Беседы с батюшкой. О смерти. Священник Владислав Береговой 28 марта 2023

В студии священник Владислав Береговой, руководитель Молодежного отдела Песоченской епархии.

– Мы с Вами ранее обсуждали, какие темы сейчас пользуются спросом, особенно у молодежи и детей.

– Срамно есть и глаголати.

– Вы сказали, что есть мистические темы: о смерти, потустороннем мире.

– О загробной жизни.

– О том, что нас ждет дальше.

– И ждет ли?

– Случайно подслушал разговор девушки с парнем в метро. Она говорит: «Ну, не можем же мы так умереть; наверно, где-то переродимся». У человека есть надежда, что дальше что-то будет. Тема смерти и посмертной участи в современном мире на фоне войны, спецоперации сейчас звучит по-особенному.

– Она наконец-то стала осязаема.

– Мы можем это почувствовать, увидеть, когда молимся за убиенных, когда хороним товарищей. Разные истории, но не о них речь. Суть в том, что так и есть. В нашей, скажем так, экосистеме – православном мире – смерть, может, даже радостный переход в другой мир, мы служим в белых одеждах, пытаемся как-то людей утешать и верим в лучшую участь.

– К этому готовимся.

– Да. И верим в то, что будет лучше, несмотря на то горе, которое сейчас. Но на той стороне отношение к смерти очень странное и жестокое. Если говорить о неоязыческих проявлениях, они очень необычные, мрачные. Какое же отношение должно быть к этому, даже в контексте сегодняшнего дня?

– Как я уже сказал, это стало осязаемым, плотно вошло в нашу жизнь. Раньше это было на уровне теории: когда мы будем старенькими (может быть, даже не особо-то и заметим), от скорбей и болезней потихонечку перейдем в тот мир. Пока тебе 35, 40 и даже 60 лет, об этом и не думаешь. И вдруг каждый день читаешь сводки, узнаешь, что происходит в жизни твоей страны, соседей, и понимаешь, что это может прийти в твой дом, и очень быстро. Может, не в твою личную жизнь, но это может произойти с тем, кого ты любишь, или как минимум с тем, кого знаешь. Вдруг с периферии нашего сознания это пришло в центр. И если для христианина это стало несколько неожиданным и некомфортным событием, то что уж говорить про человека светского, нерелигиозного, который всеми силами изъял тему смерти и загробной жизни из своего сознания? Об этом не говорит никто: ни современная психология, ни кинематограф, ни театр, ни искусство, ни телевидение. Это как бы есть, но как бы не с нами. Кладбища где-то далеко, за пределами городов. Любая смерть воспринимается и преподносится как нечто совершенно неожиданное: «Ой, как это могло приключиться?! Ужас-то какой! Никогда такого не было, а вот снова. А человек разве смертен? Да неужели?!» Отношение к смерти подается как нечто сверхъестественное, как будто инопланетяне прилетели на Землю. С таким же пафосом. Хотя это естественная среда нашего обитания.

– Христос умер и воскрес. Эти темы всегда звучат в богослужениях, проповедях.

– Да, мы привыкли к этому. Так или иначе это часть нашей жизни. Не всегда практически, но часто теоретически. Помним слова Силуана Афонского: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Мы стараемся этим жить. Остановлюсь на этой фразе, потому что это кредо нашей жизни, должно им быть. Эта фраза – олицетворение Евангелия, только святоотеческими словами. Почему надо держать ум свой во аде? Это где? Это как? Все время думать о пытках и страданиях, скрежещущих зубах, съедающих тебя червях и неугасимом огне? Нет. Немножко о другом. Речь о том, что, в общем-то, по образу своей жизни мы все (по справедливости) должны быть по смерти в аду.

– Осознавать свое недостоинство.

– Без вариантов. Но почему не отчаиваться? А потому, что Бог судит нас не как прокурор, не по справедливости, а по милости. Всегда есть надежда. Причем эта надежда на уровне уверенности: если ты стремишься быть с Богом, хоть и не получается быть подобным Ему по своим нравственным и моральным характеристикам, как от нас требует Писание, ты все равно можешь быть с Ним по смерти. Мы балансируем между сознанием того, что  достойны только ада, и того, что Бог все равно спасет нас даже из ада, поскольку мы Его сыновья и дочери. Поэтому, с одной стороны, мы не такие расслабленные в духовном смысле, как протестанты, которые убеждены, что раз принял Христа своим Спасителем и веришь в Него как в Бога, то уже спасен (и, в принципе, живи как хочешь, но старайся жить праведно). И мы не уподобляемся древним иудеям, которые понимали, что ничего хорошего не ждет, потому что кто ж тебя спасет? Они ожидают Мессию, а Он уже пришел, но они Его не узнали. Бог воплотился для того, чтобы изъять человеческий мир из рабства дьявола, потому что каждый умерший человек своей душой снисходил во ад. Дальше должна следовать долгая догматическая беседа о том, что же произошло благодаря искупительной жертве Спасителя, Его воскресению и тому, что Он сошел во ад. Кратко скажу, Он вывел все души, находящиеся там: кто жил до Него, во время Его и после. Это некоторое вневременное событие. И если раньше для тех же иудеев ад был местом, где души пребывают безоговорочно, сто душ из ста умерших человек, то теперь это некоторая, скажем так, возможность. Мы не находимся на уровне иудеев, которые убеждены, что все будет плохо.

Кстати, идея реинкарнации больше всего противоречит идее воскрешения. А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна, говорит апостол Павел. Если бы реинкарнация была возможной, то Христос бы не воскрес, а переродился в душу какого-нибудь новорожденного младенца, в камень, лягушку, баобаб, во что угодно. Я знаю, что некоторые христиане умудряются совмещать веру и в воскресение, и в перерождение. Нет. Эти вещи несовместимы.

– Тема смерти очень серьезно культивируется в кинематографе, в компьютерных играх, ужастиках. Мы как-то обсуждали, как дети любят ужастики, а там обязательно кто-то кого-то убивает.

– И притом противоестественным путем.

– Разными способами. Почему это делается? Ответ простой: дьявол не дремлет и развращает нас разными путями, чтобы человека превратить в животное. Судя по некоторым событиям, это не так сложно сделать. Человек превращается в животное очень быстро. Может, по природе своей, может, потому, что почва очень хорошо культивировалась и он быстрее перешел в это состояние.

– Нам проще падать вниз, чем лететь вверх.

– Как уберечь детей от этого? Почему это происходит? Как можно этому противостоять? И реально ли это?

– И взрослых гложет любопытство, а детей особенно. Все, что находится вне закона физики, что так или иначе связано с чудом, мистикой, положительной или отрицательной, впечатляет нас, удивляет и возбуждает наше любопытство. И если будут сниматься фильмы о том, как Дух Святой живет в подвижниках (допустим, про отца Гавриила (Ургебадзе), про отца Власия (Перегонцева), про отца Павла (Груздева), про Зосиму (Сокура) и других подвижников благочестия), смотрите: вот чудеса при жизни, по смерти, дары прозорливости, исцеления… Ну да, интересно, но не настолько, как если сейчас будут показывать какие-то ужасы, особенно мистические, тем более с использованием огромного количества спецэффектов, звуков. А ведь, может быть, для атеиста это то, что его напугало, довело адреналин до точки кипения, отвлекло от реальной жизни на полтора часа и будет еще 15 лет сниться по ночам, а для нас, священнослужителей, это не выдумка, а документалка. Эти фильмы страшны тем, что ты пускаешь в свой дом не актеров, не сто тонн грима, а всю ту мерзость, которая называется духами злобы поднебесной.

– Говорят, что сценаристы фильмов ужасов, игр хорроров не совсем духовно здоровые люди. 

– Изначально они были с претензией на здравомыслие. Но, думаю, то, что они создают, так или иначе имеет подпитку из преисподней. И ты впускаешь это в свою жизнь, в свой дом. И это не может не влиять на детей. Я призываю родителей со всей доступной силой ограничивать просмотры ужастиков детьми. Я не говорю про каких-то вампиров, оборотней, хотя это тоже далеко не 12+.

– С этим уже как-то свыклись со временем, приучились, что ли.

– Есть конкретно демонические фильмы про изгнание демонов. Не буду сейчас называть их.

– И даже фильмы по реальным событиям.

– Или какие-то жуткие фильмы про потусторонний мир. И он, надо сказать, уже кажется весьма реальным. А ведь он такой и есть. Складывается впечатление, что все эти режиссеры, операторы ездят на экскурсию в ад. Прямо как у Льюиса в книге «Расторжение брака», только там должна была быть экскурсия из ада в рай. В итоге все отказываются, потому что в аду как-то теплее, в буквальном и переносном смысле.

Хочу всем напомнить, кто забыл или не знал, что ад – это не место, а состояние души. Никто насильно тебя туда не потянет. Существование ада – это некоторое проявление Божией любви к тем людям, которые ненавидели Его при жизни и еще больше ненавидят по смерти. Так ты поспал, поел, пообщался с любимым человеком и забыл думать, что есть какая-то Церковь, есть служители, есть Бог. А потом начинаешь опять богоборчествовать. Мы это проходили в 1920-е годы, сейчас это происходит на Украине, реализуется прямо на наших глазах. Меня всегда брала некоторая оторопь и недоумение, как наши прадеды, прабабушки в 20–30-х годах спокойно одобряли гонения на Церковь. Те, кто был крещен в этой Церкви. Теперь я понимаю, как это происходит. Механизм не меняется. Люди с легкостью соглашаются на гонения тех священнослужителей, церковнослужителей, епископата, которые не согласны с их политическими убеждениями. Этот метод поиска врагов народа среди церковнослужителей работает с легкостью уже как минимум столетие. Действительно, оторопь берет, как легко люди на это ведутся, как своих же духовников называют людьми не то что второго сорта, а коллаборационистами, предателями и так далее. Только потому, что они всё еще служат в Украинской Православной Церкви, поминают Патриарха и не хотят переходить в какие-то раскольнические группировки типа ПЦУ. И всё. Больше ничего. «Нет, вы должны перестать существовать».

– Это же не просто мнение. Это порождает жестокость, убийства, поджоги и так далее. Мы видим, горят храмы...

– Одно дело – сумасшедшие люди, другое дело, когда твои милые девочки, знакомые говорят об этом, что все хорошо, все правильно. Это действительно жутко.

– Мы говорим, что это технологии, и они востребованы в фильмах ужасов. Их постоянно снимают, они выходят в прокате, их хорошо смотрят и ждут продолжения.

– Родители, запретите!

– Думал на эту тему в последнее время. Знаете, когда была война во Вьетнаме,  американские солдаты были не очень способны убивать противника в какой-то момент. С этим были проблемы. Несмотря на тот ужас, что там происходил, не было жестокости. Было очень тяжело. И многие технологи подумали, что надо как-то научить людей убивать себе подобных, и появились даже какие-то компьютерные игры, чтобы человек, играя в альтернативной реальности, привыкал убивать человека. Таких игр очень много. Во что мы только не играли! Казалось бы, ты за хороших против плохих, но даже на экране монитора компьютера ты убиваешь человека, он падает, везде кровь. По сути, это может быть целая история, которая планировалась десятилетиями, чтобы в какой-то момент мы поубивали друг друга. Или это я загоняюсь про теории заговора?..

– Спорный тезис.

– Это бизнес-индустрия.

– Дело в том, что дети испокон веков во всех народах и во все эпохи играли в войнушку. В нашем дворе, во дворах моих родителей до возникновения телевидения, гаджетов была игра «Казаки-разбойники».

– «Мечи и луки».

– Я помню, когда приезжал в какой-то детский санаторий, то чем мы занимались? Делились на немцев и коммунистов, на Красную армию и фашистов. «Тра-та-та, ты убит». А в Америке что? «Индейцы и ковбои» – одна из самых популярных игр. Дети только в это и играли. И игрушки у них такие продавались. Папа привозил, когда мне было лет шесть. Не солдатики, а индейцы и ковбои. Один с топором, скальп пытается снять, а тот – с револьвером, пытается его застрелить. А потом вся эта пластмасса с улицы перешла в наши дома. То, что нравилось детям, теперь визуализируется по-другому. И играли все. Назови мальчика, который не играл хотя бы раз в жизни в детстве в какую-нибудь стрелялку, шутер… Но я не вижу, чтобы все массово запасались оружием и шли, как зомби, стрелять друг друга, есть у нас предохранитель в нашем сердечке, который запрещает нам убивать другого человека.

Но есть другой способ, намного более действенный, и я вижу, как он легко сработал среди украинского народа в 2014 году: обесчеловечивание человека. Когда тебе из каждого утюга, на каждом канале, в каждом блоге говорится, что жители Донецка – это коллаборационисты, «ватники», нелюди, и говорится из месяца в месяц, что это они виноваты во всех твоих бедах, тебе плохо только потому, что они существуют. А они существовать не должны, это нелюди, это что-то такое, что надо уничтожать как колорадских жуков. И вот с такой установкой уже легче идти убивать других, потому что они нелюди.

– Вот это и произошло, мы видим следствие, мы видим, как друг друга убивают люди. Это совершенно обыденно для военного времени.

– К слову, зачем нужен священник на войне. Чтобы не произошло расчеловечивания солдата, чтобы священник напоминал всем своим видом, что добро существует.

– Но если это было на войне когда-то давно, при наших предках и мы только в газетах что-то читали, то сейчас мы эту войну можем видеть онлайн. Мы видим эти ужасы войны у себя в смартфоне. Это очень легко – увидеть убийство солдата. Мы не говорим про телевизионные каналы, там все-таки есть какой-то ценз.  Но без цензуры это все есть в Интернете. Мы к этому пришли, и получается, что расчеловечиваются не только солдаты на войне, но и мы.

– Мы впускаем в свое сердце ненависть. Ненависти нет у солдата, он делает свое дело, он пытается выжить и пытается уничтожить противника, который делает все возможное для того, чтобы уничтожить тебя. Это в каком-то смысле математика, геометрия, баллистика, опыт. Это уже для кого-то превращается в некую сложную игру, на кону которой стоит жизнь. Если спросить у солдата, ненавидит ли он противника, он скажет – нет. Тут какая-то сухость присутствует. А спроси у мирских с обеих сторон – ненависть доходит до точки кипения и, наверное, уже превысила шкалу, по которой измеряют эти градусы.

– Какие баталии в комментариях!

– Вот здесь надо остановиться, как бы ни было тяжело; ты не на фронте, и от того, что ты ненавидишь кого бы то ни было, плохо только тебе. Если в этот момент сердце не выдержит и ты пойдешь в вечность – то в чем застану, в том и сужу, говорил Спаситель. И не имеет никакого значения, кого ты ненавидел.

– А ненависть зачастую – это пожелание смерти.

– Да и не просто смерти, а в жесточайших муках и всему твоему роду. И человек даже не может сформулировать, чего именно он хочет, он понимает, что ничего изменить не может, исправить не может, а ненависть присутствует. И это совместимо как-то с христианством?

Как мы уже говорили, надо по возможности уменьшить количество просмотров новостных телепрограмм, социальных сетей – и жить будет намного проще. Проблема не уйдет, но уйдут хотя бы те поводы, которые в твое сердце вливают ненависть.

– Зачастую мы можем констатировать: у того, кто все это придумал (а придумал это наш враг сатана), такое впечатление, что все у него получается. Мы расчеловечиваемся, ненавидим друг друга, мы не молимся и только живем в этом информационном поле, подпитываем себя этой ненавистью к ближнему, такому же, как и ты, образу и подобию Божиему. Что же делать? Как выбраться из этого?

– Понять, что ты духовно болен, что нет никакого оправдания тому, чтобы самому становиться бесоподобным. И потом идти к Богу с криком, с просьбой, с воплем, чтобы Он помог избавиться тебе от справедливого, праведного гнева, от ненависти, которая оправдана всеми. Пойми, что это все-таки болезнь, как бы тебе ни хотелось с ней жить. Ведь не зря же любой грех – привлекателен, тебе не хочется с ним расставаться, в том числе и с ненавистью, раздражением, осуждением, злостью, завистью, проклятиями. Поэтому надо признать, что как бы тебя ни оправдывали обстоятельства, если ты предстанешь пред Богом здесь и сейчас, то оправдания не будет.

Почему мы на исповеди говорим: не надо рассказывать о том, что привело тебя ко греху, даже если так сложились обстоятельства, что ты не мог не согрешить. Грех-то есть, и оправдываться нельзя. Просто говоришь, в чем грех, и каешься в нем, пытаешься исправить свою жизнь, принести достойные плоды покаяния. Так и здесь, только покаяния-то после смерти уже не будет. Ты в чем ушел, в том и остался, и это состояние адских мук. Что здесь сеешь, то там пожинаешь.

Очень непросто сохранять какое-то спокойствие и готовность к смерти в зоне боевых действий, особенно если ты не один, переживаешь за родителей, за детей, которые останутся без тебя. Ты боишься не за себя, а за тех, за кого несешь ответственность. И этот страх за других, собственно, и рождает ненависть.

Мы христиане, мы не боимся умереть. Я готовлюсь к этому всей своей жизнью. Критерии суда какие? Активная социальная деятельность, уподобление Богу по морально-нравственным характеристикам. И все-таки апостол Павел писал, что он желает разрешиться и быть со Христом, но еще ради пользы нашей побудет с нами. В принципе, любой священник, а уж тем более монах может это сказать. Но действительно страшно за семью, как они это переживут. В этом плане монахам намного проще, хотя у них тоже есть родители, есть своя ответственность, свои обязанности, монастырь большой семьей становится, там уже отцовские и братские отношения.

Тем не менее когда видишь, что в сердце входит какое-то зло, – надо уметь его остановить, потому что это есть ад, который приходит в твою жизнь. И надо думать о том, что если сейчас жизнь остановится – ты законсервируешься в этом состоянии. И долго тебя придется вымаливать и родным, и Церкви. И хорошо еще, если есть родные. А если нет?

При этом мы не говорим о том, что Бог – это такой турецкий султан, которого надо умолять, чтобы он смилостивился и этого человека помиловал. Молить надо о другом. О том, что тогда этот человек будет ближе к Богу в вечности. Мы все равно остаемся едины со своим родом, с теми, кто живет после нас, и если мы хотим, чтобы у наших родных было все хорошо в вечности, сами должны быть лучше, на нас большая ответственность нести тяготы друг друга, в том числе тех, кто уже умер. За них надо жить праведно. Поэтому не зря в Ветхом Завете говорится о том, что в тысячу родов будет благословен праведник. Это очень важно. Это не только панихиду служить, не только милостыню раздавать и хлеб приносить на канун, но и жить праведно за всех.

Максимальный пример подобной жизни, нам недоступный, но тем не менее остающийся примером, – образ жизни блаженной Ксении Петербургской. Она проживала жизнь своего усопшего мужа, называла себя Андреем, носила мужскую одежду, китель. И пыталась прожить свою жизнь так, как он не смог.

– Зачастую на войне более спокойно относятся к смерти, к врагу, а здесь у нас, в глубоком тылу, – просто готовы друг друга разорвать. На информационном поле часто наблюдается, как мы ненавидим друг друга.

– Да кому нужно твое мнение? Не высказывай его! Кого ты хочешь переубедить? Никого ты не переубедишь, пустая трата времени. Написал комментарий – и сотри его сразу.

– Говорят же, что назови девяносто девять раз человека свиньей – на сотый раз он этой свиньей станет.

– Достаточно три раза. Закон пропаганды говорит об этом.

– Мы сейчас в сети каких-то хитрых алгоритмов, которые нас очень серьезно ссорят с соседями, с семьей. Насколько важно обратить внимание на духовно-информационную безопасность? Что самое главное здесь? Когда на тебя сыплются проклятия, надо своей любовью этого человека как-то смягчить? Я сам был участником такой переписки и думал, что хорошим, искренним отношением к собеседнику я его как-то успокою. Но этого не произошло.

– Это гиблое дело, потому что не слышно интонации, не слышно голоса, не слышно каких-то нюансов, которые делают нашу речь живой. И наш текст читатель наполняет своими эмоциями, смыслами, своим тембром. Ты можешь написать слова с добрым сердцем, спокойно, чтобы улучшить настроение человека, а слова подобраны неправильные. А у человека свой бэкграунд, и он считывает совсем другие смыслы. Вот и поссорились на ровном месте.

Сколько раз я на этом спотыкался! Сейчас стараюсь не спотыкаться, а когда вижу, что разговор становится полемическим, знаю, что надо или голосовые сообщения записывать, или звонить. Потому что мы рассоримся. Каким бы ты ни обладал даром слова, если ты не Пушкин – ты напишешь не так, как хотел бы, чтобы тебя поняли. Более того, даже если ты Пушкин – люди читают как-то по диагонали, я уже давно это заметил. Читают невнимательно, только первую строчку – и начинают полемизировать именно по ней, не дочитав до третьей или четвертой, совершенно исказив смысл. И мне неоднократно приходилось замечать, что те мысли, которые мне пишет оппонент,  я сам написал в своем последнем абзаце. Первый абзац без последнего – и совершенно другой смысл всего текста. Дочитайте, пожалуйста. А человек пишет: «У меня не было времени читать, Вы вызвали у меня эмоции, и я исходя из смысла первого абзаца вам написал…»

Кто-то не заметил предлог «не», кто-то его добавил – и начинается полемика. Действительно, написал комментарий в какой-то полемике, не отправил его, стер – и ангел- хранитель вздохнул спокойно и облегченно за твоим плечом.

– Мы говорили сегодня о том, что нужно оставаться человеком…

– …в том числе в Интернете.

– Говорят, Интернет все помнит.

– Да. Но самое интересное – все, что мы говорим оппонентам, например, в Telegram, мы в личной беседе никогда не скажем. И чем жестче комментарий, чем больше проклятий, тем удивительнее: заходишь в аккаунт, если он открытый, а там какая-то милая барышня с чихуахуа, стоит статус: мир, любовь, цветочки, желаю всем добра, лучики любви… И такой комментарий. Когнитивный диссонанс происходит.

В вечности читают наши комментарии, Бог их знает. Он не только знает, что ты думаешь или говоришь, Он знает, что ты пишешь своим оппонентам. И не только за всякое слово, сказанное нами, будем мы судимы, но и за всякий комментарий, написанный в соцсетях, мы тоже будем судимы, даже если эта соцсеть уже давно запрещена в Российской Федерации. Так что если ты не в силах отписаться даже от хороших, замечательных аккаунтов, даже батюшек (а бывают же полемические посты про аборты, сложную общественную ситуацию) – не пиши ничего. Отправь смайлик с сердечком – и хватит, даже если сильно хочется высказаться. Здоровее будешь.

– Для некоторых это образ жизни – находиться в этом информационном пространстве. Возможно, у них нет реализации в настоящей жизни, в общении, а здесь такая альтернативная реальность. Но, к сожалению, мы при этом скатываемся к человеконенавистничеству.

– Самые активные комментаторы – люди с ограниченными возможностями. Они действительно живут в этих соцсетях, подписаны на десятки батюшек, ждут новых постов, думают, что им сказать, – видно, что людям общения не хватает, вот они и говорят. И не всегда это удачно. Бывает очень неудачно. Но в каком-то смысле мы все – люди с ограниченными возможностями. Потому что то, что мы пишем, иногда у меня вызывает тяжелую печаль. Как-то это не коррелируется с образом христианина вообще, потому что так говорить нельзя. А люди убеждены, что они защищают правду, они осуждают этого священника, потому что он не прав объективно. Иоанн Златоуст писал, что лучше сто человек осудить, чем одного священника. Лучше, конечно, никого не осуждать… Зачем это все? Меня это удивляет. Если после просмотра нашей программы в соцсетях начнется тишь да гладь – я буду счастлив, значит, мы не зря тут провели время.

– Комментарии под видео в YouTube, где, кстати, и эта программа будет выложена, помогают этому видео подниматься выше и вещать нам на гораздо более широкую аудиторию. Поэтому не всегда это плохо. Хорошо, если в качестве комментариев под этим видео появятся вопросы, которые мы потом спокойно батюшке передадим – и он на них ответит. Это только плюс. Значит, действительно не зря мы здесь сидели, если какие-то наши темы взбудоражили умы и призвали задавать вопросы.

Давайте подытожим сегодняшнюю программу. Мы начали про смерть, про расчеловечивание. Тема смерти везде: в воздухе, атмосфере, комментариях. Она почему-то становится уже обиходной. У нас, православных, есть свой ответ, конечно.

– Главное – жить правильно, ждать встречи с Богом, спешить творить добро, как говорил доктор Гааз. И помнить, как писал Григорий Померанц, что форма полемики намного важнее содержания полемики. Нам кажется, что не так важно, как мы выражаем свою мысль. И люди действительно оскорбляют, грубят, используют  совершенно неподобающие слова, а потом говорят: это же такая важная тема, что содержание оправдывает экспрессивную форму. Нет, не оправдывает. Важно уметь держать себя в руках, даже если тебя разрывает изнутри.

– Очень важные слова сегодня прозвучали: прежде чем что-то написать, сказать, оскорбить человека – осознайте: а вдруг вы сейчас предстанете перед Богом?

Подведем итог: будем собранными, трезвыми, с ясным умом, молиться, любить ближнего, не важно – лично или в комментариях на просторах соцсетей.

– По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою. Если какой-нибудь атеист зайдет в комментарии православных чатиков и посмотрит, что там происходит, то скажет, что Бога никакого нет, раз Он вообще все это терпит, терпит эту ругань между самими же православными.

– А все, что происходит сейчас, вся жестокость и человеконенавистничество уврачуются, по моему мнению, только нашей единой православной верой, когда мы вновь будем причащаться из одной Чаши и молиться за одной Божественной литургией. И тогда все будет хорошо. Будем об этом молиться, к этому стремиться и всячески приближать это своими добрыми делами.

– Причащайтесь почаще! Если после нашей программы хотя бы раз в неделю вы начнете причащаться, то это будет здорово! Или хотя бы раз в три недели.

Ведущий Сергей Платонов

Записали Анна Вострокнутова и Полина Митрофанова