Беседы с батюшкой. Ответы на вопросы

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает секретарь Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата по делам дальнего зарубежья, и.о. настоятеля храма Всех святых на Кулишках протоиерей Сергий Звонарев. 

– Батюшка, поздравляю Вас с праздником Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня. Вчера мы отмечали это событие. Теперь до отдания будем вспоминать события, связанные с обретением и воздвижением Честного Креста Господня.

– Большое спасибо! Думаю, это поздравление должно быть адресовано всем людям, которые носят звание христианина.

– Этому празднику предшествовал другой: 26 сентября мы отмечали Обновление Храма Воскресения Христова в Иерусалиме. Знаю, что на этот день есть даже особенные евангельские и апостольские чтения, и вроде бы это событие задумано как торжественный праздник, но обычно в череде других оно проходит незаметно. Вспоминают о нем только прихожане Храма Воскресения Христова, где по традиции в этот день совершают богослужение пасхальным чином. Что это за событие? И есть ли какая-то связь с праздником Воздвижения?

– Событие обновления (освящения) Храма Воскресения Христова в Иерусалиме и обретение Креста Господня являются исторически связанными событиями. В богослужебной практике они разделены по разным дням празднования, но всякий раз возводят нашу мысль к тому, что случилось в IV веке, а именно к обретению царицей Еленой Креста Господня, который все это время находился в земле. После обретения Креста Господня решено было на месте распятия Христа, на месте пещеры, где было положено тело Христово и где Христос воскрес, возвести храм. Это событие случилось в 326 году и во многом определило последующий ход истории распространения веры христианской. И доныне этот храм Воскресения Христова находится в Иерусалиме. В то время это была окраина города, сегодня – исторический центр. И мы имеем возможность молиться в том месте, которое в свое время закладывалось царицей Еленой.

– Действительно, Иисуса Христа распяли на горе Голгофа, и это место было за пределами городской стены, за пределами города. А сегодня это центр Иерусалима. Скажите, ведь этот храм сейчас не только православный?

– Храм Гроба Господня является местом поклонения христиан разных христианских традиций, конфессий. Вполне закономерно, что люди, которые принадлежат не только к православному исповеданию, но и к другим вероисповеданиям (католики, представители Древних Восточных Дохалкидонских Церквей) имеют особое почтение к этому месту, совершают молитвы. Место является уникальным с точки зрения и религиозной традиции, и религиозной культуры; своего рода мостом, который соединяет христианские исповедания в конкретном месте так, что очередность, установленная в посещении, является символом христианской солидарности, общего христианского благоговейного отношения к святыне, что является универсальной для всего христианского мира.

– Обилие христианских верований не умаляет их друг перед другом?

– То обстоятельство, что мы сегодня живем в условиях существования многих христианских конфессий, является, с одной стороны, несомненным проявлением Божественного участия в мире. С другой стороны, является и проявлением человеческого несовершенства. Потому что Христос не является Тем, Кто производит разделение. Разделение всегда происходит по человеческому несовершенству. Исторически так сложилось, что все разделения в христианском мире происходили из-за человеческой гордыни, чувства превосходства или из-за других каких-то страстей, которые владеют человеком. Но изначально Христос не хотел, чтобы христиане были разъединенными. Он молился о Своих учениках, обращаясь к Небесному Отцу, чтобы ученики были едины: «Как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино». Эта молитва единства, которую называют первосвященнической молитвой Христа, является символом того единения, к которому христиане должны бы стремиться. Сегодня нам открыто единство христиан, во всяком случае, единство в социальном служении, в благотворительности, порой в некоторых элементах просвещения. Это то, что позволяет нам вместе, сообща быть носителями Христова имени и не доходить до таких разделений, когда мы считали бы, что представители другого вероисповедания уже как будто бы и не христиане.

– Евхаристия должна объединять людей, находящихся в храме в этот момент. Это ведь тоже единство, к которому люди стремятся. Только тут единство на другом уровне – более многонациональном, многокультурном...

– Между христианами, которые принадлежат к разным традициям и вероисповеданиям, нет евхаристического единства. Например, нет такого единства между католиками и православными, между православными и протестантами, между православными и представителями Древних Дохалкидонских Церквей. Отсутствие этого общения связано с догматическими расхождениями, которые существуют между нашими Церквами. Мы не являемся сторонниками евхаристического интеркоммуниона, когда могли бы предлагать Чашу тем людям, которые не находятся в единстве веры с нами. Но всякий раз, приступая к Чаше и обращаясь к единению с Христом, мы считаем, что это единение должно бы быть универсальным. Христос никогда не разделял Себя. Он не избирал Себе людей, которым вверил бы что-то большее, чем другим; Он всего Себя преподавал человечеству.

Вынужденно находясь в разделениях, которые исторически сформировались в Церкви христианской, в то же время мы считаем, что само имя Христово, сама принадлежность христианству делает нас исторически и культурно сродными. Когда мы знакомимся с другими христианскими традициями, мы чувствуем, что эти традиции вырастают из одного корня – этим корнем является Христос, из Него произрастает все то, что мы называем христианством. А существующее историческое разделение всякий раз пусть напоминает нам о том, что мы достаточно слабые люди и еще пока не можем достичь того, что Христос нам заповедует, – единства.

– Мог ли быть Божественный Промысл в разделении?

– Бог созидает человеческую историю не без человека. Все то, что происходит в жизни отдельных народов, государств, движимо человеком. Но в то же время Бог не оставляет человека даже в трудные минуты, потому что человек Богу не безразличен. И какие бы ни происходили разделения – XI века, XVI века, разделения, связанные со старообрядческим расколом, да и многие  более меньшего исторического масштаба, они не соответствуют Божьему Промыслу о человеке и о стаде Христовом. Христос не хотел бы, чтобы Его стадо разделялось. Но между тем люди провоцируют эти разделения, совершают такие поступки, которые закладывают отчужденность между людьми. А потом эта отчужденность переходит в поколения, и так исторически складывается то, что разделяет людей уже на ментальном уровне.

Отвечая на Ваш вопрос, я сказал бы, что Бог не хотел бы, чтобы люди разделялись. Бог есть Бог единства. А то, что мы разделяемся, – это проблема христиан: мы не можем настроить себя таким образом, чтобы прощать обиды, быть снисходительными к немощам друг друга.

Конечно, когда речь заходит о разъединенности на вероучительной основе, нужно обязательно быть принципиальными, отстаивать истинную правду до конца, не идти навстречу только потому, что человек тебе симпатичен. Когда речь идет о догматических расхождениях, православный христианин должен отстаивать православную веру и истину, которая хранится в православии, уметь рассказывать о ней другим, что отступили от этой истины, дорожить этой истиной. А чтобы ею дорожить, нужно знать эту истину. А мы часто многого не знаем о глубинах вероучений, которые нам достались от наших предков. Зная и отстаивая истину, мы будем чувствовать себя спокойными. Если уж так случилось, что мы живем в разделенном мире, по крайней мере, будем точно знать, что в нашем мире Православной Церкви мы содержим истину, которая делает нас и свободными от греха, и позволяет нам становиться наследниками Царства Небесного.

– Вы говорите, что Промысла Божьего в разделении не было. Однако в  Книге Бытия есть известный эпизод про Вавилонскую башню: там люди разделились, и воля Божия на это, видимо, была. Потому что Бог смешал их языки, и люди разделились на племена, народы. Они разделились и разошлись. Это же промыслительное действие?

– Бог, участвуя в истории человеческого рода, делает все, что возможно, не нарушая свободную волю человека, чтобы люди в своей отчужденности от Бога, в своей гордыне не дошли бы до нравственного, морального, духовного самоуничтожения. Эпизод, который Вы привели, как раз должен был послужить для людей сигналом того, что гордость, которую в себе содержит человек, не доведет до хорошего. Разделение людей по языковому принципу так, что они перестали понимать друг друга, должно было послужить лекарством от гордыни. Возведение такой башни, которая достигала бы до небес, символически означало стремление человека уподобиться Богу, создать что-то такое, что могло бы поставить на один уровень человека и Бога. Как только человек достигает таких состояний, когда пытается уподобиться Богу, Господь смиряет человека и не дает ему такой возможности, дабы человек не погиб, а не потому, что Бог не хочет конкуренции. Бог заботится о человеке, о его внутреннем мире, его душе, не желая ему погибели, поэтому и предлагает такие лекарства, которые призваны помочь человеку вовремя одуматься и перестать деградировать в том ключе, когда человек может даже погубить свою душу.

– Применим ли такой взгляд к Церкви? Последнее время мы сталкиваемся с разными расколами: это и раскол на Урале, и недавний арест лидеров секты под Красноярском. Может быть, в этом разделении есть попытка уберечь от чего-то часть паствы, стадо Христово?

– Я бы в своем ответе уподобил это организму человека. Когда у человека что-то не просто заболело, а, например, начала гнить часть руки или ноги, то, чтобы яд от разлагающихся тканей не отравил весь организм и человек не погиб, требуется срочная операция, в том числе такая тяжелая, как ампутация. Но это для того, чтобы сохранить в целом жизнедеятельность всего организма.

Вот эти разделения – язвы на теле Церкви, злокачественные опухоли, которые поражают церковный организм,  требуют того, чтобы организм от них избавился, даже путем отсечения целых частей, чтобы яд не поразил весь организм. Так происходит и в церковной жизни. Церковь пытается сначала лечить ту часть, которая заболела, и не сразу отсекает ее. Церковь предлагает средство для лечения – покаяние. Через покаяние человек может вновь вернуться в лоно Церкви. Если покаяние не помогает, значит, существует обличение. Но порой и оно не помогает. И тогда уже принимается решение отказаться от какой-то части, дабы весь организм не пострадал.

Более того, мы считаем, что эта хирургическая операция на теле Церкви производится не самой Церковью. Мы убеждены, что та часть организма, которая заболела и начала гнить, сама себя отсекает от организма – она не хочет быть с организмом, становится органически несовместима с организмом,  поэтому и оказывается отстраненной, отсеченной, сектой, то есть тем, что отрублено, отделено от общего организма.

При этом Церковь, будучи движима любовью, ожидает возвращения ушедших. Но возвращение должно быть не механическим, не потому, что так благоприятно сложились политические обстоятельства. Возвращение всегда должно происходить через покаяние, потому что это и есть лечебный механизм, это и есть врачебный путь возвращения некогда отпавшей части. Только так может вернуться отпавшая часть к общему организму.

– Я недавно столкнулся с комментариями членов секты под Красноярском «Церковь последнего завета». Участники секты пишут, что удивлены тому, что произошли аресты, и рассказывают, как им там жилось. Они описывают свое пребывание в секте как некое блаженное, прекрасное состояние. Община была построена так, что все любили друг друга, помогали друг другу; там была радость. Вообще, по-моему, все это церковное. Как людям объяснить, что надо быть членом Церкви канонической, что мы правильно живем, а секта – это то, что отделено, заражено и в духовном смысле вообще-то погибает, несмотря на такое радостное и блаженное состояние?

– Для того чтобы быть привлекательными и расположить человеческое сердце, мы должны показать, что составляем  Церковь, которая является Церковью любви, Церковью, которая обращена к человеку, милосердна и для нее всякий человек важен. Церковь – это мы с вами, и мы себя должны настраивать на то, чтобы показывать, что наша жизнь чиста и является, по крайней мере, стремлением к воплощению заповедей Христовых. Тогда люди пойдут к нам из тех расколов, в которых они находятся.

Когда вступают в силу нормы права и начинает действовать закон, тогда мы видим, что происходят внешние действия: людям говорят, что нахождение в этой секте является противоправным и само ее существование и деятельность являются нарушением гражданских законов. Это внешнее окружение самого вопроса. А я бы апеллировал в первую очередь к внутреннему содержанию вопроса: почему в свое время они ушли и что нужно сделать для того, чтобы они вернулись добровольно.

Мы глубоко убеждены в том, что Церковь должна быть Церковью любящей, Церковью, распростирающей объятия навстречу тем людям, которые заблуждаются. Заблуждающиеся люди, отпавшие сыновья и дочери, должны увидеть в Церкви Мать. Ребенок, который все это время был без матери, стремится к матери, потому что встретил любовь. Как тот самый мамонтенок, который плыл на льдине в поисках своей мамы: пусть он не встречает ту маму, которая по законам биологии произвела его на свет, но он встречает маму, ответившую ему любовью. Вот такая любовь должна быть у нас. И это вопрос, который обращен к каждому из верующих, наполняющих собою Церковь Христову: как мы должны жить и действовать, чтобы являть собою истину Христову.

– Церковь действительно должна раскрывать объятия и встречать отпавших членов с любовью. Но чтобы показать, что они не правы, разве не нужен негатив? Разве не нужно изобличать опасное? Если сектанты проповедуют ересь, ложь, разве не должна Церковь обличить эту ересь достаточно суровым и жестким тоном?

– Не должно быть негатива, как Вы выразились, но должна быть любовь, которая соединена с любовью действенной. Действенная любовь – это не только любовь, которая милостью все покрывает, но это бывает и строгая любовь. Так бывает, например, в семье. Родители любят своих детей не только в тот момент, когда дарят им подарки на день рождения или делают что-то приятное, но любят и тогда, когда наказывают. Наказывают для того, чтобы дети могли ориентироваться в системе координат, что такое хорошо и что такое плохо.

Так же поступает и Церковь. Да, она любящая и открывающая объятия навстречу заблудшим своим членам. Но в то же время Церковь бывает и строгой, желая, чтобы ее ребенок научился на том горьком опыте, который приобрел вне ее. Поэтому принятие после расколов в Православную Церковь происходит как раз на почве покаяния и потом деятельного исправления. А это бывает сопряжено и с определенным строгим взглядом Церкви, и со строгим голосом, и с обличительным словом. Бывает сопряжено и с особым характером действий, когда Церковь настаивает на том, чтобы это исправление, покаяние было публичным, а не только келейным. Поскольку раскольническая деятельность была именно публичной, а не кулуарной, то и покаяние должно быть публичным. Но ведь это тоже любовь. Такой образ действий – это тоже образ действий любви Церкви, которая хочет, чтобы дети ее, пусть и пройдя через непростой период исканий, через покаяние вернулись в нее.

Другое дело – как сделать так, чтобы люди почувствовали, что нуждаются в покаянии. Как раз в таком случае мы должны уметь  донести ту правду, что Церковь едина, что она имеет Главой Христа, что не может быть много Церквей, может быть только одна Церковь и нахождение вне Церкви – путь погибели для души, только нахождение внутри Церкви может способствовать спасению человека. Но как мы должны это донести? Наверное, не через раздражение. Наверное, не через механизмы принуждения и понуждения.

Вообще в вопросах совестливости не должно быть принуждения. Как можно заставить человека возлюбить то, от чего он был до этого далек? Ведь даже Бог не заставляет человека любить Себя! В противном случае Бог всех людей, живущих на земле, заставил бы любить Себя. Но Бог не нарушает свободы человека, Он уважает свободу человека. Свобода человека – тот камень, который Бог, несмотря на то, что Он Всемогущий, не может поднять.

Так неужели мы должны совершать насилие над совестью человека и заставлять его  любить Церковь, если он к этому не готов? Мы должны помочь ему полюбить Церковь. И уж если есть люди, нуждающиеся в такой особенной работе, мы должны быть готовы к этой особенной работе для этих людей, которым столь нужно слово утешения, слово ободряющее, может быть, и строгое слово, но оно в конечном итоге должно помочь человеку вернуться в Церковь.

− А когда мы говорим о том, что нужно донести до людей некую информацию, например, о раскольниках? Допустим, это может быть информация и для самих раскольников. Информация, в которой мы показываем, почему они не правы. Но это информация для нас же самих: почему раскольники не правы, с нашей точки зрения, почему мы должны их воспринимать как раскольников или сектантов? У нас расколы все-таки происходят, к сожалению. И, читая материалы, статьи на эти темы, особенно новостные заметки или статьи более аналитические на тему того, почему произошел тот или иной раскол, встречаю часто тон если не негативный, то насмешливый. Как вы считаете, такой тон чем-то обусловлен? Это того стоит? Насмешка − это ведь не любовь.

− Более того, это никогда не приведет к возвращению человека в Церковь. Человек нуждается в уважении. Мы должны научиться понимать человека, научиться разговаривать на его языке. Это серьезный посыл, который обращен к нам, ныне живущим. Мы вообще умеем разговаривать на том языке, которого ожидают от нас те люди, что потенциально могли бы вернуться к нам? Или мы этого еще не достигли? Делая заявление или, как Вы сказали, с насмешливым тоном относясь к людям, мы вообще готовы на должном уровне культурного диалога и диалога любви говорить с теми, что находятся пока вне Церкви? Вот это большой вопрос, насколько мы к этому способны, насколько  умеем это делать.

Мы должны работать над собой. Мы должны совершенствовать не просто свою речь (речь все-таки является вербальным выражением того, о чем мы думаем),  а совершенствовать именно свой образ мысли. Чтобы мы могли так говорить с человеком, на таком языке, с таким уважительным тоном, с таким обхождением, что человек понял бы, что его не проклинают и не предают самым строгим анафемам, а готовы принять.

Собственно, сама анафема тоже имеет свой педагогический посыл. Если человек не понимает, когда с ним говорят хорошо, может, он будет понимать, когда говорят уже строгим языком, языком взыскательным? С другой стороны, анафема – это не проклятие. Анафема – это констатация того, что человек, к сожалению, вне Церкви и вне Христа. Он вне организма спасающихся. Это совсем не проклятие. Церковь никогда никого не проклинает. А если исторически происходило подобное, то это проявление человеческого несовершенства.

Мы даем понять человеку, что не проклинаем его. Мы будем выбирать соответствующую аргументацию, будем делать все возможное, чтобы человек понял: там, куда он вернется, хорошо. Люди, находящиеся вне Церкви, свидетельствуют, что им было где-то хорошо. Но, с нашей точки зрения, там не может быть хорошо. Если хорошо было с позиции добрых взаимоотношений, то там не может быть хорошо для души человека.

− Это важное разделение.

 У нас есть несколько вопросов от телезрителей, на которые нужно ответить. И вот такой вопрос (спрашивает, наверное, юноша): «Можно ли в 16 лет поступить в духовное училище, а после него поступить в семинарию?»

− Вопросы из практической жизни… Сегодня Русская Церковь активно развивает духовное образование, и существует целая система духовных учебных заведений. Она имеет свои правила, сложившиеся традиции. В соответствии с существующими правилами поступать в духовные учебные заведения может человек, который достиг совершеннолетия либо находится в периоде приближения к совершеннолетию: это выпускники школ. И даже если молодой человек к этому времени не достиг 18 лет, он может быть принят. Когда я обучался в духовных школах, был случай: молодого человека приняли в 16 лет, потому что он слишком рано пошел в школу; соответственно, раньше школу окончил. И на момент выпуска из школы и поступления в семинарию ему не было даже еще 17 лет. Думаю, было бы правильно эти практические вопросы решать уже с администрацией духовных учебных заведений.

− Вопрос: «Моему сыну 18 лет. Он напряженно учится. Выходит из дома в 7 утра, возвращается в 3−4 часа дня, отдыхает, кушает, делает домашние задания за компьютером. После этого садится за игру в компьютере − и так до позднего вечера. В Интернете все его друзья, они общаются онлайн и играют. Мне на попытки его отвлечь отвечает, что он так отдыхает. Какие найти аргументы, чтобы отвлечь его от компьютера, ведь все его друзья тоже там?»

− Проблема современности – чрезмерная вовлеченность, в первую очередь молодежи, в медийную сферу, в сферу интернет-пространства. Человек может утверждать, что он отдыхает. Но мама, наверное, озабочена тем обстоятельством, что таким образом сын вредит своему здоровью, поскольку нельзя без ущерба для здоровья столько времени проводить в Интернете, особенно перед электронным устройством, перед гаджетом, смартфоном или дисплеем компьютера.

 Мы живем в таких условиях, когда виртуальная сфера становится неотъемлемой частью нашей жизни. Хорошо это или плохо – каждый человек отвечает для себя по-разному. Но маме хотелось бы дать совет, что в такой ситуации нужно попытаться предоставить сыну какую-то действенную альтернативу. Потому что утверждение  о том, что  столько времени у компьютера вредит здоровью, просто так не будет действовать, пока этот молодой человек не получит конкретное заболевание, когда на собственном опыте поймет, что долгое сидение у экрана вредит здоровью. Например, у него начнет падать зрение. Альтернативой могут быть занятия спортом. Может быть, стоит ребенку приобрести абонемент в спортивный зал. Может быть, стоит его приобщить к увлечениям, которые понравились бы ему: посещать театр, заниматься творческими делами. Это могло бы его отвлечь. Но альтернатива должна быть действенной, чтобы она могла конкурировать с общением онлайн.

− А у нас как раз есть еще один похожий вопрос: «Куда обращаться – сын сидит сутками за компьютером, не работает. Но ему 27 лет. Помогите!»

То есть у нас сейчас был школьник, который делает домашние задания, а теперь уже взрослый мужчина – 27 лет, и он проводит свою жизнь за компьютером.

− Вот это то, к чему может привести увлечение школьников и студентов компьютерными играми, онлайн-общением, так что человек может деградировать под воздействием таких обстоятельств. Куда можно обратиться? Я не уверен, что существует какое-то учреждение или  место, где могли бы оказать помощь в таком случае. Ведь сам человек должен понять, что в его жизни что-то устроено не так, что он огромное количество времени попросту убивает. Можно помочь устроиться на работу, можно помочь обрести какие-то увлечения, хобби, заняться творческими делами, приобрести какой-то полезный и значимый для себя опыт. Но опять-таки это может произойти тогда, когда человек захочет этого. А я не представляю, как уже взрослого человека, который достиг таких лет, насильно попытаться к чему-то другому привлечь. Опять-таки это вопрос, который должен быть обращен к этому молодому человеку. Что он видит в своей жизни? Какие цели  перед собой ставит? К чему он в конечном итоге придет, будучи 27 лет от роду и ничем не занимаясь?

− А молитва за такого человека как-то поможет ему?

− Мы верим, что всякое слово, обращенное к Богу, не останется без ответа, тем более молитва матери. И это тот путь, который наверняка эта мама уже проходит. Наверняка она молится о своем сыне, пытается помочь, поддержать его. Наверное, она делает попытки образумить сына, мотивировать его, чтобы он понял, что есть что-то большее, к чему можно стремиться в окружающем мире реальных вещей. И молитва к Богу, несомненно, призвана помочь в такой ситуации.

Мы знаем много случаев, когда материнская молитва спасает любимое чадо из самых сложных обстоятельств. А ведь это только единичный пример той ситуации,  в которой оказывается сын, а мама переживает. В других ситуациях, в других историях материнская молитва оказывается очень действенной. И здесь остается только призвать хранить эту молитву в своем сердце, не терять надежды, верить, что Господь Бог даже в самых трудных обстоятельствах может помочь. Но при этом помнить, что Бог спасает человека не без человека. Если не будет искреннего желания и намерения изменить свою жизнь, то и спасающая сила Божия не может преодолеть пассивности и нежелания человека.

− Кому лучше молиться в этой ситуации: обращаться к Богу или же к Богородице, к кому-то из святых или ангелов?

− Нам свойственно всячески дробить молитву, пытаться  направить ее в какое-то русло: эта молитва от таких-то обстоятельств жизни, та молитва к такому-то святому помогает в таких обстоятельствах... Мы, на мой взгляд, добровольно ограничиваем себя, пытаемся само понятие веры вложить в какое-то прокрустово ложе специализированных молитв. Господь, когда учил Своих учеников молиться, предложил им молитву, которую мы называем молитвой Господней: «Отче наш». Эта молитва может помогать при разных обстоятельствах. Молитва к Небесному Отцу − такой и должна быть наша молитва во всех случаях жизни.

Так же молились и апостолы, упоминая в этой молитве имя Господа нашего Иисуса Христа. И, думаю, мы должны возрождать в себе такую молитву, которая была бы глубоко обращена к Богу, имела бы опорой веру человека, потому что без веры, без надежды на милосердие Божие, без опоры на обращение к Небесному Отцу наша молитва будет превращаться в некое заклинание. Люди порой и просят молитв-заклинаний. Но у нас не должно быть такой молитвы, у нас должна  быть искренняя, глубокая молитва, обращенная к Небесному Отцу. Он слышит ее, Он помогает. И в этой молитве мы просим порой угодников Божьих, Саму Пресвятую Деву Марию, чтобы они были нашими ходатаями. Мы осознаем, что наша молитва может быть слишком слабая, слишком хрупкая, поэтому просим поддержать ее. Но не заменяем ее молитвой других, даже святых.

− Лучше прочитать какую-то конкретную молитву? Но это, как Вы сказали, действительно отчасти похоже на заклинание.  Я имею в виду, в этой ситуации найти какую-то конкретную молитву или же своими словами рассказать Богу о том, что происходит?

− Я неоднократно сталкивался со случаями, когда меня спрашивали: «Батюшка, есть ли какая-то сильная молитва в моей конкретной ситуации?» «Сильная молитва, − отвечаю я, − та, которая будет основываться на вашей вере». Другой силы молитвы  я не знаю. И в данном случае человек должен очень трезво относиться к тому, что он говорит.

 В молитвослове по страницам разбиты молитвы, которые в отдельных случаях призваны помочь человеку в его молитвенном обращении к Богу. Человек читает слова молитвы – и многие слова просто не понимает. Он не понимает, что говорит в этой молитве. Нет, молитва должна быть разговором человека с Богом. Закрой за собой дверь, как об этом говорит Христос в Евангелии, встань в присутствии Бога и расскажи Ему то, что тебя беспокоит, попроси у Него того, что тебе дорого. Это и будет искренней и сильной молитвой, потому что она из сердца человека.

 − Но если молиться своими словами, как можно в такой молитве к Богу правильно подобрать слова? Как говорить Богу про компьютерные игры, например? Слово «компьютерная игра» не встретишь в богослужебных текстах, в утренних, вечерних молитвах. Как-то немножко коробит.

− Я боюсь, что мы не умеем разговаривать с Богом. Нас мало учили разговаривать с Богом. Мы учили молитвы, которые когда-то были написаны. Они даже наименованы: молитва святителя Василия Великого, святителя Иоанна Златоустого. Откуда эти молитвы? Это молитвы, которые были порождены высокой культурой духа этих святых Божьих угодников. Это был их разговор с Богом. Мы пытаемся его сделать и своим собственным разговором, но очень часто не понимаем даже, о чем там говорится.

Не надо бояться говорить Богу о тех вещах, которые мы понимаем именно так. И не нужно бояться называть вещи своими именами или, по крайней мере, теми именами, как мы их понимаем, воспринимаем. Иначе будет серьезное несоответствие между нашей жизнью и теми вещами, которые нас окружают, и сферой веры, сферой молитвы. Они будут искусственно разведены. Между тем молитва должна отражать то, что думает человек. Она должна отражать даже и в некоторых терминах то, как оценивает человек эту жизнь, те слова, которые он хочет донести до Бога в своем разговоре с Ним.

Другое дело, что молитва, которая содержится в молитвослове, может настроить нас на правильное выражение мысли. Мы ведь, надо признать порой, не умеем выражать свои мысли в молитве. Не умеем сказать то, что думаем, Богу, поэтому нам нужна помощь. И в молитвослове мы как раз найдем эту помощь. И, кстати, весьма назидаемся тем, что святые имели такое возвышенное чувство отношения к Богу. Молитва, которая содержится в молитвослове, может быть для нас весьма педагогична: она побуждает нас достигать того высокого уровня духовной культуры, что имел святой, который некогда породил эту молитву. И в этом плане молитва нас вдохновляет: оказывается, вот как можно подбирать слова, которые максимально точно отражают то, как я воспринимаю Бога. И в этом плане молитва написанная, из молитвослова, конечно, неоценима.  Но если ты, человек, беря в руки молитвослов, читаешь молитвы и ловишь себя на мысли, что  ничего не понимаешь, отложи молитвослов и расскажи Богу сам о том, что считаешь  важным.

− Вы говорите: «Высокая культура духа породила у святых отцов эти молитвы». Может, и нам сейчас лучше читать молитвы святых отцов, написанные ими? И постепенно, может быть, дорасти до этой высокой культуры духа, а потом, когда дорастем, начинать молиться своими словами?

− Этот путь каждый человек проходит на протяжении всей своей жизни. И человек верующий проходит различные этапы своего становления. Сначала привносит в Церковь свою терминологию, к которой он привык в жизни. Затем набирается больше тех терминов и явлений, которые начинают формировать его культуру духа. И в последующем приобретает особый слог, особую культуру и мысли, и слова, которые свидетельствуют о нем как о человеке церковном. Но это не только терминологически, это именно культура духа, которую должен стяжать в себе человек. Это приходит не в одночасье, это результат жизни человека в Церкви, это приходит со временем. И это то, к чему должен стремиться человек. То обстоятельство, что мы называем вещи своими именами, не должно, на мой взгляд, нас  особенно беспокоить или  смущать. Бог знает о нас много больше, чем даже в тех терминах, которыми мы могли бы к Нему обратиться. Уж тем более ничем Его не удивим.

− Спасибо большое за разговор. Хотел бы по традиции попросить Вас в конце нашей программы кратко подвести итог и что-то пожелать нашим телезрителям.

− Хотел бы пожелать всем нам, чтобы глубокая, искренняя молитва стала спутницей нашей жизни. Хотел бы пожелать, чтобы ощущение Бога не покидало наши сердца. Чтобы любовь к окружающим людям, любовь к Творцу была действенным механизмом,  определяющим нашу жизнь. Чтобы мы чувствовали, что являемся соработниками Христу. Что наша жизнь глубока, осмысленна, имеет свою ценность. И в осмыслении ценности этой жизни мы будем чувствовать себя радостными и счастливыми людьми.

Ведущий Александр Черепенин

Записали Нина Кирсанова и Наталья Богданова