Беседы с батюшкой. Осознанность веры. Протоиерей Георгий Пименов. 6 июня 2025

– Тема сегодняшней передачи: осознанность веры. Это очень сложная тема. Может, ничего страшного и нет в том, что наша вера бывает бессознательной. Бывает так, что люди верят в Бога просто по какому-то наитию. Если можно было бы сказать, что по благодати, то это было бы, наверное, вообще счастье. Возьмем ребенка 10 лет, который воспитывается своими родителями и крестными в вере: его вера – это одно. А вера человека пятидесяти лет – это другое. Тем более что мы помним то время, когда вера была, мягко говоря, в гонении. Поэтому тема осознанности веры, наверное, касается каждого из нас, взрослых, а тем более человека, который, может быть, не всегда был христианином. Например, я крестился поздно.

– Я тоже.

– Значит, мы с Вами прожили какую-то часть жизни без памятования о Боге. Тогда что же все-таки такое осознанность веры? Нужно ли ее осознавать? Нужно ли ее каким-то образом обновлять? Что нам нужно делать, чтобы люди, задавая нам вопросы о православной вере, могли получить четкий ответ: я верю потому, что это мое кредо, моя вера?

– Я бы изначально все-таки разделил два понятия веры. Первое понятие – личная вера, которую мы знаем и по себе, и по другим. Она может колебаться. Это может быть детская вера, вера взрослого, пожилого человека. Второе понятие – вера как исповедание, кредо, которое кристаллизуется на Вселенских Соборах догматическими определениями. Я бы предпочел сегодня говорить о первом понятии веры. Потому что иногда, даже довольно часто, приходится видеть людей, которые теряют веру, колеблются из-за того, что в храмах или от верующих людей получают некие впечатления, не совсем совместимые с образом христианина, образом Церкви, образом человека, который живет по этой вере.

Мне кажется, первая опасность нашей веры – это отождествление предмета веры в Самого Господа Бога с людьми, которые в силу своих особенностей, каких-то искушений, испытаний не совсем дотягивают до нужного. Например, я получаю выговор от свечницы, строгое замечание от священника, вижу какое-то неподобающее поведение и ухожу из храма. Я ухожу от Бога или от этого человека, который меня оскорбил?

Иногда человек до конца жизни уходит из храма как такового. Об этой опасности надо предупреждать и всегда помнить: это вера Вселенской Церкви, вера Русской Церкви, вера Сергия Радонежского, Иоанна Кронштадтского или это кто-то конкретно меня оскорбил или случайно задел? А может, и не случайно. Может, я сам дал к этому повод. Мне кажется, личная вера и ее возможные колебания в ту или другую сторону важнее.

– Мне в свое время приходилось очень много общаться с неопротестантами. Я со многими людьми говорил, как они пришли к такому вероисповеданию. Говорили, например, так: «Меня крестили в православной вере. Но я пришла в храм, а там свечница на меня накричала, и я ушла». Я тогда подумал: насколько же такая вера сильна, если свечница выгнала тебя из храма? На что нас должны сподвигнуть такие гонения, чтобы наша вера от этого только крепла?

– Мне кажется, тут как раз нужно включить это различие между человеческими ошибками и историей всей Церкви. Что я выберу между историей всей Церкви и одним обидным словом, сказанным мне? Сколько в истории Церкви было еретических соборов, всяких гонений, тюрем! Но люди не уходили из Церкви. Люди оставались верны Христу и своему призванию. А мы сейчас не готовы потерпеть и малого слова. Это говорит об общем упадке.

Мы застали период, когда на 1000-летие Крещения Руси люди хлынули в Божьи храмы, когда в каждом храме каждый день совершалось по 50 крещений. Конечно, о подробной катехизации не было и речи, лишь бы люди хотели прийти в храм. А потом это схлынуло. Сейчас мы видим упадок, он наблюдается и на наших выставках, которые тоже призваны говорить о православии разными путями. Но мы видим, что сейчас большинство прилавков – это какие-то конфеты, пряники, мед и колбасы монастырского или приходского производства. Это все замечательно! Но, мне кажется, тогда уходит то, что вкладывается в сердце и в голову. Мы вкладываем буквально в уста пищу, которая делается под эгидой Церкви. Это хорошо, но это надолго не остается. А где то исповедание, которое непоколебимо? Это проблема.

Раньше в духовной академии или на выставке мы искали книги Флоровского, Иоанна Мейендорфа. Сейчас я даже ни от кого не слышу таких вопросов! Сейчас спрашивают, как креститься или венчаться и что для этого сделать? Священнику, скорее, приходится всячески говорить об углублении, о конкретике личной веры, об осознанности своих церковных шагов, нежели просто выдать некую инструкцию: туда-то придите, то-то принесите, покреститесь (или повенчаетесь), и все у вас будет хорошо. А глубина-то где? Что означает крещение? Где литургическое богословие, смысл семьи как таковой, еще восходящий к библейскому учению о творении человека?

Мне кажется, эти вопросы нужно задавать всем церковным людям, потому что есть опасность ухода в какую-то бытовую церковную жизнь, обрядоверие. Это даже исповеданием не назвать. При этом тут нужно не спугнуть людей: «Что ты свечки ставишь? Это ничего не значит». Может, Господь и на эту свечку призрит. Кто же знает? Но нужно говорить, что вот за этой свечкой стоит вот такой святой. А когда речь идет только о том, где поставить свечку, чтобы у человека больше не было проблем в жизни, то это же достаточно примитивно.

Нужно пригласить человека, затеять этот разговор об осознанности веры. Очень важно, чтобы на каждом приходе были приходские библиотеки, какие-то молодежные клубы, диалоги, лекции, чтобы людей можно было пригласить на это живое общение, а не только на богослужение. Оно, на мой взгляд, красиво звучит, но понимают его, наверное, единицы; может, десятки людей. Прекрасные песнопения, но нужно их раскрыть. Это должно быть в порядке каких-то учебных занятий, встреч между пастырями или катехизаторами и прихожанами. Не всегда это есть. Мы видим красоту богослужебного православия, очень развита обрядовая сторона, а вот сторона осознанности сейчас, к сожалению, сильно отстает.

– Вы сейчас сказали о красоте православия. Для верующего человека это абсолютно понятно. Это не внешняя, а внутренняя красота, и если с внутренней стороны понять эту красоту веры, то можно увидеть все. Я вспоминаю один разговор с епископом Маркелом, который говорил о том, что православие – это не золото церквей, не митры, не фелони и даже не молитва, а живой Христос. Нам нужно осознать, что Христос Живой, что воскресший Христос жив. Если мы не осознаем, что Христос жив, то тогда, наверное, и верим в свечки? Тогда, наверное, и возникает то самое обрядоверие, когда мы подменяем осознанную веру несознательной?

– Или музеем. Это музейные отношения. По-моему, у Владимира Соловьева в сочинении «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» Антихрист предлагает каждому исповеданию свое: папе Римскому – прекрасные здания, коллегию кардиналов, русскому патриарху – музеи, коллекцию всевозможных святынь, протестантскому пастору – духовные академии. И, по-моему, Иоанн встает и говорит: для нас важен не музей, а Живой Христос, Который живет в Церкви. Мне кажется, Владимир Соловьев хорошо уловил эту склонность, даже опасность превратить православие в некий музей. А где Живой Христос?

Это та проблема, которую каждому из нас хорошо бы перед собой поставить: вижу ли я Живого Христа в своем исповедании, в своей молитве? Я обращаюсь к Нему как к Живому или как к некой идее, которая достаточно отвлеченно существует где-то на небе?..

Нужно углубление в святоотеческие творения, в письма старцев. Когда-то меня много лет грели письма Оптинских старцев: насколько они теплы, духовны! Они согревают, и ты чувствуешь, как батюшка Амвросий ведет тебя по жизни.

– Вопрос телезрителя из Курска: «В Евангелии говорится о двух камнях, отодвинутых от гробницы. Первый – при воскрешении Лазаря. Господь говорит: «Идите и отнимите камень». Второй камень Господь Сам отодвигает при Своем воскресении. Я хотел бы, чтобы Вы пролили духовный свет на эти два события. Почему в одном случае люди должны были убрать камень, а в другом – Господь? Можно ли это связать с тем, что Сам Господь отворяет камень неверия?»

– Вопрос очень интересный и аллегорический. Я думаю, нужно почитать толкование на эти события блаженного Феофилакта Болгарского, оно самое известное. Как воскресение Лазаря предшествовало воскресению Христову, так и отодвигание камня сначала было руками людей у Лазаря. При воскресении Христа в Евангелии не говорится, кто отодвинул камень от гроба, Христос или ангелы. В данном случае это не так важно...

– Но это сделали не люди.

– Да, это сделано не людьми, а неземными силами. Потому что воскресение Христово намного важнее, чем воскрешение одного человека, пусть даже друга Христова – Лазаря. Я, конечно, не могу с ходу привести святоотеческие толкования на эти моменты, предлагаю Вам самому поискать ответы у блаженного Феофилакта Болгарского, у святителя Иоанна Златоуста. Можно почитать архиепископа Аверкия (Таушева). Но за то, что Вы внимательно читаете Писание и проводите такие параллели, – честь Вам и хвала. Дай Бог, чтобы у нас было побольше таких вопросов и недоумений.

– Меня каждый раз удивляет, как жены-мироносицы шли ко гробу и задавались вопросом: «Кто отвалит нам камень от гроба?» Тем не менее они шли с верой, чтобы помазать благовониями тело Господа. Это к вопросу об осознанности веры. Они шли с верой, не понимая, кто же отвалит им камень. Это удивительно!

– Когда я служил в день празднования этого события, мне пришло в голову сказать, что это вера женщин, которые не рассуждают. Они идут с любящим сердцем. Они задаются вопросом, кто отвалит им камень от гроба, но не вызывают грузовики или экскаваторы, какие-то еврейские службы, чтобы те это сделали. Они просто идут и обретают то, что им было нужно. Апостолы, наверное, позаботились бы о каком-нибудь ломике, позвали бы мужчин из соседних селений. Мне кажется, мужская вера более приземленная. Но это тоже вера.

– Апостолы в страхе прятались. Это жены-мироносицы сказали апостолам, что Христос воскрес. Они сказали это с радостью и удивлением: «Христос воскрес!» И не думали о том, что надо по этому поводу свечку поставить. Следующий вопрос об осознанности веры. Мы говорили о том, что у человека может быть разное сознание. Вы встречаете в жизни людей, сознание которых испорчено алкоголем и наркотиками. Вы – один из тех священников, кто посвятил свое служение борьбе с алкоголизмом и наркоманией. Ведь есть люди, которые пришли к вере через такие дикие проблемы, такие страсти. У этих людей вера осознанная? Или их вера строится по принципу, скажем так, доверия?

– Насколько я знаю людей, у которых трудности с употреблением, они после многолетних попыток справиться с этим понимают, что им это не под силу. Человек, желающий освободиться от болезни наркомании или пьянства, сначала думает, что он может сам с этим справиться: мол, стисну зубы, перестану это делать – и все получится. Но раз за разом не получается. Какое-то время человек держится, а потом снова срывается. Насколько я знаю этих людей, они приходят к Богу потому, что больше никто им помочь не может. И тогда у них происходит какой-то рост веры: начинается чтение Евангелия, катехизация, молитва.

У них дисциплины даже больше, чем у людей, которые не сталкивались с такими проблемами. Сначала они себе всё позволяли. Лучше сказать, бесы вертели ими как хотели. И, придя к нормальному образу жизни, они держатся за это. Они уже не могут себе позволить выпить рюмочку, покурить, расслабиться, потому что понимают, что стоит только расслабиться, как на следующем этапе придет помысел: употреби. Эта мысль будет вертеться в голове. Порой нужно приложить много усилий, чтобы человек ощутил, что эта болезненная тяга уже в прошлом.

– Теперь вопрос обратный. Очень часто бывает так, что люди всю жизнь ходят в церковь, все у них хорошо, они не имеют страсти к курению или алкоголю, но при этом в них нет любви. То есть человек живет как трава, но при Церкви. Как справиться со страстью равнодушия?

– Наверное, здесь нужно сказать о бытовом винопитии, которое тоже имеет место. Это когда человек разрешает себе выпить на праздник, в день рождения, на Новый год. Такое бытовое винопитие не дает человеку крыльев ни к чему. Если ты хочешь помочь ближнему, который пропадает, ты и сам должен отказаться от бытового винопития. Тогда у тебя будут и молитва, и дерзновение.

Бывает, человек просто плывет по церковному течению бытовой «христианской» (я бы здесь кавычки поставил) жизни: ходит в храм, как-то исповедуется, причащается. Но ничего в его жизни не меняется. Сколько приходится слышать от людей: «Я молюсь, исповедуюсь, но ничего не чувствую, ничего не происходит, ничего не меняется». Важно, чтобы человек это заметил и начал бороться хотя бы с какой-то одной страстью.

Я часто предлагаю самое простое. Например, ты постоянно куда-то опаздываешь. Есть много психологических книг о том, почему человек опаздывает, что это значит. Мне кажется, если тебя ждут на работе, ждут друзья, а ты опаздываешь, значит, ты просто не любишь этих людей. А ты начни приходить вовремя, когда тебя ждут. Если человек исполняет что-то одно, за это цепляется потом другое: он начинает молиться, пораньше ложится спать. Когда человек начинает делать что-то хорошее, направленное к Богу, за этим обязательно последует и другое.

Поэтому я бы посоветовал не печалиться: мол, я несовершенен, расслаблен, еще ничего не достиг. Давайте делать что-то одно, может быть, совсем небольшое и незаметное для окружающих, но заметное для нас самих. Например, решите для себя, что с сегодняшнего вечера не будете заставлять других людей вас ждать. Это настолько дисциплинирует, что дальше и все остальное подтянет.

– Один из отцов сказал замечательную фразу: «Когда мы опаздываем, воруем время другого человека». То есть нам нужно каяться в воровстве.

В какой-то момент мы можем осознать, что наша вера больше обрядовая, скажем так, нежели такая, какой горели апостолы или наши святые. Мы думаем: «Где апостол Павел (или Серафим Вырицкий, или Серафим Саровский), а где я?» Мы молимся, чтобы святые молили Господа о нас. Можем ли мы каким-то образом понять, что тоже можем стать святыми? И мы призваны быть святыми. Такими же, как Серафим Вырицкий, Серафим Саровский, Сергий Радонежский...

– У старца Софрония (Сахарова) есть замечательная статья о подвижничестве в христианстве. Точно не помню ее название, она небольшая, была опубликована в «Журнале Московской Патриархии», много раз переиздавалась. Центр этой статьи в том, что нет христианина, который не является подвижником. То есть если ты назвался христианином, значит, какая-то аскеза, борьба со страстями неизбежны. Иначе мы не христиане.

Мать Мария (Скобцова) сказала: «Или христианство – огонь, или его нет». Вот такая максима. И мать Мария своей жизнью эту максиму исполнила. Пробуждение себя к вере от кого зависит? От того, что послушал на телеканале «Союз» какую-то передачу? От того, что тебе что-то сказал приходской духовник или твой сын? Или ты наконец понял, что живешь как улитка, как гусеница и никак не можешь стать бабочкой?

У Виктора Франкла есть прекрасное выражение, что самолет только тогда доказывает, что он самолет, когда начинает летать. Так и человек. Надо для себя понять: я живу по вере или это какая-то галочка в моем личном отчете, дневнике? Или я все-таки вижу в уме и своих убеждениях недолжное – и что-то меняю в себе. Я понимаю, что чего-то не понимаю, – и хочу это понять. Надо прибавит осознанности веры. И приходить в храм не просто потому, что когда-то бабушка приводила меня к этой иконе. А если этот храм уже разрушен? Что теперь делать? Нужна осознанность веры. «В моей душе лежит сокровище, и ключ поручен только мне». Все-таки наши поэты тоже чувствовали горний мир. Стихотворение заканчивается словами о вине, не буду об этом говорить. Но ключ от моей души у кого?

– Известно, что по космическому времени наша жизнь длится секунды. Но мы живем в ощущении, что будем жить вечно, никогда не умрем. Насколько нам могут помочь в осознании веры размышления о смерти, о вечной жизни, о готовности дать ответ перед Господом? Насколько это вообще возможно для человека?

– Поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир. 7, 39). Но бывает так, что избыток смертей (особенно сейчас), страданий не всегда приводит к вере и благодарению Бога, но может привести к алкоголизму, отрицанию, внутренней опустошенности. Когда этого очень много, душа не выдерживает.

Вообще я бы сказал, что если мы что-то святоотеческое и церковное употребляем безмерно, так что оно нам уже вредит (в том числе мысли о смерти), значит, надо уменьшить принимаемые дозы умственной пищи. Если я уже не могу смотреть на все эти смерти, они наводят меня не на мысли о вечности, а возникает скорбь больших масштабов, тогда надо переходить к каким-то другим размышлениям. Например, о благости Божией, об уроках истории.

Мы сейчас переживаем то, что переживала Россия и все человечество много раз. Людям, жившим во второй половине спокойного XX века, очень тяжело сейчас жить. Но если посмотреть на историю человечества, то это было всегда, и люди находили пути и для строительства своей жизни, и для строительства своей Родины, и для строительства собственного спасения.

Дай Бог, чтобы мысль о смерти не загоняла нас в тупик, не ввергала в уныние, а была созидательной. Если я сегодня могу умереть, значит, сегодняшний вечер нужно прожить так, чтобы к вечеру можно было умереть.

– Будет Троицкая родительская суббота, и мы будем особенно молиться о душах наших родственников, отошедших ко Господу. Мы надеемся на то, что все наши родственники в обители Божией, в Царстве Небесном. Но мы этого не знаем. Насколько в этом случае необходима не формальная, а искренняя молитва о тех людях, которые отошли ко Господу?

– Нужна всякая молитва. Бывает, приходит человек в храм, хочет помолиться об усопшем родственнике, но не знает, крещен был его дед, например, или нет. Мы сейчас этого не узнаем, те родственники уже давно умерли. Мне кажется, личная молитва может быть о любом человеке. Да, в алтарь мы не можем подать записку о человеке, который не крещен, не православный. Но если душа хочет помолиться, что делать?

Мне трудно представить, что Силуан Афонский не молился за весь мир, делал для кого-то исключения. Мол, тех, Господи, не трогай, а этих помилуй. Я думаю, святые молились за весь мир, как за живых, так и за усопших. У нас, может быть, мера поменьше, мы ограничены церковными рамками. И давайте их держаться; они ограждают спокойствие нашей души.

Если мы не знаем о ком-то из наших ближних, православный он или нет, молиться личной молитвой все равно обязательно нужно и это поддерживать.

– «Лично»: наверное, это одно из главных слов, которое звучит сегодня в нашей теме об осознанности веры. Потому что если нет личной молитвы, личного обращения к Господу, тогда все бессмысленно. Но есть еще наша общая литургическая молитва. Это собор наших личных молитв или здесь что-то другое?

– У нас есть прихожанин, у него мама (или бабушка) была католичкой. Он не поминал ее в записках, но личной молитвой за нее молился, особенно на возгласе «Святая святым». И она присоединилась к православию, находясь на смертном одре. Человек просил – и Господь дал. То есть мама (или бабушка) умерла православной.

Мы ожидаем сошествия Святого Духа. Как написана икона сошествия Святого Духа? По огненному языку над каждым. Это не какая-то волна, которая сметает всех под одну гребенку.

– На каждом человеке.

– На каждом один и тот же Дух Святой, но каждому даются свои дары. Поэтому личное начало – это очень важно.

– И в результате получается праздник Церкви. Праздник каждого и праздник общий.

Ведущий Глеб Ильинский