Беседы с батюшкой. Молитва. Священник Никита Сороколетов. 20 января 2025

20 января 2025 г.

В студии клирик храма мученицы Татианы Римской в Люблине иерей Никита Сороколетов.

– Тема нашего сегодняшнего разговора – молитва. Батюшка, что такое молитва?

– Чтобы ответить на этот вопрос, мне кажется, нужно обратиться к классическим святоотеческим текстам, повлиявшим на формирование понимания молитвы как христианской практики в нашей православной традиции. Ну и, конечно, первый такой классический текст – это «Слово о молитве» Евагрия, где он дает несколько определений молитвы, и, наверное, самое первое – он определяет молитву как беседу ума с Богом. В этом же трактате он пишет о том, что молитва должна быть безо́бразной, и это условие становится основополагающим для восточного христианства, для православия. Когда человек молится, он не должен принимать каких-то внешних впечатлений. Но люди часто говорят, что у них рассеивается ум, и это бывает как раз из-за того, что человек принимает какие-то внешние впечатления. По Евагрию, человек должен очистить свой ум, избавиться от всяческих образов, и это очень важно.

Ну и, конечно, есть еще два не менее важных условия, при которых молитва может состояться. Это безмятежность, то есть покой ума, покой от внешних впечатлений, спокойствие в любых ситуациях и миролюбивый настрой. Вот это важно для молитвы. Если же теряются три эти составляющие, то, возможно, молитва состоится не всегда. Потом это уже развивали многие православные отцы.

Мне кажется, здесь стоит поговорить об исихастской практике молитвы, о том, что это такое, потому что это целое наследие, целая традиция. Как известно, самый главный теоретик исихазма – святитель Григорий Пала́ма (или Палама́, в разных традициях произносят по-разному). Святитель Григорий защищал на Афоне монахов, прибегавших к так называемой практике Иисусовой молитвы. Что это такое? Как пишут исследователи, изначально Иисусова молитва «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного» (или греческий вариант этой же молитвы, состоящий из пяти слов: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя») сформировалась следующим образом. Евагрий считал, что молитва должна быть безобразной, то есть человек не должен принимать внешних впечатлений. И чтобы очистить свой ум от помыслов, монаху, аскету, подвизавшемуся человеку рекомендовалось произносить строки из Священного Писания, как бы зацикливаясь на них, или какой-то стих из псалма, чтобы внешние приходящие помыслы не загрязняли ум и чтобы в итоге все это вылилось в Иисусову молитву.

Есть разные интерпретации богословия, и я читал, что, например, у Григория Паламы основное ядро, скажем так, богословской мысли изложено в его «Триадах в защиту священно-безмолвствующих», как раз защищающих монахов на Афоне, которых осуждали, над чьей практикой Иисусовой молитвы насмехались. Для Григория Паламы и вообще для православной традиции главная цель человека – это богопознание, то, что называется обожением. И чтобы человек познавал Бога, он должен очистить свой ум, потому что Бог чист. В «Триадах в защиту священно-безмолствующих» святитель Григорий употребляет метафору «зеркало», и мне она очень нравится. То есть ум должен стать как зеркало и отражать Бога. Чтобы это произошло, человек должен постепенно отпускать различные приходящие помыслы, и этому способствует Иисусова молитва. Конечно, мне кажется, что призывание святого имени Иисуса – это важная практика для любого христианина. На самом деле об этом можно много говорить, но еще раз пробежимся по основным моментам: безобразность, молитва как способ богопознания, молитва как обращенность ума к Богу и некоторые условия для молитвы – безмятежность и миролюбивое настроение. Вот то, что требуется.

– Какие бывают виды молитвы?

– Традиционно выделяют молитвы, связанные с покаянием, связанные с хвалой, связанные с благодарением, и молитвы, связанные с прошением, когда человек прибегает к Богу с какими-то просьбами. И здесь нужно понимать, что высшая из этих перечисленных форм или типов молитвы – это хвала и благодарение (хотя понятно, что все это условно). Например, евхаристические молитвы – «благодарим Господа» и так далее. И молитвы хвалы. Для того чтобы познать Бога, нужно очистить свой ум и отказаться от своих эгоистических побуждений и желаний. Мы как бы постоянно пребываем в этой борьбе. Когда человек чего-то просит, это как бы располагается в бытовой зоне, скажем, связанной с какими-то его желаниями и так далее. А вот хвала и благодарение – это чистый вид молитвы, чистое принятие зова Бога. И в этом смысле, если брать парадигмальный пример молитвы из Писания, мне кажется, это ответ Девы Марии, Пресвятой Богородицы Архангелу Гавриилу. То есть Ее сердце было настолько открыто Божественному зову, Она была настолько смиренной, что сказала: се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему. То есть это высшая форма молитвы, и в ней нет никаких эгоистических побуждений.

– Вопрос от телезрителя: «Как известно, молитва – это разговор человека с Богом. А мы, когда молимся, повторяем молитвы, составленные другими людьми, допустим, Ефремом Сириным, Исааком Сириным. То есть это не наша молитва, мы повторяем чужую молитву, а потом жалуемся, что Бог нас не слышит. Он слышит Ефрема Сирина, потому что это его молитва». 

– Вообще формулировка, что молитва – это именно разговор, мне не нравится. И когда Евагрий говорит о молитве, что это беседа ума с Богом, здесь, мне кажется, речь все-таки идет не о разговоре. Разговор – это на самом деле слишком антропоморфное представление о молитве, что вот ты что-то говоришь, а Бог все-таки не отвечает. Когда мы ведем диалог, мы понимаем каждое слово друг друга. Вы о чем-то меня спрашиваете, я это интерпретирую и даю свой ответ, и так происходит этот словесный пинг-понг. Что же касается разговора с Богом, здесь нет такого, что Бог как бы отвечает. То есть это всегда чем-то опосредовано. Бог дает какие-то знаки. Например, из жития Антония Великого мы знаем, что когда он зашел в храм, то услышал слова из Писания, и они легли ему на сердце, и он изменяет свой образ жизни. По-моему, там было про богатого юношу, но я точно не помню. Все-таки здесь нет именно непосредственного разговора.

Что же касается молитв по книгам, когда мы как бы подключаемся к уже написанным молитвам, это один вариант. И когда мы молимся своими словами, мне кажется, обе эти практики могут существовать и не отменять одна другую, и при этом они важны, мы тоже можем об этом поговорить. Важно молиться своими словами, потому что это непосредственное обращение к Богу, и это важно, это то, что идет от сердца. Но и важно также подключаться к молитвам, написанным аскетами, святыми людьми. Если мы говорим об общественном богослужении, то оно часто повторяется. Богослужение, литургические, евхаристические молитвы – это всегда одни и те же молитвы, и они повторяются. И вопрос – зачем это повторять? На самом деле это важно, потому что здесь-то как раз и происходит отказ от своего эго, от своей идентичности, случайным образом сконструированной. У нас есть какая-то идентичность, но на самом деле она не всегда важна Богу. Богу важно наше сердце и отказ от эгоизма. И когда мы подключаемся к другим текстам и повторяем их, мы как бы присваиваем себе новую субъективность, то есть мы меняемся. Богослужение – это всегда перформативная практика. Это не просто пассивное состояние, а именно участие, включенность. Эти повторяющиеся на литургии телесные фигуры, когда человек крестится, кланяется, всегда имеют некий материальный аспект, в том плане, что человека окружают иконы, и в этом процессе человек должен приобрести какую-то новую субъектность, он должен выйти другим. Но это получается не всегда в силу разных причин.

– Вопрос от телезрительницы: «Можно ли 150 раз читать молитву «Богородице Дево, радуйся» лежа или сидя? Раньше, когда я была моложе, я все время 150 раз читала эту молитву стоя, а теперь у меня такое состояние, что я уже не могу так долго стоять».

– Конечно, можно. Я не вижу здесь каких-то проблем, если человек не может читать молитвы стоя.

– Главное – вообще читать.

– Это тоже важный вопрос – какую позу занять в молитве. На самом деле здесь нужно развивать целую теологию. Понятно, если человек немощен и у него нет вариантов как-то манипулировать своим телом для молитвенных практик, то ему нужно лежать и молиться, обращаться к Богу так, как он может, как ему дано. Другое дело, если человек здоров. Кстати, у исихастов есть целые рекомендации, даже технические, как человек должен поместить свое тело в пространстве, чтобы молитва была успешной. Понятно, эти технические рекомендации не должны перебивать самого главного – именно молитвы, обращенности ума к Богу. Но интересно, что в традиции человек, молясь, должен сесть в темной комнате на низкий стульчик, чтобы ощутить боль в спине. Есть такие исихастские вещи, что у человека должно быть определенное дыхание и так далее. Например, при чтении Иисусовой молитвы рекомендуют на выдохе произносить: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», – при этом погружая ум в сердце и так далее, и все это требует определенного положения в пространстве. В храме на литургии мы не сидим, а стоим, и это тоже важно, потому что эта телесная поза, позиция создает определенную настройку. Мы знаем, что человек состоит из духа, души и тела, в нем есть телесный состав. Все это неразрывно связано, и, конечно же, телесный настрой тоже важен.

– Мы часто слышим, как многие неверующие говорят: «Тяжело ходить на службу. Службы долгие, нужно долго стоять», – и они сравнивают себя, например, с католиками и протестантами, которым можно сидеть в храме (если это место для молитв можно назвать храмом), и говорят, что там более комфортно и тому подобное. А у нас есть стульчики, скамеечки только для немощных пожилых бабушек, и они обычно заняты. Что можно привести в пример таким людям?

– Мне кажется, здесь нужно разобраться, почему человеку тяжело стоять. Сколько по времени идет литургия?

– Полтора или два часа точно.

– Ладно, два часа. В принципе, мне кажется, для здорового человека два часа постоять вполне можно. А человек, который болен, всегда найдет в храме себе какое-то пристанище. Мне кажется, тяжело стоять, когда у человека как раз рассеивается ум и он не может его собрать. Нужно правильно относиться к богослужению. Если мы говорим о храмовых богослужениях, то нужно понять, как оно устроено, разобраться в этом. И в этом смысле всегда есть какие-то проводники, я имею в виду какие-то книги, которые можно почитать и узнать, как устроена литургия и так далее. То есть нужна вовлеченность в это.

– Вопрос от Евгения: «Можно ли на проскомидию подавать имена святых?»

– Я бы сказал, что в этом нет смысла. Если мы рассмотрим сам чин проскомидии, там священник вынимает частицы за все чины – за преподобных, пророков, апостолов, мучеников и так далее. То есть в нашей традиции, по крайней мере в Русской Православной Церкви, используется просфора девятичинная. Подаваемые записки – это в первую очередь как бы жертва на храм. Они указывают на то, что прихожане участвуют в общине, и на литургии они как бы приносят приношение. Все это выражается в этой жертве. Это проявление любви человека к ближнему, имеющее, скажем, нематериальный характер и свидетельствующее о том, что он дорог человеку, желающему за него помолиться; естественно, при условии, что этот ближний крещен и сам является участником и живым членом Церкви. По крайней мере, он хотя бы должен быть крещен.

– Батюшка, на этой седмице мы будем праздновать день памяти святителя Феофана Затворника, также великого молитвенника. Давайте кратко вспомним его житие и расскажем нашим телезрителям.

– Феофан Затворник – очень важный для нас святой. Родился он в 1815 году, почил – в 1894 году. Он важен не только как, скажем, аскет, но еще и как теоретик, богослов. Прежде чем переходить к какой-то его биографической справке, я бы вспомнил другого великого русского богослова – протоиерея Георгия Флоровского, известного как раз своим тезисом: «Вперед – к отцам!» Георгий Флоровский, богослов XX века, работал в эмиграции. Основной его темой, богословской идеей была актуализация наследия святых отцов, рассуждение и мышление в духе отцов. Не все современные православные богословы разделяют ее, кто-то не согласен с ней и с так называемым неопатристическим синтезом, предложенным Георгием Флоровским. Он написал книгу «Пути русского богословия», где рассуждает, что происходило в русском богословии. С его точки зрения, происходило следующее. Русское богословие как бы пленил Запад, и, на его взгляд, связь со святоотеческим наследием была утрачена. Георгий Флоровский считал Феофана Затворника как раз одним из тех, кто пытался актуализировать это святоотеческое наследие. В книге «Пути русского богословия» у протоиерея Георгия Флоровского ко всем были достаточно едкие критические замечания. Понятно, что он никого не критикует, он работает с наследием богословов. Но вот Феофана Затворника, его именно наследие богословское он ставит достаточно высоко, и это справедливо. То есть это очень важный ученый того времени, который посвятил себя богословской науке.

– А в чем феномен богословия святителя Феофана?

– Здесь, может, биографию тоже стоит затронуть. Он был епископом недолгое время, сначала в Тамбовской епархии, потом во Владимирской, потом он ушел в затвор на 28 лет. Сам он это затвором не называл. Он говорил: я нахожусь в уединении, чтобы заниматься книжными делами. Он пошел в монашество ради такого занятия, в том числе и наукой. Кстати, он окончил Киевскую духовную академию в один год, по-моему, даже постриг принял с митрополитом Макарием Булгаковым.

И вот он находился в этом затворе, при этом вел обширную переписку. Но когда он говорил, что это не затвор, конечно, он так по смирению говорил. Это был полный аскетический затвор. Он начал переводить святых отцов. Хотя он не первый, кто в России начал этим заниматься, но он посвятил этому огромное количество времени. В частности, он перевел «Добротолюбие», где мы можем почерпнуть, скажем так, рекомендации о том, как молиться и как устраивать свою молитвенную практику. Особенно 5-й том самый исихастский.  

Еще он переводил Симеона Нового Богослова, что-то опустил, что-то привнес туда, это была творческая переработка. И он переводил святых отцов, писал толкования на Священное Писание, на Новый Завет. Истолковал почти все послания апостола Павла, по-моему, кроме Послания к Евреям. Также толковал и Четвероевангелие. Но там даже больше не толкование, а размышления. То есть он размышлял над Священным Писанием, это немного другое.

В основном на кого он ссылался? На Иоанна Златоуста, это один из его любимых, мне кажется, святителей. И важно вот это его теоретическое, переводческое ученое наследие. И у него была обширная переписка о том, что такое духовная жизнь. Одно из его известных произведений: «Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться». Он с разными людьми переписывался, эта переписка издавалась, и он там тоже много пишет о молитве, как раз говорит о том, что молитва – это предстояние души перед Богом; и необязательно даже нужны какие-то слова.

– Батюшка, Вы уже начали говорить о трудах Феофана Затворника. Какие основные труды важны для христиан, что бы Вы посоветовали в первую очередь изучить и о молитве, и в целом?

– В православную традицию, мне кажется, нужно погружаться правильным образом. Все-таки нужно начинать с каких-то источников. Что касается молитвы, я бы сказал, «Добротолюбие» здесь, конечно, классическое. Конечно, ближе к нам, допустим, Феофан. По какому-то времени. Еще ближе, допустим, архимандрит Софроний (Сахаров), который тоже оставил после себя мощное наследие. Тот же Силуан Афонский тоже важен. А Феофан Затворник, думаю, самый интересный.

Он очертил как бы границы христианской жизни. И еще был критиком. Если по Флоровскому цитировать («Пути русского богословия»), он писал: «Попы повсюду спят». И говорит: иссякнет православие. Православие не иссякло, но об этом стоит задуматься. Он считал, что одно из важнейших свойств Церкви – это передача доктрины, каких-то доктринальных убеждений. А почему это важно? Потому, что это тот язык, который на самом деле делает церковное сообщество возможным. Когда мы, например, говорим о Троице, о Христе, доктрина – она шире, чем, скажем, догмат. И мы как бы понимаем друг друга и таким образом формируем вот этот общий язык. Задача священника – стать проводником по традиции и передать эту традицию. Вообще задача клириков и мирян – передать ее другим, другому поколению, но передать – это не просто, допустим, ввести человека в Церковь (это тоже важная часть, практическая), но еще и передать некоторый язык, некоторые смыслы важнейшие, которые проливают свет на то, что такое вообще христианская Благая Весть. И когда на это перестают обращать внимание, начинаются проблемы. И вот Феофан Затворник эти проблемы как бы видел в свою эпоху и критиковал. Мне кажется, это актуально и сегодня…

– Вопрос телезрительницы: «Как обычно, в конце вечерни я всегда становлюсь на колени. Так как святки прошли, я подумала, что уже можно поклоны делать Богородице или перед иконкой. А мне сделали замечание о том, что до конца Крещения колени нельзя преклонять».

Батюшка, согласно Типикону, наверное, надо указания смотреть?

– Да, надо смотреть указания. Как я бы, например, действовал в таких ситуациях? Это же не такой принципиальный момент, он не должен стать камнем преткновения в той или иной церковной общине. Хуже не будет, лучше не будет. Бывают ситуации, когда надо промолчать, потому что лучше потерпеть.

Иногда часто делают замечания в храме. Это целая отдельная тема: как реагировать. Наверное, тот, кто более духовно зрелый, должен уступить.

– Это все к вопросу о молитве. Все-таки изначальные условия молитвы – это сохранить безмятежность в любых ситуациях. Как только ты ее утратил, начинаются ошибки и последствия.

– Какую роль молитва играет в жизни христианина?

– Важную роль, безусловно. Молитва – это предстояние перед Богом. И даже не требуется никаких слов. Это открытость по отношению к Божественному, определенная настройка. Иногда какой-то тип молчания можно интерпретировать тоже как молитву, когда человек настраивается на Божественное. Это невозможно, наверное, объяснить, как-то рационализировать. Здесь и не должно быть никакой рационализации, на мой взгляд. И важно быть открытым для христианина по отношению к тайне Божества, к Божественному. Эта тайна должна стать для человека его главной заботой в определенном смысле. Понятно, что человек прибегает к каким-то просьбам, обращается к Богу о помощи, это как крик из глубины души иногда бывает. Но в идеале, на мой взгляд, это не противоречит православной традиции. Все-таки молитва – это открытость по отношению к Божественному, определенная настройка на эту тайну Божества. И это состояние нужно уметь сохранить и в него как бы войти правильным образом. Почему это состояние важно? В этом состоянии человек максимально может познавать Бога и совершать какие-то, скажем, этически правильные выборы.

– Мы часто также слышим даже и от православных христиан: «А зачем Богу нужны наши молитвы, если Он и так все о нас знает? Знает все наши вопрошания, наши помыслы, мысли». Богу нужна наша молитва?

– Поэтому молитва – это как бы диалог с Богом. Диалог имеет какую-то цель, направление, некоторую неожиданность, незнание и так далее. А здесь все-таки Бог все о тебе и так знает, потому зачем молиться? Молитвы нужны нам, мне кажется. То есть молитва в том смысле, как предстояние перед Богом, как открытость по отношению к Божественному. Нужно это в первую очередь. Молитва, которая в исихастской традиции, тоже нужна, чтобы как бы работать. То есть, по сути, это определенная работа с сознанием в том числе – вот эта открытость Божественному.

– Как правильно молиться?

– Здесь надо понимать, что опыт разнообразный. Есть практики молитвы. Вот святитель Филарет (Дроздов) написал замечательную молитву, она мне нравится, но я ее сейчас наизусть не вспомню. То есть он свою как бы молитву написал. Разные вообще варианты есть. Здесь нужно понять, какой цели человек этим хочет достичь.

– Ну, у каждого, наверное, своя цель.

– Наверное, свои какие-то практики, свои подходы. Но лучше решать это все с духовником. В принципе, мне кажется, любви настрой важен, любовь к ближнему должна быть. Определенное состояние – как бы условие для молитвы. Отказ от эгоизма, открытость.

– Батюшка, давайте ответим на вопросы наших телезрителей. Ольга спрашивает: «Я преподаватель и сильно переживаю за студентов, которые плохо занимаются. Подскажите, пожалуйста, нужно ли за них молиться или нужно отпустить ситуацию и не вмешиваться?»

– Ответить на этот вопрос достаточно сложно. То есть там в чем как бы конфликт? Это их выбор – плохо учиться, что здесь я могу поделать? Я бы так рассуждал. Ну, выбор у людей. Господи, вразуми их.

– Но преподаватель о них радеет…

– Ну да. Наверное, стоит о них молиться. Как сердце говорит. Помолитесь, да.

– Виталий спрашивает: «Нужны ли четки для молитвы?»

– Это инструментарий. Основная цель Благой Вести – любить Бога и ближнего. Тот, кто не может любить ближнего, не может любить Бога. Вот это все-таки основная цель. Молитва – это инструмент, чтобы этой цели достичь. Молитва – это инструмент на пути богопознания. И если четки способствуют практике Иисусовой молитвы или еще каким-то другим, то, конечно, стоит держаться за четки. Если человек может и без четок обходиться, можно и без четок.

– Владислав спрашивает: «Что значит познавать Бога? Вот Серафим Саровский сказал: занимайся тем, от чего имеешь больше благодати».

– Я сейчас не могу сказать, что за цитата, откуда она.

– Первый вопрос – что значит познавать Бога?

– Вопрос на целый эфир. Да, вопрос имеет практическое измерение, потому что мы сказали, что познаем Бога в молитве, в каких-то знаках, но мы не познаем Бога никогда… Когда мы говорим о Боге, мы опираемся на откровения, на Предание и традиции. То есть мы смотрим, как говорили о Боге учители Церкви. Например, апостолы, ближайшие ученики Христа, они вступали как бы в непосредственный контакт с Богочеловеком. Его видели ближайшие апостолы.

Мне кажется, что богопознание заключается в том, чтобы уподобиться Богу. Человек создан по образу и по подобию Божию. Образ уже дан, это ум человеческий и так далее, какие-то его навыки. А подобие как бы дано в потенции, мы должны его достичь. И в этом как бы и заключается богопознание. Опять же надо вспомнить святых отцов. Природа Бога непознаваема. Мы можем лишь познавать Его по каким-то проявлениям в мире, по каким-то действиям, на теоретическом уровне… В практической деятельности богопознание выражается как бы в уподоблении жизни Христа.

– Вопрос от Алексея: «Что такое благоговение и как оно спасает человека?»

– Благоговение – это должное отношение к святыням, к сакральным объектам…

– «Зачем нам каяться перед Богом?»

– Чтобы познать себя. Внемли себе, как пишет Василий Великий в своем трактате. Это один из способов самопознания, которое ведет, кстати, к богопознанию тоже. Опять же если мы находимся в рамках православного вероучения, человек должен увидеть в себе эту падшую природу, разглядеть ее. И иногда это, кстати, большая проблема, что человек не видит своих грехов. Так скажем, он не отдает себе отчет в том, что его поведение не имеет отношения, допустим, к Евангелию, и это проблема огромнейшая. И иногда человек выстраивает исповедь таким образом, что самое основное вообще опускается. Какие-то бытовые вещи выходят на первый план. Безусловно, все эти бытовые вещи тоже имеют свое место и цель. Но все-таки основной грех вообще, который человек может совершить, это нарушение заповеди о любви. Убийство – это что? Нарушение заповеди о любви. Воровство – нарушение заповеди о любви. Когда ресурс у тебя есть как-то ближнему помочь, а ты не помогаешь, это тоже нарушение заповеди о любви. Блуд – тоже нарушение заповеди о любви, потому что смотришь на другого как на объект сексуального наслаждения. И так далее. Гордость. Не видишь других.

Ведущий Павел Денисик

Записала Людмила Белицкая

Показать еще

Помощь телеканалу

Православный телеканал «Союз» существует только на ваши пожертвования. Поддержите нас!

Пожертвовать

Мы в контакте

Последние телепередачи

Вопросы и ответы

X