача священника, мне кажется, – научиться всех прощать. У нас есть власть, которая дается Богом, прощать или не прощать грехи человека. У меня не было опыта непрощения грехов. Я делал замечания, давал подсказки. Где-то даже настоял на том, чтобы небольшой пост продержать. Но чтобы не отпустить грехи человеку, такого я ни разу не смог сделать. Или сказать: «Нет, ты не готов, уходи». Это самое страшное, мне кажется, для священника. Как только я это сделаю, я не буду прощен и в своих грехах. Тут же почувствую уход благодати. Я пойму, что смысл моей жизни закончен. И никогда этого себе не прощу.

Для каждого человека очень важно научиться прощать. Мы ссоримся. Естественно, мы все разные, все в броуновском движении... Если лететь куда глаза глядят, все равно столкнешься с какой-то другой звездой. Это движение будет бесконечно, это хаос. Надо открыть глаза на действительность. Надо увидеть себя в первую очередь, увидеть свое несовершенство. Как любой спортсмен, как любой музыкант, надо тренироваться, ежедневно быть в тонусе. Как только позволишь себе немножко расслабиться – все сначала. Но первое покаяние – «Господи, прости, мои несовершенства». И снова начинается восхождение вверх. 

Вопрос от телезрительницы Александры: «Я бы хотела поблагодарить всех батюшек, потому что у вас очень тяжелый труд, особенно в наше время. Жизнь иногда бьет наотмашь. А у вас такое терпение, смирение…  Это просто удивительно. Спасибо вам! Всем крепкого здоровья, радости, бодрости, всего самого хорошего».

– Вы абсолютно правы. Огромное спасибо за поддержку. Я все хочу в одной из проповедей сказать о том, чтобы в записочках, которые вы нам приносите, вы не стеснялись упоминать батюшку. Когда вы молитесь за нас, нам сразу становится тепло. Нам становится уютно и понятно, что мы не одни. Понимаешь, что ты кому-то нужен. Кто-то за тебя молится, это очень важно. Особенно в наше время, да и в любое время. Важно молиться друг за друга. В эти мгновения и вы получаете благодать. Пускай не первым в списке, но в конце своего духовного отца упоминайте, обязательно молитесь за него. У нас первая молитва идет за Патриарха, потом за владыку Варсонофия, владыку нашего Варнаву, им тоже нужна наша молитва. Не подумайте, что мы молимся потому, что так нужно. Мы обязаны их почитать, так проявляется любовь. То есть в молитве мы проявляем очень много своих правильных эмоций. А есть энергии, которые разрушают слова. Есть даже мысли, которые могут нас обидеть. Но как только мы желаем счастья друг другу, сразу радость, и ты эту энергию передаешь.

Энергия любви в молитве самая сильная. Не нужно было бы никакого оружия, если бы мы умели по-настоящему молиться. Оружие – это сохранение объектов государственной важности, земли и так далее. А раньше монастыри стояли, и попробуй-ка возьми Тарасовку, Сергиеву Лавру, сколько раз ее пытались взять... И Псково-Печерскую лавру не могли взять, такая молитва была сильная, чистая, что доходит до небес. И, конечно же, Богу приятно, когда мы так молимся друг за друга. 

– Вы сейчас спровоцировали еще один вопрос. Когда мы говорим о жизни священника в современном мире, то предполагается, что сейчас особые испытания. Кроме тех вопросов, что описаны нашими святыми отцами уже много веков подряд, нам нужно решить вопросы, касающиеся совсем новых событий. Есть ли что-нибудь в этом мире новое, что заставляет Вас по-новому взглянуть на происходящее? Или этот мир по-прежнему лежит во зле?

Вопрос от Александра из Башкирии: «В Священном Писании сказано: «Почитай отца и мать свою. Почему применено слово «почитай», а, допустим, не «возлюби»? Мы же знаем, что в Евангелии все слова выверены».

– Очень хороший вопрос. Почитать и возлюбить – это, конечно же, параллели, в которых может не хватать одного или второго. Мы можем любить. Ты любишь родителей? Любишь. А почему же ты им не помогаешь? Понятие любви в русском языке немного узкое. А почитание – это четкое обозначение, в плане призыва к действию. Что входит в понятие почитания?  Раньше пенсии не было. Сейчас можно сказать: «У тебя пенсия есть, вот и хорошо». Ты должен взять на себя ответственность за жизнь родителя после того, как он перестает быть рабочей лошадкой.

В этом почитании, конечно, есть любовь, но почитание здесь приближается, мне кажется, больше к духовному пониманию фразы: «чти отца и мать». Такое красивое славянское слово – «чтить», «почитать», то есть быть в этой жизни помощником… Бывают родители и без детей. Для нас, как на Востоке, все пожилые люди априори почитаемые. Я бабушку свою называл на «вы». «Бабусенька, Вы сегодня пойдете в храм?» У меня даже мысли не было назвать ее иначе, мне было бы стыдно сказать иначе. Потому что бабушка для меня святая.

Но почитание приходит не сразу. Мы не можем сейчас сказать детям: «Почему вы нас не почитаете?» Они не научены этому. Мы их сами не научили… В любви, конечно, тоже должно быть действие. Но почитание сразу же дает еще один оттенок. Ведь бывает, что родители не любят своих детей. Много таких моментов в жизни, когда происходит трение даже в духовном плане. Господь же говорит, что если вы любите родителей больше Его, то недостойные ученики. Господь сказал: «Я приду и поставлю между вами такие преграды, что будет война между детьми и родителями». Иногда даже родители становятся на путь, противоречащий духовному спасению человека, ребенка. Ребенок хочет быть в храме, а родитель говорит: нет. Что это такое? Как такого любить? Но почитать его надо обязательно, даже такого. Даже пьяницу. У тебя нет любви к нему, а почитать его надо обязательно.

Для меня эта тема очень интересная и сложная. Потому что я родителей потерял в очень молодом возрасте. Для меня каждая бабушка в храме как мама. Я их люблю, я их обнимаю. Они святые, Божьи одуванчики. Мне той любви не хватило, маминой. Поэтому я ее черпаю сейчас в приходе.

– Вернемся к тому, как относиться к современным искушениям, испытаниям. Есть ли в них новое или все-таки по-прежнему все старое и во зле и только священники существуют для нас как утешение?

– Конечно же, мир еще не выкарабкался из зла. Он погряз во зле. И только огонь, который придет в конце времен, очистит мир от зла, во Втором Пришествии Христовом. Все окажется на своих местах. А то, что трудностей стало больше, – правда. Потому что информация стала очень быстро передаваться. Не из уст в уста, не из письма в письмо, не из книг к читателям. Интернет – это зло. Он больше приносит зла, чем добра.

Но мы не можем отказаться проповедовать в нем. И апостол Павел проповедовал там, где его не хотели слушать. Его гнали, его били камнями. Надо каждое слово выверять. Если ты в Интернет выкладываешь свои проповеди, нужно их выверять, чтобы они совпадали с Евангелием, чтобы не было амбиций, неприязни к верующим другой конфессии. Это очень опасно и не нужно. Зачем? Если ты хочешь пообщаться с представителями другой конфессии, то иди к ним как миссионер. Если у тебя есть благословение епископа, ты окончил семинарию, у тебя есть желание проповедовать Бога – пожалуйста. Но священник должен быть в первую очередь культурным. Это должно быть в его одежде, в его слове. Как минимум священник должен быть духовным.

Литургия одухотворяет весь мир. Одна литургия спасет мир. Как только литургия закончится, три с половиной года – и до свидания. Мир не будет никому нужен, потому что литургия закончится. А это и есть приношение благодарения Богу. Как только закончится благодарение Богу, то все закончится. Все ради литургии совершается. Солнце встает ради того, чтобы согреть землю и чтобы пророс колосок. Этот колосок станет хлебом, мукой. А потом  появляется просфора, которую мы привезем и на ней совершим литургию. Так и вино. Ради этого виноградники еще существует, чтобы хоть немного кагора попало в храм. Как только закончится литургия, вино пропадет и хлеб будет никому не нужен. Так написано у старцев. Поэтому будем стараться как можно чаще ходить на литургию, чтобы она не закончилась. 

– Есть книга «Настольная книга священника». Я ее не читал. Что в этой книге для Вас было самое неожиданное? Во всяком случае, что самое главное? Что Вас больше всего удивляет или заставляет каждый раз обновляться? 

– Знаете, сейчас могу ошибиться, но вроде бы в этой книге написан один момент о литургии... Бывали случаи, когда хлеб становился телом, а вино становилось настоящей кровью. Священник видел это в чаше.

– И что в этом случае? 

– У меня такого еще не было, слава Тебе, Господи. Конечно, это нонсенс, это чудо. В Италии до сих пор сохранилось Ланчанское чудо, до сих пор находится тело Христа в Чаше, запаянной с Его кровью. Но там написано, что нужно покаяться, успокоиться, потому что, скорее всего, это был помысел о каком-то неверии в то, что это возможно…

– Жизнь священников в современном мире – это испытание? Или нужно какое-то другое слово? 

– Господь сказал: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал». Это не испытание, это скорее всего даже награда. Это, наверное, что-то необыкновенное. Стать священником – это служение в первую очередь. Это не работа. Господь Адаму заповедовал хранить сад, возделывать его. Я думаю, что это и есть призвание каждого человека.