Беседы с батюшкой. «Принуждение к вере. Любить нельзя воспитывать?»

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Всецарица» в поселке Керро (Ленинградская область) священник Олег Герасимов.  

– Дорогие телезрители, сегодня очень интересная и сложная тема: «Принуждение к вере. Любить нельзя воспитывать?» Мы постараемся правильно поставить запятую в этом предложении. Отец Олег, когда мы говорим о принуждении к вере, то здесь возникает много сложных и даже провокационных моментов. Мы попробуем, даже если они возникнут, справиться с ними.

История Церкви в определенные времена всегда была связана с тем, что появлялись люди, которые насаждали веру либо отстаивали ее. Но были и такие православные, которые никогда никого не принуждали к вере, однако вся их жизнь была сплошным примером жизни христианина. Поэтому за ними шли десятки, сотни, тысячи людей – это тоже один из аспектов если не принуждения к вере, то, во всяком случае, побуждения к ней. Возьмем второй аспект нашей сегодняшней темы: любить нельзя воспитывать. Что нужно делать и с нашими детьми, и с нашими взрослыми? Вы настоятель храма, человек, который ответствен не только за служение Богу, но и за служение людям, поэтому я и пригласил Вас к этой беседе. Принуждение к вере: как Вы относитесь к такой проблематичной фразе?

– Эта фраза и проблематичная, и провокационная в какой-то мере. Понятно, что вопрос во многом риторический. Конечно, принуждать к вере нельзя. Но при этом мы знаем очень много примеров в истории Церкви и в жизни каждого отдельного человека, когда такое принуждение наблюдается сплошь и рядом. Не будем брать примеры отношений Церкви и государства, когда один государь насаждал такую веру, другой – другую. Сейчас мы знаем, что тот или иной византийский и император был еретиком, но он-то этого не знал (он свою веру отстаивал). И понятно, что впоследствии, когда история о нем рассказала как о еретике, это означает, что просто в данном случае возобладала вера православная. Это такой аспект, который, наверное, трогать не стоит. Гораздо более важным мне представляется принуждение даже не к вере, а к правоверию – к той вере, которая считается правой, с точки зрения более сильного. Скажем, в семье. Вот человек уверовал, очнулся ото сна и вдруг увидел, что все вокруг не очень праведные. Он начинает очень активно доносить до других то, что его разбудило: «Ну как же вы не видите?! Как это здорово!» В конце концов это выливается в то, что если он обладает определенным авторитетом в семье, то  хватает за руку (условно говоря) сына, дочь, супругу или супруга и говорит: «Пойдем в церковь, ты сам все увидишь». И это самое страшное.

Мне приходилось общаться с такими людьми, которых приводил супруг или супруга, мама или папа: «Батюшка, расскажите им». Они ожидали, что вот сейчас я с ними поговорю, и у них тоже загорится то, что когда-то пробудилось в них. Но, как правило, бывает обратный эффект, потому что приходит человек, который совершенно не готов воспринимать истины веры, воспринимать эту длинную службу, на которой с таким благоговением стоит его родственник. Это заканчивается тем, что тот выходит из храма и говорит: «Ну вот я сходил. Ты хотел, чтобы я сходил. Я сходил. Что теперь надо сделать?» И тогда получается казус, потому что вроде сделал все правильно, к Причастию его притащил, вроде бы он подготовился как положено, прочитал молитвы, причастился – но ничего не произошло.

Такое принуждение к правоверию оборачивается тем, что человек, вместо того чтобы прийти к вере, от нее еще больше удаляется. И вот это очень страшный вопрос: а как сделать так, чтобы то, что зажгло изнутри тебя, каким-то образом повлияло и на твоих близких, кого ты хотел бы тоже этим увлечь? Много разных вариантов, тут все не объять. Мне очень понравилась фраза (я сейчас не помню, кому из святых она принадлежит) о том, что не следует заговаривать с человеком о Боге, навязываться, а следует жить так, чтобы с тобой хотелось о Боге поговорить.

– Вопрос телезрителя: «Разве люди не должны сами выбирать свой путь к вере? Принуждение к изучению определенной религии разве не грешно? Ведь так можно воспитывать притворщиков, которые по религиозным мотивам не хотят служить в армии».

– Вы просто, что называется, сняли с языка то, к чему я хотел подвести. Потому что в итоге любое принуждение к правой вере (с точки зрения большинства или с точки зрения более сильного) – это покушение на чужую свободу. Это то, чего Господь Себе не позволял и не позволяет, а мы позволяем. В притче о плевелах Господь сказал, что сначала пусть они вырастут, а потом будем их отделять. Не надо сразу выдергивать. Но, к сожалению, мы как-то об этом все время забываем, и нам кажется, что мы правы в данный конкретный момент. Соответственно, если кто-то не согласен с нашей позицией, значит, он точно не прав. (Как же? Я же на Евангелии основываюсь.) Оснований для своей правоты можно сколько угодно найти и на этом начинать обвинять и убеждать другого. И тогда действительно, если человек обладает силой и авторитетом, то тот, кого он принуждает, в данном случае становится притворщиком. Да, он делает то, что от него ждут. Дети – прежде всего. Дети очень здорово чувствуют, каким образом нужно себя вести. Это манипуляция, чтобы родитель поступил так или иначе. Надо перекреститься – пожалуйста. Надо пойти в храм – пожалуйста. А конфеты будут за это? Хотя я сам этим грешу. Кто ходит в наш храм, знают, что у нас дети выстраиваются в очередь, потому что я после литургии начинаю из кармана конфеты доставать. Это, конечно, нехорошо. Я тоже где-то по грани хожу, и это, наверное, элемент принуждения, но я надеюсь, что все-таки дети, которые приходят в наш храм, идут не за конфетами. Я очень на это надеюсь, хотя, видите, наверное, в этом тоже есть немного лукавства.

Но когда дело касается серьезного выбора, особенно если это касается веры, то есть того, что является основополагающим для миросозерцания человека, для его понимания своего места в окружающем пространстве, то тогда, мне кажется, покушение на его свободу – это преступление. Да, жалко, страшно отпускать человека. Он уйдет куда-то не туда, он обязательно изваляется в грязи. Как же он не понимает? Я в таком случае всегда вспоминаю пример: если выражаться современным языком, Господь ведет нас примерно по такому же принципу, по которому работают GPS-навигаторы. Он дает точку, куда тебе нужно попасть. Он дает тебе кратчайший маршрут. Ты говоришь: «Нет, я поеду по-другому». Он словно говорит: «Хорошо, перестроим маршрут, езжай». Главное, чтобы ты все-таки имел в виду достижение этой конечной цели, чтобы смотрел в ту сторону. Хочешь в дебри залезть – залезай, хочешь в болоте изваляться – изваляйся. У тебя есть свобода воли».

Если здесь уместно такое антропологическое уподобление, то Господь, конечно же, скорбит о том, что мы падаем, но Он не запрещает нам делать то, что нам кажется правильным. Он уважает нашу свободу. И вот нам хорошо бы этому у Бога поучиться. Понятно, что когда речь идет о дальних людях, если их уведет не туда, то я пожму плечами и отойду – твои проблемы. А когда твой родной вляпывается в какую-нибудь секту, то начинаешь его трясти, потому что ты-то точно знаешь, как правильно. Но при этом мы забываем, что мнение любого человека заслуживает такого же уважения, как и мое собственное. То есть я должен дать человеку право иметь свое собственное мнение. Да, оно мне кажется неправильным. Да, мне очевидно, что он идет не в ту сторону, но он должен сам это понять. Если ему скажу об этом я, он, может быть, даже и согласится, воспримет логически все, но, не пережив этого падения или не осознав его, не пропустив через себя, он в итоге все равно уйдет в другую сторону, потому что ему важно самому понять, надо ему это или нет.

Это, конечно, тяжело и иногда звучит крамольно. Но руки опускать не надо. И тащить не надо. Нужно быть человеком, глядя на которого, хочется быть таким же. Это тяжелее всего. Знаменитая пословица «на осинке не родятся апельсинки» – это в 90% случаев отражение той ситуации, когда приходят мамы или папы и начинают говорить о своих детях: «Вот мой сын… моя дочь…» Хочется их спросить: «А вы в зеркало давно смотрели? А с себя не пробовали начать?» Это, конечно, тяжелее всего, потому что смотреть на ближнего и видеть самого себя, видеть такую неприглядную картину – это трудно. Но именно таким образом можно что-то сделать. А не так: «Пошли со мной, я тебе покажу, как правильно, и попробуй только так не сделай!» А еще, бывает, говорят: «Бог тебя накажет. Так прилетит! Знаете, там ураган прошел? Да это вам за грехи!» Нет, наверно, не в этом дело. Какое право мы имеем взять и осудить целый народ? Из Евангелия мы знаем, что Господь дождит на праведных и неправедных. Очень сложный вопрос.

– Практически каждая православная семья сталкивается с этим вопросом. Мы довольно часто замечаем, что ребенок в определенном возрасте перестает ходить в церковь: «Я вас слушал 15 лет, теперь я уже взрослый. Ходите сами, а я не пойду». Ты-то думал, что у тебя дочь или сын такие православные, а оказывается, что нет. И здесь, конечно, ты оказываешься у разбитого корыта. Но ты же не наказываешь свое чадо за это. Но, может быть, это возможность увидеть свой внутренний мир? Может быть, человек, отпавший (как нам кажется) от веры или не пришедший к ней, наш близкий, поможет нам обрести веру заново (или обрести истинную веру)?

– Это, конечно, очень интересный подход: глядя на то, каким образом ведут себя наши дети, мы не должны закрывать глаза, а честно признаться, что мы видим себя в зеркале, причем в гипертрофированном виде. Мы себя видим через увеличительное стекло. Да, это есть во мне, но я себя таким видеть не хочу. Но у этой проблемы, которую сейчас обозначили, есть еще один аспект. Дело в том, что когда ребенок в определенном возрасте начинает показывать зубы, он становится похожим на ежика (к нему не прикоснись!). И мы начинаем удивляться. И, конечно, пугаемся. Но на самом деле это процесс естественный. Если посмотрим на природу, то увидим: когда медвежонок достигает определенного возраста, он убегает. Если он будет постоянно с мамой, то ничему не научится. И вот есть период, когда ребенок должен показать, что диктат родителей закончился, что он должен прийти к вере изнутри, сам до нее дойти. И это может быть очень тяжело.

– Вопрос телезрительницы: «Сейчас многие люди вступают в брак с людьми либо другой веры, либо вообще с неверующими. Важно ли это для православного человека? Нужно ли все-таки тогда отказаться от этого намерения? Как православные священники к этому относятся?»

– Вопрос заключается в том, что именно православный человек, который намеревается связать свою жизнь с человеком не своей веры, подразумевает под понятием «брак». Если брак рассматривать с точки зрения православной, то это брак церковный. И в этом смысле, конечно же, должен быть единоверец. Но, к сожалению, у нас сейчас настолько все смешалось, что чистых ситуаций, когда два человека одинаково исповедуют веру и собираются вступить в брак (понятно, что они сразу венчаются), становится все меньше. По крайней мере, на моей практике. Поэтому нам приходится каким-то образом подлаживаться под то, что есть вокруг. И если с этой точки зрения посмотреть, то тогда православный человек должен понимать, что он берет на себя крест: довести этого человека до того, что православный понимает под браком. А это значит – до венчания. То есть ему необходимо иметь в виду, что этот человек должен в конце концов прийти в православие. В противном случае нужно отдавать себе отчет: то сожительство, в котором вы будете все это время находиться, не является браком.

Чем это будет грозить? Будет ли это вменено в грех? Как человеку придется отвечать за это на Страшном суде перед Богом? Это вопрос, который мы сейчас рассматривать не будем, потому что это гораздо шире того, что мы можем сейчас рассмотреть. Но надо понимать, что просто хорошее отношение к человеку, готовность с ним жить – это даже не половина, а меньшая часть дела, потому что в итоге это браком в православном понимании не является. Когда приходят люди и говорят, что долго живут, даже будучи формально крещеными, но не хотят венчаться, мне приходится объяснять (как правило, женщинам), что выходов из ситуации всего лишь два: либо вы разрываете эти отношения как незаконные, либо их узакониваете. Понятно, что не прямо сейчас  предъявляешь супругу ультиматум: пошли венчаться. Это тоже процесс. Он не должен быть принудительным, но должен быть в приоритете. К этому надо подвести… Если любили друг друга, значит, в том числе уважали веру друг друга. Значит, тот человек, который понимает, что для его половинки венчание очень важно, в итоге каким-то образом должен для себя этот вопрос решить. Потому что в таком подвешенном состоянии находиться тяжело. Это пресловутое нахождение во грехе.

– Здесь затронут еще один очень интересный момент, который касается нашей сегодняшней темы, второй ее фразы: любить нельзя воспитывать. В любом случае мы ставим запятую после слова «любить». Но если человек любит по-настоящему, он приложит все усилия, чтобы его любимый или любимая обрел (или обрела) ту веру, в которой он живет. В этом случае принуждение будет мягким.

– Мне кажется, здесь запятая, будучи поставленной после слова «любить», все равно предполагает, что некий процесс воспитания все-таки имеет место. Если человек любит, это вовсе не означает, что он просто потакает всему. Очень хорошо говорил владыка Антоний Сурожский примерно следующее: «Сказать человеку “я тебя люблю” равносильно тому, что сказать: хочу, чтобы ты жил вечно, хочу для тебя вечной жизни». А это означает, что если я, предположим, балую своего ребенка, покупаю все, что он хочет, по первому капризу, то ввожу его в непонятное состояние. Ребенок понимает, что может руководить взрослыми. Что он хочет, то они и делают. А когда он вырастает, оказывается в ситуации, что другие взрослые на это не поддаются. В итоге получается, что моя любовь (которая мне казалась любовью) на самом деле являлась не любовью, а чем-то совсем другим.

Любить не означает не воспитывать. Это иногда и поставить очень жесткое ограничение. Другое дело, что это не связано с чрезмерными наказаниями, но это всегда воспитание, всегда понимание, что ребенку придется жить в этом мире; соответственно, он должен знать границы. Он должен знать, как справиться с вызовом. А этого поглаживанием по головке и удовлетворением всех его прихотей не достичь. Кто-то из святых сказал, что когда конь несется опрометью к краю пропасти, гладить его по гриве уже поздно, нужно его хлестнуть, а потом уже сказать: «Извини, вынужден был».

– Вопрос телезрительницы: «Мы в этой жизни привыкаем друг к другу, хочется и на том свете быть вместе. Но если мы будем разной веры (а я не могу заставить веровать сына или мужа), значит, мы там вместе не будем? Ведь в Царствии Божием только те, кто верит в Господа».

– Я, к сожалению, едва ли смогу Вам в полной мере ответить, встретимся мы в будущей жизни или нет. Все это и в Евангелии, и в церковном Предании описывается прикровенно. Помните, саддукеи спрашивали Господа про семерых братьев... Старший умер, оставил бездетную жену, по левиратскому закону она должна была перейти к следующему брату, затем к следующему. Чья она будет жена в вечной жизни? На что Господь сказал: вы не знаете Писания, в вечной жизни не женятся и не выходят замуж, а живут как ангелы. Поэтому очень трудно сказать, что там будет.

По сути, мы несем крест брака не для того, чтобы впоследствии встретиться с любимым человеком, хотя и для этого тоже, но мы-то хотим встретиться с Богом прежде всего. Поэтому Господь, попуская нам испытания в виде неверующего супруга, сына, предполагает, что мы каким-то образом из этих испытаний будем выходить по заповедям Божьим, из понимания нашей миссии в этой жизни, что в итоге должно привести нас к Царствию Божию. Люди, которых Господь нам посылает на пути, нам в этом помогают, и мы им в этом тоже помогаем. Как определит Господь наши судьбы там, в Царствии Небесном, нам, к сожалению, не дано знать. Поэтому говорить, мол, давайте все покрестим своих домочадцев – и тогда мы точно встретимся, было бы неправильно. Все-таки мы живем не для этого. Мы живем для того, чтобы с Богом встретиться. Это важно. А все остальное – как Господь сказал: ищите Царствия Небесного, все остальное приложится.

– Господь говорит с человеком, который слышит Его, по любви.

– Да, шепотом любви.

– С человеком, который не слышит Господа, но пытается, Он говорит голосом разума. С человеком, который не слышит Господа и не хочет этого, Господь говорит языком страданий.

– Через рупор страданий.

– Здесь очень интересный момент получается. Когда что-то у нас в жизни становится не очень хорошо, мы часто начинаем роптать на Господа. А это ведь тоже понуждение к вере. Имеется в виду, Господь не принуждает, не понуждает, Он ничего не делает нам во зло, Он все делает по любви к нам, но мы воспринимаем это так: я же Тебя просил об этом, а Ты мне вот это.

Если мы не воспринимаем то, что происходит в нашей жизни, как безусловную любовь Господа к нам, то в этом случае абсолютно точно: «любить, нельзя воспитывать». Но при этом любовь, которую Он проявляет к нам, есть воспитание нас, если только мы пытаемся услышать голос Божий.

– Я по этому поводу всегда своим прихожанам привожу пример. Как это нельзя совать пальцы в розетку? Я же православный человек, Господь сказал мне, что все позволительно. Я хочу. Пожалуйста – и тебя бьет током. Начинается ропот: Господи, как же Ты допустил, чтобы я, исполнив такое невинное хотение, вдруг получил удар током? Так вот, Божьи запреты – не запреты в смысле «это нельзя, потому что Я так хочу», это предупреждение. Если ты так будешь делать, будет плохо. Если человек пьет много вина, в конце концов он становится алкоголиком. Это не потому, что Бог его наказал, а потому, что он начал неправильно действовать и пренебрег запретами, хотя знал, что так делать нельзя.

Конечно, «рупор страданий» – это не столько наказание Божие, сколько последствия наших собственных необдуманных действий. Мы, невзирая на доводы здравого смысла, на голос Божий: не ходи туда, там плохо, больно, там тебя ударит током, – все равно говорим: а я хочу. Ты же меня любишь, отпусти меня туда. И Господь, вздохнув, опускает руки и говорит: хорошо, иди. Упав, извалявшись или получив удар током, мы обращаемся к Богу: как Ты это допустил, почему Ты меня не остановил? Господь не остановил, потому что Он уважает нашу свободу.

– Вопрос телезрительницы: «Когда я пришла к вере, у меня возникла ситуация, что ты где-то в одном месте находишься, а дети и близкие в другом. Я настолько была в ужасном состоянии, что мои дети эмоционально на это отреагировали. Все это имело печальные последствия. Всех их отнесло от храма еще дальше, чем если бы они спокойно шли к этому сами. Это у меня длилось примерно три года. Никто из священников меня не остановил, не объяснил, что я нахожусь в неправильном состоянии, что не надо никого никуда тащить. Может быть, надо об этом говорить более широко, чтобы люди понимали: если ты обрел веру, впал в такое эмоциональное состояние, то существует опасность, что в близких отношениях можешь сделать неправильные шаги».

– Дело в том, что человек эмоциональный, который только начинает обретать веру,  к сожалению, очень часто не слышит никаких доводов разума. Лично я таких людей всегда пытаюсь увещевать: не надо никого тащить в храм, не надо никого заставлять. И встречаю непонимание. Как же так? Это же  очевидно, вера наполняет меня всего, как же вы, батюшка, можете сказать так? Тогда приходится до какого-то момента пытаться увещевать человека, а потом Господь управит. И Господь управляет.

Есть замечательная поговорка. Она замечательна тем, что очень верна. Когда в семье появляется праведник, к сожалению, остальные члены семьи становятся мучениками. Мы встречаем это на каждом шагу. Человек, только-только обретший веру, весь ею горит и всех остальных пытается обличать. Ему в таком состоянии очень тяжело что-то объяснить, поэтому священнику остается просто помолиться за этого человека: Господи, остуди поскорей.

Понятно, что в этом состоянии пребывали или пребывают все, кто-то через него переступает и в конце концов возвращается к срединному пути, между религиозной экзальтацией и полной апатией («Господь оставил меня»). Господь рядом, Он тебя ведет. Когда надо, Он дает тебе отдохновение в виде благодатного чувства. Когда надо, делает вид, что тебя оставляет, чтобы ты понял, что Он тебя не будет все время нести на руках, часть пути тебе придется идти самому, Он всего лишь помогает. Пережить это должен каждый сам. Если человек в момент своего экзальтированного состояния нечаянно цепляет других, не думайте, что все плохо. Да, может быть, это как-то повлияло на Ваших детей, но Господь ведет каждого Сам.

Будем надеяться, молиться, чтобы дети Ваши оправились от этой бомбардировки любовью. Так некоторые сектанты называют свою технику: надо показать человеку, что его любят, тогда он точно поведется. Будем молиться, чтобы Ваши дети, оправившись от нее, расслышали голос Бога в своих сердцах. Расслышав его, они уже сами увидят, что это действительно Мессия. Это гораздо ценнее. А на то, что это произойдет, мы очень надеемся и очень верим, потому что пока человек жив, он может прийти ко Христу, может принять Его. И мы можем на это надеяться и молить Бога, чтобы Он человеку открылся.

– Не могу не вспомнить здесь отца Василия Ермакова. К сожалению, не все жители православного мира знают его, но знают очень многие и в Русской Церкви, и в Зарубежной. Очень многие его знают, любят, помнят, ценят. Он ни с кем никогда не говорил грубо, но говорил веско. Он мог сказать: дорогой, ты совсем не прав. Но, даже отчитывая человека, он делал это с любовью, потому к нему и приезжали люди со всего мира, чтобы с ним пообщаться.

– Он умел это сделать так, как я больше нигде не встречал. Думаю, каждый, кто с ним сталкивался, помнит такие случаи, когда он какой-нибудь накрашенной женщине кричал: «Ну-ка, иди отсюда, чтобы я тебя больше здесь не видел!» Она вся раздраженная: больше ни ногой сюда, какой батюшка плохой! А потом смотришь – через службу-другую приходит изменившаяся, поняла. Даже когда он  отчитывал, мог пристукнуть, но глаза у него были… Это надо было просто почувствовать. Этот взгляд, эта хитринка в глазах. Ты понимаешь: даже если он ругается, он тебя любит. Это невозможно сымитировать. Это или есть, или нет. Отец Василий такого сумел достичь. Вот замечательный пример, что любить – это в том числе и воспитывать, строго воспитывать. Человек вроде должен обижаться (тебя только что отчитали при всех, не стесняясь в выражениях; правда, он не переходил на личности, но мог очень хорошо приложиться), но понимал, что это с такой внутренней добротой и болью о нем! Первое движение грешного, гордого человека – «я к этому священнику больше никогда в жизни не приду, потому что он злой». А потом – стоп, что-то там не то, зла-то не чувствуется. Вот это, к сожалению, у нас сейчас очень большой дефицит.

– Мы уже выяснили, что принуждение и понуждение – разные вещи. Принуждать человека к чему-либо нельзя. Любить человека надо, и любить так, чтобы не быть просто добреньким, но добрым.

Когда мы неофиты, в первый год, мы живем в Духе, потому что уверены, что пришли туда, куда надо. Мы знаем о Царстве Небесном, видим этот путь, мы счастливы в обретении этого.

– Еще чуть-чуть – и взлетим.

– Абсолютно точно. Полное ощущение, что это произойдет, и довольно скоро. Но потом жизнь идет. Как у Маяковского, любовная лодка разбилась о быт, мы теряем это горение. Может быть, «любить и воспитывать» относится и к нам самим?

– Разумеется, в первую очередь. Когда хочешь человеку что-то сказать и вдруг чувствуешь, что говоришь набор каких-то штампов, которые у тебя самого не особо отдаются в душе, это самое время задуматься: что-то внутри тебя самого упущено. В конце концов, наша задача – не научить, не привести кого-то к вере. Наша задача – самим в себе эту веру почувствовать, этот маленький огонек. И очень аккуратно его раздуть, чтобы он, не дай Бог, не погас. Это очень сложно. Надо с этой точки зрения воспринимать ситуации, которые с нами происходят, людей, которых нам Господь посылает на пути. Это не просто наши раздражители или те, кто хочет нас от веры отвернуть. На самом деле это наши учителя.

Святые отцы, в частности авва Дорофей, говорят, что надо благодарить таких людей, потому что они помогают нам понять, что мы гордые, что нуждаемся в исцелении. Во-вторых, надо благодарить Бога, что через такие непредсказуемые вещи Он показывает нам, что Он рядом, Он воспитывает нас. А мы либо откликаемся на это воспитание, идем в нужном направлении, а Господь рядом и радуется вместе с нами, либо нет. Убеждаемся: зато мы правы, мы всех можем научить, всё знаем точно… Но что-то в сердце холодновато. Значит, я что-то делаю не так.

– Отец Павел Адельгейм говорил, что у нас очень много православных и очень мало верующих. С одной стороны, очень провокационная фраза, но в контексте нашего обсуждения она становится понятной. Мы говорим о вере и о том, что, по словам апостола, должны объяснить любому человеку смысл своей веры. Мне кажется, надо Священное Писание целиком читать и человеку его рассказывать. Думаю, если мы просто скажем, что Бог есть любовь и если живем по этому закону, то это самое простое исповедание нашей веры.

– Оно самое простое с точки зрения  слов, но самое сложное с точки зрения достижения этого. Классический и недостижимый пример, как свою веру исповедовал преподобный Серафим перед Мотовиловым. Он просто взял и преобразился. Сказал: «Хочешь посмотреть, что такое быть в духе? Смотри». Конечно, к таким высотам нам приблизиться не дано. Но  надо быть такими, чтобы сквозь нас человек мог увидеть Христа; не нас таких хороших, правильно говорящих, добрых. Вот какой он хороший человек, какой хороший батюшка... Не батюшка хороший. Если батюшка прозрачный, сквозь него виден Христос; значит, он делает свое дело правильно. Не важно, хороший он или нет, важно, что он сделал правильно, то, что должен. Я думаю, мы к этому должны стремиться: чтобы, глядя на нас, человек видел Христа, а узнав через нас Христа, захотел за Христом идти. Вот это будет воспитание. А все остальное – это просто слова. Есть известная шутка. «Что же делать?» – «Сейчас я тебе объясню». – «Объяснить я и сам могу; ты скажи, что делать». Объяснить мы все можем. А жить так, чтобы за нами хотелось идти? Чтобы сквозь наши дела, глаза, души просвечивал Христос… Дай Бог.

– Вспоминаю Антония Сурожского: как узнать христианина? По отсвету Евангелия в глазах.

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Наталья Культяева и Маргарита Попова