Беседы с батюшкой. Построение семьи. Отношения до брака и в браке. Священник Александр Гаврилов. 11 апреля 2025

– Тема сегодняшней передачи: построение семьи, отношения до брака и в браке. Придумать более злободневную тему не получилось бы. Вопросы, которые мы так или иначе решаем каждый день в каждой семье, с годами не становятся менее острыми. Хорошо, когда православная семья живет как малая церковь. Но даже в таких семьях тоже бывают всяческие нестроения, которые иногда очень тяжело преодолеть. А что касается молодых людей, которые еще только задумываются о создании семьи, здесь столько подводных камней, что разобраться в них нет ни сил, ни знаний. Вообще построение семьи в современном мире чем-либо отличается от построения семьи, скажем, в начале XX века или в XIX веке?

– Мы живем в удивительное и уникальное время, и нам даже не хватает опыта наших родителей. Я помню, как я приехал к своей бабушке, увидел портрет молодых бабушки и дедушки на стене и наивно спросил: «Бабушка, а вы с дедушкой любили друг друга?» Бабушка ответила: «Нет». – «Как так?» – «Мой папа договорился с его папой, и мы стали мужем и женой». Я сказал: «А ты вообще кого-то любила?» Она ответила: «Да, был другой мальчик. Его родители благословили жениться на другой». Получается, что даже еще в предыдущее поколение замуж выходили и женились потому, что так говорили родители или так было выгодно, так как один, допустим, умеет одно, а другой умеет пахать, и вот они рожают детей, чтобы как-то выжить. Люди не задумывались, что брак будет строиться на какой-то любви. Для них причиной была необходимость насущного хлеба.

Получается, что мы живем в уникальное время. Уже после Великой Отечественной войны, особенно в городах, стали говорить о том, что женщина может заработать, мужчина может заработать. Государство юридически оберегает и того, и другого. Вопрос не идет уже о выживании. Порой женщины зарабатывают даже больше, чем мужчины. Здесь встает интересный вопрос о том, чтобы вступить в брак именно по внутренним причинам: чтобы было согласие в вопросах веры, религиозных убеждений, каких-то социальных, правовых убеждений. Люди начинают подходить к браку более осмысленно, но, с другой стороны, и более предвзято, говоря, что если не будет любви, то зачем это?

Если мы говорим о влюбленности, то она очень быстро проходит, отношения очень быстро потухают. А если говорить о любви Христовой, то могу констатировать тот факт, что среднестатистический человек, который начинает ходить в церковь, прибегать к церковным таинствам, начинает понимать, о чем идет речь, только лет через 10–20, в зависимости от интеллекта и тех условий, в которых он жил. Чем больше трудностей у человека, тем больше он обращается к Богу.

Получается, люди уже в браке, когда они понимают, о чем идет речь. Это подобно тому, как мы кофе еще не пили, но по запаху понимаем, что это кофе. Получается, что мы понимаем это понятие сердцем, душой вот так запоздало, когда нам уже по 50–55 лет. Те счастливчики, которым какими-то способами удалось сохранить свой брак, начинают вдруг понимать, что в браке надо отдавать, причем отдавать не то, что тебе хочется, а то, что хочется супругу или супруге. Только тогда наступает момент рождения зачатков христианской любви.

– Вопрос телезрителя из Сергиева Посада: «Это действительно серьезная тема. Кстати, у меня есть книги на эту тему, о христианском воспитании. Сейчас пишу труд о православных мирянах в истории Русской Церкви. У меня есть вопрос. По опыту моего общения с семинаристами, академистами, студентами и вообще с педагогами могу сказать, что этой теме уделяется мало внимания в нашем церковном духовном образовании. Она немножечко где-то проскальзывает в нравственном богословии, но даже не системно, и на этом все. Почему у нас в духовном образовании на сегодняшний день вот такое состояние с темой православной семьи в приходе, в Церкви?»

– Если посмотреть вообще на ситуацию, которая сложилась у нас в Церкви, именно в России есть такая специфика: мы пошли монашеским путем. Так, на приходе мы служим по монашескому уставу. Понятно, что настоятели как-то в силу своей грамотности и опытности где-то сокращают, допустим, всенощное бдение, где-то убирают какие-то более постовые вещи. Но все равно официально устав монашеский. Если мы говорим о посте, то пост тоже монашеский. Допустим, монах никогда не ест мяса, а вместо этого он обычно вкушает рыбу. Когда для него наступает пост, он, естественно, перестает есть и рыбу. Мы знаем, что по монашескому уставу рыба разрешена в Благовещение, а в Лазареву субботу можно есть икру тем, кто может себе это позволить. Все равно устав монашеский.

Если мы говорим о супружестве, то какие-то темы являются табуированными. Потому что размышление монаха на эту тему приведет к тому, что он убежит из монастыря. Для него один из обетов – это обет безбрачия. Литература, которой мы пользуемся, как правило, написана монахами-подвижниками. У нас вот так. С одной стороны, может, к сожалению, а с другой стороны, ведь не просто так Церковь в свое время повернула именно в монашескую сторону. Потому что исторически народ начинал бы семимильными шагами уходить от Церкви, от Бога. То, что в определенный момент исторически стали прислушиваться к монастырям, в них искать какую-то крупицу знаний, тоже не просто так возникло.

Сейчас нас, конечно, это смущает. Мы не знаем ответов на эти вопросы. Мы по большому счету пытаемся прибегнуть к некому опыту, который был у каждого из нас, у наших родителей или у дедушек с бабушками. Но у нас нет наработок, например, двух столетий. Строй был разрушен. Как нам сейчас понимать что-то в вопросах супружества? А чтобы учить этому семинаристов, нужна какая-то база. А база откуда, если все было разрушено? Я думаю, мы сейчас переживаем интересный период, аналогичный тому, как в 1990-е годы вдруг разрешили открывать храмы, пользоваться молитвословами: мы все  воодушевленные, а опыта нет. В результате пошли перекосы; например, кто-то говорил, что от паспортов надо отказываться. С тех пор прошло 30 лет, и мы уже стали понимать какие-то духовные вещи. Но ведь многие в 1990-е годы были «неандертальцами»: детей что-то делать заставляли, заставляли поститься беременных. Перегибов было много.

Я думаю, что пройдет, наверное, лет 20–50, когда мы получим приходской опыт семейной жизни. И появятся те уникумы, которые смогут его систематизировать, написать хорошие труды и книги. Наверное, нашим внукам будет намного проще, потому что они будут знать наш опыт ошибок. У нас одни духовники советуют одно, другие – другое. Есть зерно правды и в том, и в другом. Все равно получается много ошибок. Но ошибки естественны, потому что где брать ответы? Ответы мы берем из своего опыта. По статистике сейчас 82 % разводов. Что же будет через 5–10 лет? Получается, что мы сейчас на своем опыте создаем живой учебник. Может быть, кто-то этот опыт систематизирует – и потом это будут преподавать в семинариях.

– Вопрос телезрительницы из Гомеля: «Когда Господь, сидя на молодом осле, направлялся в Иерусалим, за ним следовало много людей. Люди ликовали, постилали свои одежды, срезали ветви и бросали под ноги осленка. Почему через несколько дней этот же народ кричал на суде у Пилата: «Распни Его, распни!» Значит, они чего-то боялись, что так жестоко поступили с Господом?»

– Это вопрос, который будет жить вечно и который показывает всю нашу поломанность, идущую от Адама с Евой. Мы в одну секунду человека, которого по каким-то причинам обожаем, в которого верим, можем переделать во врага.

Здесь, конечно, есть и историческая подоплека. Если помните, Иерусалим ждал освобождения от римских захватчиков. Люди ждали Мессию, Который выведет их на неплохой в политическом смысле уровень, что у них будет самодостаточное государство и так далее. Они встречали Его как царя. Даже апостолы не понимали всего. Они ждали, что сейчас Он на белом коне заедет... А тут ослик, который показывает, что что-то не так. И народ разочаровался во всей этой истории.

Если вспомнить события скрупулезно, то накануне была Лазарева суббота. Почему народ так взбудоражился? Произошло чудо из чудес: воскрешение человека, который несколько дней считался умершим, даже смердел. И он был обвит пеленами. Это для нас немного непонятная вещь, но смирна состояла из таких веществ, что, как гипс, делала из умершего такую куколку, что ее невозможно было разбить. А Лазарь вдруг выходит. Для людей того времени это было чудо из чудес, какая-то фантастика. И они поняли, что перед ними действительно Мессия, Которого ожидали столетиями. Люди верили, что сейчас Римская империя рухнет, царь Ирод куда-то исчезнет, а они все будут жить-поживать, добра наживать и все будет хорошо.

А Он говорит про что-то другое, про небесное, про то, что не связано с земным. Сколько разочарований было у апостолов! Вспомните, как они делили «министерства»… А тут ослик. Как так?

Больше могу сказать: даже мы, зная всё это, порой не понимаем Бога. Хотим себе квартирку побольше, машинку поновее, славы, чести, деньжат. И просим этого у Бога. Хотя читаем в Евангелии о том, что не надо просить того, что есть, что пить, во что одеваться. Сказано: ищи Царство Небесное. Вроде мы это понимаем, но просим: «Господи, дай мне».

Господь и в нашу жизнь приезжает на ослике. Не на «Мерседесе», не с дачи с Рублевки, а на ослике. И мы думаем: «Господи, не так Ты вошел в мою жизнь. Мне все-таки нужны честь, слава, похвала других людей». А если Он еще и скажет вместе с Ним сесть на ослика, то готовы ли мы на это, зная, что Его распнут? Вроде бы мы всё знаем, понимаем, знаем эту концовку, а предложат сейчас это нам – и что? Все-таки каждый из нас пытается усидеть на двух стульях. Хочется славы и чести Лазаревой субботы, радости Вербного воскресенья, но никто не хочет оказаться с Христом в среду, четверг, пятницу.

– Вы сказали о том, что Христос входит в нашу жизнь не так, как мы ожидаем, о разочаровании. Когда молодые люди вступают в брак, они очень хотят, чтобы все было хорошо. Родители желают им здоровья, денег, всего того, что касается мира сего. Но никто не желает благодати, помощи Божией и так далее. Если строить свою жизнь на таких условиях мирского благоденствия, выдержит ли брак испытание временем? Или нужно пройти через какие-то испытания, чтобы в конце концов прийти к духовному опыту, который поможет сохранить семью в течение всей жизни?

– Я тоже задумываюсь над этим, особенно когда происходит венчание или когда иду по улице и вижу молодые пары, которые фотографируются в брачных одеждах. Могу сказать, что у меня рождается грусть, потому что они еще не знают, как тяжко претерпевать друг друга и обтачиваться друг о друга. Когда я задаю себе вопрос, почему у одних получилось, а у других брак распался, мне кажется, что ни те, ни другие не были какими-то умными. Наверняка все, кто вступает в брак в молодости, глупенькие, неопытные, амбициозные, тщеславные. Просто одни глупенькие – с Богом: ходят на службы, каким-то образом пытаются что-то понять, совершают кучу ошибок, но все равно доверяют Богу. А другие игнорируют Бога. Бог помогает тем, кто просит Его о помощи. 

Вот я смотрю на себя: разве я был какой-то божественный, начитанный? Я искренне ходил в храм, супруга ходила (она иконописец), мы ездили по монастырям, помогали как трудники. Мы не гнались за копейкой, чтобы что-то заработать. Куча ошибок, но мы венчались и просили у Бога помощи. А есть люди, которые изначально больше ставят на деньги, профессию. И в результате их постигает, к сожалению, очень много нехорошего.

– Вопрос телезрителя из Гатчины: «Я прочел вот такие прекрасные строки: "Христианская брачная любовь есть не только радость, но и подвиг и не имеет ничего общего с той «свободной любовью», которая по распространенному легкомысленному взгляду должна заменить будто бы устаревший институт брака. В любви мы не только получаем другого, но и всецело отдаем себя, и без полной смерти личного эгоизма не может быть и воскресения для новой вышеличной жизни…" К сожалению, выражение "устаревший институт брака" все чаще и чаще звучит в современном обществе. Как к этому относиться?»

– Я задавался вопросом, почему из поколения в поколение все меньше людей хотят венчаться и вступать в нормальный, классический брак. Допустим, в мое время было как-то неудобно жить гражданским браком. А сейчас живут в так называемом гражданском браке, то есть в сожительстве. Может быть, я перегибаю палку отчасти, но могу сказать так: мы не показываем своим детям, что брак – это здорово. Очень много людей нашего времени в браке ругаются, злятся, употребляют алкоголь, прибегают к насилию, нечестности. И дети растут в этом. Они понимают, что мама не уходит от папы потому, что ей просто некуда уйти, а так бы давно ушла. Папа не уходит от мамы еще по какой-то причине. И когда дети становятся взрослыми, они говорят: «А зачем нам это?» То есть мы не подаем хорошего примера. Это не мир катится куда-то, не западное влияние и так далее, это мы не показываем, что брак – это здорово. Мы показываем детям плохой пример.

Наши дети, с одной стороны, движимы плотью; с другой стороны, понимают, что нехорошо быть одному; с третьей стороны, смотрят на нас и говорят: «А я не хочу жить так же, как вы». И рождается непонятный, странный мутант: сегодня любовь с одним, завтра – с другим. Какое-то уродство. Но, к сожалению, мне кажется, родитель этого уродства – в большей степени наше поколение. Потому что мы не показали детям всю радость брака.

– Кроме того, сейчас существуют новые технологии разрушения брака. Я имею в виду не только Интернет и телевидение, но в большей степени социальные устроения в разных странах и в нашей стране. Можно вспомнить, какие уроки в 90-е годы преподавались в школах. Огромные юридические организации были созданы для того, чтобы не только не было брака, но и чтобы контролировать деторождение. Вопрос по поводу деторождения. Сейчас говорят о том, что необходимо рожать много детей. Чадородие – это сейчас действительно подвиг. Где трое детей, семья уже считается многодетной. Представить такое сто лет назад было сложно. Но уже тогда, наверное, заложились тенденции устроить детские дома и прочее. Как православным семьям ограждать своих детей от этих разрушительных технологий? Возможно ли это?

– С одной стороны, картина печальная. Но, с другой стороны, у каждого ребенка есть удивительная возможность, данная Богом, – смотреть на своих родителей. И самое первое, что мы можем сделать, – заняться собой. Родители, в каком бы возрасте они ни были, все равно имеют влияние на своих детей. Если супруги не будут играть, а будут действительно работать над тем, чтобы брак был замечательным, чтобы все было хорошо, дети будут видеть, что родители по-настоящему счастливы. Может быть, мы в семье ошибаемся, переживаем какие-то кризисы, иногда ведем себя не так, но в глобальном смысле слова мы любим друг друга, хотим быть вместе и учимся быть во Христе. И дети, видя это, все равно будут нам подражать. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Но мы можем пойти другим путем – можем их учить, что-то запрещать. Я видел такое в семьях начинающих православных, которые сами еще не понимали, что такое любовь, но, как неофиты, пытались что-то рассказать детям. Но дети считывают не технику исполнения, а контекст, то есть внутреннее содержание родителя. Если внутри родителя есть злость, гнев, хитрость, лукавство, то ребенок будет расти с этими же понятиями. Поэтому ответ очень простой: надо заниматься собой.

– Прекрасный ответ. Храм Воскресения Христова у Варшавского вокзала всегда был храмом трезвости. Я встречал в храме людей, которые бросили пить благодаря тому, что пришли к Господу. Они отказались от алкоголя, создали семьи, и в этих семьях уже родились дети. В современных семьях, в принципе, нет табу на алкоголь. Более того, для нас алкоголь не является чем-то ужасным. Насколько сейчас для построения семьи важно быть трезвым человеком?

– Мне кажется, трезвость – это одно из условий смотреть на мир нормальными глазами. Потому что мы всегда живем в сложном моменте, когда трудно понять, прав я или это моя иллюзия, мои грехи так показывают. И какова истинная картина? И именно трезвость помогает быть хоть сколько-то объективным в какой-то ситуации. Потому что мы и так не совсем объективны: наше тщеславие, наша гордыня нас сносят. Но если человек трезвый, то он может быть более-менее объективным. Трезвость, по сути, – это инструмент, благодаря которому можно построить нормальную жизнь.

Вы сказали о храме, но есть очень много нецерковных направлений быть трезвым. Всякие кодировки, например. Вопрос не в том, чтобы вдруг стать трезвым, а в том, чтобы эту трезвость применить для того, чтобы расти, развиваться, воспитывать детей и так далее. И никакая психология, никакие методики не помогут, если внутри не будет Христа. Мужчина и женщина настолько разные! У них разный подход ко всему. Но благодаря Христу мы прорастаем друг в друга.

Можно пользоваться просто какой-то светской методикой, чтобы стать трезвым. Я видел таких людей; мне кажется, они несчастны. Когда человек что-то употреблял, он хоть немного улыбался, а потом стал трезвым и унылым: работу найти не может, отношений создать не может, дети от него отвернулись, заработать не может. И он – антиреклама трезвого образа жизни. Потому что трезвость – это инструмент, с которым нужно дальше пахать и пахать. Это как будто тебе дали силу. Но сила же нужна для того, чтобы взять посох и боронить. А если у меня есть сила, но я не догадался взять посох и взборонить свой участок земли, то зачем мне тогда сила?

– Мы знаем из Священного Писания: будут двое одной плотью. В дневниках Марии Федоровны я читал о том, что именно это является главным в построении семьи: и будут двое одной плотью. Очень хочется, чтобы Вы разъяснили простым языком, что же это означает. Ведь молодые люди, только вступившие в брак, еще не притерлись друг к другу, пребывают в какой-то любовной эйфории. Они, наверное, не понимают, что становятся одной плотью. Как это вообще понять?

– Такая возможность есть у любых пар, которые начинают супружество. Мне кажется, что поначалу большинство супругов прямо сопротивляются этому. Потому что стать одной плотью – это испытывать боль другого человека, испытывать не только хорошие чувства. Все же вступают в брак, думая: «Мне сейчас хорошо, а когда я вступлю в брак, будет еще лучше». И забывают про обратную сторону медали, что, став одной плотью, надо сострадать, сопереживать, соучаствовать, терпеть какие-то грехи супруга, неудачи, смиряться со слабостями, которые есть у другого. Ведь хочется только хорошего.

Получается, что в самом начале ставится некая граница: «Я хочу от тебя только ресурсов, а минусов не хочу. Я не хочу тебе сострадать, сам разберись со своими проблемами, сходи к психологу, к батюшке». То есть молодые люди еще не умеют сострадать, сопереживать, терпеть. Апостол Павел пишет, что такое любовь; там же и терпение включено. А супруг говорит: «Зачем мне терпеть? Ты дай мне, пожалуйста, ресурсы». Хочется только хорошего.

Я и за собой наблюдал, и за друзьями, и за прихожанами: молодые супруги притираются и как только разрешают Богу помочь (потому что Бог ничего не может делать без нашего разрешения, у нас свобода воли), начинается этот удивительнейший процесс прорастания. Я действительно грущу, когда грустит супруга, или радуюсь, когда она радуется. Я искренне хочу ей помочь, и не потому, что мне от этого какая-то выгода, а есть эта рана – и мне нужно ее залечить.

Это все приходит с годами. Молодые этого вообще не понимают. Они выбирают себе самых лучших: парни – самых красивых девчонок, девчонки – самых успешных, богатых. Хочется взять самое лучшее. Но ведь у каждого успеха есть обратная сторона. У каждой красоты есть обратная сторона. Вот возьмешь красивую девчонку, и она будет вечно думать о красоте, от зеркала не отходить. Ей нужна будет новая одежда; она будет видеть только свою красоту. То есть у каждой благости есть обратная сторона, но молодежь этого не видит. Это мы, взрослые люди, уже задумываемся.

Есть хорошая поговорка, что не надо брать красивых, не надо брать богатых. Потому что если молодой человек богат от юности, то это заслуга родителей, а он еще не испытал всей этой соли. Паисий Святогорец тоже писал об этом: бери обычного. Потому что через какое-то время привыкнешь, красоту уже не будешь замечать. Но это понимание приходит только с возрастом.

– Может быть, есть какой-то совет, что самое главное нужно сделать, вступая в брак?

– Есть хорошая формулировка, которая подходит и для тех, кто состоит в браке, и для тех, кто начинает все эти движения, – каждый раз задавать себе вопрос. В чем выигрывает, допустим, моя жена от того, что я ее муж? В чем выигрывают мои дети от того, что я их отец? Мои прихожане от того, что я их священник? Мой клиент, если я его парикмахер? Не в чем я выигрываю, а в чем они выигрывают от того, что это моя роль? Тогда я всегда буду стараться во Христе сделать что-то красивое и хорошее.

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Таисия Зыкова и Нина Кирсанова