Беседы с батюшкой. Нравственность без Бога. Протоиерей Александр Рябков. 13 февраля 2025

В студии протоиерей Александр Рябков, настоятель храма Димитрия Солунского в Коломягах.

− Тема сегодняшней передачи − нравственность без Бога. Нравственность − вообще понятие сложное. Нравственными мы можем назвать очень разных людей. Но в понимании православных христиан (или тех, что считают себя православными) слово «нравственный» звучит совсем по-другому, потому что мы не можем себе представить нравственного человека без Бога. Может ли быть нравственность без Бога?

− Конечно, надо разделить очень близкие понятия нравственности и морали. Мораль − это нечто внешнее. Это нечто установленное, какие-то нормы, с которыми общество согласно и на которых ориентируется основная часть населения. Нормы государства или какой-то организации. Потому что действительно мораль может быть очень разная. Она может быть корпоративная, партийная, национальная, племенная.

Нравственность – это то, что уже вырабатывается внутри человека, в его самосознании, с помощью в том числе и морали, моральных ценностей, каких-то моральных категорий. Поэтому это понятия внешнего и внутреннего. Но при этом надо, конечно, давать себе отчет в том, что и нравственность, как и мораль, тоже может быть очень узкой, может быть, что называется, для своих. Человек может быть для какого-то своего круга общения даже святым, но при этом для кого-то другого (или другого сообщества) его жизнь может казаться безнравственной. Оценки могут быть разные.

Возможна ли нравственность без Бога? У апостола Павла есть такие слова: слава и честь и мир всякому, делающему доброе… Ибо нет лицеприятия у Бога. Это слова из Послания к Римлянам, и в этом же самом послании есть и другие очень важные, известные нам слова о том, что у язычников есть свой закон, который написан в их сердцах. Но когда мы говорим о язычниках, мы ведь не говорим об атеистах, а это очень важно. Апостол Павел вообще не сталкивался с таким явлением, как атеизм. Даже язычник (или многобожник) все равно ориентируется на какие-то нравственные законы, моральные категории, которые исходят из его пусть ложной, но религиозности.

И здесь мы сталкиваемся с тем, что все-таки нравственность нуждается если не в религиозности, то хотя бы в вере, в убеждениях. Ведь для того, чтобы совершать героические поступки, поступки самопожертвования, требуется наличие веры. Пусть эта вера не религиозная, но это вера в некий идеал.

У довольно известного русского философа Николая Онуфриевича Лосского (а это отец Владимира Николаевича, известного богослова) есть слова о том, что для нравственности необходима абсолютная ценность, которая основана на категорических императивах, а императив – это то, что можно выполнить при любых условиях. То есть какие бы сложные, трудные условия ни были, но эти императивы исполнимы.

А что такое абсолютная ценность? И здесь мы, как верующие люди, сразу обращаем свой мысленный взор на Бога. Какая может быть абсолютная ценность, кроме Бога? Никакой! Но на самом деле здесь нас ждет некий подвох, потому что абсолютной ценностью может быть что угодно. Какая-то пресловутая забота о народе, его благосостоянии, о справедливости. Это то, чем, например, руководствовались революционеры. Мы видим практически религиозное отношение у атеиста к какому-то фетишу, который он сам для себя создал. И ради этого фетиша он готов созидать некую мораль и нравственность, но ради достижения цели или для поклонения этой цели он готов принести огромные жертвы. И не только себя он готов принести в жертву, но кого угодно.

Я сразу вспоминаю всем известный роман Федора Михайловича Достоевского «Преступление и наказание», где есть очень интересный эпизод, когда следователь Порфирий Петрович разговаривает с Раскольниковым и прямо его не обвиняет, но  подводит к тому, чтобы Раскольников признался в том, что он совершил. И Достоевский описывает внутреннее состояние человека, уверенного в своей правоте, но который при этом совершил преступление. Вот ведь как бывает: человека убил, а себя при этом честным считает; других презирает и ходит бледным ангелом. С таким юмором Федор Михайлович приводит это описание. Причем Порфирий Петрович в этом эпизоде не обвиняет напрямую Раскольникова, но показывает то, что у него есть некая своя идеология. Из этой идеологии он создал себе нравственность, свою абсолютную мораль и действовал исходя из этой, придуманной им самим морали, которая позволяет ему что угодно, дает некие санкции на совершение тех поступков, которые выдумал по большему счету его мозг.

И тогда, говоря о нравственности без Бога, мы видим, что это довольно опасная вещь, которую показывают и Рогожин в романе «Идиот», и Раскольников. И еще мы можем вспомнить роман Достоевского «Бесы». Там, конечно, проповедовалась уже скорее безнравственность, но безнравственность как некая определенная революционная мораль.

− Нравственность без Бога.

− Да. Опять же избирается какая-то умозрительная цель, и ради этой умозрительной цели любая ложь будет нравственна. Герои этих «Бесов» постоянно обсуждают, что цель оправдывает средства, и этот иезуитский постулат позволяет им считать свои безнравственные поступки полностью морально оправданными.

И вот под предлогом какого-то умозрительного императива, выдуманного в голове, люди оправдывают всяческие свои действия, убийства, насилие. И это в нашей истории многократно повторялось.

Поэтому нравственность без Бога, конечно же, – вещь мертворожденная… Для подлинной нравственности, даже просто для того, чтобы нам всем существовать, необходим Господь Бог.

− Вопрос от Евгения из Белгорода: «Допустим, человек нравственный, внешне за ним ничего плохого не замечено. Он может внешне проявлять любовь, исполнять все законы, даже ходить в храм. Но внутри этот человек может ненавидеть всех и завидовать всем подряд. Значит, он абсолютно бездуховный. Может, разница как раз в том, что духовный может быть только с Богом, а нравственный может быть и без Бога?»

− Конечно, мы и говорим о том, что нравственность бывает разная. И если в основе нравственности и морали нет Господа Бога, то эта нравственность бездуховна. И она бесполезна для человека. И мы с Евгением полностью согласимся в том, что человек даже может быть номинальным членом Церкви. Опять же вспоминается наш классик, уже Грибоедов. В его «Горе от ума», известном нам со школьной скамьи произведении, есть интересный эпизод, в котором говорится, что герой мог быть нравственным потому, что  переживал: что же княгиня Марья Алексеевна скажет? Поэтому, конечно же, нравственность может быть разная. Она может быть вот такая мещанская, а может быть революционная, партийная. Человек даже может быть внешне церковным, но бездуховным.

И здесь мы как раз приходим к тому, для чего вообще нам нужны нравственность, мораль и духовность. Или духовная, религиозная, церковная нравственность и мораль. Для того, чтобы мы, разумеется, духовно возрастали. Настоящая, подлинная счастливая жизнь может быть только добродетельной. Если, конечно, для меня важна оценка княгини Марьи Алексеевны, то мало того что моя жизнь бездуховна, эта жизнь может прямо называться несчастной, потому что я живу не ради радости, а ради оценки княгини Марьи Алексеевны. А не стало Марьи Алексеевны – кто-то другой будет. Я всегда какую-то роль играю, всегда кому-то угождаю. Это на самом деле сизифов труд – всегда играть роль нравственного человека ради какой-то, может быть, необязательно материальной выгоды, а ради реноме, мнения окружающих. Это тяжелейший труд.

И в корне всех зависимостей, даже наркотической или алкогольной, по сути, лежат очень часто такие духовные, психологические искажения, когда человека заставили, научили играть какую-то роль. И эта вынужденная роль мучает человека, но он уже от этой роли отказаться не может. И ищет тайно для себя какой-то отдушины. Не в духовности, потому что он уже и духовность воспринимает как некую роль. Он ищет отдушину в каких-то тайных грехах. Это может быть алкоголизм, наркомания, блуд, разврат. Но плоды такой внешней, показной морали − нравственное разложение.

И мы вспоминаем о том, что еще древние, античные философы говорили, что счастье человека − в добродетели.

− Вопрос от Елизаветы из Гомеля: «В первую очередь хочу вас поздравить с наступающим Сретением Господним, дай Бог вам крепкого здоровья! И большое вам спасибо, что вы с таким пониманием, с таким уважением относитесь к нам, зрителям. У меня такой вопрос. Когда Господь ходил с учениками и учил их, Он говорил: если согрешит против тебя брат − обличи его при одном свидетеле; если не поможет, то при другом; если и это не поможет, скажи Церкви; если и Церкви не послушает, то да будет он тебе как язычник и мытарь. Что означают эти слова?»

− Спасибо большое за добрые слова и за хороший, интересный вопрос! Нам надо очень осторожно, внимательно относиться ко всем евангельским словам, потому что нам свойственно толковать евангельские строки с выгодой для своего эго.

И здесь свидетель, которого мы зовем для разговора с тем, кто, как нам кажется, поступает неправильно, − это не только тот человек, который будет исключительно обличать нашего соперника. Когда мы зовем кого-то в свидетели, то очень вероятна ситуация, что нам вообще не придется спорить с нашим соперником, потому что тот, кого мы зовем в свидетели, скажет: знаешь, мне кажется, ты тоже не совсем прав.

У каждой евангельской строки есть много смыслов и граней; эти строки − как бриллиант тонкой огранки. Не надо думать о том, чтобы набрать какую-то команду подпевал, которые мне помогут обвинить человека. А мы так и делаем. Мы собираем себе таких присяжных заседателей, которые заранее вынесут тот приговор, который нам выгоден. Вот здесь очень важно прикладывать строки Евангелия к себе, как некий горчичник, который даже может обжигать нас. Надо стараться евангельское слово, как обоюдоострый меч, разворачивать острием и к самому себе. Мне кажется, тот самый свидетель, который должен помочь нам обличить кого-то, помогает нам не обличить его, а примириться в первую очередь. Потому что очень часто цель нашего спора − не помочь кому-то встать на путь истинный, а именно поставить кого-то на место, поставить на колени, чтобы тот просил у нас прощения. Или заклеймить его. У христианина такой цели быть не должно.

− Это путь озлобления.

− Да. И есть очень известная святоотеческая фраза: если не можешь обличать своего соперника с любовью, то ни в коем случае и не обличай его. Если не можешь высказать ему свои справедливые претензии с любовью, состраданием, не делай этого. Если ты наполнен, может быть, тщеславием, гордостью от того, что ты прав, ни в коем случае не подходи к человеку, упрек ему не высказывай, даже если ты прав.

Даже наш праведный гнев − разрушителен. Должна быть любовь, а не гнев. И донести какую-то исцеляющую мысль до заблуждающегося человека можно только лишь через любовь. Если мы через упреки, оскорбления, криком хотим что-то донести − нас никогда не услышат. Мы должны найти тот тон и те слова, которые дойдут до сердца, а не до ушей.

Когда мы человека оглушили своим криком, каким-то категорическим осуждением, то, скорее всего, он замкнется (сердце его замкнется) – и нас никогда не услышит. Поэтому любое обличение, любое нравоучение должно исходить из понимания и своей ущербности, и своего недостоинства. Даже если нам кажется, что другой человек не прав, мы должны помнить и свои грехи. И только тогда, когда мы встанем на одну плоскость с нашим ближним, он нас сможет услышать. Когда мы встали над ним – он не услышит. Мы, может быть, заставим его что-то делать, как дрессированного зверька, но это никогда не даст ему духовного становления, духовного развития.

Мы даже можем заставить его из-под палки жить нравственно, но духовного обновления, духовного роста в нем не произойдет. Он застынет в этом рабском состоянии, будет всю жизнь несчастным, это не принесет ему радости. И мы понимаем, что христианская нравственность является путем к вечной жизни, радости в Царствии Небесном.

С одной стороны, как уже мы начали говорить, нравственность и добродетели сами по себе являются счастьем. Даже античные философы говорили о том, что сама по себе добродетель является счастьем. Не производные от нее (вот меня княгиня Марья Алексеевна похвалит, сделает мне протекцию, а я сделаю карьеру), а само ощущение, что ты созвучен замыслу Творца. Это приносит счастье.

Добродетель, нравственная жизнь позволяют человеку быть причастным Богу, Его замыслу о мире, и это ощущение попадания в волю Божию, сопряжения своей воли с волей Бога и приносит удовлетворение, радость. Человек душой ощущает, что его поступки, его настроение угодны Творцу.

Верующий человек сразу ощущает, что его настроение и его действия угодны Господу Богу. И человек не церковный, когда совершает бескорыстный, добрый поступок, ощущает радость, удовольствие, которые не сравнить с удовольствием от того, когда тайно что-то украл, присвоил, каким-то ложным способом добыл и положил себе в карман. И у каждого человека есть такой опыт: когда он, может быть, даже нечаянно, по заложенному в него Богом нравственному закону, совершил добрый, бескорыстный поступок, он ощущает прилив невероятной духовной радости. В этом состоянии, конечно, надо бы человеку остановиться, надо бы на этом задержать свое духовное внимание, духовные очи и поговорить со своей душой, со своей совестью: что же такое произошло? почему так приятно от этого? И эти размышления могут привести к нравственному, духовному перерождению человека.

И вот здесь мы затронули тему совести. Ведь совесть − это совет, это некий голос, который с нами разговаривает. В идеальном случае это голос Бога. Но если мы вспомним нашу литургическую традицию, то часто в молитвах проявляется такой интересный нравственный аспект, когда человек молится и просит избавить его от совести злой и от совета вражеского. То есть мы должны понимать, что этот голос в моей голове, условно говоря, в душе, может быть не всегда обязательно голосом совести. Психика и духовность, духовная природа могут быть серьезно деформированы. И если я говорю, что поступил по совести, это еще не значит, что был голос Бога. Мог быть совет и от лукавого, но человек для себя решил, что он сделал это по совести.

Мы можем вспомнить огромное количество террористов, которые себя считали верующими. Это даже, например, Каляев. Известна его встреча с вдовой Сергея Александровича Романова, убитого им губернатора Москвы, – княгиней Елизаветой. Он ей доказывал, что он нравственный человек, что он по-своему верующий.

− Вопрос от Владимира из Курска: «Я никак не могу понять: фарисеи все-таки хорошие или не очень? И Никодим, и Иосиф Аримафейский с Христом беседовали. И кто предал Христа: саддукеи или фарисеи? Потому что Господь говорит: порождения ехиднины… берегитесь закваски фарисейской и саддукейской».

− Такое деление на хороших и плохих здесь не работает, это у американцев есть ребята в черных шляпах, а есть в белых шляпах. То есть хорошие ковбои и плохие ковбои. Было бы все очень просто, если бы фарисеи были определенно плохие, а апостолы − все хорошие. Но если апостолы все хорошие, то как же появился Иуда? Вроде компания хороших ребят, но среди них оказался один нехороший. Так же и тут: компания вроде нехороших ребят, но там оказались хорошие Никодим и Иосиф. То есть сама по себе принадлежность к какой-либо партии, нации, организации ни о чем не говорит. А фарисеи − скорее партия; может, религиозная, но это именно партия.

А кто предал Христа? Предали все. Это интересно перенести в нашу историческую реальность, мы сегодня уже касались истории. Кто предал Николая II? Какие фарисеи его предали? А там тоже были фарисеи; например, в думе. Вроде бы такие приличные люди! Ведь фарисеи − тоже приличные люди. И в думе сидели приличные люди: октябристы, кадеты, прогрессисты. Гучков, Набоков, Милюков, Керенский... А купцы Рябушинские, Савва Морозов, которые спонсировали революцию? Рабочие позволили себя одурманить, оболванить; крестьянство где-то оказалось пассивным и шло на поводу у эсеров. Так кто же предал Николая II?

Здесь ситуация такова, что мы не можем назначить кого-то виновным. Наш мозг всегда работает так: покажите нам, какая партия − хорошая, а какая − плохая, покажите нам генерального виновного. Вот так мыслили и фарисеи, и саддукеи, и иродиане. Им было очень выгодно найти виновного, и они его нашли. Это Христос. Наша голова нас всегда подводит, она выдумывает для нас свою нравственность. И здесь все сплелись: и саддукеи, и фарисеи, и последователи эллинизма и царя Ирода, − и нашли виновника всех бед. Наконец-то они нашли Того, Кто виноват во всем, что у них есть плохого. С экономикой плохо, с национальной политикой плохо, с религиозным самосознанием тоже плохо, народ стал совсем неуправляемый. И кто в этом виноват? Этот странствующий Учитель виноват во всем! И сразу стало хорошо, сразу все встало на свои места, но только на короткий период. А потом оказалось, что опять ничего не складывается. Как у Крылова: «А вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь!»

Поэтому, конечно, здесь просто разделить на черных и белых не получится. Как говорит апостол Павел в Послании к Римлянам (с этого мы сегодня начали): слава и честь и мир всякому, делающему доброе. И такой человек, у которого совесть остается еще голосом Бога, у кого еще духовные очи не замылены гордыней (причем фарисейской гордыней), может найтись везде. Чехов говорил, что фарисейство царит не только в домах у купцов и в кутузках. Он его видел и в аудиториях университетов, среди профессоров и студентов. Чехов не щадил никого, он прекрасно знал, что та самая интеллигентная публика может быть не менее фарисейской и безнравственной, нежели какие-то купцы или держиморды.

Поэтому здесь надо всегда смотреть в душу человека и не пытаться на него наклеить ярлык. Ты такой партии? Значит, ты определенно черненький. А ты другой партии? Ну, тогда ты – беленький. А вот ты – серенький.

– «Ну, а я-то в любом случае белый».

– «А я вообще судья, который расставляет на шахматной доске белые и черные фигурки. Я шахматист». И вот это еще одна большая проблема для нашего духовного становления, когда мы считаем себя режиссерами этого спектакля под названием жизнь. Вот здесь нас поджидают очень большие разочарования, потому что у этого действа уже есть режиссер, место занято давно на самом деле. Господь – Руководитель этой жизни, и мне руководить не получится никем, даже самим собой. Мне остается только себя самого вручить в любящие руки заботливого Отца Небесного, не самому стряпать свою нравственность, как я ее вижу, а просить постоянно у Бога: научи мя оправданием Твоим! Вот это и есть залог настоящей, подлинной нравственности, когда мы постоянно спрашиваем Бога: «Господи, скажи, что мне надо делать? Боже, покажи, какие должны быть у меня мысли? Покажи того, кому я могу быть полезен!»

Нравственность воспитывается не тем, что я на словах забочусь о народном благе, спать и есть не могу, потому что где-то кто-то недоедает. Надо встать с дивана и пойти в магазин, пожилой соседке купить продуктов, чтобы она не поскользнулась зимой… Но на это у меня нет времени, потому что я занят мыслями о народном благе и о скорби людской. А вот помочь отдельному человеку я не могу. Ну зачем помогать отдельному человеку? У меня мысли заняты глобальными вопросами, а тут какой-то отдельный человек...

И нравственность наша, и радость от нравственности достигаются именно тем, что я нахожу время и место и в своей душе, и в своей жизни для отдельного человека, помогаю отдельному человеку и являюсь полезным для отдельного человека. И тогда пусть в каком-то маленьком, но добром деле происходит мое становление как личности и постигается смысл жизни, что и является, по сути, объектом нравственного богословия. Смысл жизни необходим.

Вообще для нас, как мы поняли, нужна абсолютная цель. Но Бог может тоже стать абсолютной, но отвлеченной целью. Бог – и всё. Но это должен быть именно Бог, Который нам сегодня говорит: будь полезен, будь заботлив, будь терпелив, будь терпим к каким-то недостаткам своего ближнего, если хочешь его исцелить. Так и апостол Павел нам прямо говорит: отвечай на зло – добром, исцеляй злого человека добром. Если кого-то хочешь исцелить (речь идет не о чем-то глобальном) – можешь исцелить только лишь добром. Это совсем не отменяет строгости, тут вспоминаются строки Баратынского: «И на строгий твой рай силы сердцу подай!» То есть на самом деле рай – это место строгости, и проходим мы туда как через игольное ушко. Поэтому, конечно же, мы должны быть добрыми, но не добренькими. Это тоже очень серьезная работа. Изучение нравственности, морали и применение нравственности и морали в своей жизни – работа очень глубокая, это работа души.

– Не всякий, говорящий мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное.

–  Да. И очень важно действительно быть не добреньким, а добрым. И здесь каждый должен сам поразмышлять, что значит быть добреньким.

Быть добреньким – значит потакать чему угодно, соглашаться с чем угодно. Вы как угодно живите! И чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Но это не любовь к ближним, это любовь к себе. Творите что хотите – только меня не трогайте, не беспокойте меня, дайте мне спокойно жить! Это не нравственность, а совсем другое.

– То есть, получается, нравственность в любом случае не может быть общей. Нравственность и путь к истине, к Богу и Церкви, у каждого свой.

– С одной стороны, она, конечно же, общая, если она исходит от Бога. А с другой стороны, каждый раз нужно смотреть: строг ли я к самому себе или просто люблю быть строгим к остальным. И еще, конечно, мы должны всегда смотреть, что сегодня для своего ближнего можем сделать. Если мы просто потакаем его страстям и считаем, что это нравственно, – мы ошибаемся. Если помогаем ему, в том числе и своим примером нравственной жизни, – это другое. И помогаем ему, и поддерживаем его на правильном пути.

А если мы ему рюмку водки наливаем или зажигаем сигарету и считаем, что сделали доброе дело, – это глубоко неверно. Но если мы показываем ему, что этого делать не надо, что это не принесет подлинной радости, а лучше пойти в Церковь (или, может быть, какое-то служение на себя взять и отвлечься от пагубных привычек чем-то полезным), – это другой пример, другая нравственность, со знаком плюс. Это нравственность от Господа Бога.

– Это потрясающе, потому что я никогда не думал, что тема нравственности может быть краеугольным камнем вообще моей духовной жизни. А если это не так, если нравственность, размышления о нравственности и Боге в моей жизни не заставляют меня задуматься о жизни, тогда моя жизнь получается растраченной, потому что иначе никакого смысла в ней нет.

– И Бог здесь не только основание, но и Помощник в деле научения нас нравственности. Это очень важно. Как у Достоевского: если Бога нет, то все позволено. Бог – Помощник на пути моего обновления и становления.

– В следующий раз я очень бы хотел пригласить Вас для разговора о том, с чего начать изучение и познание заповедей. А сейчас благословите наших телезрителей!

– Божьего всем благословения, дорогие, помощи Божьей! И храни всех Господь!

Ведущий Глеб Ильинский

Записала Полина Митрофанова